Я ненавижу Джакомо Кроне. Эта ненависть выжжена до черноты в моем сердце, и избавиться от этой ненависти и боли можно только вырвав его. Но еще — я ненавижу и презираю себя. Такой, какой я становлюсь рядом с этим человеком. Безмолвной и смиренной, сомневающейся в правильности своих мыслей и поступков. Никчемной.
И я бы не хотела, чтобы Корбин Рихтер видел меня такой. Видел мои слезы и беспомощность. И врать бы ему не хотела тоже.
Но уже привычно лгала. Со мной все в порядке. Мне не нужна помощь. Я справлюсь сама.
Только Рихтер не развернулся и ушёл. Упрямый повелитель стихий будто не испытывал неловкости, столкнувшись со столь… личной сценой, и уж тем более не собирался оставаться просто зрителей чужой драмы. И сейчас его настойчивость была весьма кстати.
Он уперся руками в бока и с видом капризного самодура произнес, уже на лермийском:
— Ностальгия это, конечно, замечательно. Но у меня уже час раскалывается голова, и ждать я больше не в силах! Так может я могу получить хоть чутка внимания своего целителя?!
Я подавила неуместный смешок, и посмотрела на Кроне.
— Мне пора. Полагаю, о делах мы сможем поговорить позднее.
Боевой маг был вынужден меня отпустить. Лишь только спросил на прощание, не скрывая насмешку:
— Надеюсь, причиной вашей головной боли стал не наш приезд?
Рихтер высокомерно повел плечами.
— Едва ли меня можно таким впечатлить. Я, знаете ли, в Грейдоре не последнее лицо — на хорошем счету у императора, дружен с канцлером. К тому же лучший маг страны. Мне нет причины опасаться за свою жизнь или репутацию, и проверками меня не впечатлить. А вот местная жара убивает. И у меня снова обгорел нос. Рената, ты совсем за мной не следишь!
Если бы я не знала северянина немного дольше, решила бы, что он напыщенный эгоистичный придурок. И судя по презрительно поджатым губам, Кроне купился.
Хотя возможно, лучше бы Кроне действительно им был. Когда мы оказались под высокими прохладными сводами стен дворца, Корбин, по своей привычке, прямолинейно спросил.
— Что этот придурок от тебя хотел? Он тебе досаждал?
Наверняка хоть что-то да краем уха грейдорец услышал, и сделал свои выводы. Но я была не готова к тому, чтобы посвящать кого-то в мои проблемы с Кроне. Корбин хороший человек, добрый и внимательный, но… он не поймёт. И уж точно ничего не исправит. А мне нужно было думать о будущем Лучи. И сохранять хоть видимость хороших отношений с его отцом.
— Нет.
— Что мне тебе нравится, Рената, что ты всегда немногословна… когда врешь. Ну же, поговори со мной. Дай мне шанс понять, что происходит.
— Зачем?
— Потому что мне больно смотреть, как из-за Кроне тухнут твои глаза. Да и Лучик не выглядит счастливым от встречи со своим папочкой.
Ну вот почему у грейдорца такие длинные ноги?! Я почти бегу, но оторваться от северянина не получается. И воздуха в легких перестает хватать. Пришлось остановится. Я оглянулась, и наплевав на чувство собственного достоинства, вскарабкалась на каменную скамейку. Теперь наши глаза были наравне, а превосходство северянина не было таким раздражающим.
— Что, пришло время для поцелуев? — обрадовался маг.
Загребущие руки тут же потянулись к моей талии.
— Постой.
Повелитель стихий тут же замер. Только сейчас я заметила, что несмотря на легкомысленный тон, плечи Корбина были напряжены, а в зеленых глазах застыла тревога. Он волновался обо мне. И я не смогла сказать то, что собиралась. Что нашему роману пришёл конец. Вместо то я заговорила о другом.
— Джакомо… непростой человек. Будет неправдой, если я скажу, что мы с ним ладим. И все же он член моей семьи. Мои родители уважают и прислушиваются к его мнению, а с точки зрения закона он имеет полное право решать судьбу своего сына. И Джакомо доверил Лучиано мне.
— Свалил всю ответственность, хочешь сказать.
— Это было моё решение. И я никогда о нём не жалела. Но игнорировать Джакомо или ссорится я с ним не могу. Давай ты просто позволишь мне всё уладить самой. К тому же это будет полезно для вашего с Фоскарини дела.
— Малышка, я бы с тобой согласился, но… — Рихтер нежно коснулся моего подбородка. — Он оставил на твоем лице синяки. Заставил плакать. Как я могу ему это простить? Ты даже не представляешь, как мне было сложно не переломать ему его мерзкие конечности, которыми он тебя лапал. Совсем не по-родственному, между прочим.
Я услышала гулкие шаги, и поспешно спрыгнув, отошла к окну, будто разглядывая закатное небо. Когда слуга прошёл, маг снова заговорил.
— Дай мне причину оставаться в стороне.
— Она очень простая. Ты просто не хочешь её видеть. — Я перешла на грейдорский, будто боясь, что нас услышат. — Ты мне никто, Корбин Рихтер. И ничего обо мне не знаешь.
— Но я хочу — узнать! В тот момент, на пляже во время урагана… и позднее, когда мы были вместе. Мне кажется, это было чем-то особенным.
— Нет. Лишь магическим наваждением, которое нас временно сблизило. Но это только — страсть. Я не хочу ради неё рисковать… всем. Мне есть чего терять, Корбин. Хотя, наверное, тебе кажется, что твоего великолепного появления я и не существовала.
— Это несправедливо, малышка. Но если ты думаешь, что я обижусь на твои колкие слова, боюсь тебя разочаровать. Злись на меня, пытайся оттолкнуть, обманывай. Я всё равно буду рядом, пока это нужно.
— И что мне с тобой делать, северянин? — беспомощно спросила я. — Тогда попрошу лишь об одном. Не дай кому-либо понять, что нас связывает что-то большее, чем контракт.
— Я буду осторожен, — клятвенно пообещал Рихтер.
Мне показалось, что мы поняли друг друга. Но предсказать поступки Корбина оказалось не так просто. Голова его работала как-то совсем по-другому, чем у меня. Или он просто плохо понимал значение слова «осторожность»?
Остаток вечера я провозилась с Лучиано. Никакие проблемы и неприятные сюрпризы не должны были повлиять на лечение моего маленького племянника. И пусть сама магическая процедура была привычной и для меня, и для Лучи, она всё так же оставалась болезненной и утомляла нас обоих. Я не могла до конца вылечить мальчика, но облегчить боль в спине, или помочь быстрорастущему детскому организму справится с нагрузками было в моих силах.
Я практически свалилась в свою постель, но заснуть так и не смогла. Вместо этого я провалилась в какое-то странное забытье, наполненное обрывками давних воспоминаний.
Не знаю, кому пришло в голову, что две молоденькие студентки медицинской школы отлично подходят для работы в пункте помощи на Празднике Жатвы. Перепившие горожане, детишки, получившие солнечный удар и их истеричные родители, подравшиеся друг с другом торговцы, актер, упавший со сцены почти на голову старушки… Стоило перебинтовать одну конечность, как под нос совали уже чью-ту другую ногу — волосатую и немытую. С царапиной, растяжением, а то и переломом. А наш куратор ушёл со своим приятелем пить пиво, легкомысленно решив, что мы со всем справимся.
«Это хорошая практика», — успокаивала я себя, прикладывая лёд к разбитому носу заигравшегося мальчишки. Его отец, между тем, невзначай пытался заглянуть мне в довольно скромный вырез легкой летней блузки. Остановив кровь, я поспешно выпроводила своего маленького пациента и его родителя из палатки и почти распласталась на стуле, обмахиваясь веером из бумаги. До конца смены оставалось полчаса. Толпа посетителей немного поредела ближе к вечеру, и я надеялась, что ничего экстремального не произойдет.
Как же. Стоило мне прикрыть глаза, как в палатку буквально ворвалось два полуголых парня. Блестящих от пота, все в синяках и ссадинах, но при этом удивительно довольных. Моя однокурсница, перебирающая остатки медикаментов, замерла, а я поспешно вскочила, поправляя белую косынку, прикрывающую косы.
— Ой, медсестрички! — воскликнул один из них, слегка пошатываясь. — Вы-то мне и нужны, красавицы! Я тут стукнулся немного, и что-то у меня теперь голова немного кружится. Позовите доктора, пусть посмотрит.
Второй, с коротким смешным хвостиком и фингалом под глазом, усадил своего приятеля и повернулся к нам.
— Это не медсестры, а целительницы. Студентки? Больно мелкие, — добродушно сказал он.
— Ага, — опасливо подтвердила моя подруга. — И вы же… Да! Боевые маги! Я видела краем глаза ваше выступление! Так здорово! Я Энида, а это Рената. Мы… да, студенты. Перешли на второй курс, и кое-что уже умеем. Правда, Нат?
К пациенту подруга меня не подпустила. Ну как же, отличный шанс пофлиртовать с пострадавшим воином. Хотя как выяснилось во время беседы, пострадал он не во время показательного выступления, а позднее, в драке с каким-то мужиком, нелестно высказавшемся о магах. Это ведь надо быть таким идиотом, чтобы почти в лицо хамить боевикам!
Пока Энида хлопотала над своим пациентом, я неловко топталась рядом со вторым парнем, исподволь его разглядывая. Красивый.
— Воды не дашь попить? Горло смочить?
— Хорошо! Конечно!
Засуетилась, ища чистую кружку, и в какой-то момент в тесной палатке споткнулась о оставленную нашим куратором сумку. От столкновения с землей меня спас боевик, удержав за талию, и отпустил отнюдь не сразу. Улыбнулся, заметив, как я смутилась.
— Рената, правильно же? А я Джакомо.
— Привет.
Ох, как глупо! И зачем я с ним поздоровалась?!
— Ну привет. Слушай, а когда вы с подругой освобождаетесь? Может, хотите вместе с нами посмотреть фейерверк?
— Да-да! — горячо поддержал его приятель, и тут же скривился. — Ай! Эни, у меня в ухе зашумело! Это нормально?
И так получилось, что на ночное представление пошла только я с Джакомо, который, умывшись и переодевшись, стал выглядеть вполне приличным человеком. Да и еще где-то цветы добыл.
Когда на небе расцветали желтые, красные и белые огни, он внезапно взял меня за руку. Ладонь у него была теплая и шершавая.
— Хорошее завершение дня. Правда, Рената?
Улыбка Джакомо в тот момент показалась мне ярче пылающего неба.
Мой жених знал толк в романтических жестах. Но это наше свидание, которое должно было стать последним перед моим отъездом домой, не задалось с самого начала.
Джакомо был чем-то расстроен. Почти не говорил со мной, и слишком много пил. Я не слишком из-за этого переживала, пока в какой-то момент поцелуи, игривые, нежные, стали жестче, а руки, путешествующие по телу, наглее и бесцеремонее. Я даже не успела испугаться, когда его ладонь скользнула мне под юбку, по хозяйски сжав бедро. Лишь ойкнула, попытавшись выкрутиться из объятий.
— Не надо! Перестань!
— Ну же, милая. Мы здесь совсем одни. Об этом месте почти никто не знает.
И мне стоило об этом помнить, когда боевой маг решил свозить меня на свидание за город. Солнце слепило глаза, а нагретая трава пахла так одурманивающе. Но по моей спине пришёлся неприятный холодок. От романтического настроения не осталось и следа.
— Я не могу так. Джакомо… Джако! Я не готова! Мне неприятно! Прошу тебя!
Он рассмеялся, и опрокинув меня на покрывало, игриво прикусил ушко.
— Твоё смущение очаровательно, — прошептал боевой маг, торопливо расстегивая пуговички на моей простой льняной рубашке. — И все же в этот раз я не остановлюсь. Ты слишком давно меня дразнишь.
— Не надо! Отпусти!
Теперь я перепугалась по-настоящему. Джакомо не выглядел одержимым, или даже потерявшим над собой контроль из-за вина. Но слышать меня он не желал. Я попыталась ударить его в пах — так, как когда-то учил меня соседский мальчишка. Но сделать это в неудобной юбке оказалось не так просто. Кажется. Боевому магу надоели мои трепыхания, так как он внезапно жестко сжал мои запястья, заставляя выгнуться от боли. Казалось, еще чуть-чуть, и он переломит хрупкие кости. Я всхлипнула.
— Пожалуйста!
Хватка ослабла. Джакомо снова меня поцеловал — нежно и ласково, как прежде. На раскрасневшемся лице его было написано искреннее сожаление.
— Глупая моя девочка. Ты просто не оставила мне выбора.
— Что я такого сделала?!
— Пока — ничего. Но… Помнишь Герона? Того недотепу, что ударился головой на Празднике Жатвы в том году. Он сказал, что видел тебя в среду в городе. С парнем. Вы шли едва ли не под ручку.
Кроне был ревнив, и зная это, я старалась не давать ему поводы. Да и мало среди моих знакомых было мужчин. Друзей и вовсе не было. Я зажмурилась, пытаясь вспомнить. Среда…
— Это мой сокурсник! Клянусь, мы просто шли рядом. Твой друг ошибся или дразнил тебя!
— Может и так, — не стал спорить Джакомо.
Он уже расстегнул мою рубашку. Стянув корсаж вниз, мужчина прижался лицом к моей груди. Сквозь тонкую ткань сорочки я почувствовала липкую влажность его языка. Всё, что было после… Нетерпеливые резкие движения, хриплое дыхание, тяжесть мужского тела. Вот что значит «заниматься любовью»? Нет. Не может быть. Не хочу в это верить. И участвовать в этом больше не хочу. Надо просто подождать, когда это закончится.
Тяжелые свинцовые тучи не закрыли солнце. По прежнему был теплый июньский день. Но мир вокруг в один момент потерял все краски.
— Пора возвращаться. — Губы Джакомо ласково скользнули по моей оголенной шее, и я не смогла подавить дрожь. — Ты уже совсем замерзла, любимая. Давай я помогу одеться.
— Не надо. Я сама.
Стоит быть благодарной ему. Он хоть и был нетерпелив, но как-то умудрился только помять мое платье, и не испачкав его и не порвав. Так и не скажешь, что я только что потеряла невинность — притом почти под кустами, будто мы были дикими зверьми. Разве что губы припухли от поцелуев, на запястьях остались следы его пальцев и между ног болезненно саднило. Крови же почти не было. Я думала, будет хуже.
Но моё тело было почти в порядке. В отличие от души. Так… так и должно быть? Столь мерзко.
— Почему, Джакомо? Я ведь так люблю. Зачем так — унизительно, силой брать то, что я подарила бы тебе сама?
Мне казалось, что если я узнаю ответ, станет легче. Бессмысленность совершенной жестокости мучила едва ли не больше, чем пожирающее изнутри чувство стыда.
— Ты ведь уезжаешь, Нат. Легкомысленно покидаешь меня, несмотря на то, что я против.
Покидаю? Закончив второй курс медицинской школы, я собиралась провести летние каникулы дома. Родители бы просто не понял, если бы я осталась в столице. Джакомо не хотел расставаться на долгих три месяца, да еще и жутко обижался, что я пока не собираюсь знакомить его с семьей. А мне всего-то и нужно было, чтобы подготовить родных к тому, что мой жених — маг. Отец даже с моим слабеньким даром не сразу смирился. Хоть и гордился мной.
Да и Исабеллу не хотелось обижать. Будучи моей старшей сестрой, она, по традициям, должна была первой выйти замуж. Только вот беда — сестренка оказалась придирчивой, и пока никому из своих ухажеров ответ не дала. И если я привезу домой жениха… ссоры не избежать. Мне бы этого не хотелось.
А Джакомо, оказывается, все мои доводы считал лишь отговорками.
— Ты не любишь меня так, как люблю тебя я, Нат. Даже если в Орлэнде ты, не стесняясь, прогуливаешься с чужими мужчинами, то за три месяца в своем захудалом городишке ты и вовсе забудешь обо мне.
— А теперь… не забуду?
— Теперь — ты принадлежишь мне. Пусть пока и не перед людьми, но перед богом и в моих глазах — ты моя жена, Рената. И у тебя не будет больше повода тянуть со свадьбой. — Джакомо привлёк меня к себе, почти по-отечески поцеловав в лоб. — Повидайся с родителями, а я приеду следом. Так скоро, как смогу. Не хочу разлучаться с тобой надолго, любимая.