Западня

Глава восьмая,

в которой Принцесса и Многоликий получают послание из прошлого, торопятся осуществить свои мечты и видят вещи такими, каковы они на самом деле

Будь Пинкус молод и силён, жизнь его, вероятно, закончилась бы в ту же минуту — Многоликий сохранил привычку оборачиваться медведем в моменты гнева. До сих пор поведение зверя всегда подчинялось человеческому разуму, но сейчас человек ощущал себя загнанным в угол. Он знал, что должен бежать, но как он побежит без Принцессы? И как он побежит вместе с ней, если негодяй старьёвщик привёл с собой королевскую стражу? В том, что дрянной старикашка пришёл ещё раз поживиться, Феликс не сомневался. Броситься на виновника своего провала, рвать на части дряблую плоть, упиваться вкусом крови… На глаза, предвещая беду, упала красная пелена.

Но Пинкус был дряхлым и слабым — это его и спасло. Напасть на него было то же самое, что напасть на ребёнка. В его бледном лице отразились такие искренние изумление и страх, что Многоликий, сделав шаг назад, медленно выдохнул и усилием воли подавил приступ ярости. Топор, впрочем, не выпустил.

— Дорогой мой, что с вами? — пролепетал старик, хватаясь за сердце. — Мне показалось, вы хотите меня убить!

Он пошатнулся и едва удержался на ногах, всем телом навалившись на трость, но Феликс не предложил ему руку. Ровным голосом подтвердил:

— Вы правы, я хочу вас убить.

— Пресветлые Серафимы, за что?! Разве я чем-то вас обидел?

— Вы ничем меня не обидели. Вы просто продали меня Короне. Сколько вам за меня заплатили? Десять тысяч?

Старьёвщик растерянно заморгал:

— Заплатили? За вас?.. Послушайте, я ничего не понимаю. Каюсь, я, действительно, был с вами не вполне откровенным… так было предписано. Надеюсь, вы не станете сердиться, когда я всё объясню. Но я никому бы вас не продал!

— Вы собираетесь продать меня ещё раз, Пинкус, — не слушая оправданий, отмахнулся Многоликий. — Десяти тысяч вам оказалось мало…

— Пинкус?! — подала голос Эрика. — Тот, кто…

— Да, тот, кто заманил меня в резиденцию вашего папочки. Именно этот человек сказал мне, что… — начал Феликс.

Но тут старик всплеснул руками, судорожным движением выпрямился — и отвесил Принцессе неловкий, но бесконечно почтительный поклон.

— Ваше высочество, умоляю извинить меня, что не сразу приветствовал вас, как подобает…

— Прекратите паясничать, — вспылил Многоликий. — Где люди Короля? Ждут вашего знака, чтобы выбежать из леса?

— Нет никаких людей Короля, о чём вы говорите?! — вполне искренне изумился Пинкус. — О! Я понял! Вас схватили, когда вы проникли в Замок… поэтому вас так долго не было, верно?

— Злыдни болотные, Пинкус, да как вы вообще меня нашли?!

— Друг мой, я всё расскажу, я больше не должен ничего скрывать. Но сначала поверьте: вас пленили не по моей вине. Если бы здесь не было её высочества, я решил бы, что это несчастный случай… Но она здесь, а значит, это перст Судьбы.

— Я хочу знать, что происходит, — молвила Эрика.

— Я тоже, — мрачно поддержал Феликс.

— Я здесь как раз для того, чтобы вы узнали… в этом и состоит моя миссия… — засуетился старик. — Только, прошу вас, позвольте мне войти в дом. Не стоит вести такие разговоры под открытым небом.

Многоликий переглянулся с Принцессой, гадая, как поступить. Спасаться бегством? Превратись он сейчас в горностая, девушка всё поняла бы без слов, взмыла бы в воздух вместе с ним, и, может, они успели бы улететь… если бы кто-нибудь их преследовал. Но «серо-красные» так и не появились из леса. Кажется, их вовсе там не было; никто не прятался за сугробами, дожидаясь удобного момента для броска — ни человеческие уши, ни звериное чутьё Многоликого не улавливали никакой опасности. Эрика тоже, видимо, ничего не чувствовала, поскольку казалась скорее удивлённой, чем напуганной.

— По-моему, господину Пинкусу можно верить, — помолчав, ответила она на незаданный вопрос.

— Пошли, — буркнул оборотень, и, пропустив вперёд старика и девушку, двинулся к дому.

Топор после некоторого колебания он оставил в сенях.

Очутившись в тёплой комнате, Пинкус тут же стал развязывать туго замотанную шаль, и Феликс вдруг заметил то, на что не обратил внимания при появлении неожиданного визитёра: под вытертым и залатанным тулупом на груди у старьёвщика светился магическим светом какой-то мощный артефакт.

— Да-да, дорогой мой, — с довольной улыбкой закивал Пинкус, перехватив взгляд Многоликого. — Вы совершенно правы, у меня за пазухой лежит необыкновенная вещь. И лежит она там не просто так — я её Хранитель.

— Вы Хранитель?! — ахнули хором Феликс и Эрика.

— Он самый, — подтвердил визитёр, наслаждаясь произведённым эффектом.

Избавился от шали, стянул с головы битый молью треух, расстегнул тулуп.

— Давайте сядем и поговорим, — предложила Принцесса, скинула шубку и первая уселась на скамью у стола.

Многоликий примостился рядом с ней, Пинкус устроился напротив. В выцветших глазах старика появился мальчишеский блеск, и сам он вдруг словно помолодел — настолько сильно был чем-то доволен.

— Вы Хранитель, — произнёс Феликс, привыкая к новой мысли. — А эта вещь…

— Вот! — старьёвщик, трепеща, вытащил и положил на стол то, что прятал за пазухой.

Это оказалась книга — не очень толстый древний манускрипт в обложке из тиснёной красно-коричневой кожи с платиновыми уголками. Буквы названия Многоликому были незнакомы.

— Исконный континентальный, — сообразила Эрика. — Погодите, сейчас… я давно в нём не практиковалась… — она свела брови, собираясь с мыслями, пошевелила губами и потрясённо проговорила: — Здесь написано: «Путеводитель Ирсоль, составленный ею для наследников». Наследство Ирсоль?! Неужели?!

— Ничего себе! — присвистнул Феликс.

— Нет, это ещё не Наследство, — разулыбался Пинкус. — Это, как тут и обозначено, «Путеводитель». Если угодно, завещание. Сиятельная Ирсоль незадолго до своей кончины передала его моему пращуру, сделав его первым Хранителем в нашем роду. Вы же знаете, как это работает?

Слушатели кивнули. В мире, неумолимо терявшем способность управлять магической энергией и её использовать, Хранителями называли временных владельцев волшебных предметов. Предметы эти были своеобразными посылками в будущее — маги, многие из которых обладали Даром предвидения, порой считали нужным отправить что-нибудь своим отдалённым потомкам или другим людям, ещё не появившимся на свет. Принимая вещь на Хранение, человек давал слово соблюдать определённые правила — и за это получал подарок от чародея. Наградой могло стать что угодно: одни просили какое-нибудь полезное умение, другие — неиссякаемый источник денег, третьи — неизменную удачу, четвёртые — несокрушимое здоровье… Артефакт вместе с наградой передавали из поколения в поколение до тех пор, пока за ним не приходил настоящий владелец.

— Вместе с этой книгой нашей семье досталось долгожительство, — пояснил старьёвщик. — Так захотел мой пращур. Правил Хранения было назначено три: во-первых, соблюдать тайну. Во-вторых, каждое утро смотреть на титульную страницу…

— Что там? — заинтригованный Многоликий коснулся обложки, поймал упругие импульсы многовековой магии, но открыть книгу не решился.

Принцесса смотрела на манускрипт во все глаза, но не решалась даже его потрогать.

— Совсем недавно там был чистый лист, — Хранитель усмехнулся. — Вообразите, друзья мои: семьсот лет подряд заглядывать в книгу и не видеть ничего, кроме бумаги! Остальные листы тоже оставались незаполненными, альбом какой-то, право слово, а не книга. Мой отец, вручая её мне, сказал, что, по его мнению, волшебница Ирсоль подшутила над нашим предком — подарила его роду долгожительство в обмен на пустышку. И я, знаете ли, склонен был думать, что отец не ошибся… пока однажды, месяц назад, не увидел в книге текст!

— Месяц назад… — протянул Феликс.

— Ну да! Как раз перед тем, как вы появились в моём доме. Согласно третьему Правилу, я должен был прочитать текст и сделать то, что предписано. Хорошо, что отец, хоть и был скептиком, научил меня исконному континентальному, не то не знаю, как бы я вышел из положения… А предписано мне было познакомиться с вами — с тем, кто «может быть любым, кем захочет», — задержать вас у себя и убедить забраться в Замок за сокровищем.

— Вам не нужна была помощь, Пинкус? — нахмурился Многоликий, ему неприятно было чувствовать себя жертвой даже такого невинного обмана.

— Нужна, — старик обезоруживающе улыбнулся. — Но я приложил все усилия, чтобы вы захотели остаться у меня после того, как спасли от посягательств мою лавку.

— А то письмо… от профессора… как его… Эренгерда… вы его подделали?

— Что вы! Я бы не смог. Оно нашлось в книге. В этой самой книге, которая сейчас перед вами — и милейшая дочка судьи Ласса тут совершенно ни при чём.

— Я читала, Ирсоль и не такое умела, — с благоговейной ноткой заметила Принцесса.

— Догадываюсь, — проворчал оборотень. — Ваше высочество, я не хотел говорить вам, зачем полез в Замок… я думал, это была просто ловушка. Причём ужасно примитивная. Но теперь нужно сказать. В письме было написано, что в замке Эск спрятано Наследство Ирсоль…

— Разве? — перебил Пинкус. — Друг мой, в письме было написано, что в замке Эск хранится сокровище. Какое именно, там не уточнялось. Вам было трудно читать по-староиндрийски, но я не стал вам помогать — ведь я должен был сохранить тайну и при этом каким-то образом отправить вас в Замок. Простите великодушно! Я и подумать не мог, что вас там схватят! А сокровище…

— …Ожидало своего часа в Башне Серафимов! — воскликнул Многоликий.

Он всё понял. Эрика, судя по её ошеломлённому виду, поняла тоже.

— Из Замка вам предстояло вернуться с королевской дочерью, — сообщил, подтверждая догадку, Хранитель. — Именно её в книге назвали сокровищем. Не представляю, как, но вы её оттуда забрали, — он приосанился и заключил: — Стало быть, я не ошибся: вы тот самый человек, которому эта книга завещана. И вы, ваше высочество, тоже. Сиятельная Ирсоль оставила своё Наследство вам обоим.

— «…И тогда под покровом ночи покинут они королевскую твердыню и встретят рассвет в селении над рекой…» — медленно читала Принцесса.

Она водила пальцем по строчкам, и заострённые каллиграфические буквы проявлялись ярче от её прикосновений. Старик наблюдал с таким восторгом, словно волшебная книга была его собственным детищем.

— Этих слов я ждал три дня! Чуть не умер от ожидания, честное слово. Я утешал себя тем, что сама книга никак не менялась — если бы вы, друг мой… если бы с вами что-то стряслось, она бы, наверное, сообщила мне об этом. Но она была такой же, как раньше. А вчера утром… Пожалуйста, читайте дальше, ваше высочество.

— «Хранящий книгу, которая суть не книга, а ключ, немедля отправляйся в путь. С нею, тебе доверенной, наступило время расстаться». Всё.

— Я стал раздумывать, что за место имела в виду премудрая Ирсоль. Взял карту, изучил её внимательнейшим образом… Река в наших краях только одна — Палаэта. Населённых пунктов на её берегах несколько, но сами берега низкие — а ведь в книге сказано, селение должно быть над рекой, а не рядом с ней. Но потом я увидел Лагоши! И понял, что более подходящего места мне не найти.

Эрика и Феликс понимающе кивнули. Пинкус продолжил:

— Я, правда, всё равно не был уверен… от Замка-то далековато! Вы действительно попали сюда до рассвета? Как же вы сумели? — заинтересовался он.

Беглецы, переглянувшись, не ответили.

Хранитель замахал руками:

— Не надо, не надо, не говорите! Я не вправе выпытывать ваши секреты. Итак, вчера днём я отправился в Лагоши. Добрался на поезде до Наррахи, там нанял возницу… Сейчас всё кажется таким несложным, но покуда я ехал к вам, сомневался непрестанно. Вдруг я ошибся? Что тогда? Где мне искать вас? Вдруг я, старый пень, выдумал всю эту историю сам? И лишь когда я увидел вас… особенно вас, ваше высочество… Вы куда красивей, чем на портретах — уж простите мне такую вольность… Лишь тогда я в полной мере осознал, что никакой ошибки не было! — задыхаясь от избытка чувств, он примолк, а затем закончил: — Теперь я знаю, все легенды о сиятельной Ирсоль — это чистая правда. Подумать только, предвидеть в таких подробностях, что случится через семь столетий…

— Или позаботиться о том, чтобы случилось так, как надо, — проворчал Многоликий, не знавший, как относиться к тому, что все его действия в последние дни подчинялись какой-то древней книге, пусть даже книгу эту написала сама Ирсоль Справедливая.

Старик улыбнулся:

— Всё может быть. Но так ли уж важно, где причина, где следствие? Главное, что Наследство Ирсоль, наконец, найдёт своих хозяев.

— Выходит, мы наследники… — полувопросительно проговорил Феликс. — Но почему именно мы?

Попытка завладеть Инструментом Справедливости, ещё недавно столь ему желанным, обошлась Многоликому слишком дорого. Сейчас упоминание о Наследстве вызывало у него скорее тревогу, чем радость. Он посмотрел на Принцессу. Но в её лице никакого беспокойства не было, наоборот, она как будто вся светилась изнутри, предвкушая что-то хорошее, и такое же предвкушение прозвучало в её голосе, когда она откликнулась:

— Вы спрашиваете, почему именно мы? Да потому, что я её прямой потомок по материнской линии! Мне с детства уши прожужжали тем, что мамин род берёт начало от самой владычицы Ирсоль. А вы…

— Думаете, я тоже? Что ж, видимо, моя мать, и правда, была из непростой семьи.

— Или ваш отец, — предположила она.

— А мой отец вообще мог быть кем угодно… — вздохнул он. — Вы правы, ваше высочество. Одному из моих родителей досталась отличная родословная.

— Уверен, книга ответит на все ваши вопросы, — Пинкус не переставал улыбаться, в упоении от того, что успешно выполнил свою миссию. — И пусть подарок вашей праматери принесёт вам счастье, милые, прекрасные молодые люди!

— Конечно, принесёт! — Эрика тоже дала волю улыбке. — Инструмент Свободы — это вещь, которая могла бы…

— Как вы его назвали? — перебил Феликс. — Инструмент Свободы? Инструмент Справедливости, вы хотели сказать?

Принцесса изумлённо вскинула брови:

— Да нет же, Наследство Ирсоль — это Инструмент Свободы! Я читала, в те времена все люди были свободны, и каждый мог сам выбирать, как ему прожить свою жизнь…

Многоликий покачал головой:

— Во времена Ирсоль мир был устроен по справедливости, вот что самое важное! Недаром же и прозвище у волшебницы было Справедли…

— Друзья мои, не спорьте, — вмешался Хранитель. — Наследство Ирсоль называют по-разному. Инструмент Свободы и Инструмент Справедливости — это лишь некоторые из его имён, мне доводилось слышать и другие. Никто не знает, что оно собой представляет на самом деле. Вы будете первыми, кому откроется его тайна.

Феликс пододвинул к себе книгу, перелистал её и удивлённо проговорил:

— Здесь больше ничего нет.

— Разумеется. Всё остальное предназначено только для ваших глаз. Уверен, она ждёт не дождётся, когда я уйду. И я не отниму у вас ни единой лишней минуты!

Чрезвычайно гордый собой, старьёвщик поднялся с лавки и начал застёгивать тулуп.

— Спасибо вам, — тепло сказал Многоликий, поднимаясь вслед за ним. — И простите, что я думал о вас дурно, Пинкус.

— Чепуха, не берите в голову, — беспечно ответил тот. — Кто угодно подумал бы так на вашем месте. Не забудьте потом навестить старика, ладно? Мне страшно интересно, что за штуку вам оставила сиятельная Ирсоль, да лелеют Небеса её душу.

Они обнялись на прощание. Эрика молча улыбнулась и протянула Пинкусу руку, которую он с волнением стиснул в своих иссохших прохладных ладонях. Все вместе вышли из дома. Солнце уже клонилось к закату, небо в лёгкой облачной дымке стало рыжим. В морозном воздухе кружились крупные редкие снежинки, оседали на одежде, манили полюбоваться своей нерукотворной красотой. Хранителя проводили к саням, которые дожидались его у изгороди, проследили, как он забрался в них и спрятал ноги под меховой полостью. Возница ударил вожжами, соскучившаяся лошадь фыркнула, выпустив клубы пара, развернула сани и затрусила к лесу.

— Мы даже чаю ему не предложили! — вдруг спохватилась Принцесса.

— И верно, нехорошо получилось, — огорчился оборотень. — Надеюсь, он на нас не обиделся… В конце концов, не каждый день узнаёшь такие новости!

— Идёмте скорее обратно, Феликс, — она потянула его за рукав. — Вдруг там уже появился текст? Разве вам не хочется узнать, что дальше?

Разумеется, Эрике не терпелось опять заглянуть в «Путеводитель». А как же иначе? Ведь сумасшедшая круговерть недавних событий благодаря ему разом обрела смысл! Услышав про Наследство Ирсоль, девушка почему-то мгновенно поверила: теперь всё будет так, как надо. Инструмент Свободы — именно это имя в книгах, прочитанных ею в отрочестве, давали утраченному магическому артефакту эпохи Ирсоль Справедливой — та самая вещь, что даст ей возможность жить так, как хочется, а не так, как назначено от рождения. Впрочем, сегодня Принцесса ощущала себя счастливой и до прибытия Пинкуса — счастливой вопреки всему, и здравому смыслу, в первую очередь. Вместо того, чтобы ужасаться и негодовать на себя и на своё сердце, которое опрометчиво влюбилось в совершенно неподходящего человека, ей хотелось летать от переполнявших её эмоций. Что она и делала постоянно с того момента, как выбралась из постели — благо, сейчас ей таиться было совершенно не от кого.

Эрика как уснула с именем Многоликого на устах, так с ним же и проснулась — и сочла, что такого приятного пробуждения у неё ещё не случалось. Отцовская ложь и заговор, вчера приводившие её в отчаяние, сегодня отошли на второй план, скрылись за перламутровой дымкой её новорождённого чувства. Принцесса погладила печной бок, шершавый и всё ещё тёплый, и улыбнулась, потягиваясь. Ей вдруг показались очень красивыми и эти белёные кирпичи, и низкие заиндевелые окна, и бурое бороздчатое дерево потолочных балок, и густые паучьи тенёта между ними, серебрившиеся в скудном зимнем свете. Снаружи раздавался звонкий ритмичный стук — Эрика не знала, откуда он идёт, однако угрозы не чуяла: звук был обыденным и спокойным. Она села, поправила измятую блузку и с наслаждением позвала:

— Феликс!

Но его не было в комнате, лишь одеяло, расстеленное на полу, указывало, где он провёл ночь. Хоть Принцесса и не сомневалась, что он неподалёку, но тут же по нему заскучала. И вот тогда-то, мгновенным озарением, она и поняла, что влюбилась! Можно ли по-другому назвать её теперешнюю истому, и недавние ночные грёзы, и всё то смятение, которое принёс её душе Многоликий?

Она влюбилась.

В оборотня и авантюриста.

В «государственного преступника», которому она помогла сбежать из темницы.

В того, кого при других обстоятельствах и на пушечный выстрел не подпустили бы к наследнице индрийского трона.

«Но разве сейчас я наследница? — спросила себя девушка. — Я беглянка. Я почти никто, как и он. А значит, сейчас у нас есть право быть рядом!»

Ей не терпелось увидеть Феликса, и она соскользнула вниз, не желая терять ни секунды своего счастья. Торопливо надела юбку и наведалась в ту часть дома, где располагались баня и уборная. Многоликий не обманул: в бане стало тепло, а в кадушке, приспособленной сбоку от небольшой печурки, нашлась горячая вода. Эрика с необычайным удовольствием умылась и почистила зубы; сегодня ей доставляло удовольствие всякое её действие, даже просто дышать, и то было приятно. Потом перелетела в комнату, где, покачиваясь над полом, закончила одеваться; и, наконец, отправилась искать Многоликого.

Выйдя на крыльцо, она сразу же увидела источник стука: в нескольких шагах от дома, на опушке леса Феликс колол дрова. Ей и раньше нравилось на него смотреть, но теперь, когда он побрился, избавился от тюремной робы и облачился в чёрные франтоватые брюки и ослепительно-белую рубашку, отвести от него взгляд стало невозможно. Принцесса удивилась было тому, как легко он одет, но быстро сообразила, что замёрзнуть ему не грозит: очень уж энергично Многоликий орудовал топором. Получалось у него ловко, в снег один за другим отлетали аккуратные продолговатые куски дерева. Эрика прежде не видела, как делаются дрова, и потому замерла, зачарованная.

В голове у неё, между тем, бродили и сладкие, и странные мысли. А что, если взять и не возвращаться больше в замок Эск? Забыть о долге перед отцом и перед страной, не понарошку, а по-настоящему и навсегда отказавшись от роли наследницы? Сбежать с Многоликим подальше отсюда, куда-нибудь в Новые Земли? — «Ведь я же мечтала их увидеть!» Но здравый смысл всё-таки оставался при ней, пускай она и не желала его слушать. Закон есть Закон; отказаться от роли наследницы ей не позволят. А в Новые Земли Феликс в этот самый миг плыл бы один, если бы вчера Принцесса не навязала ему свою компанию. Сердце кольнуло сожалением, но разгуляться чувство вины не успело — явление Хранителя всё расставило по своим местам…

Теперь, когда Хранитель уехал, Эрика с порога бросилась к книге, распахнула её… но тут же отодвинула с разочарованным возгласом: каллиграфический текст по-прежнему заканчивался словами «…с нею, тебе доверенной, наступило время расстаться».

— Потерпите, ваше высочество, может, ей нужно убедиться, что её никто не прочитает, кроме нас, — улыбнулся Многоликий.

— Вы думаете, она разумная? — улыбнулась в ответ Принцесса.

Он пожал плечами:

— Кто её знает? Уж если она каким-то образом ухитрилась повлиять на наши с вами поступки…

— На мои поступки никто не влиял! — возразила Эрика. — Я делала то, что невозможно было не делать, никакие книги тут ни при чём. Наша пра-пра-пра-прабабушка была провидицей и поэтому знала всё заранее.

— Кто прав, вы или я, мы всё равно никогда не узнаем, ваше высочество, — Феликс потянул из-под стола корзину с припасами. — Давайте дождёмся продолжения. А пока предлагаю позавтракать… вернее сказать, пообедать.

— Обед — это прекрасно! — обрадовалась Принцесса, чей рот наполнился слюной от одного лишь упоминания о пище. — Я уже и не помню, когда в прошлый раз ела.

— Правда, я не смогу предложить вам изысков, к которым вы привыкли дома… — скептически заметил Многоликий, вынимая из корзины кульки и жестянки.

Но девушка засмеялась:

— Феликс, я сейчас съем что угодно, даже суп из топора.

Он спохватился:

— Ох, ну конечно, топор! Дрова-то я и забыл! — и вышел, чтобы через минуту вернуться с грудой свеженьких деревянных брусков.

Потом он снова растопил печь и поставил на огонь еду — пшеничную кашу с консервированным мясом, вскоре запыхтевшую в чугунке и наполнившую дом упоительным запахом. Наблюдая за действиями Феликса, Эрика млела так же, как ночью. Однако в его улыбке и голосе теперь сквозила отстранённость, которой ночью не было и которая всё сильнее её тревожила. До крайности неопытная в любви, Принцесса не могла понять, откуда взялась эта отстранённость, и вскоре совсем загрустила: «Сбежать с ним в Новые Земли… Силы Небесные, да он бы сам не взял меня с собой! Почему только я решила, что нужна ему? Он чувствует себя обязанным мне за то, что я спасла его от Манганы — и ничего больше…»

Но аппетит Эрики от внезапных невесёлых мыслей ничуть не пострадал, и толстостенная керамическая миска с кашей, поставленная перед нею гостеприимным хозяином дома, опустела мгновенно. Многоликий, сидя напротив Принцессы, тоже весьма быстро расправился со своей порцией и слегка удивлённо спросил:

— Добавки хотите, ваше высочество?

Ответить Принцесса не успела. В комнате что-то едва уловимо изменилось, наследники Ирсоль уловили эту перемену одновременно.

— Книга! — вскинулся он.

— Книга, — затрепетав, согласилась она.

Чуть не стукнувшись лбами, они склонились над раскрытым «Путеводителем» и увидели, как на желтоватых, но совершенно не истлевших страницах проступают новые буквы: «Дети мои! Приветствую вас и радуюсь нашей встрече, ясно видимой мною через столетия».

— «Дети мои», — многозначительно повторила Эрика.

— Всё верно, потомки Ирсоль — мы оба, — подхватил Феликс.

Так и оказалось: «Наш род даст миру многих чудодеев и волшебников, но вы — последние из рода, кого глаза мои различают сквозь толщу времени», — гласило следующее предложение.

Многоликий настороженно уточнил:

— Она имеет в виду, что нами её род закончится?

— Не думаю… тогда бы она использовала другую форму слова «последний». Она имеет в виду, что не способна глубже проникать в будущее, — пояснила Принцесса.

Она читала медленно, с трудом продираясь сквозь тяжеловесный средневековый стиль. Феликс слушал, затаив дыхание. Исконный континентальный никогда не был принцессиным коньком, и поначалу она боялась, что не сможет понять половину написанного — незнакомых слов было слишком много. Но слова эти чудесным образом сами подсказывали ей своё значение, и смысл послания из прошлого раскрывался во всей полноте.

Премудрая Ирсоль всё знала наперёд. Знала, что мир, в её времена сотканный из чудес, постепенно утратит магию. Одарённые дети станут рождаться всё реже. Сначала это будет не так заметно: многие из родившихся обычными людьми получат магические способности от Серафимов. Но потом исчезнут и Серафимы, человечество привыкнет жить без защитников и помощников. Одарённых же станет так мало, что им придётся скрывать свой Дар, чтобы он не был ни украден, ни использован во зло — «Сердце моё становится сосудом боли и печали, когда я вижу, что за судьба ожидает в грядущем таких, как вы».

Знала Ирсоль и то, что огромная и прекрасная страна, которой она благополучно правила, заботясь, чтобы каждый подданный получал всё, чего он достоин, несколько веков спустя распадётся на дюжину маленьких стран, разорванная человеческими властолюбием и алчностью. Наступит время, когда властолюбие и алчность будут управлять миром, и свободными в нём останутся одни лишь знатные и богатые люди. «Да и то не все», — добавила про себя Эрика.

В третьем с конца абзаце было сказано: «С прискорбием понимаю, что всех моих сил не хватит на то, чтобы спасти целый мир, погрязший в несправедливости и лжи. Однако мне по силам сделать счастливей и совершенней хотя бы малую его часть. Пусть Инструмент, который я вам вручаю, послужит на благо и вам, и миру. Дети мои, я вижу и верю, что моей надежды вы не обманете, залогом мне служат светлый ум и доброе сердце каждого из вас».

— Осталось совсем немного, — заметил Феликс. — Надеюсь, нам объяснят, что он такое, этот Инструмент, и как им пользоваться…

— Надеюсь, мы хотя бы узнаем, где он спрятан, — пробормотала Принцесса, бегло просматривая текст в поисках топонимов; никаких карт и планов в книге не было, хоть её и назвали «Путеводителем».

Но два последних абзаца, увы, ни на один из вопросов ответа не дали, наоборот, повлекли за собой вопросы новые.

«О, как хотела бы я распахнуть врата, благословляя вас: идите, дети мои, и возьмите то, что вам завещано! — писала пра-пра-пра-прабабка. — Но, проникая взором в грядущее, я вижу лишь яркие куски, выхваченные из мрака. Могу ли я быть уверенной, что злые люди не войдут в мои врата раньше, чем вы? А посему, не врата, но узкий и тайный лаз откроется вам, когда вы придёте к нему вместе. Всем тем, что нужно, дабы его отыскать и воспользоваться им, вы уже владеете».

Наследники озадаченно посмотрели друг на друга: «Что значит, уже владеем?» Многоликий вздохнул:

— Дочитывайте, ваше высочество. И будем разгадывать шараду.

«Грядущее изменчиво, известно ли вам об этом? Ныне взору моему доступна лишь самая широкая из дорог. Судьба не ищет окольных троп, но иным из троп самим суждено стать дорогами. Если вы, дети мои, живёте покойно и счастливо, с радостью в сердце и достатком в доме, посмею ли я вас тревожить? Сожгите моё послание, забудьте о нём, если страшитесь потерь, ибо тот, кто стремится получить многое, рискует многое потерять», — закончила Принцесса.

Боковой край страницы был странно неровным, как будто оборванным.

— По-моему, нас предупреждают об опасности, — помолчав, сказал Феликс.

— Мне тоже так показалось. «Кто стремится получить многое, рискует многое потерять…»

Он встал и, не глядя на неё, принялся мерить шагами комнату, на лбу у него проступила суровая вертикальная морщина. Эрика растерянно за ним наблюдала. Предостережение Ирсоль нисколько её не напугало, но у Многоликого, похоже, было другое мнение. Подождав, она решилась заговорить:

— Но, Феликс, ведь мы не живём «покойно и счастливо». Вам придётся бежать с Континента, Мангана и мой отец охотятся на вас. У меня всё наперекосяк, я совсем не хочу возвращаться в Замок…

Он резко остановился и посмотрел ей в глаза:

— Ваше высочество, нет! Вы наследница. Вам есть, что терять. Как только раскроется заговор, вы вернётесь к своей обычной жизни, и…

— Но я не хочу к ней возвращаться! — всплеснула руками Эрика.

— Вы просто обижены на Короля. Это пройдёт, ваше высочество. Вы не должны рисковать ради какого-то магического артефакта, про который нам даже не известно, зачем он нужен…

Принцесса робко улыбнулась:

— Как зачем? «Сделать счастливей и совершенней хотя бы малую часть мира».

— Вы не должны рисковать, — упрямо повторил Многоликий.

— Феликс… вы что, боитесь?

— Да, я боюсь. За вас! — рассердился он. — Мне-то, и правда, терять особо нечего… Но вы! Завещанию Ирсоль место в печке. А мы с вами сегодня же отправимся в Империю, в один тихий уголок на побережье. Госпожа Аржни, хорошая и добрая женщина, держит там виноградники. Вы поживёте у неё до тех пор, пока всё не утрясётся.

— А вы?..

— А я иногда буду вас навещать, чтобы держать в курсе дела и самому знать, что вы ни в чём не нуждаетесь.

«Так и есть, он не чает от меня избавиться, — горько подумала Эрика. — А мне-то зачем тогда этот дурацкий Инструмент Свободы?..» Еле удерживая лицо, она начала:

— Пусть будет так, как вы решили… — но с её собеседника вдруг слетела давешняя маска отчуждённости, и увиденное за ней заставило девушку произнести совсем не те слова, что собиралась: — Нет, постойте! Признайтесь честно, вы действительно этого хотите? Оставить меня одну у госпожи Аржни?

Он застыл, пожирая её глазами, и только грудь его высоко вздымалась, а кулаки были крепко сжаты, выдавая волнение.

— Ну же, Феликс! Хотите?

— Не хочу, ваше высочество, — хрипло проговорил он после паузы, которая показалась ей бесконечной. — Но должен…

«Пока всё не зашло слишком далеко», — прочла Эрика в его взгляде и облегчённо выдохнула:

— Тогда зачем торопиться? Виноградники на побережье никуда от нас не денутся. А может, вам и не придётся… отсылать меня туда? Давайте хотя бы попытаемся разгадать загадку.

Оборотень молчал.

— Наследство Ирсоль, Феликс! Инструмент Справедливости…

— Или Инструмент Свободы.

— Или и то, и другое вместе! Вы никогда себе не простите, если сейчас бросите «Путеводитель» в печь…

Многоликий разжал кулаки, тяжело опустился на лавку и хмуро вымолвил:

— Хорошо, давайте.

В комнате снова что-то изменилось, словно воздух едва различимо завибрировал. Наследники посмотрели в книгу — та оставалась прежней. Но Эрике стало жарко над солнечным сплетением, и она моментально поняла, что это значит. Прошептала:

— Силы Небесные! Не нужно ничего разгадывать, Феликс. У нас, и правда, есть всё, чтобы отыскать тайник.

Не дожидаясь его реакции, вытащила из-за корсажа мятые и тёплые листы бумаги, забытые там с вечера — страницы, вырванные из фолианта в замковой библиотеке. На одном из листов, она помнила, кроме чертежа, была карта местности, прилегающей к Замку. Нашла этот лист, повернула картой вверх, поспешно расправила, приложила к линии разрыва в «Путеводителе» — и лист мгновенной к ней прирос, как будто был здесь всегда. В верхнем углу карты, отмечая место, проступила лиловая чернильная стрелка.

То ли потому, что Многоликий-горностай начал привыкать к полётам, то ли потому, что Эрика выполнила его просьбу и летела, стараясь не менять высоты и не кувыркаясь ради озорства в воздухе, но в этот раз оборотень почти не испытывал страха. Удовольствия, правда, не испытывал тоже — да и откуда взяться удовольствию, когда скрученное кольцом гибкое звериное тело ноет от напряжения, а обзор закрыт широким принцессиным шарфом? Но, во всяком случае, иррациональная животная паника не застилала рассудок, и Феликс спокойно ожидал приземления.

Настолько спокойно, насколько вообще мог быть спокойным человек, который оказался не в состоянии выполнить ни одного своего решения! На себя Многоликий злился сейчас нешуточно. Ведь он же так хорошо всё придумал! Не показывать Принцессе своих чувств и оттолкнуть её цинизмом и грубостью, если она вздумает вешаться ему на шею. От греха подальше отвезти её к матушке Аржни. О Наследстве Ирсоль, единожды чуть его не погубившем, забыть на веки вечные, словно он и слов-то таких никогда не слышал.

И что получилось?

Стоило лишь увидеть, каким расстроенным стало личико Эрики, когда она услышала, что Феликс собирается с ней расстаться — и все его благие намерения пошли прахом! «Злыдни болотные, я же едва не признался ей в любви… Да ладно, кого я обманываю — признался!» Стоило Эрике лишь намекнуть, как сильно ей хочется завладеть Наследством — и аналогичное желание, которое он гнал от себя всё это время, разгорелось в нём с новой силой. Раньше он рвался утолить свою жажду справедливости, теперь же его душа просила обычного человеческого счастья: «А вдруг девочка права? Вдруг эта штука, чем бы она ни была, даст нам право не расставаться?»

Так или иначе, к пункту, обозначенному на карте, Многоликий и Принцесса, не сговариваясь, решили отправиться немедленно — как только разобрались, где он находится. Стрелка указывала на самую дальнюю точку глубокого зигзагообразного ущелья, рассекающего северную, противоположную Замку часть горы Эск.

— Там есть пещеры, я помню, — сообщила Принцесса. — Очень красивые. Однажды нас с мамой возили на экскурсию в горы.

Пещеры так пещеры, вполне подходящее место, чтобы спрятать волшебный предмет, какой бы сильной ни была его аура. Потоки магической энергии, льющиеся из трещин в горной породе, наверняка достаточно мощные, чтобы замаскировать что угодно. Вместе склонившись над картой — держаться на расстоянии друг от друга Феликсу и Эрике было всё сложней! — наследники прикинули, сколько времени им понадобится, чтобы достичь ущелья в обход больших городов, и стали собираться в путь.

Многоликий был взвинчен до предела: предвкушение чуда смешалось в нём с тревогой за себя и за Принцессу. Девушка же, казалось, совсем не нервничала. Он маялся ощущением, что должен объяснить ей нечто важное, но не мог сообразить, что именно. Всё, что он сумел сделать — попросил её взять с собою все её вещи, кроме части драгоценностей из тайника.

— Ваше высочество, я не берусь загадывать, как мы поступим, если найдём Инструмент. Но если не найдём… кто знает, что с ним могло случиться за семьсот лет…

— Это очень долгий срок, — кивнула она.

— Если мы его не найдём, сюда возвращаться не будем. Передохнём в какой-нибудь деревне и двинем в Империю…

— На виноградники?

— Да. Поверьте, так будет лучше для нас обоих!

— Договорились, — неожиданно легко согласилась Эрика и тут же занялась сборами.

Она не нервничает, потому что абсолютно уверена в успехе, догадался Феликс. Но про себя порадовался, что сумел поймать её на слове.

Пока за окнами медленно густели сиреневые зимние сумерки, наследники собирались в путь. Небо по-прежнему было затянуто дымкой, обещая ночь, идеальную для перелёта — не слишком тёмную и не слишком светлую, в самый раз для того, чтобы летунья осталась незамеченной, но не заблудилась.

Принцесса управилась быстро — упаковала свой нехитрый скарб в поясную сумку, добавила к нему полученный от Феликса фонарик. Многоликий провозился дольше: вытащил из сундука охотничью куртку и начинил её многочисленные карманы всем, что могло понадобиться новоявленным кладоискателями; сложил туда же половину принцессиного «золотого запаса», приличную сумму денег, немного сушёного мяса и шоколада и две плоских фляжки — с водой и с крепким алкоголем, на всякий случай. В глубоком внутреннем кармане устроил «Путеводитель». Куртка отяжелела и раздулась, Феликсу пришлось приложить немало усилий, чтобы застегнуть её на себе.

— Пора? — глядя, как он воюет с пуговицами, спросила Эрика.

— Пора.

— Да помогут нам Серафимы, — сказала она и светло улыбнулась.

Ему хотелось стиснуть её в объятиях, но он не решился.

Зато теперь объятий было хоть отбавляй! Жаль только, Многоликому-горностаю, обвившему принцессину шею, это обстоятельство не доставляло и сотой доли той радости, которую доставило бы Многоликому-человеку. Полёт продолжался уже не первый час. Зверь начал уставать и раздумывал, какой сигнал подать Эрике, чтобы она догадалась сделать привал, когда летунья вдруг шарахнулась вправо, резко поднялась вверх, потом снова переместилась вправо…

— Какой сильный ветер, Феликс! — услышал он её звонкий голос. — Похоже, будет метель.

Принцессу снова тряхнуло и потянуло вбок, шум ветра становился всё громче. Языки холода добирались даже до хорошо укрытой звериной кожи.

— Я уже рядом с горой, но ущелья ещё не вижу! — крикнула девушка. — Держитесь крепко!

Как будто можно держаться ещё крепче, чем держится он! В следующие полчаса Многоликому пришлось вспомнить, что горностаи совсем не приспособлены для полётов: его мутило, в голове было темно, лапы и хвост свело судорогой. Ужасно хотелось узнать, далеко ли ещё до цели, но о том, чтобы высунуть морду из-под шарфа, нельзя было и помыслить. Эрика то поднималась, то снижалась, один раз даже полетела назад — должно быть, её всё время сдувало с курса.

А потом ветер стих — так же внезапно, как и начался. Летунья шумно выдохнула:

— Ущелье! — и устремилась вниз.

Теперь она летела очень медленно, должно быть, осматривалась по сторонам. Горностай фыркнул и легонько прикусил её шею, намекая, что неплохо бы и ему дать возможность выглянуть наружу. Девушка поняла намёк и распустила шарф.

Лунный свет в ущелье не проникал, и небо совсем потемнело, должно быть, его затянули тучи. Но, как и предполагал Многоликий, магия светилась здесь повсюду. Этот ненастоящий, сомнамбулический свет не озарял ничего вокруг, он был как будто сам по себе — бледно-голубые полосы и круги выплывали из мрака и снова пропадали в нём, и невозможно было понять, светятся ли это пещеры, или расселины в скалах, или же сами скалы, заряженные магической энергией. Фонарика в руке Принцессы хватало только на то, чтобы можно было различить сугробы внизу и валуны, иногда проступающие из-под них. Эрика огорчённо проговорила:

— Ничего не видно. Сейчас найду, где приземлиться — и подумаем, как нам быть.

Многоликий забеспокоился: ему почудилось, что голос её дрожит.

Для приземления она выбрала базальтовый уступ, почему-то почти совсем не заснеженный. От него поднималась вверх гладкая отвесная скала, верхний край которой терялся на фоне ночного неба. Принцесса, краем юбки сметая снег, опустилась на чуть припорошенные чёрные камни, и устало позвала:

— Феликс!

Он, не мешкая, вернул себе человеческий облик.

— М-не к-кажется, д-до утра м-мы не н-найдём нужное м-место… — заикаясь, сказала девушка. — Не стоит д-даже п-пытаться.

Да, она дрожала! И рука с фонариком дрожала тоже — слабый жёлтый луч беспорядочно и беспомощно метался по камням.

— Вы замёрзли, — сквозь зубы проговорил Феликс, чья злость на самого себя достигла в этот миг апогея: «Злыдни болотные, и зачем только я позволил ей сюда лететь?!»

Эрика попыталась улыбнуться:

— Н-немного.

Многоликий аккуратно забрал фонарик и осветил её лицо. Так и есть, кончик носа побелел, и на щеках — широкие белые пятна… что ещё она успела себе обморозить?! Он задохнулся от стыда:

— Ваше высочество, я болван! Нам следовало добираться сюда другим способом, я должен был убедить вас не торопиться…

— Это н-неважно. Г-главное, мы здесь, — кротко ответила она. — Т-только я н-не знаю, что т-теперь д-делать. А в-вы?

А он сейчас вообще не думал про Наследство. Перепуганный, он придвинулся к ней, чтобы согреть дыханием обмороженную кожу. Глядя на него широко распахнутыми потемневшими глазами, Эрика повернула голову… совсем чуть-чуть повернула, но этого хватило, чтобы её холодные губы встретились с его горячими губами. Феликс отпрянул — она потянулась за ним, целуя его с настойчивой и неумелой искренностью, которой невозможно было противостоять. «Будь что будет!» — решился он, свободной рукой прижал к себе Принцессу и ответил на поцелуй.

Мир исчез, не было в нём больше ни холода и снега, ни ночного ущелья и неприступных скал, ни древней волшебной игрушки, где-то в скалах спрятанной. Остались только двое, что без всяких слов объяснялись друг другу в любви, и общее на двоих дыхание, и пришедшее вдруг понимание, что никогда больше они не сумеют быть врозь.

Оторвавшись друг от друга, Принцесса и Многоликий еле вспомнили, зачем и каким образом сюда попали. Они бы не удивились, если бы обнаружили, что в ущелье наступила весна и вокруг них расцвёл райский сад. Но всё, конечно, было по-прежнему. С одним-единственным исключением: в нависавшей над ними скале, которая только что — целую вечность назад! — была однотонной и ровной, появилась полукруглая дверь чуть ниже человеческого роста.

— Я понял, — восторженно прошептал Феликс, — Сиятельная Ирсоль оставила свой Инструмент не вам и мне…

— Она оставила его нам с вами вместе, — подхватила Эрика и вздохнула так сладко, что ему понадобилась вся его выдержка, чтобы не накинуться на неё с новыми поцелуями.

Дверь отворилась без усилий. За ней оказался сводчатый коридор с волшебными светильниками — таких светильников давным-давно не осталось нигде в мире, а здесь они, как новые, сияли тёплым золотистым светом. И дышалось тут легко, словно извне постоянно поступал свежий воздух. Принцесса и оборотень, жадно обнимавший её за плечи, миновали коридор и оказались в круглом помещении с помостом посередине. А на помосте, источая могучие волны чистейшей древней магии, стоял предмет, который вряд ли кто-нибудь ожидал здесь увидеть.

— Смотрите-ка, ваше высочество: инструмент! — удивлённо констатировал Феликс.

Эрика ещё не вполне пришла в себя, колени у неё подгибались, ярко-синий взор затуманился. Лицо её раскраснелось; к большому облегчению Многоликого, признаков обморожения на нём уже не было. Она растерянно посмотрела на своего возлюбленного, потом — на предмет на помосте, потом снова на Феликса, и, наконец, сообразила, что он имеет в виду:

— В самом деле, инструмент.

— Клавесин?

— Нет… по-моему, клавикорд. У клавесина должна быть другая форма.

Небольшой клавишный инструмент из красного дерева с изысканной цветочной резьбой на всех поверхностях тоже выглядел совершенно новым. Принцесса очень осторожно подняла крышку, коснулась кончиками пальцев драгоценных клавиш из слоновой кости…

И вдруг снаружи, из-за неплотно закрытой двери, раздались какие-то невнятные звуки. Наследники Ирсоль, вздрогнув, обернулись на шум, но не успели даже сдвинуться с места — в помещение ворвались «серо-красные». Эрику безо всяких церемоний взяли за локти и оттеснили к стене, на несколько секунд она потеряла из виду Многоликого. Раздался оглушительный рык, произошла сумятица, затем стражники расступились, и стало видно, что на полу, спелёнутый мелкоячеистой заколдованной сетью, тяжело дышит огромный чёрный зверь. Его королевское величество Скагер Первый, собственной персоной, выбрался из-за спин стражников и устремился к клавикорду. Откуда-то сбоку раздался голос Манганы, исполненный скрипучего торжества:

— А кто-то ещё сомневался, сработает ли мой безупречный план!