Я обычно просыпалась рано и смотрела на спящего Троя. Он лежал, заложив руки за голову, черные волосы рассыпались по белой подушке. Каждый раз я заново испытывала прилив нежности. Днем его рот обычно был сжат, но во сне приоткрывался и становился мягким. От этого меня переполняла нежность.
Я до сих пор невольно вспоминаю, как смотрела на него по утрам.
В июле он повредил себе плечо во время обычной гонки. Растяжение оказалось несильным, и через две недели он поправился. Однако, оглядываясь назад, я прихожу к мысли, что именно тогда произошел какой-то сдвиг. Что-то начало расшатываться, что-то исчезать. Когда он был снова готов начать работать, никакой работы для него не нашлось — то ли удача ему изменила, то ли просто в то время он никому не требовался.
Почти два месяца он ничего не делал. За это время он привык приходить в офис и проводить там целые дни. В его присутствии я практически не могла работать, но мне нравилось, что он хочет находиться рядом со мной. Я смотрела, как он сидел на старом диване дяди Джина, как его мускулы проступали сквозь ткань джинсов, и мне было трудно оторваться.
Я пыталась заинтересовать его нашей работой, но ежедневная рутина быстро ему наскучила. Он был как неугомонный ребенок, которому не терпелось уйти пораньше на ужин или в кино. И я всегда уходила с ним. Он для меня был важнее агентства.
В августе Трой наконец получил работу в фильме Джона Траволты. Он целыми днями готовился к трюку и не мог говорить ни о чем другом. Однажды вечером, как раз перед началом съемок, раздался звонок. Трою просили передать, что съемки отложены.
Когда я вернулась домой, Трой встретил меня у дверей.
— Сегодня нужно лечь пораньше. Завтра с утра съемка.
Мне пришлось сказать ему, что никакой съемки завтра не будет. Он промолчал, но не ложился спать чуть не до самого утра. Я слышала, как он ходил взад-вперед в соседней комнате. Я лежала без сна, прислушиваясь к каждому звуку. Так я раньше проводила ночи дома, когда папа чувствовал себя особенно плохо.
Аренда квартиры подходила к концу, и мне хотелось найти что-нибудь другое, что стало бы нашим с Троем первым настоящим домом. Он согласился поездить со мной, но смотреть квартиры отказался наотрез.
— Давай начнем с самого верха.
Итак, мы отправились в Малибу и посмотрели три коттеджа, выставленные на продажу.
Трой был в полном восторге от всего — двухэтажных гостиных, джакузи, собственных пляжей. Я вспомнила его реакцию при виде Замка Хёрста. Тогда он сказал, что хотел бы там жить. Я решила, что это шутка. Но в тот день в Малибу он высказался почти так же.
— Я никогда не буду счастлив, если не смогу так жить.
— А что, сейчас, там, где мы живем, ты несчастлив?
Он засмеялся и поцеловал меня. Но ответа я так и не услышала.
Двадцать пятого октября мне исполнилось двадцать шесть лет. Первый раз я встречала день рождения вместе с Троем, и мне хотелось, чтобы это стало чем-то особенным.
— Я превзойду самого себя, — с ухмылкой пообещал он.
Утром он разбудил меня, держа в руках поднос с кофе, круассанами и апельсиновым соком. С края лежала большая коробка в красивой подарочной упаковке. В ней оказалась шелковая ночная рубашка от «Ноймана Маркуса», украшенная ручной вышивкой. Такой изысканной вещи я никогда в жизни не видела.
Ужинали мы в тот день в ресторане «Эго», с шампанским и специально заказанным тортом со свечами.
— Ну, каков я? — спросил Трой, когда мы вернулись домой.
Вместо ответа я просто поцеловала его.
— А теперь надень рубашку, — велел он мне. — Я хочу посмотреть, как она тебе.
Мне даже не хотелось надевать ее, такая она была нежная, но я выполнила его просьбу. Мы легли в постель, и во время объятий я слышала, как шелк трещал по швам.
В ту пятницу мы поехали в Палм-Спрингс навестить моих родителей. Папе стало гораздо хуже, чем раньше. Его все время тошнило, и он почти не мог дышать. Трой не мог этого выносить и под любым предлогом старался выбраться из дома. Я часто сталкивалась с такой реакцией окружающих, когда работала на «Скорой помощи», и привыкла к ней, но другое дело, когда твой муж не в состоянии находиться в одной комнате с твоим отцом. Это очень больно.
На другой день папе нужно было ехать на прием к врачу, и я решила задержаться там еще на один день. У нас с Троем была только одна машина, поэтому днем я проводила его в аэропорт и посадила в самолет на Лос-Анджелес. Странно, я столько лет прожила рядом с аэропортом, но впервые зашла внутрь, за проволочный забор.
Со смешанным чувством облегчения и вины я смотрела, как взлетает самолет.
После ужина мы с мамой установили проектор и посмотрели несколько старых домашних фильмов. У меня просто голова пошла кругом, когда я увидела, как папа стоял, выпрямившись во весь рост, плавал, играл в волейбол и просто был выше меня.
Когда я убирала коробки с фильмами, он заплакал.
— Ох, Энди-Пэнди, — слезы стеклянными каплями покрывали его лицо, — как бы мне хотелось, чтобы ты была устроена.
Я уставилась на него.
— Я устроена, папа. Я замужем. Ты что, не помнишь Троя?
Он посмотрел на меня с отсутствующим выражением лица и ничего не ответил.
В следующие выходные приехала Стеф. Я не видела ее с тех пор, как вышла замуж, и дрожала от нетерпения, предвкушая ее встречу с Троем. Я забила кухню ее любимой едой из кулинарии, купила новые простыни для дивана и засыпала Троя рассказами о том, как мы дружили.
Но ничего хорошего из этого не получилось. Трой, обычно такой обаятельный, почему-то вел себя со Стеф замкнуто и чуть ли не дулся на нее. Мне пришлось выступать в роли массовика-затейника, чтобы создать видимость какой-то активности. Я думала о том, как в детстве у меня были Гари, мой лучший в мире друг, и Стеф, моя несравненная подруга, и пыталась придумать подходящее имя для Троя. Но в голову ничего не приходило.
— Ну, и что ты думаешь? — спросила я Стеф, укладывая ее на диване.
— Он, конечно, самый красивый мужчина, которого я когда-либо в жизни видела.
— Да, ну а кроме этого?
— Довольно трудно разглядеть что-нибудь еще за такой внешностью.
Это все, что она сказала.
Да и Трой уклонился от каких-либо высказываний в адрес Стеф.
— Она довольно мила, — сказал он, — но трудно поверить, что такая девушка, как ты, могла в чем-то уступать такой девушке, как она.
Стеф уехала в воскресенье вечером. Когда мы обнялись на прощанье, то обещали навещать друг друга и в Лос-Анджелесе, и в Барстоу. Но я чувствовала, что ничего этого никогда не будет.
Я смотрела вслед уходящему такси и не могла сдержать слез.
В понедельник утром, когда я пришла на работу, на автоответчике меня ждало веселое сообщение.
«Привет, Пандора, это Джинетт Макдугал. Я хочу сообщить, что решила уйти в агентство Уильяма Морриса. Надеюсь, ты все понимаешь. Спасибо тебе за все. Пока».
Мне пришлось прослушать его раза четыре, пока я наконец поверила в то, что там сказано. Когда позже пришел Гари, я бросилась к нему с этой новостью.
— Ты можешь поверить, что люди бывают так неблагодарны? Я ведь открыла ее. Если бы не я, она все еще служила бы в закусочной и разносила гамбургеры.
— Я вовсе не считаю ее неблагодарной, — медленно ответил он. — Я думаю, что ей пришлось самой позаботиться о себе. И, честно говоря, ее не осуждаю. С тех пор как ты вышла замуж, ты совсем забросила агентство, и оно катится ко всем чертям.
Я твердила себе, что Гари был тогда в плохом настроении, что он, возможно, поссорился со своей подругой, но весь день его слова не шли у меня из головы.
Той ночью, когда мы с Троем лежали в постели и смотрели телевизор, я поцеловала его в спину и слегка коснулась маленького созвездия шрамов.
— Эти пять месяцев стали самым чудесным медовым месяцем из всех, какие только случаются на свете, — начала я. — Каждое мгновение было для меня абсолютным счастьем. Но все-таки я начинаю думать, что мне пора снова сосредоточиться на работе.
Его спина напряглась под моей рукой.
— С чего это у тебя такие мысли?
Я рассказала ему о Джинетт.
Он помрачнел:
— Не бери в голову. Просто неблагодарная сучка.
— Нет. Этот звонок — настоящее предупреждение. Я не желаю больше терять клиентов. Гари вообще сказал, что из-за меня работа в агентстве буксует.
Услышав это, Трой отшатнулся от меня, и вдруг в мгновение ока разгорелась наша первая ссора.
Я была просто ошеломлена, каким гневом запылало его лицо.
— Да ты просто паровой каток! — кричал он. — Только о себе и думаешь, только о себе! Без конца говоришь, как я тебе дорог, но это все чушь собачья! Единственное, что для тебя важно, так это твое драгоценное агентство, где ты можешь упиваться своей властью над другими.
Это было как обухом по голове. Я не могла двинуться с места. Это он мне не дорог? Мне не дорог Трой? Да я только и думала, что о том первом дне, когда смотрела его трюк, и о том, как этот день изменил всю мою жизнь.
Я безудержно разрыдалась. Он подошел ко мне и крепко обнял. Нас обоих трясло, как в лихорадке.
— Прости меня, — шептал он, — прости. Я не хотел. Просто иногда на меня находит, я слишком много думал.
Мы помирились, но в ту ночь я так и не смогла уснуть. Перед глазами у меня все время стояло его лицо, искаженное гневом, и я пообещала себе, что никогда больше не допущу ничего подобного. Я достану ему работу, как можно больше работы и как можно скорее.
На следующее утро я позвонила куда только могла и разослала его фотографии и резюме по всем мыслимым и немыслимым местам. Через два дня мне позвонили из «Свитс Продакшн», и я отослала радостную новость Трою на мобильник:
«Поздравляю. У тебя будет работа в рекламе «Хонды». Съемки в понедельник».
Вернувшись вечером с работы, я обнаружила, что дома меня поджидают двенадцать желтых роз.
— Ты самое большое счастье, встретившееся мне в жизни, — шептал Трой, сжимая меня в объятиях. — Я никогда этого не забуду, ни на мгновение.
— Ну хорошо, — прошептала я в ответ.
— Мы отпразднуем это, — ухмыльнулся он. — И я знаю как. Я поведу тебя сегодня в «Плющ».
Я замялась.
— Ты уверен? Мы столько денег потратили в последнее время, может, нам лучше пойти куда-нибудь, где попроще?
Он отстранился от меня.
— Как хочешь, — буркнул он. — Я просто думал, что эта работа — большое событие.
— Конечно, так оно и есть, — быстро согласилась я, и все кончилось тем, что мы отправились в «Плющ».
Я вспомнила, как была тут с Джоном Брэдшоу. Тогда этот ресторан показался мне самым лучшим на свете. Сегодня, когда я пришла сюда с мужем, он выглядел печально, и единственное, о чем я думала, это цены.
Почти всю следующую неделю Трой пропадал в спортзале, готовясь к съемкам. Приходя домой, он жаловался на утрату былой гибкости, но я видела, в каком радостном возбуждении он пребывал все это время.
В понедельник рано утром он уехал в Вудленд-Хиллз на съемки. Я считала, что он не вернется раньше семи или восьми вечера, но когда я пришла домой с работы, я застала его сидящим на диване.
— Ты ужасно рано, — сказала я. — Ну, как все прошло?
— Никак, — растягивая слова, заговорил он. Я заметила, что он сильно пьян. — Когда я приехал на место, постановщик трюков заявил мне, что я должен прыгнуть из окна второго этажа в движущуюся машину. Я сказал, что это ошибка, что я каскадер-гонщик. Он ответил, что ничего, мол, не поделаешь, — либо я прыгаю, либо они найдут кого-то другого. Ну, они нашли кого-то другого.
У меня пересохло во рту.
— Не понимаю. Я же сказала продюсеру, что падения ты не выполняешь, он это знает. Ничего не понимаю.
Трой только посмотрел на меня. Он молча встал и протиснулся мимо меня к выходу. Я слышала, как он спускался по лестнице.
Он так и не вернулся в тот вечер, и я два часа колесила по Западному Голливуду, разыскивая его повсюду. К полуночи я все-таки сдалась.
Он появился только в три часа ночи, разделся и лег в постель. Мы долго лежали бок о бок, не говоря ни слова. Наконец я протянула руку, и он взял ее.
— Мне было очень страшно. Пожалуйста, больше не пугай меня так.
В тот же миг он оказался на мне, и в тишине раздалась его просьба о прощении.
В середине декабря нам наконец улыбнулась удача. Трою предложили работу в фильме Джека Гиленхола. Съемки могли занять несколько недель, а то и месяцев.
Я никогда не видела его таким счастливым. Это была настоящая эйфория. Он только и говорил о том, что теперь, когда у него есть такая работа, мы сможем себе позволить что угодно и что угодно купить.
Я, однако, совсем не была склонна терять голову и предаваться фантазиям. Меня беспокоило, как сложится наша жизнь, когда съемки кончатся. Мысль об очередной депрессии Троя для меня просто невыносима. Я считала, что пора подумать о долгосрочной программе. Трою оставалось еще шесть-семь лет такой работы, и такие удачи, как эта, вряд ли станут слишком часто повторяться.
Однажды, когда мы сидели за ужином в ресторане, я выложила ему все, что надумала:
— Когда у тебя кончатся эти съемки, нам, наверное, стоит подумать о том, как можно дальше использовать твое мастерство. Ты мог бы стать превосходным тренером или совладельцем спортзала.
Трой наклонился и зажал мне рот долгим поцелуем.
— Ты меня просто поражаешь, — сказал он, наконец оторвавшись от моих губ. — Ты всегда умудряешься видеть во всем темные стороны.
В следующую пятницу он повез меня в Лас-Вегас на выходные. Мне страшно хотелось поехать туда. Я была там лишь раз, когда мы поженились, и это стало самым романтическим отдыхом в моей жизни. Я надеялась, что мы сможем повторить из него что-нибудь: потанцевать в отеле «Белладжио», посмотреть представление во «Дворце Цезаря» и, может, даже обновить наши свадебные клятвы.
Но все эти дни Трой провел за игорным столом. Утром в субботу он отправился играть в кости и оставался там до вечера. Сначала я тоже спустилась в холл и смотрела, как он играет, но надолго меня не хватило. Чтобы как-то убить время, я ходила по магазинам, сидела у бассейна, гуляла по соседним отелям. Каждый раз, когда я возвращалась, то заставала Троя все за тем же столом.
Он вернулся в номер только в четыре утра. Я притворилась спящей.
В воскресенье с утра он был в ужасном настроении и вообще не разговаривал со мной. Когда я спросила, сколько он проиграл, он пулей вылетел из номера.
Наверное, тогда все и началось — наши постоянные ссоры и размолвки. Казалось, что той зимой мы больше ничем не занимались. Я надеялась, что, как только начнутся съемки, все переменится к лучшему, но ошиблась. Становилось все хуже и хуже.
Наши ссоры просто перетекали одна в другую. Мы ругались из-за моих родителей. Из-за его карьеры. Из-за моих придирок. Из-за его пьянства. Из-за того, что он слишком часто приходит в офис. Из-за того, что он вообще туда больше не приходит.
Иногда я ловила его странный взгляд, обращенный на меня. Как будто он видел что-то, чего не было раньше, или, наоборот, не мог найти то, что исчезло без следа.
Он стал гулять допоздна. Когда я предлагала пойти с ним, он отказывался под предлогом, что уходит ненадолго. И я ловила себя на мысли, что во время его отсутствия не нахожу себе места, словно не верю, что он вернется. Эти прогулки, казалось, всегда успокаивали его. Но мы стали все реже и реже заниматься любовью.
Однажды я оставила работу и отправилась навестить его на съемках. Никто там не мог мне сказать, где он. Наконец я нашла его в одном из трейлеров вместе с очень странным человеком.
— Кто это был? — спросила я потом.
— Один из осветителей.
— Никогда бы не подумала, что осветители могут так выглядеть.
И тут началась очередная ссора.
Трой не хотел ехать в Палм-Спрингс на Рождество, и мы остались в городе. Я купила елку, и мама прислала мне коробку с моими любимыми украшениями, не пожалев даже голубков.
В канун Рождества я испекла печенье и почитала Трою «Дары Волхвов». Наутро мы обменялись подарками, и я снова получила прелестное белье.
Но все это быстро закончилось.
В начале года я почти не видела Троя. Он был на съемках с утра до ночи, а потом ездил с киногруппой куда-нибудь проветриться. Я знала, что для него это полезно, ему необходима такая компания, но скучала без него ужасно. А когда мы встречались, появлялось ощущение такой неловкости, какую мы испытывали в нашу самую первую встречу.
Я придумала маленькую игру: переносила себя в будущее, во время, когда мы с Троем прожили вместе уже лет пятнадцать или двадцать. Я представляла нас солидной пожилой парой, мы относились друг к другу с нежностью, нам было друг с другом легко — все наши размолвки и недоразумения остались в далеком прошлом.
Когда нам с Троем все же удавалось побыть вместе, я изобретала всякие веселые вылазки: поехать прошвырнуться по пляжу, потранжирить деньги на всякую ерунду, назначить друг другу свидание в кино. Трой не отказывался участвовать в моих затеях, но я так и не могла понять, в радость ему это или нет.
Однажды мы заехали в парк на Колдуотер. Там оказалось полно детей, которые гоняли на скейтбордах, катались на качелях, плескались в ручье.
— Я бы хотела девочку, вроде этой.
Трой промолчал.
— Не сию минуту, конечно. Но я уже подумываю об этом, а ты?
Он заговорил о чем-то другом, но я вернула его к этой теме.
— В чем дело? Что я такого сказала? Мы женаты. И это естественное продолжение.
Трой остановился и с силой стукнул себя кулаком в ладонь.
— Ты когда-нибудь начнешь думать о чем-то помимо того, что хочется тебе?
На следующее утро позвонила Стеф. Мы уже давно не созванивались. Когда она спросила меня, как дела, я расплакалась и выложила ей все — наши ссоры, его отсутствие по ночам, его пьянство. Мне было ужасно стыдно, но я испытывала огромное облегчение.
— Брак, — задумчиво сказала Стеф. — Ты могла бы заметить, что я стараюсь держаться от него подальше. Сколько времени вы с Троем вместе?
— Девять месяцев.
— Не слишком долго, так?
Ее спокойный голос звучал убедительно.
— Не очень. Это все трудности первого года. В «Космополитене» полно статей на эту тему.
Но я чувствовала, то, что происходит у нас с Троем, не описывалось ни в одной статье из «Космополитена».
Стеф, наверное, думала так же, но заговорила не сразу.
— Тебе никогда не приходила в голову мысль посоветоваться с кем-нибудь? Пойти, например, к консультанту?
Приходила, по правде говоря, но вызывала у меня глубочайшее отвращение. Это означало бы полное поражение.
— Надо об этом подумать, — сказала я и сменила тему. — Ну а теперь расскажи мне о себе.
Стеф великодушно засыпала меня своими проблемами по работе и позволила мне решить их. Таким образом, с ее помощью, я частично вернула себе самоуважение.
К моему удивлению, идея обратиться к консультанту прочно засела у меня в голове. И я склонялась к этому все больше и больше. Вовсе не обязательно растягивать надолго, хватило бы нескольких сеансов. Просто найти что-нибудь, что выведет нас с Троем на правильный путь.
Когда он вернулся вечером со съемок, я сказала ему об этом.
Он вытаращил на меня глаза, потом покачал головой.
— Это просто невероятно. Поверить не могу, что ты позволишь кому-то чужому лезть в наши дела.
И он снова оказался за дверью.
Пока я сидела в одиночестве и ждала его возвращения, я приняла решение. Никакой консультант не сможет совершить чудо — наивно полагать, что есть какой-нибудь простой способ поправить наши отношения. Мы слишком поторопились с браком, это было, возможно, глупо, но мы это сделали. И у нас еще все может получиться. Мне просто нужно набраться терпения. Я всю жизнь слишком много от всех и всего ждала, а теперь я слишком многого жду от Троя. У него только что появилась жена, он только что поселился с ней в одной квартире, только что столкнулся с совершенно новыми обязанностями, а тут я со своими разговорами о ребенке. Ничего странного, что он был так огорошен.
Я закрыла глаза и снова предалась фантазиям, где мы с Троем — постаревшие, но близкие и любящие супруги. На этот раз, правда, дети в мечтах отсутствовали.
Я сказала себе, что пора начинать учиться.
Я подхожу к тому моменту, начиная с которого не хочу ничего вспоминать. Большую часть времени это как будто под замком, но иногда, особенно во сне, вся сцена предстает передо мной снова — бледное лицо, улыбка, смятые простыни.
Сегодня у меня плохой день. Я без конца все это вижу. Оно не отпускает меня ни на миг.
Телефонный звонок. Так это началось. Звонила мама, которая меня разбудила.
— Папе что-то очень плохо. Ты можешь приехать?
— Приеду сегодня вечером.
— Ты поедешь со мной? — спросила я Троя. — Я знаю, тебе трудно с папой, но мы могли бы пожить в отеле, например в «Мариотте». Будет как второй медовый месяц.
Он улыбнулся, но помотал головой:
— Ты поезжай, — и поцеловал меня.
Папа был так слаб, что не смог встать с постели. Я два дня просидела около него, держа его за руку, пока мы смотрели всякие телешоу.
В доме появилась новая женщина. Кейт, опытная медсестра, помогала по дому. Я видела, как неприятно маме ее присутствие. С Милли все было иначе — она была подругой, приехавшей погостить. Кейт же словно все время напоминала, насколько близок папин конец.
Я все время звонила Трою, но ни разу не застала его дома.
В воскресенье вечером я решила прокатиться по Палм-Спрингс. Проезжая знакомые места, я думала, как сложилась бы моя жизнь, останься я здесь. Занималась бы недвижимостью, и, возможно, все получилось бы гораздо лучше для меня?
И сама себе ответила — нет. Тогда я не встретила бы Троя. Передо мной промелькнули картины из прошлого. Как все у нас было в самом начале. Долгие часы в постели, его руки, такие теплые и решительные. Его лицо во сне, улыбка, изгиб его бедер, шуточки. Как он смотрел на меня, как плакал, показывая фотографию Фанни.
Это и есть Трой. Это то, что я любила, чего хотела. Я внезапно так затосковала по нему, что развернула машину и, приехав к родителям, сказала, что мне нужно домой.
Я примчалась в Лос-Анджелес незадолго до полуночи. Когда я добралась до дома, там было совершенно темно. Я долго не могла найти ключи. Я много раз потом вспоминала эту минуту — не окажись я столь нетерпеливой, если бы мне пришлось постучать, а Трою — открыть дверь, все могло бы обернуться по-другому. Но я нашла ключи и тихо вошла в квартиру. Думала сделать ему сюрприз.
Он лежал на кровати в спальне. Глаза закрыты, мягкий рот приоткрыт. Таким я его особенно любила. Я не могла оторвать от него глаз и даже не посмотрела, что за фигура свернулась у него под боком. Светловолосая, бледная, размытая. Но тут она шевельнулась, и мне пришлось на нее взглянуть.
— Трой, — пробормотала она.
Глаза его открылись, а рот крепко сжался.
Я не очень помню, что происходило в течение следующих недель. Я вернулась в Палм-Спрингс. Наверное, большую часть времени я спала. Это бледное лицо и смятые простыни все время возникали передо мной, во сне и наяву.
Мама, папа, Стеф — все уверяли меня, что лучше было узнать всю правду. Они ошибались. Пока я не знала ее, я была счастлива.
Поначалу Трой пытался дозвониться мне. Я не брала трубку. Он оставлял сообщения — это ничего не значило для него, он любит только меня, я единственная женщина, которую он когда-либо любил. Однажды ночью я все-таки ответила на звонок:
— Я хочу, чтобы ты исчез. За пределы вселенной.
Мне надо было собраться с силами и в какой-то момент уехать из Палм-Спрингс. Синтия уверяла, что я могу не спешить, что в агентстве все идет своим чередом. Она сказала, что Гари заходит почти каждый день и помогает ей. Надо было поблагодарить его, но у меня не хватало сил позвонить.
Как-то, когда все во мне просто кричало на крик, я зашла в комнату отца.
— Ты думаешь, когда-нибудь это пройдет?
— Я не знаю, Пандора, — ответил он.
Глаза его были полны отчаяния. Я понимала, что своим эгоизмом просто убиваю его, думая только о своем горе.
Я позвонила Синтии и сказала, что возвращаюсь в Лос-Анджелес сегодня же вечером.
— Пожалуйста, съезди ко мне в квартиру. Хозяйка даст тебе ключ. Проверь, что его там нет.
Синтия вскоре перезвонила мне и сказала, что он уехал.
Я вернулась в город, приехала домой. В квартире было так хорошо и уютно, просто не верилось, что здесь могло случиться что-нибудь плохое. Я зашла в спальню и посмотрела на кровать. Все безукоризненно застелено, зубчатые края взбитых подушек разглажены. Никаких следов не осталось.
Я закрыла дверь в спальню и легла спать на диване в гостиной.
Утром я поехала в агентство. Синтия держалась великолепно, выглядела совершенно спокойной. Мы обсудили все дела. К счастью, там не оказалось Гари. Я, конечно, хотела его поблагодарить, но без него мне сейчас было легче.
Весь день я не отрывалась от работы. Проверка чеков, рассылка фотографий, телефонные звонки. Хорошо, что вся эта рутина могла уже делаться автоматически. В шесть часов я закончила и собралась уходить. И тут раздался стук в дверь. На пороге стоял Джон Брэдшоу.
— Я слышал, вы сегодня вернулись. Все поджидал удачного момента, чтобы с вами поговорить.
Он был сама доброта. Ни слова о Трое. Он только надеется, что я останусь в городе и продолжу руководить агентством.
— И если вам понадобится моя помощь, не забывайте, что я нахожусь этажом выше.
— Спасибо, — сказала я. — Не забуду.
Его лицо просто озарилось. Как ужасно, думала я, и как странно, что после всего случившегося я все еще могу вызвать этот свет.
Я вернулась в квартиру. Через спальню прошла в кладовку, где лежала одежда Троя, и уселась на пол. Там не осталось ни одной его вещи, но его запах все еще сохранился.
Закрыв глаза, я вдыхала и вдыхала его.