Глава 10

Графиня была довольна поведением Ларк на ее первом обеде в Грейшир-Мэноре и, не теряя времени, сказала ей об этом. Если бы Ларк повиновалась безмолвной команде графа, это навсегда бы испортило отношения с неподражаемой леди Изобел, и Ларк благодарила божественное провидение, что у нее достало ума принять правильное решение. Неужели каждый вечер в обеденном зале будет происходить баталия между Грейширом и его матушкой? Если так, то ей остается умолять о разрешении обедать у себя всякий раз, когда граф будет в поместье.

Чем она вызвала его гнев? Почему он сделал все возможное, чтобы смутить ее? Ведь не всегда так было. Он был очень добр и любезен в Маршалси и в лондонском доме держался как безупречный джентльмен. Эта новая, неприятная черта характера графа открылась во время путешествия на побережье и расцвела пышным цветом, когда он представил ее своей матери мокрой, растрепанной, перемазанной грязью. Словно получил от этого какое-то садистское удовлетворение. Ларк голову сломала, но так и не могла найти причину.

Завтрак прошел без инцидентов, и вскоре Ларк, Агнес, леди Изобел и Грейшир в ландо графа отправились в Плимут, чтобы пополнить гардероб Ларк и снабдить одеждой Агнес.

Четырехместная коляска была несколько меньше и осадкой ниже, чем дорожная карета, которую отправили в ремонт, поэтому пассажирам было довольно тесно. Графиня настояла, чтобы Ларк села напротив, дабы во время долгой поездки они могли разговаривать лицом к лицу. Сетуя на габариты сына, леди Изобел причитала, что он стеснит ее и помнет ей платье, поскольку она всегда берет с собой трость и кожаный саквояж с лекарствами и туалетными принадлежностями. Ларк подозревала, что подобный прием часто используется в общественных экипажах, чтобы отбить охоту у других пассажиров садиться слишком близко. Графиня добилась своего. Она усадила рядом с собой Агнес и прогнала сына к Ларк. Хотя Ларк так прижалась к стенке кареты, что кожаный поручень задевал ее шляпу, все равно Грейшир сидел чересчур близко, чтобы чувствовать себя комфортно.

Ларк пробовала упереться в кожаную спинку, жалея, что это не роскошные бархатные подушки дорожной кареты. Гладкая кожа не позволяла ей удержаться, и всякий раз, когда карета накренялась, Ларк скользила к твердому, мускулистому бедру графа. Да и на ровных участках дороги они соприкасались. Сквозь складки белого муслинового платья она чувствовала жар его тела и жалела, что поспешила и выбросила свой дорожный костюм в мусорный ящик. Его можно было бы привести в порядок, шелк более плотный, а дождя сегодня не предвидится. На небе ни облачка.

— Вам удобно, дорогая? — поинтересовалась графиня.

— О, весьма, — уверила ее Ларк.

Ее голос действительно дрогнул? Судя по любопытству на лице графа, этим вопросом можно не задаваться.

— Вы, кажется, мыслями далеко отсюда, — заметила графиня. — О чем вы думаете?

— О погоде, — ответила Ларк. — Думаю, в Лондоне я бы сейчас вместо муслина и спенсера надела плотное шелковое платье и пелерину, чтобы не замерзнуть. Здесь, на побережье, удивительный климат.

— Вы привыкнете к нему, — глубоким баритоном заметил граф.

Они сидели так близко, что звук резонировал. Как от брошенного камешка по поверхности тихой воды бежит рябь, так от этого звука у Ларк возникло странное ощущение тепла и холода, огня и льда. Леденящий холодок пробежал по спине. Их бедра все еще соприкасались, и Ларк напрягалась. К ее ужасу, его тугие мускулы ответили. Горячая кровь бросилась ей в лицо. Он смотрит на нее? Ларк не осмеливалась взглянуть. Она молилась, что это не так. Она снова краснеет. Она всегда знала, когда краснела, — лицо горело огнем. Этот недостаток раздражал ее больше всего.

— Да, корнуоллский климат странный, — протянула графиня. — Круглый год с моря ползут туманы. Одну долину пропустят, следующую заволокут, словно у них есть разум и они могут выбирать. Бэзил рассказал вам о шквалистом ветре, но сомневаюсь, что он упомянул о затяжных дождях, которые часто льют недели напролет, и о корнуоллских туманах, достаточно сильных, чтобы противостоять ветру. Они просто дрейфуют по кругу.

— Прекрати, мама, ты напугаешь дам, — сквозь смех проговорил граф.

— Помолчи, Бэзил, — предупредила графиня. — Как я сказала, плоды, которые на востоке страны уже собрали, здесь созревают только к концу сентября, к Михайлову дню. В январе можно собирать первоцветы, нарциссы зацветают в начале февраля вместе с рододендронами. Мы так отличаемся, что некоторые болваны даже отказываются признавать нас частью Англии.

— Похоже на зачарованное место, — заметила Ларк Она воображала себе волшебный народ, играющий в ясеневых рощах и спящий под серебристыми туманами, чтобы отвлечься от стройной ноги, прижимавшейся к ней. Несмотря на все попытки отстраниться, граф словно приклеился к ее боку.

Ларк смотрела через слюдяное окно на проносящийся пейзаж: сложенную из камней изгородь, милые рябиновые и ясеневые рощи. Мягкие волнующиеся луга, все еще влажные от утренней росы, искрились под солнцем. Дорога незаметно приближалась к морю, появились равнины, болота и пустоши, поросшие папоротником-орляком, дроком и черным вереском. Время от времени были видны деревья, так согнутые ветром, что кривые голые ветки порой задевали землю. Лучше места для призраков не сыщешь. Наверное, здесь они скорее правило, чем исключение, решила Ларк, вспомнив кладбище и зубчатую железную ограду.

Трость графини уперлась в мысок ее сафьяновой туфельки, и Ларк подскочила. Намереваясь ухватиться за сиденье, она вместо этого схватилась за ногу графа и тут же отдернула руку, словно до горячих углей, дотронулась. Задыхаясь, она пробормотала извинения. Грейшир в ответ что-то проворчал, его крепкое бедро, обтянутое черными панталонами, ответило куда красноречивее.

— Замерзли, милая? — спросила графиня. — Вы дрожите.

— Нисколько, — ответила Ларк, стремясь обрести самообладание.

Перед ее внутренним взором возник облик графа, галантно кутающего ее плечи в свой сюртук, как он сделал это в дорожной карете. Физический контакт с этим мужчиной оказался потрясением, с которым она не могла совладать. Неужели у нее все время будет трепетать сердце?

— Пейзаж немного… унылый, — пояснила она. — Мне казалось, что вот-вот появятся призраки, о которых говорил Смайд.

— Вы боитесь призраков, миледи? — усомнился Грейшир.

Ну почему он не мог промолчать? От этого глубокого, чувственного голоса она таяла, превращаясь в желе.

— Не могу сказать, милорд, — ответила она. — Я никогда их не встречала.

— В Грейшир-Мэноре их несколько, — сказал граф. — Легенда гласит, что дух моего прадеда Бэзила бродит по залам, хотя я никогда не имел удовольствия с ним познакомиться. Оно и к лучшему. Сомневаюсь, что он одобрил бы то, что я пренебрег его именем. Слуги клянутся, что видели призраков на кладбище у церкви Святого Кеверна. Мы миновали ее, выезжая из поместья, вы заметили?

— Я заметила ее, когда мы приехали, — сообщила Ларк.

— Гм, в темноте? Вы наблюдательны, — задумчиво протянул Грейшир. — Нужно поинтересоваться у викария Фокнера, видел ли он что-нибудь странное… каких-нибудь безголовых лошадей… хотя думаю, что призрачные кони скорее водятся в Дартмуре.

— Вы меня разыгрываете, милорд, — сказала Ларк, отважившись искоса взглянуть на графа.

Его здоровый глаз был обращен к ней, длинные темные ресницы обольстительно опущены. Губы, приоткрывшись, сложились в неотразимую улыбку, от которой у Ларк сердце дрогнуло.

— О нет, миледи. Это чистая правда, не верите мне — спросите любого.

— Довольно! — объявила графиня, так стукнув тростью в пол, что. Агнес подскочила, а Ларк поджала ноги. — Бэзил, я же сказала, чтобы вы обращались друг к другу без формальностей. Я предпочитаю, чтобы вы делали это всегда, по крайней мере, в моем присутствии. Надеюсь, я понятно вам обоим объяснила, и повторять не собираюсь.

— Совершенно понятно, — ответил граф. — Ларк, — сказал он, нарочито кланяясь.

От его гортанного баритона у нее перехватило дыхание. Но она не собиралась уступать.

— Бэзил, — подчеркнуто четко произнесла она, кивнув в ответ.

— Кинг, — вздрогнув, поправил он. — Не нужно лишать прадедушку повода бродить по залам Грейшир-Мэнора.

Он сказал это с деланным страхом, наклонившись слишком близко. Агнес таращила темные круглые глаза, графиня же, похоже, была удовлетворена. Остальная часть поездки прошла более спокойно. Ларк не спешила называть графа по имени, да и он не трудился обращаться к ней в той же манере.

По настоянию графини первым делом занялись гардеробом Ларк и сразу отправились на улицу, изобилующую магазинами и заведениями модисток. Тут же помещалось и ателье любимицы графини, мадам Жерар, изготавливающей манто. Агнес шепотом умоляла Ларк не покупать шляпы у модистки, а приобрести все необходимое для их изготовления. Графиня неодобрительно отнеслась к этому предложению, но уступила, как только Ларк по ее совету выбрала капор из сливового бархата, который, по уверению леди Грейшир, будет потрясающе смотреться на ее светлых локонах. Вскоре Кинг, к большому облегчению Ларк, оставил дам и отправился в док, как он выразился, «по государственному делу». Хотя в Плимуте, пользующемся дурной славой, общество мужчины было необходимостью, Ларк меньше всего хотела, чтобы Кинг заглядывал ей через плечо, когда она будет покупать белье. Уж лучше встретиться с карманниками. Кроме того, она не могла себе представить, что кто-нибудь осмелится пристать к графине, вооруженной тростью, и едва в голос не рассмеялась, вообразив эту картину.

Они снова встретились, чтобы перекусить в кофейне «Белая роза», где Ларк отдала должное маленьким горячим булочкам и чеддеру, обернутому тонкими ломтиками ветчины. Тут был свежевыпеченный хлеб разных сортов, чатни и французский торт, прослоенный нугой. Потом графиня объявила, что необходимо одеть Агнес согласно ее положению. Кинг попросил Ларк отправиться с ним к ювелиру, объяснив, что нуждается в совете относительно покупки украшений для невесты.

Может быть. Ларк примерит их, чтобы помочь ему принять решение? Ларк открыла было рот, чтобы запротестовать: меньше всего на свете она хотела выбирать драгоценности его невесте, — но вмешалась графиня, и пришлось уступить.

Ларк думала, что предстоит приобрести обручальное кольцо для леди Энн, но ошиблась. Вместо этого граф детально изучал синие камни: цирконы, сапфиры и другие, которых она не знала. Цирконы Грейшир отверг сразу, посмотрел на сапфиры, затем взял серьги с незнакомыми ей камнями. Довольно большой центральный камень в виде капли окружали бриллианты в филигранной золотой оправе.

— Что скажете? — спросил граф, вручив ей одну серьгу, а другую поднес к ее лицу.

— Они очень красивы, милорд, — пробормотала Ларк, поворачивая камень, чтобы он заиграл на свету.

— Кинг, — поправил он.

— В присутствии вашей матушки, милорд, — напомнила она, — и только потому, что я не имею никакого желания испытать на себе ее трость.

Нахмурившись, Грейшир тяжело вздохнул:

— Как пожелаете, миледи. Что вы думаете о цвете?

— Я никогда не видела такого камня, — промямлила она. — Что это?

— Иолит, — ответил граф. — Весьма редкий. Викинги брали его на борт своих кораблей как защиту, чтобы не пойти ко дну. Говорят, амулеты из этого камня используются даже сегодня.

— Полагаю, вы должны это знать, — сказала она, возвращая ему серьгу, — вы ведь морской офицер и сильно привязаны к морю.

Владелец магазина кашлянул.

— Осмелюсь заметить, милорд, цвет точно совпадает с глазами миледи, просто поразительно.

— Они предназначаются не мне, — поспешила сообщить Ларк, отпрянув от прилавка, словно он загорелся.

— О, понимаю. — Хозяин, явно, смутившись, опустил лорнет и принялся поправлять галстук. — Извините, я думал…

— У вас есть к ним подходящее ожерелье? — спросил Кинг, возвращая серьги.

— Да-да, милорд, — торопливо ответил владелец магазина, вытирая лицо мятым носовым платком. Он явно вздохнул с облегчением от того, что не отпугнул покупателя. — Даже два.

Он вытащил ожерелья и подходящий браслет. Одно из ожерелий точно подходило к серьгам, с него свисали такие же синие каменные капли, обрамленные бриллиантами. Другое украшал крупный грушевидный камень, окруженный бриллиантами. Кинг приложил его к шее Ларк, чтобы лучше рассмотреть.

Она почувствовала жар его рук, затянутых в белые перчатки, и инстинктивно отстранилась.

— Я не стану душить вас, миледи, — криво усмехнулся Грейшир, — я только пытаюсь оценить, как эта чертова штука будет лежать на шее. Распахните жакет и, будьте добры, постойте спокойно.

Ларк сделала, как он просил, и терпеливо ждала, когда он застегнет ожерелье у нее на шее. Платье впереди было открыто довольно низко, и горячая кровь прилила к ее щекам, когда его взгляд скользнул по ее декольте. Казалось, прошла вечность, прежде чем он снял ожерелье и вернул владельцу магазина.

— Я возьму оба, — сказал он. — И серьги с браслетом тоже.

Ларк сдержала вздох, но когда Грейшир попросил показать ему жемчуг и драгоценные камеи и решил взять и их, у нее перехватило дыхание. Граф потратил целое состояние.

Она тихонько прошла к дивану и села в ожидании. У нее сдавило сердце, и она не могла понять почему. Она никогда не была модницей и жадной до украшений. Она продала драгоценностей в десять раз больше, чем Грейшир только что купил, пытаясь расплатиться с долгами отца, и сделала это без сожаления. Нет, не драгоценности вызвали ревность. Ревность?! Да, именно так, признала она. Ларк не завидовала его покупкам. Ей не давало покоя то, как граф представил ее своей матери, словно она обычная судомойка — даже если она своим видом тогда на нее походила, — недостойная вытереть ноги леди Энн Катбертсон. Он обидел ее сейчас, использовав в качестве манекена, давая понять, что она больше никогда не будет достойной леди. Очевидно, в его глазах она всегда будет носить клеймо Маршалси. Почему это имеет для нее такое значение, Ларк понять не могла, но ей становилось все труднее справляться с эмоциями.

Выбрав напоследок золотую брошь, Кинг отдал хозяину магазина листок бумаги с инициалами, которые надо на ней выгравировать, забрал покупки и отправился с Ларк навстречу графине и Агнес. После роскошного обеда в «Королевском гербе» компания поехала в Грейшир-Мэнор.

В карете все уселись по-прежнему, к неудовольствию Ларк — из-за собственной скандальной реакции на близость Кинга. Кинг. Она не порадует графа, назвав так, но почему не может перестать произносить это имя мысленно? Горячая кровь застучала в висках. Слава Богу, что в Корнуолле темнеет рано. Сумерки скрыли ее пунцовые щеки от любопытных взглядов. Всю дорогу Грейшир почти не сводил с нее глаз. Отважившись искоса взглянуть на него, Ларк всякий раз видела довольное лицо. Казалось, больше никто ничего не замечал. Леди Изобел вскоре задремала, Агнес, которая с трудом сдерживала восторг от щедрости графини, наконец успокоилась.

Когда трость выскользнула из руки графини, Кинг, не разбудив матери, быстро поймал ее и вручил Ларк. Она заметно вздрогнула, когда трость коснулась ее, поскольку все ее внимание было поглощено пролетавшим за окном пейзажем, залитым лунным светом.

— Наводящая ужас трость, — сказал Кинг, наклонившись к Ларк. — Теперь, когда она у вас в руках, вы можете расслабиться.

— Я совершенно спокойна, милорд, — возразила Ларк.

— Позволю себе не согласиться, — ответил он. — Вы натянуты как скрипичная струна. Я вас чем-то обидел? Кстати, мы кое-что забыли…

— Нам нечего помнить, — запротестовала она. — Вам что-то пригрезилось, милорд.

— Ларк…

Она открыла было рот, чтобы запротестовать против фамильярного обращения, но звук, слетевший с его губ с такими соблазнительными обертонами, окатил ее Гипнотическими волнами, на мгновение парализовав. Граф впервые обратился непосредственно к ней, и как он произнес ее имя! В этом звуке была нежность, ласка… нет, соблазн.

— Мы согласились обходиться без формальностей в присутствии матушки, — напомнил Грейшир, кивнув ни спящую графиню. — При этом не упоминалось, что она должна бодрствовать.

— Вы… вы невыносимы! — вскипела Ларк.

— Мне это не раз говорили, — ответил граф. — Вы сердитесь на меня. Я должен знать, почему потерял вашу благосклонность.

— Не понимаю, о чем вы говорите!

Он наклонился ближе. Опьяняющий мужской запах защекотал ей ноздри: кожа, табак — это ее озадачило, поскольку она ни разу не видела, что он курит трубку, — выпитое за обедом вино смешивались с присущим ему одному дразнящим ароматом. В тесном пространстве кареты запах стал головокружительным. Помимо воли Ларк глубоко вдохнула дурманящий аромат.

— Сердитесь, — повторил он, — и я не могу ничего исправить, поскольку не знаю, в чем допустил промах.

— Исправлять нечего, милорд.

Она хотела сказать: «Я покорилась вашей воле и позволила вам ехать кратчайшей дорогой, зная, в каком непрезентабельном виде предстану перед вашей матерью, и вместо того, чтобы встать на защиту, вы оскорбили меня самым жестоким и бесчувственным способом. Забыть не могу эту вашу фразу «Нет-нет, это не леди Энн Катбертсон»! За обедом вы смутили меня резкой, непростительной беседой. А сегодня вы использовали меня как служанку. Вы заставили меня помочь вам выбирать драгоценности для другой, зная, что когда-то у меня были подобные украшения, но я их лишилась, и не по своей вине».

— Я очень утомилась, — вместо этого пробурчала Ларк. — Вы ошибочно приняли усталость за гнев, милорд. Все произошло так быстро. Я совершенно ошеломлена.

— Вы не произнесете это… хотя бы раз? — уговаривал он.

— Что, милорд?

— Мое имя.

— Нет! — выпалила Ларк, крепко схватив трость и сопротивляясь желанию грохнуть ею об пол. До чего она докатилась!

— В один прекрасный день скажете, — пробормотал Грейшир.

Его слова ожгли ее словно горячая дымящаяся лава. К счастью, он больше ничего не сказал.

Загрузка...