Квартира Патрика оказалась еще лучше, чем я ожидала. Особенно мне понравились практичные встроенные шкафы в прихожей и спальне.
— Я сам их выточил и покрыл лаком, — не без гордости сказал Патрик. Я вдруг заметила, что он избегает моего взгляда. Может быть, ему пришло в голову, что он еще должен мне деньги за капучино, а может быть, ему просто было стыдно за все сразу. Я изо всех сил постаралась не оставаться с ним в комнате наедине, потому что немного его побаивалась. На том месте руки, за которое он схватил меня в прошлый раз, появились сине-зеленые синяки.
Вся квартира была выдержана в черно-белых тонах. Кафель выложен в шахматном порядке, полы в белую полоску, белые стены, черная кухня со встроенной бытовой техникой и блестящими стальными панелями, черные кожаные диваны, белые книжные полки, на полу — плюшевый половичок с рисунком под зебру, на стенах — черно-белые фотографии в рамках.
— Извращенец, — пробормотала Чарли, которая настояла на том, чтобы поехать со мной.
Мне дизайн понравился. И балкон действительно оказался большой. Там вполне можно было разместить диванчик с креслами, и еще останется место для шезлонга. Или для гамака. И как я столько лет прожила без балкона?
Домовладелица оказалась милой дамой лет пятидесяти, а ее подруге, которая с ней жила, принадлежала сырная лавка, располагавшаяся на первом этаже. Когда мы шагали по подъезду, Чарли демонстративно задрала нос и шумно принюхалась, но мне запах сыра совершенно не мешал. Я люблю сыр! К тому же в квартире никакого запаха не чувствовалось. Самое главное, что домоправительница ничего не имела против расторжения договора: к первому июня я могла спокойно переехать. И справка о доходах ей была не нужна, она полагала, что, будучи человеком свободной профессии, я вообще не обязана ее иметь.
Единственной проблемой был залог за три месяца, с этим моя кредитка уже не в состоянии была справиться.
— Я одолжу тебе деньги, — предложила щедрая, как всегда, Чарли. Но у нее не было своих денег, а раз не было, значит, она говорит о деньгах Ульриха. А их взять я никак не могла.
— В этом нет необходимости, — вставила Лулу. — Папа заплатит залог.
— Хо-хо-хо! — обрадовалась Чарли.
Я чуть в обморок не упала. Со времен моего первого и последнего семестра в университете я не получала денег от родителей. Даже на Рождество или день рождения. Моя мама предпочитала на праздники дарить вещи, которые, по ее мнению, мне были совершенно необходимы, как то: зимнее пальто, костюмы-двойки из сероватой ангорки и соковыжималка «2020», которая в мгновение ока превращала нечищеные фрукты в сок.
— Ты можешь спокойно взять эти деньги, — сказала Лулу.
— Мне не нужны подачки, — ощетинилась я.
— Заткнись, — посоветовала Чарли.
— Тебе еще придется заплатить за кухню, — вставил Патрик. — Ты будешь должна мне за нее минимум три пятьсот.
— Патрик! — В тоне Лулу послышалось предостережение. — Герри — моя младшая сестра, и у нее нет денег.
— Но эта кухня стоила мне пять тысяч восемьсот, — произнес Патрик. — И то лишь потому, что я получил огромную скидку. Один только холодильник…
— Патрик! — возмутилась Лулу. — Мы теперь одна семья. А в семье никто никому ничего должен не бывает.
— Все равно кухня ужасная, — добавила Чарли. — Как у Франкенштейна. Стоит только прикоснуться к этой блестящей поверхности, тут же останется отпечаток. Я бы за нее ни цента не дала.
У меня никаких претензий к кухне не было. Честно говоря, я считала ее суперклассной. Эти плавно скользящие выдвижные ящики, как в аптеке, потрясающий американский холодильник, отпадная газовая плита… наконец-то мы сможем иногда проводить наши кулинарные вечера и на моей кухне. А Фло, Гереон и Северин смогут валяться на кровати совсем рядом, в моей спальне. Спальня была небольшой, но со встроенными шкафами, и все в ней было устроено очень удобно. А если понадобится, в гостиной можно будет еще поставить кровати для детей Марты и Мариуса.
— Полки мне тоже придется тебе продать, — продолжал Патрик. — Это дизайнерские вещи.
— О, они куплены на Ибэй? — спросила Чарли. — Ты же здорово разбираешься в Интернете, да? Прямо молоток!
Патрик бросил на Чарли уничтожающий взгляд:
— Да и потом, сборка и установка мебели стоят целое состояние.
— Из двух квартир не так-то просто сделать одну, — вздохнула Лулу. — Каждому приходится жертвовать какими-то вещами, но ничего не поделаешь. Мне, например, придется расстаться со своим любимым диваном. Кстати, а он тебе, случайно, не нужен, Герри?
— Ты мне его подаришь? — Диван стиля необарокко цвета баклажана был любимым предметом мебели Лулу. У него были позолоченные ножки в виде львиных лап, а обивку украшало шитье с золотыми коронами. Он стоял у выкрашенной в лавандовый цвет стены рядом с комодом из «Икеи», покрытым самодельными салфеточками. Кстати говоря, изготовление салфеток было одним из хобби Лулу. Черные кожаные диваны Патрика на их фоне будут смотреться странновато.
— Конечно, подарю, — сказала Лулу. — Он ведь мне больше не нужен.
Долго раздумывать мне не пришлось. Свой старый красный диван я с удовольствием кому-нибудь отдам. То же самое касается и старой кухни. Может быть, тетя Эвелин найдет в церкви кого-нибудь нуждающегося в них.
— Хорошо, — согласилась я.
Домовладелица принесла договоры, и мы все уселись за блестящий обеденный стол Патрика, чтобы подписать бумаги. Причем Чарли настояла, чтобы Патрик в придачу ко всему написал мне дарственную на кухню.
— Чтобы у тебя не проснулось желание все-таки срубить с Герри деньги за нее, — пояснила она.
— Но мы, же теперь одна семья, — снова сказала Лулу. — По-моему, такой документ будет совершенно лишним.
— Доверяй, но проверяй, — произнесла Чарли. — В таких вещах я всегда тверд а, как молоток.
— Как хотите, — пожал плечами Патрик. Вид у него был скучающий.
На улице, у дверей дома, ему представилась еще одна возможность поговорить со мной наедине, пока Чарли и Лулу возле магазина выспрашивали у домовладелицы секрет бурного цветения ее герани.
— Я предупреждал тебя, шлюшка. Она верит мне больше, чем тебе.
— К сожалению, это правда, — согласилась я. — Кстати, грязный извращенец, у нас с тобой никогда ничего не было, так что не называй меня шлюшкой. Ты расстроился из-за того, что я не захотела щупать твой резиновый молоток, и заставил меня заплатить за твой капучино, после чего весьма неблагозвучно меня обругал.
— Я ведь тебе подарил уже за это свою кухню. Так что, полагаю, мы квиты, шлю… фригидная корова.
Да, правда, я заключила очень выгодную сделку. За эту кухню и отличную квартиру вполне можно было еще раз стерпеть такое обзывательство.
Я никогда еще не была на бизнес-ланче в ресторанах, подобных «Бетховену», но знала, что туда не стоит заявляться в футболке с надписью «Подольски, я хочу от тебя ребенка». Поэтому я взяла свою Master Card, проигнорировав тот факт, что баланс на моем счету и так был в минусе, и купила себе кое-что из одежды и нижнего белья. Когда я снова надела нечто непрозрачное, не рваное и без всяких неприличных надписей, на меня снизошло приятное ощущение новизны. Светло-серые легкие брюки и трикотажная кофта с коротким рукавом в тон не были особенно броскими, зато смотрелись элегантно, красиво облегали тело, выгодно подчеркивая достоинства фигуры, и почти не мялись. Перед тем как выйти из машины, я еще раз окинула взглядом свое отражение в зеркале, чтобы убедиться, что на зубах нет следов помады, а в волосах не осталось бигуди (с Чарли такое случалось постоянно: до самой середины свадебной церемонии Каролины и Берта она умудрилась просидеть с парой бигуди на затылке. Я заметила их, только когда мне стало любопытно, чего все так хихикают). Еще я вынула изо рта жвачку — иногда в ресторанах сложно от нее избавиться, оставалось только ее проглотить, а делать этого мне не хотелось.
По радио пообещали грозу, которая прогонит теплую весеннюю погоду, но пока на улице было сухо, что позволило мне надеть новые умопомрачительные туфли, которые я купила, — лодочки с узким носом, поразительно удобные, несмотря на высокий каблук.
«Бетховен» оказался приятным рестораном, по крайней мере, снаружи он смотрелся хорошо. Заглянув в окно, я удивилась тому, сколько людей обедает здесь среди недели.
Я, как всегда, была пунктуальна и пришла минута в минуту, но подумывала о том, чтобы немного прогуляться, потому, что не хотела первой садиться за стол. Этим я продемонстрировала бы излишнее рвение, а мне хотелось произвести впечатление человека спокойного и с достоинством. К тому же я не знала, заказала Лакрица столик или нет.
— А, вот вы где, — раздался прямо у меня над ухом мягкий баритон.
Это Адриан. На нем были джинсы и зеленая рубашка поло, идеально гармонирующая с цветом его глаз. Я не сомневалась, что эту рубашку ему купила женщина, которая заглядывала в самую глубину этих бездонных озер. Может быть, даже его мама.
— Хорошо, что вы пунктуальны.
— Я всегда прихожу вовремя. Это все мой знак зодиака.
— Дева, — сказал Адриан.
Я удивленно кивнула:
— Откуда вы знаете? Вы что, тоже Дева?
— Нет, — ответил Адриан. — Я Стрелец.
— А это хорошо или плохо? — спросила я.
— Мне совершенно все равно. — Адриан открыл дверь в ресторан и пропустил меня вперед. — Я не верю в гороскопы.
— По правде говоря, я тоже, — соврала я, отчаянно пытаясь вспомнить, подходят друг другу Девы и Стрельцы или нет. Дома надо будет сразу посмотреть в Интернете. Официант подвел нас к столику в углу, накрытому на двоих.
— А мы что, будем обедать вдвоем? — вырвалось у меня прежде, чем я успела прикусить язык.
— Фрау Крице просила ее извинить. Она не сможет прийти по семейным обстоятельствам.
— О, — проговорила я, — надеюсь, ничего плохого у нее не случилось.
Адриан неопределенно покачал головой.
— Что вы будете? — спросил он. — Еда здесь всегда вкусная, блюда из разных стран, вот только порции маловаты.
Я заглянула в меню. Интернациональная кухня всегда предполагает, что в меню можно встретить названия на самых разных языках. Увидев незнакомое слово, я тут же поинтересовалась:
— А что такое абалонэ?
— Улитки, насколько мне известно, — ответил Адриан.
— А эминсэ?
— Мясо, нарезанное тонкими полосками, — пояснил Адриан.
Я взглянула на него — вот это да! Впечатляет! Очень даже неплохо. Посмотрим, что он еще знает…
— Скопароло?
— Сыр. Овечий.
Адриан, приподняв брови, стал рассматривать меня поверх своего меню:
— Вы действительно хотите все это знать или проверяете меня?
— Шиффонадэ[26]?
— Это… э-э… я не знаю. — Адриан наморщил лоб.
— Все равно очень хорошо, — заключила я. — Вы часто ходите в дорогие рестораны?
— Да, — ответил Адриан, — но с еще большим удовольствием я смотрю кулинарные передачи по телевизору.
— Я тоже их люблю, — воскликнула я и, не успев призвать себя к порядку, просияла. — Готовить очень интересно. Мы с друзьями каждую субботу устраиваем кулинарные вечера.
— О, как замечательно! Мы тоже раньше так делали. Готовили или просто весело проводили время… Но сейчас почти у всех друзей дети… — Он замолчал.
— Да, когда у них появляются дети, они начинают вести себя довольно странно, — понимающе откликнулась я. — Но что делать? Не будешь же искать новых друзей только из-за того, что старые обзавелись детьми?
— Но и проводить время с этими счастливыми семействами тоже стало совершенно невозможно. Этого ни один нормальный человек не выдержит.
— Иногда возникает такое ощущение, словно ты с другой планеты, — кивнула я. — Или еще хуже: как будто весь мир двинулся вперед, и только ты один остался стоять, разинув рот.
— Точно, — согласился Адриан. — Все только твердят, что завидуют одиноким, на самом деле они сочувствуют таким, как мы.
— Да, и все время приглашают стать крестной матерью, как бы на замену… Но вы, же не одиноки! — вырвалось у меня, и я тут же, залилась краской. — Я хотела сказать… э-э… извините…
— Вы про историю с Марианной? Я и не догадывался, что об этом всем известно, пока не получил ваше письмо.
Адриан смущенно потер нос! Я тут же забыла о собственном конфузе.
— Ну, такой служебный роман удержать в секрете просто нереально, — произнесла я, причем в моем голосе послышались материнские нотки.
— Да, наверное, вы правы. Ну, как бы там ни было, я с этим покончил.
— Что? Из-за меня? — воскликнула я и покраснела еще больше, если только это было возможно. — То есть, я хочу сказать, из-за моего письма? Из-за того, что я написала… о… э-э?..
— Да, — проговорил Адриан. — Из-за того, что вы написали. И еще потому, что роман все равно был несерьезный и мимолетный. А вы что, вспомнили содержание своего письма?
Я покачала головой — мое лицо упорно сохраняло пунцовый оттенок.
— Только в самых общих чертах. — Мне не терпелось спросить его, что именно в этом романе было несерьезно и мимолетно, но я не решалась. Наверное, эта Марианна Шнайдер занималась сексом, не снимая своих высоких сапог, что было несерьезно и мимолетно.
К нашему столику подошел официант, чтобы принять заказ, и во время этой короткой передышки мое лицо из свекольного успело приобрести свой естественный оттенок. Когда мы опять остались одни, Адриан достал из портфеля конверт и протянул его мне:
— Я принес договор, по которому вам причитается пять процентов с продаж книг серии «Ронина». Отчисления будут производиться раз в год. Поэтому я включил сюда пункт о гарантированном гонораре, чтобы вам не пришлось ждать своих денег до февраля. В случае подписания договора вы получите пятьдесят процентов гонорара.
— Ну, тогда мне стоит побыстрее подписать, — пытаясь не выдать обуревавших меня чувств, произнесла я. О боже! Договор! Гарантированный гонорар! Деньги!!! Теперь я смогу заплатить залог за квартиру, и мне даже не придется грабить банк или принимать предложение отца, чтобы это сделать. — К сожалению, мой баланс сейчас в минусе из-за непредвиденных расходов. А какая там сумма? — Я открыла конверт из плотной бумаги и вынула оттуда стопку отпечатанных листов формата А4. Мои руки так и порывались задрожать, но я им этого не позволила. Я ведь профессионал! Ну, или как минимум на пути к тому, чтобы им стать.
— Прочитайте все спокойно и внимательно. Подписав этот договор, вы не только получите определенные права, но еще и возьмете на себя ряд обязанностей. Вы уверены, что справитесь с такой нагрузкой?
— Конечно. — Я не понимала почти ничего из того, что читала, нетерпеливо пробегая глазам страницы в поисках цифры, которая снова выведет мой баланс в плюс. И, когда я, наконец, обнаружила ее на третьей странице, я чуть в голос не взвизгнула от радости. — Двадцать четыре тысячи евро!
— Половина этой суммы сразу, — сообщил Адриан. — Это только гарантированная сумма. Конечно, мы все будем надеяться, что «Ронина» принесет больше денег. Намного больше.
А вот теперь руки у меня задрожали, несмотря на все мои усилия себя в них держать:
— Двадцать четыре тысячи в год! Столько я никогда еще не получала.
Брови Адриана взметнулись вверх.
— Ну, это все относительно. Во-первых, вам предстоит еще уплатить с них налог. Во-вторых, вы должны будете предоставлять по два романа в месяц, а в-третьих — вы когда-нибудь пробовали подсчитать, сколько стоит час вашего труда? Меньше зарабатывают, наверное, только поляки, которые выращивают в теплице спаржу.
— И все же это явное улучшение по сравнению с тем, что было раньше, — заметила я. — К тому же моя работа доставляет мне удовольствие.
— И все-таки я хочу быть уверен, что вы справитесь с такой нагрузкой.
— Послушайте! Я десять лет писала для «Авроры» по два романа в месяц, все до единого я сдала вовремя. Без ошибок и готовые к печати.
— Да, конечно, — согласился Адриан. — Но… э-э… в интересах издательства я должен убедиться, что вы не попытаетесь еще раз себя убить. Вот тогда у нас возникнет настоящая проблема.
— Ну, — заметила я, — в этом никогда нельзя быть уверенным. Я хочу сказать, ведь никто не застрахован от болезни, или со мной может произойти несчастный случай. И с вами тоже. С каждым может что-нибудь случиться.
— Значит, вы не намерены совершить еще одну попытку?
— Э-э… пока точно нет, — ответила я.
Я ждала, что Адриан спросит, почему я хотела это сделать, но он сдержался.
— У меня не было никакой депрессии с невротическим компонентом, — все же решила объяснить я. — Просто затянулся неудачный период в жизни. В личной жизни, работе и других сферах — нигде никаких перспектив. Но теперь все изменилось.
— Очень рад за вас, — сказал Адриан.
— Не то чтобы сейчас все великолепно, — добавила я. — Просто стало лучше.
— Во всех областях?
— Что, простите?
— Личной жизни, работе и других областях? — перечислил Адриан.
Я немного подумала, прежде чем ответить:
— Да. Можно и так сказать.
Принесли еду, которая оказалась очень вкусной. Под шиффонадэ, очевидно, подразумевалась зелень для супа — нарезанный полосками зеленый салат. Адриан заказал себе суп-пюре со спаржей и чесночным песто[27]на первое и палтуса на второе. Я бы с удовольствием попробовала его блюда, но, конечно же, не осмелилась попросить. Моя цесарка была весьма недурна. Во время еды мы почти не разговаривали, но это молчание было приятным.
— А откуда вы знаете, что Девы отличаются пунктуальностью? — спросила я, когда мы перешли к десерту.
— Да я этого совсем не знал, — ответил Адриан.
— Но вы угадали мой знак зодиака! Там, в дверях, вы что, не помните? Вы сказали что-то про мою пунктуальность, а я ответила, что это черта, присущая моему знаку, и тогда вы сказали…
— Я помню, что я говорил. Я просто запомнил, что вы родились четырнадцатого сентября, вот и все.
— Ах, вот как. — Я доела последнюю ложку своего малинового мороженого. Неужели?
Адриан откинулся на спинку стула:
— Эспрессо?
— А откуда вы знаете, когда у меня день рождения? — спросила я.
— Понятия не имею. Наверное, из старых договоров, которые я просматривал. А может быть, он был отмечен в календаре фрау Крице. Я всегда запоминаю то, что прочитываю. Эспрессо?
— Да, с удовольствием.
Странно. Могу поклясться, что Лакрица не знает, когда у меня день рождения, и ни в одном договоре дата указана не была. Иначе Лакрица не удивилась бы так, узнав мой возраст.
Я посмотрела Адриану прямо в глаза. Он отвел взгляд.
— Ну, хорошо, хорошо, я выудил информацию о вас из Сети, — сдался он.
— Но где это в Интернете можно узнать дату моего рождения?
Мне это даже польстило. Как мило! Он искал информацию обо мне в Интернете. Хотел выяснить про меня как можно больше. Я не додумалась сделать то же самое в его отношении. Хм, нужно будет непременно исправить это упущение, когда вернусь домой.
— На домашней странице вашей школы. — Адриан раскрыл карты. — А еще там есть оценки из вашего аттестата и отмечены продвинутые курсы, которые вы прошли.
— Но это, же наверняка подпадает под статью о защите личных данных!
— Да уж, это точно, — согласился Адриан. — Я бы подал жалобу на свою школу, если бы они обнародовали мои выпускные оценки. Но в вашем случае — средний балл одна целая семь десятых[28]— это очень даже ничего.
— Было бы еще лучше, если бы этот лысый неофашист Роте не испортил мне все оценки перед экзаменами. А так — это самый плохой аттестат, который когда-либо приносили домой члены нашей семьи. Ну конечно, не считая моей мамы, у нее вообще нет аттестата. И, тем не менее, она была сильно разочарована, узнав, что я не вошла в тройку лучших выпускников, как Тина, Рика и Лулу. Это мои сестры. Они ну просто во всем лучше меня. Они блондинки, умные и уже замужем. Или, по крайней мере, помолвлены. — Я замолчала, надеясь, что в моих словах не прозвучало горечи и зависти.
— А у меня два брата, — вдруг поделился Адриан.
Я улыбнулась его тону:
— Неужели все так же плохо?
— У одного докторская степень по ядерной физике. Да к тому же он участвовал в Олимпиаде в Сеуле[29] в составе команды по гребле. А все его дети играют на скрипке и на пианино. Второй мой брат продолжил дело отца, взял на себя управление семейным бизнесом и женился на фотомодели. Мои родители очень гордятся моими братьями.
— А вами нет? Но вы же…
— Я сижу в «Авроре» в какой-то кладовке, — перебил меня Адриан. — О чем, конечно же, никто из знакомых не должен узнать. Обычно обо мне рассказывают так: наш Грегор занимает руководящую должность в издательстве. Название «Авроры» под строжайшим запретом. Это настоящее табу.
— С ума сойти, — сказала я. — А сколько вам лет?
— Тридцать четыре, — вздохнул Адриан. — И я до сих пор должен каждое воскресенье являться к родителям на обед.
Я подалась вперед:
— Я тоже! И все это только ради того, чтобы дать им возможность меня растоптать. А вы никогда не думали уехать в другой город?
— О да, — отозвался Адриан. — Я два года учился в Англии.
— Ну вот, видите! Этим же ваши родители должны…
— А мой брат был приглашенным доцентом в Оксфорде, — снова перебил меня Адриан.
— Хм, да, я вижу, ваши братья — крепкие орешки, — улыбнулась я. — Но они не могут быть такими же красивыми, как вы! — Последнюю фразу я произнесла тоном, пронизанным уверенностью в том, что одержала победу в споре.
— Альбан во время учебы в университете работал моделью. А Николауса всего четыре недели назад в Интернете назвали самым привлекательным ученым в Европе.
— К тому же их зовут Николаус и Альбан, — произнесла я, потому как ничего умнее мне в голову не пришло. И глупее тоже. — Просто поверить не могу, что они могут быть красивее вас. Почему вы не работали моделью во время учебы? Что под силу Альбану, то вам совсем уж точно раз плюнуть.
— Я слишком маленького роста. Всего метр восемьдесят один. В то время как мои братья…
— Знаете что? — перебила я его. — Я не хочу больше ни слова слышать о ваших братьях! Если я говорю, что вы самый красивый мужчина, который мне встречался за несколько лет… самый красивый мужчина, который мне вообще когда-либо встречался, вы должны мне просто поверить. А я знаю немало симпатичных мужчин.
— Но вы ведь никогда не видели моих братьев, — поникшим тоном произнес Адриан. — До сих пор они уводили у меня всех подружек. По крайней мере, тех, которых я приводил с собой на воскресные семейные обеды.
— И Марианну Шнайдер тоже?
— Марианну я не знакомил со своей семьей, — испуганно ответил Адриан. — Да она никогда и не стремилась к этому. Я ведь уже сказал, что роман, который был между нами, мало что для меня значил.
— Вы сказали, он был несерьезный и мимолетный, — поправила я его.
Подошел официант и принял у нас заказ на эспрессо.
— А почему все ваши сестры блондинки, а вы нет? — спросил Адриан, когда официант снова ушел.
— Моя тетя Эвелин уверена, что моим отцом был почтальон, — ответила я. — Но на самом деле я единственная пошла в отца. Каштановые волосы, карие глаза…
— Но ваши глаза совсем не карие, — сказал Адриан и подался вперед, чтобы получше рассмотреть. — Они как карамельный сироп, пронизанный лучами солнца.
Хм, какое милое сравнение, лучше, чем сравнение с янтарем, которое мне иногда доводилось слышать.
— У моей сестры Тины глаза такого же цвета, но со светлыми волосами они смотрятся лучше, — проговорила я, чтобы скрыть свое смущение.
— Знаете что? — произнес Адриан и улыбнулся. — Я не хочу больше ни слова слышать о ваших сестрах.
Я готова была поспорить на свой новый договор, что у его братьев не такая очаровательная улыбка, как у него. Улыбка настолько манящая, что хотелось улыбнуться в ответ.
Принесли эспрессо, а потом медленно, но верно подошел к концу и наш бизнес-ланч, о чем я сильно сожалела. Но Адриану нужно было возвращаться в свою кладовку, а мне — ехать к Чарли, которая припасла бутылку шампанского, чтобы отпраздновать мой новый контракт. А перед этим я собиралась нанести визит отцу.
— Я очень приятно провел время, — сказал Адриан, выйдя из ресторана, и странно вытянул руку, так что я не знала, пожать ли ее. И ничего не стала делать.
— Я тоже. — Я вдруг немного смутилась. — Спасибо за приглашение. До свидания.
— До скорого, — произнес Адриан. Не успела я сделать и пары шагов, как он меня окликнул:
— Подождите!
Я обернулась и выжидательно на него посмотрела.
— Мне кажется… э-э… я подумал, что теперь, когда мы, так сказать, стали партнерами, мы можем называть друг друга по имени, вы не против? — спросил он.
— Хорошо. Хотя Адриан мне нравится больше, чем Грегор… Тем более что я этого вампира назвала Грегором, — немного подумав, добавила я.
— В общем, речь тут больше о том, чтобы перейти на «ты», — проговорил Адриан. — А уж как ты потом будешь меня называть, значения не имеет.
Как только папа меня увидел, на лице его появилось уже знакомое мне каменное выражение.
— Герри, какой сюрприз! Сегодня ведь даже не воскресенье! Проходи, твоя мама ушла играть в бридж. Чай будешь?
— Лулу сказала, что ты хочешь заплатить залог, папа. И я пришла сказать тебе, что не могу принять эти деньги. Хотя очень любезно с твоей стороны было их предложить.
— Это не имеет никакого отношения к любезности. Я уже перечислил деньги.
— Правда, папа. Я сама разберусь. Я всегда справлялась сама.
— Доченька, две недели назад ты пыталась покончить жизнь самоубийством, — заметил папа. — Я бы не сказал, что ты хорошо справилась.
Я покраснела:
— Да, но не считая этого… Сейчас у меня дела идут очень хорошо. Как раз сегодня я подписала новый договор с «Авророй». Договор, по которому я получаю процент с продаж. Одного только гарантированного гонорара я буду получать двадцать четыре тысячи евро в год.
— То есть, получается по две тысячи в месяц. Это нельзя назвать роскошью. Особенно учитывая, как мало денег ты отчисляешь в пенсионный фонд. По стечению обстоятельств я перечислил на твой счет тоже ровно двадцать четыре тысячи евро.
— Что? Но ведь залог всего-то…
Мой отец поднял руку:
— Ровно такая сумма тебе причитается, — проговорил он. — Надо было давно отдать тебе эти деньги.
— Но я совершенно не пони…
Он снова не дал мне договорить:
— Двадцать четыре тысячи евро я заплатил за учебу каждой из твоих сестер. А ты бросила институт в первый же семестр и с тех пор сама себя обеспечиваешь. И будет справедливо, если ты сейчас получишь эти деньги.
Просто ужасно, но в это мгновение я заплакала:
— Хоть ты и сердишься на меня… Мне так жаль, папа, прости меня. Я не написала тебе прощальное письмо.
Папа сделал такое движение, будто собирался меня обнять, но ограничился лишь тем, что взял меня за руку:
— За эти недели я много передумал о нас и о тебе. И я винил только себя в том, что произошло.
Помнишь свои слова в саду, в чем ты меня обвинила… Это правда: мы никогда тебе не показывали, как сильно тобой гордимся. И я злился, когда ты бросила учебу, потому что ты не менее умная и одаренная, чем твои сестры. Все эти годы я думал, что ты попусту растрачиваешь свою жизнь…
— Но не всем, же быть учительницами и дипломированными переводчицами, — возразила я.
— Это правда, — согласился папа. — И потом, эти твои романы совсем не так уж плохи. Серьезно. Когда я на минуту забыл, что все это навыдумывала моя собственная дочь, я даже увлекся. Ты можешь попытаться написать настоящую книгу.
— Папа…
— Да-да, прости, я не хотел тебя критиковать. Может, тебе написать книгу о молодой женщине, которая решает покончить жизнь самоубийством и пишет всем предсмертные письма?
— Сначала я должна написать тридцать два романа о вампирах. Вампиры сейчас на пике моды.
— Это порадует твою тетю Алексу, — философски заметил папа. — Она ведь тоже одна из них.
В дом скорбящих Талеров,
Хазенакер, 26
Уважаемая госпожа Талер, уважаемый господин Талер!
Позвольте выразить вам свои искренние соболезнования в связи с кончиной вашей дочери Герды. Мы с Герри с пятого класса учились вместе в школе и были очень близки. К сожалению, в последние годы мы потеряли друг друга из виду (я изучала социальную педагогику в Мюнхене, после выпускных экзаменов работала с отстающими в развитии детьми, а потом вышла замуж, переехала жить в большую усадьбу и родила двух детей — Луизу, 4 года, и Фридриха, 1 год), и поэтому я ничего не знала о проблемах Герри.
Ах, если бы только она обратилась ко мне! Я еще в школьные годы столько раз помогала ей справиться с неприятностями. А теперь, к сожалению, слишком поздно, и нам, оставшимся на этом свете, остаются в утешение лишь слова поэта: «Терять человека тяжело, но большим утешением всегда служит тот факт, что его многие любили».
В этот трудный момент я разделяю точку зрения, высказанную Отто фон Лейкснером: «Утешение — это настоящее искусство, и состоит оно зачастую в том, чтобы помолчать, будучи преисполненным любви, и молча посочувствовать»[30], и мысленно я сейчас с вами.
Искренне ваша. Бритта фрайфрау фон Фалькенхайн, урожденная Эмке.