Глава 5

Вера означает – веровать в то, чего не видишь.

Награ­да за веру – возможность видеть то,

во что уверовал.

Блаженный Августин «Проповеди»

Декабрь 1861 года

– Пэйсон может язвить, как репей под седлом, но дураком он никогда не был.

Чарли положил ноги в сапогах на вышитую оттоманку и глубоко затянулся сигарой.

– Должен же кто-то убедить Линкольна, что у штата есть права и он не может красть у человека его собственность. И полагаю, горячие южные головы с этим сумеют справиться, но, черт возьми, не хотелось бы мне быть на их месте, когда поднимется шум. Если мы будем за Союз штатов, то Кентукки от этого только выиграет и, клянусь преисподней, Линкольн не осмелится отобрать у нас наших рабов.

Джо Митчелл заложил руки за голову и выпустил колечко табачного дыма в потолок. Вынув сигару изо рта, он стал ею размашисто жестикулировать.

– Эта война наверняка сильно повредит работорговле. Надо поискать какой-нибудь побочный, более доходный бизнес. Земля всегда приносит доход. Подумываю построить свою дорогу к железнодорожной станции и брать за проезд пошлину.

Хомер отпил бурбона и рыгнул.

– Можно хорошо заработать, поставляя зерно мятежникам на Юге. Они платят гораздо лучше, чем янки.

Чарли опять затянулся, почмокивая сигарой.

– Но янки чинят все больше затруднений в доставке грузов на Юг. Мне совсем не улыбается мысль расстаться с головой из-за нескольких долларов. И, надо думать, коль скоро мой дурной братец в армии Севера, я лучше немного подпою янки. Гораздо легче сбыть вниз по реке табак, имея на это разрешение. – И он кинул на Джо выразительный взгляд: – Ну, это, конечно, до тех пор, пока Джо не построит дорогу.

Два других собеседника Чарли нахмурились от столь циничного предательства их общих проюжных симпатий. Потом Джо соединил кончики пальцев и раздумчиво кивнул:

– Да, такое может сработать. Черт побери, если сорвется. Большая часть солдат из охраны штата перешли на сторону мятежников, и нас, по сути, некому охранять. Этот дьявол Маккой пролез в начальники, ведает теперь ополчением и лижет сапоги янки. Думается, я смогу уговорить своего папеньку выгнать его с должности под каким-нибудь предлогом.

И он весело ухмыльнулся:

– И никто из здешних жителей не огорчится, когда место этого дерьмушника займет кто-нибудь из нас. И тогда будет значительно легче прибрать к рукам его землицу.

Чарли, уловив направление мыслей Джо, тоже улыбнулся:

– Ну, об этом я еще не думал, но здорово бы залепить такую оплеуху федералам. – И сразу же нахмурился, продумав мысль до конца. – Мне просто необходимо отделаться как-нибудь от собранных Маккоем отрядов. Все они – одна банда, любят черномазых. Джо передернул плечами.

– А я тебе помогу. У меня счетец есть к этому ублюдку. – И сверкнул глазами на Чарли: – Да и к твоему проклятому братцу тоже, за то, что он им помогает. Если бы он не притащил сюда кучу законников, я бы за бесценок прибрал к рукам ферму Маккоя.

Но Чарли взмахом руки отмел это предположение:

– И никакой бы пользы ты от этого не имел при нынешнем-то положении дел. Ведь ты сам сказал, что на продаже рабов теперь ничего не заработаешь. Зачем тебе сейчас понадобилось улучшать их породу? Нет, Пэйс тебе одолжение сделал. Ну а, кроме того, ферма Маккоя совсем в другой стороне от будущей дороги на станцию.

Бутылка бурбона уже наполовину опустела, а до ночи было еще далеко. Войдя, Джози слегка нахмурилась от сигарного дыма и запаха спиртного, осквернявших воздух ее гостиной. Широкие юбки скрывали первые месяцы беременности. Сохраняя любезное выражение лица, она осведомилась:

– Я иду наверх, джентльмены. Могу я быть еще чем-нибудь полезна?

Мужчины сделали вежливую попытку встать, когда она вошла, но тут же снова повалились в кресла. Чарлз ткнул в ее направлении сигарой:

– Иди наверх, медочек, отдыхай. У нас здесь сегодня есть что обсудить.

Джози кивнула и выплыла из комнаты. Пышные длинные юбки ритмично подрагивали, когда она поднималась по лестнице. Темные тени лежали под глазами. Лицо было бледное, неулыбчивое, но, тем не менее, она сумела с вежливым интересом взглянуть на Дору, вышедшую из комнаты больной в верхний холл.

– Как сегодня здоровье матушки Николлз? – спросила Джози с видом заботливой снохи и любящей жены.

Дора поморщилась и сцепила руки перед собой.

– Беспокойна.

В какое-то мгновение что-то блеснуло в бесстрастном взгляде Джози, и она дотронулась до пальцев Доры:

– Я благодарна тебе за то, что ты осталась и заботишься о ней. Что слышно от Дэвида?

Губы Доры невесело изогнулись, – Он здоров. Думаю, ему не очень нравится работать целый день в помещении, но зато платят регулярно и он скоро накопит деньги для фермы.

– А может быть, ему лучше вообще перестать заниматься фермерской работой? Это так сейчас рискованно. Нет, тебе обязательно надо продать свою землю и уехать вместе с Дэвидом, Дора.

Дора непокорно расправила плечи: – Но это все, что мне осталось от родителей. Я не могу так поступить. И я всегда получала достаточно от свиней и овец, чтобы оплатить издержки. На следующий год дела пойдут лучше.

Если, конечно, ищейки не загрызут еще несколько овец и если некто перестанет ломать загородку, выпуская свиней на волю, и они не убегут в лес. Если саранча не сожрет зерно, а молния не ударит в табачную плантацию и урожай не сгорит. А если молния оплошает, то какой-то злоумышленник не подожжет табак. У них, в этом маленьком округе, все время вспыхивают пожары. Самое, наверное, безопасное было бы разводить водяные лилии. Но она ничем не выказала своей горечи и подозрений. У Джози слишком много своих забот. И Дора вместо этого задала жизнерадостный вопрос:

– Ну, как сегодня младенец? Дерется? Мимолетная улыбка тронула губы Джози. Она положила руку на живот:

– Наверное, ему не нравится то, что я ем. Он родится голодным.

– Матушка Элизабет всегда советовала беременным пить теплое молоко с медом. Приготовить тебе? Джози нервно оглянулась и покачала головой: – Нет, лучше не надо. Не сегодня. Я обещала Чарли больше не спускаться вниз. Я очень стараюсь быть такой женой, какую он хочет иметь, но все равно спасибо тебе. Утром увидимся.

И она поспешила прочь, оставив Дору в одиночестве. Дора нахмурилась. Джози всегда теперь так отвечала. А как горланят эти мужчины. Наверху слышно. Дора уже давно здесь жила, чтобы привыкнуть к их пьянству, громким голосам и сигарному дыму. Она просто старалась не попадаться им на глаза, прекрасно зная, что они и так почти позабыли о ее существовании. Дора надеялась, что присутствие Джози сможет сделать этих грубиянов более цивилизованными, но они слишком погрязли в привычном для себя бытии и приструнить их мог бы только человек с гораздо более сильной волей, чем у деликатной Джози. И еще, наверное, для этого понадобились бы кнут и ружье. Ну а так как Дора тоже не могла ничего с ними поделать, то предпочитала ходить из угла в угол по комнате и не спускаться вниз за книжкой. Не будь она такой трусихой, Дора, конечно, вернулась бы к себе домой в тот день, когда ей исполнилось восемнадцать, но сейчас, ме­сяц спустя, она все еще оставалась в логове зла и несправедливости. Старейшины квакерской общины были ею недовольны. Они не могли понять, почему она отклонила предложение Джо Митчелла купить ее ферму. Да, предложение нельзя назвать выгодным, а дому, очевидно, суждено стать ее единственным. Потеряв столько денег на зерне и табаке, Дэвид уже не мог сделать ей предложение, как надеялся, а она не могла жить в доме одна. Другие члены общины предлагали Доре свой кров, но ей претила мысль жить под одной крышей с еле знакомыми людьми. Старейшины, однако, такого поведения не понимали. Да и Дора сама себя не понимала. Ей не слишком нравилось и пребывание в доме Николлзов. Старейшины решили, что она стремится к мирским удовольствиям. И Дора только усмехалась, размышляя об этом и глядя из окна на обнаженные деревья. Она сейчас все бы отдала за пустынное спокойствие родного дома. Она бы набросилась на любого, кто посчитал бы необходимым оставаться в доме Николлзов по мере сил и терпения. Ведь только достоинство и происхождение позволили ей оставаться в этом доме. Когда Джози вышла замуж за Чарли, ей стало еще тяжелее. Однако, если бы Дора верила в силу Внутреннего Озарения, она бы решила, что оставаться здесь ей предназначено самой судьбой.

Теперь некому руководить ее поступками, как это прежде делал папа Джон, но девушка знала, что он бы одобрил ее поведение. И цеплялась за эту уверенность даже сейчас, когда слышала, как мужчины, спотыкаясь, шли из дома в темноту, чтобы причинить кому-нибудь зло. И она знала, что будет, когда Чарли вернется. Ей никто никогда ничего не говорил, никто ничего с ней не обсуждал. Она просто инстинктивно ощущала, что произойдет, помня, как ее родная мать кричала по ночам.

Надо бы ей тоже отдохнуть, пока спит сестра Харриет, но Дора все стояла у окна, глядя в ночь. Мужчины сели на лошадей и исчезли. Карлсон Николлз спал в объятиях черной любовницы. Рабы тоже затихли в своих лачугах. Даже заснула, наверное, Джози, хотя и неспокойным сном. Весь дом затих, но Дора все стояла у окна в ожидании.

Пэйс сейчас на пути домой. Она слышала, как об этом говорили внизу. Она и сама это знала. У него сейчас рождественский отпуск и он должен приехать. И какой-то внутренний голос ей твердил, что он приедет очень скоро.

Да, если рассуждать логически, она просто глупа. Он мог приехать и сегодня, и завтра, и в ночь на послезавтра. Хотя все это не имеет значения. Он приедет, сбросит поклажу с лошади, зайдет поздороваться к матери и уедет опять. Он не останется надолго в доме, где живут Джози и Чарли. И вряд ли Пэйс обратит внимание на нее. Надо облачиться в ночную рубашку и лечь спать. Но Дора и пальцем не могла пошевелить при мысли, что Пэйс может сегодня приехать.

Вместо того чтобы раздеться, Дора потуже зашнуровала ботинки и взяла шаль. Внутри разрасталось напряжение. Что-то не так, неладно. Она не знала, что и почему, но была в этом уверена. Возможно, ко всему этому имеет отношение Внутренний Свет, о котором так много толкуют на молитвенных собраниях. Но если так, она прислушается к своим ощущениям, как бы они ни казались бессмысленны.

Правда, Дора и в лучшие свои дни не очень-то была сильна в логике.

И вдруг с губ девушки сорвался крик боли, словно ее ударили чем-то острым в грудь. Несмотря на боль, она вскочила на ноги и завязала ленты капора. Боль была не ее, она чувствовала сейчас, как страдает Пэйс.

Убежденность в том, что ему плохо, толкнула ее с места. Она сбежала по лестнице и на ходу около боковой двери, ведущей на конюшню, сорвала с вешалки теплый плащ. Трудно будет взнуздать лошадь и впрясть ее в повозку, но это необходимо. И еще необходимо захватить черную сумку с лекарствами, принадлежавшую матери.

Один из конюхов, спавший в сарае, еще не проснувшись окончательно, беспрекословно помог ей надеть на лошадь упряжь. Он, очевидно, тоже ждал возвращения хозяина и не жаловался, что приходится делать дополнительную работу. Дора сердечно его поблагодарила, но он молча вернулся в конюшню к прерванным грезам.

Она остановилась у своего пустого дома, чтобы поискать сумку, однако беспокойство, погнавшее ее в дорогу, достигло ужасающего напряжения. Она не могла бы сейчас отделить свои ощущения от тех, что испытывал Пэйсон. Разумеется, будь у нее хоть капля здравого смысла, она бы поняла, что весь испытываемый ею ужас – просто игра воображения. Но ей не хотелось прислушиваться к голосу рассудка. Дора была не в настроении. Она точно знала, что Пэйс ранен.

Девушка гнала повозку по дороге со всей возможной скоростью, не привлекая ничьего внимания. Она не первый раз ехала этим путем. Женщины, которые помнили матушку Элизабет, теперь иногда обращались за помощью к Доре. У нее, конечно, не было ни такого опыта, Ни познаний, как у приемной матери, но она умела ухаживать за больными, и это все-таки лучше, чем ничего.

Дора направила повозку на восток. Если бы она все трезво взвесила, то, вряд ли бы выбрала это направление. И река, и город находились к западу и югу от нее, и это были самые опасные места. Но внутреннее чутье подсказало ей, что надо свернуть на восток.

Разумеется, армия Пэйса стояла в Лексингтоне ил Цинциннати. И он приедет именно с востока. А это значит, что ее инстинктивное ощущение не так уж необоснованно.

Боль в боку напоминала колотье. Больше всего ее мучило страшное беспокойство, а также ощущение какой-то ужасающей ошибки. Она попыталась заставить лошадь прибавить шагу, молясь про себя, чтобы успеть туда, куда нужно, вовремя.

Если бы кто-нибудь ее сейчас видел, то решил бы, что она безумна. В сырую, холодную декабрьскую ночь, в развевающемся по ветру плаще, понукающая лошадь, держа вожжи в закоченевших от страха руках, Дора ехала в неизвестность без всяких разумных причин. Она почти убедила себя, что спятила. Но Свет был сильнее, хотя в ее случае слово «свет» не очень подходило. Дора видела только кромешную тьму. Дернув вожжами, девушка направила лошадь по более узкой дороге.

Там, немного проехав вперед, около батлеровского пастбища, в лощине, Дора поставила лошадь между деревьями и слетела чуть не кубарем с повозки. Облака закрыли луну, и ночь была черная, хоть глаз выколи. Деревья, росшие вдоль изгороди, укрывали дорогу еще большей тенью. Дора не видела ничего, что подтвердило бы правильность ее выбора.

Где-то вдали заржала лошадь и взвыла собака. Дрожь пробежала у девушки по спине. Сердце ушло в пятки. Она уже знала, что сейчас увидит. Пэйс не способен, как все люди, просто приехать домой на Рождество, чтобы повеселиться.

– Я не собираюсь рыскать в сорняках, Пэйс Николлз. Сам вылезай, пока ищейки тебя не нашли.

Высокая тень с трудом приподнялась из трав, которыми поросла лощина. Широкие плечи как-то странно ссутулились. И Дора тревожно вскрикнула:

– Ты ранен, в тебя стреляли!

Пэйс ничего не ответил. Он вытащил из лощины еще человеческую фигуру, потоньше и поменьше, и толкнул ее к дороге, где стояла Дора.

– Увези ее, Дора, и поскорей!

Время качнулось и остановилось. Она оледенела от страха. Пэйс ранен. Ему нужна помощь врача. Она не сможет оставить его здесь, в добычу ищейкам и охотникам за рабами. И повозка вряд ли выдержит двоих. Но не может она оставить и обезумевшую от страха черную девочку, закутанную в рваную шаль и дрожащую от холода на дороге. Если они настигнут повозку с Пэйсом и девочкой, его бросят в тюрьму и жестоко оштрафуют.

К тому времени как Дора наконец взяла за руку девочку и потащила ее к повозке, Пэйс успел скрыться в кустарнике. Он же может истечь кровью. Не помня себя от страха, Дора отвергала саму возможность бросить его в таком состоянии. Да и девочку в одиночку ей не спасти. Они найдут ее. А Пэйс умрет. Как допустить, чтобы Пэйс умер?

Но он велел ей укрыть ребенка, поэтому Дора положила девочку на дно повозки под одеяло и развернула лошадь в обратном направлении. И еще расправила пошире складки суконной юбки, а также нижней, и прикрыла бугор, выдававший место, где лежала девочка. И пустила лошадь рысцой, а потом и в галоп, крепко закусив губу и отгоняя страшные мысли прочь. Было почти невозможно не думать о том, что Пэйс ранен, наверное, в грудь, и что ищейки бегут следом, и как им спастись, и о прочем, ей неподвластном. Однако Дора постаралась выбраться на самую короткую дорогу к реке, и теперь ее уже тревожило, есть ли кто-нибудь в рыбацких лачугах в эту холод­ную ночь и сможет ли она найти там смоляные шарики или придется остановиться, чтобы скатать хоть один. А потом девушка подумала, может, спрятать девочку у себя на ферме, а самой вернуться к Пэйсу?

И почему это Господь Бог считает, что ее слабые плечи выдержат тяжелое бремя ответственности? Ведь он же, конечно, знает, что она его не снесет. Он же знает все ее недостатки. Ведь Дора всего лишь женщина и не понимает, что xopoоuo, a что дурно. Жизнь в доме графа ее убедила в этом. Что бы она ни делала, все было не так, как нужно. Ребенка могут схватить, Пэйс может умереть, а она попадет в тюрьму. Да, это дело, конечно, по плечу совсем другому человеку. Такому, как папа Джон. Но папа Джон умер и теперь на небесах.

Дора смирилась и тут же услышала сзади тяжелую поступь лошадей. И поняла, что встречи с всадниками не избежать. До реки отсюда можно добраться только одним путем. Скоро они ее догонят. Конечно, Дора привыкла казаться незаметной, однако незримых повозок не бывает. Ее просто невозможно не заметить. Ведь больше в этот час на дороге никого нет.

Лошади вздыбились и загарцевали на месте, когда всадники, внезапно осадив их назад, окружили повозку.

Дора внимательно разглядывала их лица, пытаясь найти хоть одно достойное доверия. Среди всадников не было ни Чарли, ни Джо, ни их дружков, чему она не удивилась. Последние годы проходимцы занимались более прибыльными темными делишками, чем охота на чернокожих беглецов. Ребенок у нее под ногами не здешний. Пэйс украл ее где-то на глубоком Юге. И мужчины охотятся за девочкой.

Дора молчала. Девушка с любопытством оглядывала их из-под своего широкого капора. Ей показалось, что она узнает младшего брата Билли Джона и одного из Хауэрдов, владельца ищеек. Один из мужчин спрыгнул на узкий задок повозки. Пространство было мало даже для мешка с зерном. Повозка явно пуста. Доре не надо было притворяться, что она волнуется, когда через плечо оглянулась на вскочившего, а потом снова посмотрела на высоких широкоплечих всадников, загородивших ей дорогу.

– Что вы делаете здесь в такой час, мэм? – спросил один, помоложе.

Она взглянула на черную сумку с лекарствами около себя на сиденье.

– Сегодня ночью были роды. Могу я узнать, в чем дело? Денег у меня нет.

Хауэрд подъехал ближе и смерил ее небрежным взглядом.

– Мы ищем черномазую девчонку. Где вы ее прячете? – Если бы я и прятала, то ничего вам об этом не сказала, – ответила Дора спокойно, – но вы же видите, что я ничего и никого не прячу. Если вы скажете, откуда она бежит, конечно, я с удовольствием буду приглядываться, но не обещаю ее выдать. Девочка, наверное, промерзла до костей и не помнит себя от страха.

Хауэрд нахмурился и подал лошадь назад, чтобы взглянуть на собак.

– Ищейка ее не чувствует. Мы потеряли след у батлеровской лощины. Надо вернуться.

– А что делать с квакершей? Вы же чертовски хорошо знаете, что у нее рыльце в пушку, иначе зачем ей сейчас ехать по этой дороге! – заорал незнакомый мужчина.

– Но она прошлой зимой помогла родиться моей сестренке, – ответил тот, что помоложе. – А сейчас ухаживает за сумасшедшей старухой Николлз. Да она и мухи не обидит. Мы просто поехали не по той дороге. Может, они не собираются сегодня ночью пробираться к реке.

С недовольным ворчанием вся группа подалась назад, и вскоре раздался стук копыт, удалявшийся в обратном направлении в лощине. Последним тронулся в путь молодой человек. Он вежливо приподнял шляпу и, прежде чем пришпорить коня, сказал:

– Передайте Пэйсу, что за ним должок. Закрыв на минуту глаза, чтобы немного успокоиться и унять дрожь, Дора снова пустила лошадь рысцой. Он догадался. Кто бы ни был этот молодой человек, он знал, что Дора прячет беглянку, которую сюда доставил Пэйс. Ее могли поймать в любой момент. А теперь они найдут Пэйса и арестуют его.

Дора пробормотала что-то успокаивающее спрятанному ребенку и продолжала путь к реке. К тому времени как она доставила девочку к рыбацким лачугам и позаботилась, чтобы ее напоили горячим кофе, прежде чем переправить через реку, а сама развернула повозку к дому, Дора уже пребывала в состоянии безграничного страха. Пэйс остался в холодной ночи, раненный в грудь, и его скоро отыщут ищейки. Она могла бы его найти, но этим наведет на след охотников. А что они могут с ним сделать сейчас, ведь ребенка-то при нем нет?

Но когда Дора ставила лошадь в стойло, страх внезапно отпустил ее. Снизошло странное спокойствие, и она, взяв сумку, решительно поднялась по парадной лестнице. Дора знала, что это означает. Надеялась, что знает. И ей совсем уже не хотелось отправляться в ночь за Пэйсом.

На сердитые голоса, раздававшиеся из комнат молодоженов, она не обратила внимания. Джози очень не нравилось, что Чарли пьет. Она еще не научилась ничем не выказывать своего разочарования. Может быть, в их браке все еще наладится. К тому моменту, когда Дора подошла к комнате Харриет, голоса уже не казались сердитыми. Но тут желудок у нее свело судорогой от давних-давних воспоминаний, похороненных в сердце. Ну да ладно, это ее не касается.

Харриет беспокойно ворочалась в своем насильственном опиумном сне. Дора, как могла, постаралась уложить ее поудобнее, поправила одеяло, наполнила водой стакан и, когда та затихла, выскользнула из комнаты, к себе.

Она не вскрикнула от удивления, когда из темноты, едва она открыла дверь, к ней двинулась большая тень.

Пэйс все-таки добрался домой.

Загрузка...