Заставь меня влюбиться

Пролог

Я лежал в постели и смотрел в потолок, на часах была полночь, а я все никак не мог уснуть. Скользкое ощущение жара, растекалось по телу подобно лаве.

Откинув одеяло в сторону, я тяжело выдохнул, но затем замер, будто громом пораженный, услышав шум.

– Не трогай меня, нет! – женский голос был почти не слышен в звенящей тишине огромного дома.

– Заткнись, сука!

Раздался громкий хлопок, словно от удара, а за ним тихий женский всхлип. Я почувствовал странный привкус во рту, горький, вязкий. Живот скрутило от спазма, казалось, меня вот-вот вырвет, а глаза заслезились.

Черт. Мне уже семь, я взрослый, взрослые не плачут.

Противный скрип кровати звучал куда громче ее голоса.

– Мне больно!

– Потерпишь, а в следующий раз, как решишь позволить какому-нибудь ублюдку трахнуть себя, вспомнишь, к чему это может привести, – прогремел мужской голос.

Судорожные рыдания женщины сменились стонами, скрип кровати стал громче, ритмичнее, а тяжелое дыхание превратилось почти в нечеловеческое рычание.

– Да, блять, да! Даже после стольких лет ты ощущаешься невероятно узкой.

Тошнота подступила к горлу, я почувствовал боль в руках и только тогда понял, что сжал одеяло до побеления костяшек пальцев. Глаза наполнились слезами, зрение стало нечетким, из-за чего я больше не мог различить ни одного предмета в комнате. Потянувшись к прикроватной тумбочке, я взял музыкальный плеер и хотел уже вставить наушники в уши, как замер, услышав тонкий голосок:

– Конрад, мне страшно.

Малышка Джо-джо стояла на пороге моей комнаты, сжимая в руках желтого цыпленка «Твитти». При виде взъерошенной сестры в пижаме с нарисованными единорогами тошнота на мгновение отступила, и на смену ей пришли страх и непреодолимое желание защитить ее. Я вскочил с постели и подошел к сестре, хватая ее в охапку и подтаскивая к кровати.

– Я знаю, но все закончится, вот увидишь. – Я помог сестре взобраться на кровать, сам лег рядом и накрыл нас одеялом с головой.

– Почему мама кричит?

Я понятия не имел, как объяснить ей то, что сам не до конца понимал. Да и при одной лишь мысли о том, что происходило в самой дальней комнате, в которую родители почему-то даже не трудились закрывать дверь, все внутри холодело от отвращения, страха и совершенно неожиданного чувства стыда.

– Наверное, ей страшно, она боится темноты, – прошептал я, включая песню на проигрывателе и аккуратно вставляя наушники Джоанне в уши.

Я выставил небольшую громкость, но такую, чтобы она точно ничего не слышала кроме песни. Сестра улыбнулась, сжимая в руках мою футболку, и прижалась ко мне как маленький беззащитный котенок.

Я не понимал, почему это происходит, не понимал, почему нам с Джоанной всегда приходится прятаться от родного отца, слышать то, что мы не должны слышать и пережидать в страхе. Но я все равно готов был быть ее защитником, до самого конца, даже когда мы станем старше, потому что из всех людей в мире только Джоанна не вызывала во мне отвращения.