Ларк не спустилась к завтраку. Встречаться с львицей в ее логове лучше на пустой желудок. К тому же трудно как ни в чем не бывало сидеть за столом, если к полудню она собирается покинуть Грейшир-Мэнор. Она плохая актриса. Осталось лишь полюбовно договориться с графиней. От мысли, что придется отправиться назад в Маршалси, почти останавливалось сердце, но это лучше, чем остаться под крышей с мужчиной, в которого она влюбилась, и который хотел ее лишь в качестве любовницы. Ее сердце было разбито.
Она нашла графиню в маленькой гостиной, где они обычно встречались после завтрака, чтобы обсудить планы на день. Лившийся в окна яркий свет высветил совсем иное лицо, не то, что обычно приветствовало ее. Графиня плакала? Ларк не могла себе этого представить.
— За завтраком без вас было тоскливо, — сказала графиня. — Меня оставили один на один с гостями, поскольку Бэзил и Леандр, похоже, этим утром тоже пропали.
— Я могу объяснить…
— Безусловно, — перебила графиня. — Вам также придется объяснить, почему вы отказались от подноса, который принесли вам в комнату. Вы нездоровы, моя дорогая?
Ларк не могла посмотреть графине в глаза. Без приглашения она села на стоявший на ковре стул работы Дункана Файфа, ноги не держали ее. Она ожидала, что будет трудно, и думала, что подготовилась. Но ошиблась. Сложив на коленях дрожащие руки, она уставилась на изящные синие незабудки на муслиновом платье.
— Я здорова, — как могла твердо, сказала Ларк. — Я не спустилась к завтраку, потому что было бы нечестно притворяться. Я не могу остаться здесь, графиня Грейшир. Не при этих обстоятельствах. Я пришла просить… умолять вас позволить мне каким-то другим способом возместить то, что ваш сын потратил на мое освобождение.
— Графиня Грейшир? — поинтересовалась пожилая дама. — С чего вдруг такая официальность? Я знаю, что «леди Изобел» не лучшее обращение, но я его разрешила, поскольку хотела, чтобы вы чувствовали себя здесь как дома. Вы же знаете, что я предпочитаю, чтобы не было лишних формальностей между вами, мной, и Бэзилом.
— Теперь это невозможно, миледи.
— О, понимаю.
— Прошу прощения, но вы не понимаете, а я слишком леди, чтобы уточнять. Достаточно сказать, что я не могу здесь остаться. Если потребуется, я с радостью вернусь в Маршалси. Однако надеюсь, что можно найти другой выход. Его сиятельство предлагал мне другие варианты… если здесь… ничего не получится.
— Вы хотите сказать, если вы не сможете выдержать меня? — поправила графиня. — Что ж, дорогая, мы прекрасно поладили, и о вашем отъезде из Грейшир-Мэнора не может быть и речи.
— Но его сиятельство сказал…
— Бэзил не имеет права голоса в этом деле! — стукнула тростью графиня. Пол дрогнул под сафьяновыми туфельками Ларк. — Мой сын заплатил впечатляющую сумму, чтобы освободить вас и вашу служанку из того ужасного места. Вы воображаете, что можете легко списать такой долг? Полагаю, вы поведаете мне подлинную причину вашей причудливой просьбы.
Ларк колебалась. С одной стороны, она не имела никакого желания еще больше углублять трещину между матерью и сыном, с другой — хоть и сознавала свой долг, ничто не могло удержать ее под одной крышей с графом Грейширом.
— Я жду, — напомнила графиня, вертя в руках серебряный набалдашник трости.
— Я боюсь, что ваш сын привез меня сюда под ложным предлогом, — пробормотала Ларк. — Он ошибочно решил, что я соглашусь стать его… любовницей.
Левая бровь графини поднялась. Это было единственное изменение в ее стоическом выражении, хотя и красноречивое. Если бы только Ларк могла его понять.
— Теперь вы понимаете, почему я не могу остаться здесь, — закончила она, избегая всевидящих глаз графини, так похожих на единственный глаз ее сына.
Внезапно Ларк поняла, каково оказаться под пристальным взглядом двух таких загадочных глаз. Глаза матери и сына, разные по размеру, форме, цвету, походили по накалу страстей.
— Он на самом деле просил вас…
— Не на словах, нет, — поспешно сказала Ларк, — но ему не нужно было это делать. Его действия были весьма красноречивы. Он… он склонял меня к этому баснословно дорогими украшениями и позволил себе вольности… в то время когда его будущая невеста была внизу, в холле! — Тряхнув головой, она вскочила на ноги. — В его намерениях нет сомнений. Он говорил, что купил мне свободу, чтобы я стала вашей компаньонкой, а не… Я не распутница, леди Грейшир.
Графиня вздрогнула.
— Я не желаю, чтобы вы называли меня леди Грейшир! Я терпеть этого не могу, особенно от вас. Сядьте! — скомандовала графиня, снова стукнув тростью. — В этом неудачном деле в значительной степени виновата я.
— Вы, миледи?
Пожилая леди кивнула:
— Вы меня поймали, так что позвольте мне объяснить. Прежде всего, дорогая, уверяю вас, что Бэзил не хочет сделать вас своей любовницей. У него уже есть одна, как ни больно мне это говорить…
Ларк от неожиданности охнула. Горячая кровь бросилась ей в лицо, казалось, иссушая сердце, поскольку не было другого объяснения боли, оставленной этими словами. Почему это должно удивлять ее? Больше того, почему ее это так беспокоит? Но она совсем недавно была в его жарких объятиях и не могла вынести мысли, что другая женщина в этих сильных руках чувствует то, что испытывала она.
— Ох! — только и смогла вымолвить она. Собственный возглас отдавался у нее в ушах. Графине ее тон показался столь же жалким, как ей самой?
Холодная улыбка сморщила губы графини.
— Пожалуй, даже не одна, если считать распутную цыганку, к которой он благоволит, когда бывает здесь, — продолжат а она. — Так что, как видите, у него нет никакой необходимости…
— Умоляю, пожалуйста, извините меня, — пробормотала Ларк, снова вскочив на ноги.
— Я просила вас сесть! — прикрикнула графиня. — И второй раз просить не намерена!
Ларк села. Откуда у этой небольшой женщины такой мощный голос, было выше ее понимания. Он отдавался от сводчатого потолка и эхом катился по всему зданию. Губы Ларк задрожали, но не от испуга, не от подступивших слез. Она боялась, что Кинг вернется и, услышав их, вмешается. Она умерла бы от унижения.
— Я знаю, что с моей стороны было грубо говорить об этом, но я лишь хотела заверить вас, что никакой необходимости в этом нет.
— Тогда почему он не подарил драгоценности одной из своих любовниц, коли их у него много? Почему он попытался купить ими… мою благосклонность?
— Он этого не делал, моя дорогая. Они не были взяткой…
— Сначала — нет, — перебила Ларк. — Он купил их для леди Энн. Я служила для них моделью у ювелира, если помните, поскольку, вы тоже ездили в город. От этого все выглядит еще хуже.
— Они никогда не предназначались ни для кого, кроме вас, Ларк, — уже мягче сказала графиня. — Мы с Бэзилом были в полном согласии относительно их покупки. Решение приобрести вам драгоценности было принято задолго до той поездки. Вы не можете сидеть за столом, а тем более при гостях, без украшений, как бедная родственница. У света достаточно поводов посплетничать на мой счет. Я не желаю, чтобы меня сочли скупой, а вас невинной жертвой, брошенной мне на съедение.
Как я вижу, вы все еще относитесь к моим словам скептически. Но это скоро исправится. На золотой броши, купленной в тот день, выгравированы ваши инициалы. Именно поэтому ее не прислали сразу. Брошь нужно было отправить граверу в Лондон, здешние мастера не столь искусные. Ее доставят со дня на день.
— Это доказывает лишь то, что для меня был выбран один предмет.
— Я напомню вам об этих словах, как только ее привезут, — холодно улыбнулась графиня.
— Это не объясняет авансы вашего сына мне после приглашения сюда его невесты, — не сдавалась Ларк.
— Вы слышали его слова за обедом, дорогая. Он сказал правду. Он не приглашал Катбертсонов в Грейшир-Мэнор. Это сделала я. Она ему не подходит, милая. Я хотела, чтобы он сам это понял. А он разозлился на меня за это. И до сих пор в ярости. Сомневаюсь, что он когда-нибудь меня простит, но он не слышал самого худшего. Боюсь, они не уедут.
Ларк, разинув рот, сникла.
— Что?! — взорвалась графиня. — Не воображаете же вы, что я благословлю такой союз? Вы ведь знаете, что Бэзил любит вас?
— Ничего я не знаю.
— И он тоже… пока, — победно объявила графиня, — но узнает.
Ларк снова встала. На сей раз графиня не остановила ее.
— В море мне от тебя нет никакой пользы, Уилл. — сказал Кинг. — Ты нужен мне на берегу, чтобы присматривать за охраной… Кроме того, нет необходимости нам обоим рисковать жизнью и здоровьем. Так что кончим об этом.
Кинг, Леандр Маркем и Уилл Боулз сидели за щербатым дубовым столом в гостинице «Шесть колоколов». Кинг и Леандр отправились подальше от Грейшир-Мэнора и разразившегося там хаоса. По дороге они прихватили Уилла, и Кинг уже пожалел об этом.
— Я не ребенок. Кинг, мне двадцать три, — пробурчал Уилл. — Здесь, на корнуоллском побережье, это зрелый возраст. Посмотри на мои руки. Они могут драить палубы, тянуть канаты и ставить паруса. Я хочу в море. Ты же знаешь, оно и у меня в крови.
Кинг покачал головой.
— Слишком многое поставлено на карту, чтобы я отвлекался, не спуская с тебя глаз, — сказал он. — Кроме того, твоя мать меня убьет.
— Ей знать ни к чему.
— Достаточно того, что я знаю, — возразил Кинг. — Я не стану ее обманывать… никогда. Хватит того, что я обманываю всех остальных. Если ты действительно хочешь помочь мне, Уилл, будь на своем посту в бухте. Я иду буквально по лезвию ножа, и хотел бы добраться до конца так, чтобы моей шее ничего не грозило.
— И как долго ты собираешься идти по лезвию? — спросил Леандр, отхлебнув пива. — До сих пор тебе везло, но это не может длиться вечно. Становится все труднее подкупать береговую охрану, особенно новичков.
— Пока Адмиралтейство не снимет меня с этого проклятого крючка, — отрезал Кинг, — но, похоже, это произойдет не скоро.
— После твоей женитьбы?
— Я не собираюсь жениться, Ли, — устало сказал Кинг.
— Не на леди Энн, конечно, но графиня не даст тебе покоя, пока ты не обзаведешься наследником.
— Нет, не на леди Энн, — согласился Кинг, — именно поэтому мы здесь, чтобы улеглась пыль после отъезда Катбертсонов. Слава Богу, к тому времени, когда мы вернемся, они давно уедут, а других перспектив я в настоящее время не имею.
Подняв бровь, Леандр открыл было рот, но появилась разбитная официантка с тремя тарелками тушеной говядины. Кинг был этому рад. Хоть перемена темы и увела разговор от просьбы Уилла, но вывела его на опасную почву. Его щека все еще помнила пощечину Ларк. Хотя отпечаток давно исчез. Кинг часто довил себя на том, что рассеянно потирает щеку, даже теперь, в переполненном пабе, набитом громкоголосыми пьяными моряками.
Ели молча. Тушеное мясо было вкусным и горячим, конечно, его не сравнить с блюдами повара Грейшир-Мэнора. Но оно вполне годилось после долгой верховой езды. Кинг мчатся, надеясь, что бьющий в лицо ветер очистит душу, хотя не думал, что в его жизни что-то было чистым. Лишь маленькое нежное создание, укравшее его сердце, чей образ не давал ему вчера заснуть, и он не сомневался, что так будет еще несколько ночей. Отложив сатфетку, Кинг вынул из жилетного кармана маленькую глиняную трубку и кисет с табаком. Набивание и раскуривание трубки доставляло ему больше удовольствия, чем само курение, поскольку этот ритуал успокаивал. И Кинг закуривал только тогда, когда нужно было расслабиться. Как сейчас, когда образ Ларк грезился ему в каждом колечке дыма, поднимавшемся к потолку. Но в ароматной завесе табачного дыма материализовался другой образ. Перед ним во всей своей огненноволосой полногрудой красоте предстала Хейзл Хелстон.
Кинг встал.
— Х-хейзл? — приветственно кивнул он. Остальные, неловко поднявшись, последовали его примеру.
— Садитесь, — отмахнулась она, криво усмехнувшись. — Я ведь здесь работаю.
Леандр и Уилл сели, но Кинг остался стоять. Он искоса взглянул на своих компаньонов. У Леандра было невинное лицо, Уилл же покрылся красными пятнами и не знал, куда глаза девать. Кинг прищурился. Так вот оно что.
— Много времени утекло, Кинг, — промурлыкала Хейзл, подходя ближе. — Уилл сказал, что ты вернулся несколько недель назад. Мог бы и навестить.
— Я слышал, ты вышла замуж, — сказал Кинг. — Прими мои поздравления. Капитан Джим Хелстон прекрасный человек, я желаю вам счастья.
— Джим женат на море, — передернула плечами Хейзл. — Он ушел давно. Я уже счет месяцам потеряла.
— И ты стала здесь пота… подавальщицей? — ловко поправился Кинг.
— Да, от скуки, — ответила она.
— Я сам собираюсь в море. Разве Уилл тебе не говорил? — Он метнул свирепый взгляд на уткнувшегося в тарелку пунцового юношу.
— Кажется, упоминал.
Кинг смотрел в ее глаза цвета штормового моря. Они пожирали, его. Как хорошо он помнил их, затуманенных страстью, расширившихся от желания, когда она лежала в его объятиях. Сейчас на Хейзл был белый накрахмаленный чепец, не скрывавший ее огненных волос, выбивавшихся из-под него словно пламенный ореол. Но она не святая. И имеет странный дар соблазнить его без единого слова.
Наряд Хейзл открывал больше, чем приличествовало при ее пышной груди. Тугие соски проступали сквозь ткань, и время от времени Кинг поглядывал, на них. Но больше всего потрясло его то, что все ее пышные прелести не вызывали у него прежней реакции. Хотя он вспоминал, как держит эту молочно-белую грудь в своих руках, как Хейзл прижимается к его нагому торсу, вспоминал форму этих невероятных сосков, наливавшихся под его языком, шелковистое тепло между ее бедрами. Он ничего этого не хотел. Хейзл Хелстон, урожденная Поттс, принадлежит другому времени, когда он был молод, моложе смущенного Уилла. Все вожделение, жар и завоевания тех дней жили лишь в уголках памяти, как будто это происходило с кем-то другим. Теперь его манили окрашенные солнцем золотистые локоны и медовые на вкус губы. Он жаждал мягкой, податливой, совершенной в своей невинности плоти. Плоти, которая так точно подходила к его собственной, несмотря на разницу в росте. Это как никогда стало ясно ему теперь, когда, он смотрел на то, что так откровенно предлагала ему Хейзл под косыми взглядами завсегдатаев «Шести колоколов».
— Эй! Куда ты запропастилась. Хейзл? — крикнул незнакомый голос от бочек с элем. — Я плачу не зато, что ты чешешь язык с посетителями. Измученные жаждой мужчины ждут!
Хейзл, обернувшись, зло полоснула говорившего взглядом.
— Иду! — бросила она и повернулась к Кингу. — После того как ужин здесь заканчивается, я почти всегда дома, — промурлыкала она. — Так что если захочешь…
— Хейзл! — Новый окрик избавил Кинга от ответа.
— Иду, иду! — Она повернулась на голос, и ее грудь дрогнула. — Приятно снова видеть тебя. Кинг, — бросила она через плечо. — Не будь чужаком. — Потом, в последний раз окинув его взглядом с ног до головы, она отошла, отталкивая тянущиеся к ее груди и щипавшие за зад руки.
Кикг не сел. Схватив пальто, касторовую шляпу и перчатки, он, сощурившись, смотрел на Уилла Боулза.
— Больше никогда не ставь меня в такое положение, — сквозь зубы процедил он, надевая пальто.
— Ты был натянут как струна, с тех пор как вернулся. Кинг, — защищался юноша. — Я подумал, что, возможно…
— Ты подумал неверно, — прервал его Кинг. — Насколько ты помнишь, я никогда не нуждался в том, чтобы кто-то занимался моими делами. Я мошенник. По крайней мере, меня в этом все обвиняют, и я не собираюсь разочаровывать моих критиков. Кроме того, ты слышал: Хелстон ушел в море несколько месяцев назад. И я меньше всего хочу, чтобы он, вернувшись, застал нас в его постели. Он знает, что когда-то мы были любовниками. Теперь дальше. Если не произойдет чуда, в чем я лично очень сомневаюсь, «Корморант» будет готов отплыть через неделю. Он встретится с «Хайндом» на следующей неделе в пятницу, а у меня здесь и без того слишком много дел, которые нужно распутать. Именно поэтому я «натянут как струна», как ты точно выразился.
— Прости. Кинг, — сказал Уилл. — Я не хотел тебя обидеть.
— Никакой обиды нет. А теперь давай уйдем.