Я сказала правду

14

— Не пойму, и что это нашло на твоего отца, — сказала мне мама на кухне.

— Я тоже, — пробормотала я.

— Мы никогда здесь не говорим о твоей профессии. Так почему же он решил сделать это именно сегодня?

— Может быть, он думал, что мама Патрика читает дешевые романы?

— Да, вполне может оказаться, что она и впрямь их читает. Она очень простая женщина. — Мама поцокала языком: — По одному персику, ребенок! И клади точно посередине. Малиновым соусом поливай по часовой стрелке — боже, да не прикидывайся же ты глупее, чем ты есть.

Я была почти рада, что между мной и мамой все опять было по-старому.

— Надеюсь, хотя бы на Алексину серебряную свадьбу ты оденешься прилично, — сказала она, выписывая палочкой симпатичный узор из малинового соуса и взбитых сливок.

— Мама, не думаю, что мне стоит идти на эту серебряную свадьбу после того, как все получили мои предсмертные письма.

— Ты что, переживаешь из-за Эвелин и дяди Корбмахера? — Мама взялась за следующую тарелку. — Эвелин мне на тебя пожаловалась, сказала, что ты высказала сумасбродную идею о том, что Фолькер не мог родиться от дяди Корбмахера, потому что у него глаза карие.

— Так и есть, — подтвердила я.

— Должна сказать, тут ты попала в яблочко, — призналась мама.

Я изумленно на нее уставилась:

— Я написала это только потому, что они относятся ко мне покровительственно и свысока. И еще потому, что тетя Эвелин всегда называет меня ведьмой.

— Кто высоко заносится, обязательно когда-нибудь упадет, — невозмутимо продолжала мама. — Я сказала ей: ничего не могу поделать с тем, что мои дети были внимательны на уроках биологии.

— Правда?

— Нельзя сердиться на человека только за то, что он говорит правду. — Мама нарисовала на персике идеальной формы спираль. — Я предположила, что это был Гаральд, с которым она тогда работала. И она быстро замолчала и вообще ничего больше не смогла вымолвить.

— Так это был не дядя Фред? — удивилась я.

— Хм… Тоже вариант. Причем еще более пикантный, если можно так выразиться. Как бы там ни было, ты в любой момент можешь вернуться в свою квартиру. Уведомление о прерывании договора аннулировано. Возьми, эти тарелки Арсе- ниусу и Хабакуку.

Наверное, у меня отпала нижняя челюсть от услышанного, потому что мама попросила:

— Пожалуйста, не делай такое глупое лицо, ребенок. Я хочу, чтобы у мамы Патрика сложилось о нас самое приятное впечатление.

Поведение моих родителей потрясло меня и совершенно сбило с толку, при этом меня вдруг охватило какое-то теплое, неведомое доселе чувство, которое я смогла распознать не сразу. А именно: так чувствует себя человек, когда он ощущает родительскую любовь и заботу. Ну конечно, любовь эта в моем случае была своеобразной, с особинкой.

Ощущение показалось приятным, и на какое- то время оно даже заставило меня забыть обо всех остальных проблемах.

Но проблемы не заставили себя ждать. Через час я шла к своей машине, и вдруг меня кто-то грубо схватил сзади за руку.

— Что за хренотень ты там написала Лулу? — прошипел этот кто-то и встряхнул меня, как мешок муки. — Она копалась в моей электронной почте и смотрела, на какие сайты я хожу.

— Ах, это! Извини, Патрик, но ты как две капли воды похож на одного типа, с которым у меня был не очень удачный опыт общения. И я решила, что Лулу должна об этом знать.

— Ты ничего не можешь доказать! — нервно сказал Патрик. — Что, съела?

— Э-э… совсем не собиралась… Хочешь сказать, что это был ты?.. Ай, ты делаешь мне больно!

— Я не позволю тебе все испортить, дрянь! Только из-за того, что ты одна из этих чокнутых подстилок, падких на секс на одну ночь! Да, такие всегда ищут в Интернете, с кем бы трахнуться, а потом расстраиваются, что мужик на них сразу же не женится! При всем моем желании я не могу тебя вспомнить, хотя все вы, бабы, для меня на одно лицо.

— Что?! Послушай, Патрик…

— Что бы ты ей ни сказала, я буду все отрицать, — перебил меня Патрик. — Она мне верит больше, чем тебе.

Я должна была знать это с самого начала: такого невероятного внешнего сходства просто не бывает на свете. Даже у астрологических близнецов!

— Ну что, ты все поняла? — спросил otboyniymolotokЗ1. — Радуйся молча, что мой молоток хоть раз в жизни побывал у тебя между ног, и закончим на этом!

А потом он просто развернулся и пошел назад, к своей машине, где его уже ждали мама и моя сестра.

Я невольно вздрогнула. И что за сны снятся ему ночами? К его молотку я ни разу не притрагивалась даже плоскогубцами. Фу!

Но этот случай в очередной раз доказал, что мир тесен.

По дороге к Чарли я терла руку и размышляла, могло ли быть такое, что я сразу узнала Патрика, а он, наоборот, напрочь меня забыл. Либо моя внешность действительно была так скучна и непримечательна, как сказала Миа, либо otboyniymolotokЗ1 схожим образом назначал свидания такому количеству женщин, что и правда уже счет им потерял и не запоминал ничью внешность. Впрочем, уверена, что многие из попавшихся на его удочку прямо в кафе или в другом месте, в котором проходило первое свидание, заявили о полном отсутствии интереса к его молотку, как это сделала я, и что Патрику пришлось, бросив пару оскорблений, сбежать, не заплатив по счету, не от меня одной. Удивительно другое — что он, очевидно, встречал достаточно женщин, которые с ним… О-о-ох, нет, уж слишком отвратительной была эта мысль.

Лучше подумаю о тете Эвелин.

— Хорошие новости, — сказала я, когда Чарли открыла мне дверь. — Я могу вернуться к себе в квартиру.

Вид у Чарли стал крайне испуганным:

— Обратно, в эту жуткую дыру? Ты что, совсем спятила?

— Но, Чарли, я же не могу вечно жить тут, у вас.

— Неделю! — воскликнула Чарли. — Ты живешь здесь всего неделю. И мы очень хорошо проводим время, разве нет?

— Да, конечно, но ты и Ульрих…

— Ульриху ты тоже очень нравишься. Правда, Ульрих, ты ведь не хочешь, чтобы Чарли возвращалась к своей ужасной тете? На этот крошечный отвратительный чердак!

— Ульрих когда-то сам жил на этом крошечном отвратительном чердаке, — заметила я. Точнее сказать, по большей части на нем валялся.

— Я тоже считаю, что возвращаться туда, где начались все несчастья, не очень хорошая идея, — произнес Ульрих. — Эй, подруга, а почему бы тебе спокойно не поискать себе что-нибудь получше? Можешь оставаться, пока не найдешь то, что нужно.

— Точно, — согласилась Чарли. — Ты теперь больше зарабатываешь и можешь позволить себе более удобную квартиру. Где-нибудь в нашем районе!

— Пока еще не ясно, получится с работой или нет, — вздохнула я. — А поиски новой квартиры могут затянуться.

— Мы не против, — настаивала Чарли. — Правда, Ульрих, ведь нам это совсем не сложно?

— Правда, — уверенно подтвердил Ульрих.

Я была искренне растрогана, и мне опять захотелось плакать.

— Я тоже очень, очень люблю вас обоих.

— Хорошо, — обрадовалась Чарли. — Тогда, пожалуйста, больше никогда себя не убивай, слышишь?

Я просто обязана была рассказать Лулу о нападении Патрика — как потом она распорядится информацией, это уж ее дело. Если честно, в самом факте, что охваченный плотским желанием Патрик под ником otboyniymolotokЗ1 когда-то бороздил просторы всемирной паутины и принуждал женщин в кафе трогать его — боже мой! — молоток, я ничего предосудительного не видела. У всех в жизни есть свои темные пятна. Но мое мнение о нем резко ухудшилось с момента нашего разговора: я поняла, что он просто отвратительный, лживый шовинист и ублюдок.

Так что я позвонила Лулу.

— Лулу, теперь я точно знаю, что Патрик и otboyniymolotokЗ1 — это один и тот же человек, — без лишних слов выпалила я. — Он мне недавно сам об этом сказал.

— Я знаю, о чем вы с ним говорили, — спокойно откликнулась Лулу. — Патрик мне сразу же обо всем рассказал.

— Да что ты? Странно. Мне он заявил, что все будет отрицать и что ты веришь ему больше, чем мне.

— Герри, ты моя младшая сестра, и я очень хорошо к тебе отношусь, но тут ты заходишь слишком далеко. Одно дело, что тебе нравится Патрик и что ты клеишься к нему, и совсем другое, когда ты наговариваешь на него такие ужасы, чтобы нас с ним разлучить.

— Что? Да я никогда не стала бы клеиться к этому типу, ты что, спятила? Не знаю, что он там тебе наговорил, но это… — Это была такая чушь, что я не смогла сдержаться и расхохоталась. Но — сейчас о главном, не время вдаваться в подробности. — Знаешь, Лулу, Патрик — настоящая скотина. Он снимал женщин в Интернете, а потом их — уж не знаю, с какими целями, — заманивал в постель размером своего молотка, а теперь не хочет в этом признаваться. — От воспоминаний, которые все еще были свежи в моей памяти, у меня опять разболелся зуб.

— Прекрати, — рассердилась Лулу. — Я знаю, что у тебя сейчас в жизни сложный период, но это — просто извращение какое-то!

— Правильно, извращение. Он меня вообще не узнал — со столькими женщинами он встречался. Он даже не помнит, отношусь ли я к тем, с которыми он переспал, или к тем, кто ответил ему отказом. Последних, наверное, набралось немало потому, что этот номер «Потрогай у меня здесь», который он проделал в кафе, был просто отвратителен.

— Все, я кладу трубку, — заявила Лулу строгим учительским тоном. — Я на тебя не сержусь, но хочу прекратить этот разговор.

— Бьюсь об заклад, он в длину не тридцать один сантиметр, — добавила я, но Лулу уже повесила трубку. — И до отбойного молотка ему наверняка тоже далеко.

Когда я рассказала об этом Чарли, она только посмеялась:

— Твоя сестра — взрослый человек, и, если она хочет в мужья этого гнусного интернет-трахальщика, это ее выбор.

Ну ладно, хорошо. Значит, с этим мы разобрались. Остается тайная встреча с Оле.

Когда я на следующий день ждала его в кафе «У Фассбиндера», зуб у меня все еще болел. До этого неприятная тянущая боль всегда быстро прекращалась, но теперь я не могла больше обманывать себя, выдавая зубную боль за какой-то фантом.

Несмотря на это, я положила в свой латте макиато пол-ложки сахара, нервно оглядываясь по сторонам, не сидит ли где-нибудь в засаде Миа, готовая выпустить в меня ядовитую стрелу. На улице стоял прекрасный майский день, и я устроилась за столиком на улице с видом на церковь Святого Апостола.

Оле влетел в кафе с опозданием всего в пять минут. Его кабинет был совсем близко, практически за углом.

— Маленький упрямец отказывался открывать рот, — запыхавшись, произнес он. — Его мать водила его уже к трем зубным врачам, и ни у одного из них он рот не открыл. А у меня получилось. Ну, как, хорош я, а? Извини, я искренне хотел быть пунктуальным. Кстати, ты потрясающе выглядишь. Ты что-то сделала со своими волосами?

— Я их помыла, — честно ответила я. На самом деле я собиралась более основательно привести себя в порядок, но после того, как мне пришлось надеть джинсы и футболку с надписью «Подольски, я хочу от тебя ребенка», ведь ничего другого не было, — я расслабилась и не очень-то волновалась о том, как выгляжу, потому, что это было уже бесполезно.

— Жаль, что я не Подольски, — пошутил Оле, несмотря на все вышеупомянутое. — Но скажи честно, ведь я намного привлекательнее его?

— Это футболка Чарли. И я подозреваю, что в этой надписи скрыта изрядная доля иронии, — пояснила я. — Подольски для нас слишком молод. Или, точнее, мы слишком старые для него. — Зуб заболел по-настоящему, так что я схватилась рукой за щеку. — А ты, наконец, поговорил с Миа?

Оле кивнул:

— Все кончено.

Я на секунду забыла о зубе и вцепилась Оле в руку:

— Оле, мне так жаль. Значит, у Миа с ее любовником все серьезно?

— Не знаю. Об этом типе мы с ней не говорили.

— Ты хочешь сказать, Миа не захотела о нем говорить?

— Я не захотел, — произнес Оле. — Я вообще не стал ее о нем спрашивать. Знаешь, мне до него нет никакого дела.

— Да ладно, брось, ведь это именно из-за него ваши отношения пошли наперекосяк.

— Нет. Нам вообще не надо было жениться, теперь мне это стало совершенно ясно.

— Оле, я… ты не делаешь слишком поспешные выводы? Меньше двух недель назад ты был счастлив в браке… Ой!

— В чем дело?

— Зуб болит, — призналась я. — Сильно.

— И как давно? — поинтересовался Оле.

— Пару дней. Но до этого боль всегда прекращалась сама собой.

Оле поднялся:

— Пошли! С этим мы сейчас разберемся. — Он махнул рукой официантке и заплатил за мой латте макиато, не обращая внимания на мои протесты. — С твоего последнего посещения прошло уже полгода.

— Может, само пройдет? — сказала я, но Оле уже ухватил меня за локоть и вытащил на улицу.

— Который зуб болит? — спросил он.

— Предпоследний внизу слева. По-моему. На самом деле у меня такое ощущение, как будто везде болит.

— Хм-хм, — недоверчиво протянул Оле. — Мы только в прошлом году запломбировали этот зуб.

— Точно! — закивала я. — Но, возвращаясь к Миа: она знает хотя бы, что ты был в гостинице не из-за меня, а из-за нее?

— Нет, — сказал Оле. — Я до этого не дошел. Как только в субботу вечером она села в машину, то сразу же заявила: я знаю, что у тебя роман с Герри, но я готова тебя простить. Давай начнем все с начала.

— Как раз в этот момент ты должен был сказать, что проблема не во мне, а в том старом козле, с которым Миа обменивалась французскими поцелуями.

— Я же говорил, что все не так просто! Потом Миа совсем с катушек слетела. Она обрушила мне на голову мощнейший поток оскорблений, в том числе — что я все время работаю, а ею вообще не интересуюсь, что мы слишком редко занимаемся сексом, а когда занимаемся, то это происходит до чертиков вяло, что в выходные и в свободное от работы время я все время говорю только о зубах и что при всем этом завести роман — это верх бесстыдства, особенно с кем-то вроде тебя, у которой задница никак не меньше, чем у цирковой лошади.

— Вот еще один удачный момент для того, чтобы сказать: «Эй, помолчи-ка минутку, лживое чудовище с костлявой задницей, кто из нас тайно встречается в гостиницах с женатыми мужчинами: ты или я?» — вставила я, все больше раздражаясь.

— Но я этого не сделал, — произнес Оле. — Я сказал, что попа у тебя просто высший класс и что стоит только мне о ней подумать, как у меня сразу встает.

— О!.. Это, конечно… Ты что, совсем с катушек слетел?

— Нет, но я еще недорассказал про Миа, — продолжал Оле. — Она только пробурчала: «Вот посмотришь, чем все это закончится», а дома она собрала чемодан, крикнув мне: «Даже не пытайся меня удерживать», хотя я этого делать вовсе не собирался. А потом села в свою машину, и след ее простыл.

— Поехала к своему любовнику! Отличная работа, Оле!

— К своим родителям, — поправил меня Оле. — Ее отец звонил мне вчера утром, чтобы воззвать к моей совести. Он сказал, что не очень красиво для походов налево выбирать женщин из круга своих друзей, и спросил, неужели я не мог думать головой, а не членом. И что я теперь знаю, где найти Миа, если опомнюсь.

— Ну что за семейка! — Я была откровенно шокирована. — Он что, прямо так и сказал: «членом»? Ну, как раз в этот момент уж точно и нужно было сказать: «Свекор, спроси-ка лучше свою дочь о том хрене, с которым она встречалась в пятницу в «Редженси Палас». Это же совершенно… о, кстати, как больно-то!

— Мы уже почти пришли, — сказал Оле, открывая дверь своего кабинета.

— Вы уже вернулись с обеденного перерыва, доктор? — спросила его ассистентка за стойкой в приемной.

— У фрау Талер острая боль. Посадите ее в первое кресло и пришлите мне Лену.

Оле подмигнул мне и исчез за дверью, а я стояла и смотрела на другую дверь, ведущую в кабинет.

— Дайте мне, пожалуйста, вашу карточку социального страхования, — попросила ассистентка. Я дала. — Вам повезло, — прощебетала она. — У господина доктора прием расписан до конца следующего месяца.

— Повезло? — Мое определение везения явно не совпадало с определением этой девушки. Я просто ненавидела подобные незапланированные мероприятия. К такому визиту я всегда готовилась пару дней, морально и физически.

Как только я села в кресло, боль туг же прекратилась.

— По-моему, прошло. — Я встала. — Пожалуй, пойду.

— Сидите. Так всегда бывает, — пояснила Лена, стройная блондинка-практикантка, и прикрыла мне шею салфеткой. — Это адреналин. Как только придете домой, снова начнет болеть.

— Сейчас посмотрим, — произнес Оле. В белом халате он был прямо-таки воплощением главврача Гозвина из моих книг. (Когда я его придумала, я еще не была знакома с Оле, но по непонятной мне причине он оказался очень на него похож.) Еще с секунду я любовалась тем, как белый цвет идеально подходит к его голубым глазам, загорелой коже и светлым волосам, а потом он опустил кресло и направил мне в лицо лампу.

Я автоматически открыла рот и закрыла глаза.

— Очень хорошо. — Оле постучал железякой по зубам. Болел не запломбированный зуб, который когда-то доставил мне кучу неприятных ощущений, а соседний, последний с левой стороны, на котором не было пломбы. Зубы у меня были ровные и белые, но не особенно хорошие. И это несмотря на то, что в детстве мне запрещали есть сладости. Спасибо, мама!

— А, ничего, это мелочь. — Оле засунул мне за щеку два ватных тампона. — Всего лишь маленькая дырочка. Для этого нам обезболивающее не нужно, правда?

— Хех! Хез хукола я хихего хелать хе хам! — закричала я с набитым ватой ртом.

— Ну вот, я знал, что ты храбрая девочка, — кивнул Оле и взялся за бормашину. — Так, на чем мы остановились?

— Хукол! Хукол! — Я размахивала в воздухе кулаками.

— А, ну да, — вспомнил Оле, а бор тем временем уже буравил мой больной зуб. О, как же я ненавижу этот звук. — Миа ушла, а ее отец думает, что я не могу держать свой член в узде.

Услышав эти слова Оле, медсестра ткнула слюноотсосом мне в горло. Очевидно, она еще не успела посплетничать о недавно произошедших в личной жизни шефа изменениях.

— Кх-кх-кх-кх! — напомнила я ей о своем существовании.

— Извините, — пробормотала Лена.

— Я собираюсь на днях пойти к адвокату, чтобы посчитать, что мне останется после развода, — сообщил Оле и стал сверлить прямо по больному месту.

— А! — воскликнула я. — Хукол! Хукол!

Но Оле только осторожно прижал меня к креслу и продолжил сверлить. Так он раз и навсегда излечил меня от фантазий, как мы с ним занимаемся страстным сексом в этом самом зубоврачебном кресле. Как я уже сказала — это было только в моих фантазиях. И ни бормашина, ни медсестра там уж точно не фигурировали.

— Вот и все, — бодро произнес Оле как раз в тот момент, когда я уже была готова потерять сознание. — Ты очень храбрая. Возможно, мне и не придется платить много. Кредит за мой кабинет большой, а детей у нас нет. Конечно, мне придется заплатить ей за квартиру, но это я как-нибудь переживу. Нет-нет, лежи, сейчас поставим пломбу. Еще немного, Лена, да, как раз. Ну, или она может получить квартиру, но тогда ей придется платить. Ха-ха, интересно только чем. Она же все, что зарабатывает, до последней копейки тратит на туфли.

Он подул мне на нерв чем-то холодным.

— Ай! — вяло отреагировала я.

Когда меня, наконец, вернули в сидячее положение и я ополоснула рот, то сказала:

— Мне было больно! Почему ты мне не сделал укол?

— Но ведь все отлично получилось, — произнес Оле. — Лена, можешь десять минут передохнуть.

— Скажи, а ты всегда так делаешь? — потребовала я ответа, когда дверь за Леной закрылась. — Ты ведь прекрасно слышал, что я кричала!

— Но ведь боль прошла. — Оле снял с моей шеи салфетку. — И никакого онемения, как от укола! — Он осторожно провел по моей нижней губе подушечкой большого пальца. — Если бы я тебя сейчас поцеловал, ты бы все почувствовала.

— Вот именно — если. После таких страданий меня совсем не тянет целоваться. Оле, по-моему, то, что ты позволил Миа думать, будто вы расстались из-за меня… это неправильно.

— Но причина действительно в тебе, — опровергнул мои доводы Оле.

Я ошарашенно на него уставилась:

— Конечно, нет!

— Именно так, — подтвердил Оле.

— Чепуха! Напряги память: Миа тебе изменила!

— Я люблю тебя, Герри, — сказал Оле.

Чарли держала у меня перед носом снимок УЗИ:

— Вот! Твой крестник! Ну, где-то тут, посередине.

— Мило, — рассеянно откликнулась я.

— Ни хрена не мило, — проворчала Чарли. — Там же ничего нельзя разглядеть! А я всегда думала, что при нынешнем уровне технологий можно точно увидеть, сосет он пальчик или нет. И я искренне разочарована. Я столько недель ждала этой фотографии, и что? Моя матка — как черная дыра в космосе. А какая дешевая бумага! Как чек в продуктовом магазине.

— Чарли, но у тебя же совсем маленький срок. У ребенка пока вообще нет пальцев.

— Все равно, — пробурчала Чарли и вытерла слезинку, скатившуюся из уголка глаза. А потом вдруг ни с того ни с сего прямо-таки просияла: — А теперь к хорошим новостям: тебе звонила тетка из издательства. Она приглашает тебя послезавтра в двенадцать на бизнес-ланч в «Бетховен». Я взяла на себя смелость сказать «да».

— О! И кто же она? — Я мгновенно включилась в происходящее.

— Ну, крутая фря из издательства, с которой ты теперь будешь делать большой бизнес, одним словом, бизнес-леди, — сообщила торжественно Чарли и еще больше просияла. — Я так тобой горжусь!

— Очень мило с твоей стороны. Но не стоит торопиться. Может быть, она хочет мне отказать.

— Чушь! — Чарли взяла меня за руки и покружилась. — Для этого она не стала бы приглашать тебя в «Бетховен».

Тут она была права.

— Ну же, не смотри так скептически, порадуйся! — попросила Чарли.

Ну, хорошо. Немножко порадоваться можно.

— Но мне нечего надеть! — воскликнула я ровно через две секунды.

— Я тебе дам что-нибудь свое, — пропела Чарли. — Посмотри, как прекрасна жизнь! Ради нее можно вынести что угодно! — Она взмахнула руками, уронив с комода пачку писем, которые рассыпались по паркету. — Ах да, еще тетя Эвелин принесла твою почту, и сестра твоя звонила.

— Какая? — Я быстро просмотрела письма, которые принесла тетя Эвелин. Черт! Уведомление об удержании средств с кредитной карты! И письмо от Дитмара Мергенхаймера, он же Макс, 29 лет, не курящий, любитель развлечений.

— Это была Лулу, — сказала Чарли. — Как всегда, задирала нос. Просила тебя перезвонить.

— Ха! Значит, она наконец-таки вывела Патрика на чистую воду.

Но все было не так.

— Мама сказала, ты не хочешь возвращаться в свою старую квартиру, это правда? — спросила Лулу.

— Э-э… да, — подтвердила я. — Поищу что-нибудь другое.

— Ну, то есть переехать ты можешь практически сразу, так?

— Да, — ответила я. — Не думаю, что тетя Эвелин станет чинить какие-то препятствия. А что?

— У меня есть для тебя квартира, — сообщила Лулу. — Если конкретно, квартира Патрика. Ну, конечно, если ты подпишешь договор и найдешь общий язык с домовладелицей.

— А куда переезжает Патрик? — спросила я, не понимая, к чему она клонит.

— Ко мне, — произнесла Лулу. — Моя квартира больше и ближе к школе и компании, в которой работает Патрик. Он и так почти все время проводит у меня, просто глупо платить за две квартиры. Деньгам мы сможем найти лучшее применение.

— Послушай, Лулу, я бы на твоем месте хорошенько подумала, прежде чем…

— Так нужна тебе эта квартира или нет? — резко оборвала меня Лулу. — Квартира очень симпатичная, не шикарная, конечно, но расположена в южной части города, двухкомнатная, есть кухня, прихожая, ванная, балкон; второй этаж. Внизу, прямо в этом же доме, сырная лавка. В соседней квартире наверху — домовладелица со своей подружкой, а на третьем этаже — пара студентов. Арендная плата небольшая, состояние отличное, во внутреннем дворе много зелени, и все жильцы могут им пользоваться.

— Звучит неплохо. Но…

— Патрик должен за три месяца предупреждать о расторжении договора, но, если домовладелица согласится, его договор можно будет аннулировать, и ты сможешь переехать уже первого июня.

— Ну… — протянула я. — А когда я могу посмотреть квартиру?

— Завтра после обеда, когда занятия в школе закончатся, — сказала Лулу. — Я заеду за тобой к трем. И еще, Герри, пожалуйста, веди себя с Патриком прилично!

— Лулу, ты заговорила прямо как мама.

— Я уже взрослая, — отрезала Лулу. — И ты тоже со временем сможешь вырасти.

— Надо же, прямо одно к одному, — проговорила я. Дела у меня шли очень неплохо. С работой все выглядело весьма многообещающе, зуб больше не болел, а если я теперь еще и переселюсь в новую квартиру, то пожаловаться мне совсем будет не на что. Ну, кто бы мог подумать?

— Квартира извращенца? Но ты, же не собираешься всерьез туда переезжать! — воскликнула Чарли, когда я ей обо всем рассказала.

Я пожала плечами:

— Если квартира ничего, а арендная плата приемлемая — я соглашусь. Можно привести туда эксперта по фэн-шуй, чтобы он изгнал из квартиры гадкую ауру Патрика или сделал еще что-нибудь в этом роде.

— Но тогда тебе придется благодарить этого интернет-маньяка! А главное — к чему такая спешка? У тебя лишь две с половиной недели, чтобы организовать переезд. Почему бы тебе просто еще немного не пожить у нас?

— Я живу здесь уже достаточно долго, Чарли, дорогая, — Воистину, Чарли — лучшая подруга, о которой можно только мечтать. — К тому же не я должна быть благодарна Патрику, а он мне, потому что иначе ему пришлось бы долго и нудно искать нового жильца, да еще и платить за три месяца.

— Но нам же, так весело вместе! А если ты снова будешь жить одна, тебе в голову опять могут полезть всякие дурацкие мысли. Здесь я могу за тобой присматривать… — У Чарли на глазах выступили слезы. В последнее время такое поведение стало для нее типичным: она то, танцевала и смеялась, то в следующую минуту горько рыдала. Но виной всему гормоны, которые за время беременности совсем взбесились, так что поводов для беспокойства не было. — От всей души надеюсь, что эта квартира окажется страшной дырой. Где жильцы беспрерывно слушают Ксавьера Найду, а их птичка имитирует звуки самолета, заходящего на посадку. В полную силу.

— Нет, наверняка нет! Чарли, по-моему, в моей жизни началась белая полоса, — улыбаясь, произнесла я. — Кстати, Оле сказал, что меня любит.

Чарли тут же переключилась:

— Ну, конечно. Мы все тебя любим. Ты нам нужна. Без тебя наша жизнь была бы печальной, унылой и пустой. Мы…

— Да нет же. Не такой любовью, что черт-тебя-подери-мы-тебя-любим-только-больше-не- пытайся-себя-убить. Он любит меня по-настоящему. В романтическом смысле этого слова. Миа ушла жить к родителям, и Оле не хочет, чтобы она возвращалась. По крайней мере, так он говорит.

— О, ну так это же чудесная новость! — воскликнула Чарли и опять просияла. — Поздравляю!

— Эй, але? — И что только со всеми творится? Они все как-то перепрыгнули целую главу, и только я — нет. Но это же плохо! Бедняга сам не понимает, что он говорит.

— Ну, Оле явно не из тех, кто легко и с готовностью говорит: «Я тебя люблю». — Чарли снова исполнила свой дикий танец, на этот раз без меня. — Наконец-то до него дошло, мы уже сколько лет ждем этого! Каро просто с ума сойдет от радости. И именно сейчас ты собираешься переезжать в другую квартиру? Да это же просто трата времени! Ну, подумай: ты только переехала, а тут тебе опять надо переезжать — к Оле. О, я от всей души надеюсь, что ему достанется эта потрясающая квартира! Чего только стоят эти высокие арочные окна.

— Ты что, совсем спятила, Чарли? Неужели ты и, правда, не понимаешь, какое это безумие! — Я покачала головой. — Оле окончательно слетел с катушек. Он совершенно не соображает, что чувствует. Всего пару недель назад он узнал, что жена ему изменяет. Ему нужен психотерапевт, чтобы справиться с шоковым состоянием.

— Иногда нам в жизни нужен легкий толчок, чтобы переосмыслить свои чувства и выбрать новое направление, которое давно уже нас поджидает, — принялась философствовать Чарли. — Для этого никакая терапия не нужна. Он ведь тебе тоже нравится, так?

— Конечно, он мне нравится. Даже очень.

— Ну вот, — улыбнулась подруга. — Тогда просто наслаждайся тем, что наконец-то получила его. О, а секс в зубоврачебном кресле! Ты обязательно должна будешь рассказать мне, каково это!

Я покраснела:

— Я, что, тебе когда-то?..

— Да, Герри, да! — Чарли засмеялась. — Правда, в тот вечер ты была пьяна. И я в ответ рассказала тебе очень неприятную историю о том, что случилось у меня с Лео Кернманном в туалете самолета.

— О, этого я тоже совсем не помню.

— На это я и надеялась. Есть вещи, которые лучше никому не рассказывать.

— Я сегодня лежала в зубоврачебном кресле Оле. И, можешь мне поверить, в тот момент я совершенно не думала о сексе. Я даже наклонила голову набок, когда Оле попытался меня поцеловать в придачу к своему признанию. «Извини, Оле, но все это как-то слишком быстро», — сказала я. Вид у Оле был слегка разочарованный.

— Я понимаю… слишком мало времени прошло с тех пор, как ты… — проговорил он. — Но ты ведь тоже это чувствуешь, правда? Между нами существует эта особая связь… и она является причиной цепочки событий, которые с виду кажутся случайными и которые привели нас в одно и то же время в отель. Волшебная ночь…

— Оле, я тебе это уже говорила несколько раз: в ту ночь между нами ничего не было! Я приняла снотворное, а ты был мертвецки пьян. Не было в этом ничего волшебного, кроме того, что ты сам себе напридумывал.

— Ну, может быть, в моей памяти и не сохранились все подробности, — признался Оле. — Но одно я знаю точно: мои чувства к тебе не выдумка.

Я долго и очень скептически на него посмотрела. Выглядел он просто потрясающе: эти серьезные голубые глаза, непослушные светлые волосы, которые постоянно падали ему на лоб, и дополняющий картину белый халат. Если бы я родилась под другой, более страстной звездой, я бы, наверное, отбросила все сомнения в сторону и уткнулась лицом в его широкую грудь. Но себя не переделаешь. Скептицизм у нас, у Дев, — качество врожденное.

— Ты что, ходишь в солярий? — наконец спросила я иронично.

Оле вздохнул:

— Я понимаю, тебе нужно время, Герри. Об отношениях с мужчинами у тебя остались не самые приятные впечатления.

Тут он по большому счету был прав. Среди прочих отношений общение с ним тоже принесло мне не самые приятные эмоции. Когда влюбляешься в кого-то, а потом вынуждена глядеть, как он женится на другой, рассчитывать на позитивные чувства не приходится.

— Ты… сначала должен прояснить ситуацию с Миа, — сказала я и пошла к двери. — Я отказываюсь быть причиной вашей ссоры. Это нечестно!

— Я могу подождать, — крикнул Оле мне вслед.

Фрау Герри Талер,

Дорнрошенвег, 12