Завидная невеста

Глава 7

— Тебе известно, что самым модным оттенком сезона объявлен «цвет прекрасных глаз леди Истлейк»? — сообщила Элинор Лидии, когда они в герцогской карете ехали к леди Пиклер. Она окинула сардоническим взглядом новое платье Лидии, которое, как нарочно, было фиалкового цвета.

Лидия фыркнула.

— Полно тебе, Элинор. Я не настолько сильно влюблена в собственный образ. Я просто хотела, чтобы платье было цвета гелиотропа.

— Ну что ж, ты выглядишь в нем великолепно, — заявила Элинор. — Надеюсь, ты понимаешь, что твое платье увеличивает количество моих грехов.

— Каким образом?

— Зависть. Я самым отвратительным образом завидую.

— Я уверена, ты поборешь это недостойное чувство, как только вспомнишь, что показать себя в выигрышном виде меня заставляют обстоятельства, тогда как ты выглядишь замечательно просто по привычке.

— Это лесть, — заявила Элинор. — Тем не менее я соглашусь с этим.

— Элинор права, — вдруг подала голос из угла кареты Эмили, — ты выглядишь неотразимо, Лидия.

Под глазами Эмили залегли тени. Лидия подозревала, что Эмили плохо спит. Она и всегда плохо спала, но решение Лидии искать себе мужа явно вызывало у Эмили тягостные воспоминания. Лидия попыталась убедить ее, что на ее судьбу это не повлияет, но хотя Эмили понимала это, все равно тревожилась.

— Спасибо, дорогая, — сказала Лидия.

— Ты наверняка вызовешь всеобщее восхищение, — сказала Эмили, — и непременно получишь предложение еще до конца ужина. Я в этом убеждена.

Попытка Эмили казаться оптимисткой вызвала у Лидии улыбку, которая, однако, быстро увяла. Хорошо бы ей просто убедить себя в том, что поиск мужа — это своего рода спорт, нечто вроде охоты на лис или сбора первых ягод земляники в июне. Но как только она садилась, чтобы рассмотреть возможные кандидатуры, ей вспоминался неизвестный джентльмен из лавки Рубале.

После ее импровизированного маскарада в лавке ростовщика прошло более недели. Она провела их в ожидании слухов о том, что у нее есть незаконнорожденная сестра, дочь французского эмигранта, которая в данное время работает в лавке ювелира в Чипсайде. Когда этого не произошло, она, вместо того чтобы навсегда забыть об этом инциденте, стала снова и снова возвращаться мыслями к высокому красивому незнакомцу, серьезное выражение лица которого противоречило веселым искоркам в глубине серо-голубых глаз.

Нельзя сказать, чтобы она стала думать о нем как о потенциальном женихе. Это казалось абсурдным после одной короткой встречи, да еще при таких странных обстоятельствах. Она была не наивной девочкой, а практичной, искушенной женщиной.

Но… думал ли он о продавщице, которую спас от падения со стремянки? Ей самой, например, стоило закрыть глаза, как она сразу же ощущала его сильные руки и широкую грудь. Вспоминалось ли ему прикосновение ее тела? Конечно, нет. А если да, то не мешало ли ему это воспоминание засыпать по ночам?

— …Будь осторожна, Лидия, — прервал ее размышления голос Элинор, сразу же вернув к реальности. Эмили сидела в уголке кареты с крепко закрытыми глазами, а Элинор смотрела на нее так, будто ожидала ответа.

— Прости, я задумалась, — сказала Лидия.

— Я говорила о том, что ткань платья чрезвычайно нежная, так что, если тебе придется забрести в розарий, надо быть осторожнее.

— Я постараюсь.

Хотя платье стоило кучу денег (еще месяц назад она бы не обратила на это особого внимания), Лидия была рада, что приобрела его. Ужин у леди Пиклер был первым настоящим празднеством сезона, и ей нужно было быть яркой и привлекательной. Платье способствовало достижению этой цели.

Под юбкой платья из темно-розового батиста находилась тончайшая нижняя муслиновая юбка цвета розового перламутра, которая заканчивалась четырьмя рядами светло-зеленой вышивки и отороченной кружевным воланом. Длинные рукава платья были отделаны темно-зеленым атласом в стиле герцогини де Берри. Широкий пояс из той же ткани был надет, как положено, под самой грудью. Косынка из брюссельских кружев прикрывала глубокое декольте, отдавая дань скромности.

— Будем надеяться, что не пойдет дождь, Лидия, — продолжала Элинор. — Леди Пиклер настаивает на том, чтобы показать свой нижний сад, и к тому времени ты будешь так дрожать от холода, что назавтра утренние газеты напишут, будто у тебя был приступ лихорадки. Возьми с собой мою шаль, — сказала Элинор, подавая ей свою кашемировую накидку, которая лежала у нее на коленях.

— Что? Спрятать под ней такое платье? Я думаю, что этого не следует делать, — сказала в ответ Лидия. Но шаль взяла.

Весна выдалась холодной не по сезону, а Эмили была очень чувствительна к сквознякам. Лидия нежно укрыла тонкой шерстяной накидкой дремлющую компаньонку и снова уселась на свое место.

— Она спит? — спросила Элинор.

— Да, — тихо ответила Лидия, — к счастью. Она последнее время плохо спала.

Взгляд Элинор надолго задержался на спящей Эмили.

— Должна признаться, Лидия, что ты приняла правильное решение, наняв Эмили в качестве своей компаньонки.

— Спасибо, — сказала Лидия, которую обрадовали слова герцогини. Сначала Элинор не одобряла компаньонку Лидии. Но та не смогла отказать Эмили в вежливой, безнадежной просьбе взять ее из Брислингтонского сумасшедшего дома. Уступив просьбе Эмили, Лидия впервые за свою взрослую жизнь поняла, что может оказывать влияние даже на важные вещи. Случай с Эмили разбудил в Лидии желание действовать.

По отношению к Эмили она совершила благородный поступок. Но дело было не только в этом. Огромный дом Лидии был пустым, а ей хотелось, чтобы кто-то находился рядом. Обе женщины видели друг в друге семью, которой лишились.

— Интересно, кто приглашен к Пиклерам в этом году, — задумчиво произнесла Элинор.

— Я уверена, что там будет обычная толпа завсегдатаев, таких как лорд и леди Олванли, Хэммонд-Крауты, миссис Мэри Сефтон и Чайлд Смит. Был приглашен Браммел, но он последнее время почти не появляется в обществе, — ответила Лидия, потом перечислила еще десяток имен и закончила словами: — Очень мало неожиданных имен и еще меньше незнакомых.

Элинор приподняла тонкие брови над глубоко посаженными глазами.

— Боже милосердный, Лидия. Можно подумать, что тебе известен список гостей.

— Так оно и есть. Моя служанка приходится двоюродной сестрой служанке леди Пиклер. И моя служанка совсем не случайно щеголяет сейчас в хорошеньком голубом свитере, которым ты восхищалась в прошлом году.

Элинор с одобрением взглянула на нее.

— Твоя предприимчивость впечатляет.

— В этом сезоне я не хочу ни в чем полагаться на волю случая.

— Тогда ты, конечно, уже знаешь, что леди Пиклер не хотела приглашать тебя на свой праздник в этом году, — сказала Элинор, наблюдая за выражением ее лица.

Нет, Лидия этого не знала.

— Это почему же? — спросила она. — Она злопамятная старая сплетница, но, насколько я помню, я ее никогда не оскорбляла.

— Но и ее дочь никогда еще не была дебютанткой, и леди Пиклер боится, что ты затмишь ее Дженни.

— Бред, — сказала Лидия.

Элинор игнорировала заявление Лидии, которая сказала явную глупость.

Лидия видела дочь Пиклеров. Конечно, будь у нее такая же мамаша, она бы, наверное, тоже выглядела так, как будто ее мучает хроническая мигрень.

— Конечно, она не осмелилась унизить тебя, — продолжала Элинор. — С одной стороны, она боится, что ты примешь приглашение и затмишь ее дочь, а с другой — опасается, что ты не придешь и ее праздник сразу же перейдет в разряд второсортных событий. Мне было бы жаль ее, если бы на прошлой неделе она не сочла абсурдным тот факт, что такая старая дева, как ты, так долго привлекает к себе все мужские взгляды. Она считает, что пора появиться новой звезде. Предпочтительно в лице ее дочери.

— Силы небесные! Я начинаю чувствовать себя древней, как стонхенджский кромлех, — сказала Лидия. — Откуда ты это знаешь?

— Ты не единственная, у кого имеется преданная служанка, мечтающая обзавестись модным гардеробом.

Лидия фыркнула и, пробормотав «Черт возьми!», подумала о том, как трудно спланировать свое поведение во время сезона, когда вокруг столько озабоченных мамаш, старающихся, не стесняясь в средствах, устроить будущее своих дочерей.

Элинор потрепала ее по руке.

— Она по крайней мере не назвала тебя обезьяньим вожаком.

— Дело не в этом, — сказала Лидия. — Она, пожалуй, права: я слишком долго находилась в центре внимания. Но я очень хотела бы, чтобы ее дочь стала дебютанткой в следующем сезоне, когда я буду выступать в своей новой роли обожаемой и невероятно избалованной супругом жены какого-нибудь богатого лорда.

— Так-то оно так, но ее дитятко стало дебютанткой сейчас, и тебе придется подумать, каким образом можно рассеять материнские страхи леди Пиклер, — сказала практичная, как всегда, Элинор. — Например, не будь слишком остроумной. Леди Пиклер не понимает остроумия и из-за этого начинает чувствовать себя неуютно. У бедняжки ограниченный ум. Любое нежное слово она считает непристойным и охраняет от таких слов ушки своей невинной дочки. Почему же, по-твоему, Сары нет сегодня с нами?

Лидия, с улыбкой наблюдавшая за уличной сценкой из окна кареты, встрепенулась.

— Что ты хочешь сказать? Я думала, что у нее были другие планы.

— Нет. Она не была приглашена.

— Не была приглашена? — эхом отозвалась Лидия, и в ее голосе появился холодок, который редко кому удавалось уловить. Леди Пиклер могла придираться к ней, но Сара — это совсем другое дело. — Но это какая-то нелепость!

— Послушай, Лидия, — прервала ее Элинор, держа ее за руку. — Сара знала, что если ты узнаешь об этом, то откажешься идти, и она также понимает, причем, очевидно, лучше, чем ты, что ты не можешь себе позволить оскорблять чувства леди Пиклер в этом сезоне.

— Нет, я могу позволить себе это, — возмущенно заявила Лидия. — Как она посмела не пригласить Сару? Прикажи кучеру остановиться.

— Нет, я не сделаю этого, потому что Сара в последнее время вела себя возмутительно, и ты тоже должна признать это, если будешь искренна сама с собой.

Лидия стиснула зубы. Она не могла заставить себя опровергнуть это обвинение, тем более что его высказала Элинор. Потому что Элинор была права: Сара за последний год вела себя как девчонка-сорванец, обращая все меньше внимания на доводы разума и все чаще руководствуясь эмоциями. Лидия не знала, чем объяснить такие перемены в ее давнишней подруге. Ей даже почему-то казалось, что Сара отдалилась от нее умышленно, избрав дорогу, по которой Лидия, насколько она знала, пойти не могла.

— Скорей бы Джералд приехал в Лондон, — пробормотала она.

— Это только ухудшит ситуацию. Они ненавидят друг друга. Проблема в том, что она все еще очень молода. Я иногда забываю, сколько лет она замужем. Сколько ей было, когда они поженились? Шестнадцать? А Марчленд — мой ровесник.

Лидия вспомнила, как поначалу радовалась Сара, выходя замуж. Джералд Марчленд был богат, имел хорошие связи, и если казался слишком строгим пуританином, то Сара умела растормошить его. Сначала ей это удавалось. Но нельзя было забывать о сложившемся за сорок лет образе жизни, и скоро ее манеры, которые казались ему привлекательными, он стал считать непристойными, а Сара, вместо того чтобы восхищаться его уравновешенностью, стала считать его занудой. Они совершенно не подходили друг другу.

— Ты думаешь, она очень несчастна? — спросила Лидия.

— Нет, — задумчиво произнесла Элинор. — Если бы Сара была несчастна, то захотела бы посоветоваться. А она, судя по всему, пребывает последнее время в превосходном настроении и может с равным успехом либо показать нос высшему обществу, либо действовать по его правилам.

— Возможно, это у нее скоро пройдет. А может быть, она снова забеременела, — высказала предположение Лидия. — Судя по всему, здоровье у нее отменное.

— Будем надеяться, что это не так, — заявила Элинор. — Она уже три месяца не виделась с Джерри.

— Кто забеременел? — сонным голосом спросила Эмили.

— Никто, дорогая, — сказала Элинор. — Мы просто размышляли.

— Это единственная хорошая вещь, которую можно ожидать от твоего брака, Лидия. Мне бы так хотелось понянчить ребеночка, — мечтательно произнесла Эмили. — Мне никогда еще не доводилось нянчить малыша.

— Мне тоже, — сказала Элинор, видимо, довольная этим обстоятельством. Она всегда говорила, что не желает производить потомство.

— Значит, мы с тобой похожи, Элинор, — сказала Эмили.

Никто из них не видел ничего странного в том, что бывшая обитательница сумасшедшего дома называет по имени герцогиню Гренвилл. Разумеется, Эмили никогда не делала этого на публике.

Кроме тех случаев, когда она «случайно» клала что-нибудь в свой ридикюль, Эмили была очень осмотрительной. Как она однажды сказала, ее учили быть леди, а не сумасшедшей.

— Ты гораздо лучше меня, — сдержанно сказала Элинор.

— Ты и сама не знаешь, какая ты хорошая, Элинор, — возразила Эмили.

Элинор фыркнула, но, кажется, была довольна.

Карета остановилась, и дверца открылась, как только лакей торопливо выдвинул обитые кожей ступеньки. Они вышли из кареты, и Лидия чуть помедлила, глядя на гранитные ступени лестницы, ведущей к открытому входу большого дома.

В холле смутно виднелись фигуры слуг, застывших в ожидании.

Они ждали ее.

Думать так ее заставляло не тщеславие, а опыт. С тех пор как Лидия появилась в качестве дебютантки, она всегда пользовалась всеобщим вниманием. С рождения она была выставлена напоказ. Ее родители дали ей все необходимое для жизни, которую ей предстояло вести: ее манеры были безупречны, осанка грациозна. К десяти годам она знала, что следует говорить, когда к ней обращаются, и не лезть с разговорами первой, и разбиралась в том, какие слова доставят большее удовольствие престарелой принцессе или грубоватому премьер-министру.

Но все изменилось в тот день, когда ее родители ехали к своим знакомым на виллу, расположенную высоко в Швейцарских Альпах, и их экипаж перевернулся на горном перевале. Оба они погибли.

Только что вокруг нее были любовь, элегантность, приключения, смех — и вдруг она сразу же оказалась в мире тусклых красок, тикающих часов и тихих коридоров. Здесь ничто не могло отвлечь ее от горя. Слуги, гувернантка, учитель танцев и экономка были к ней очень добры. Очень заботливы. Но они были чужие.

Когда приехала Элинор, чтобы ввести дебютантку в общество, она разрыдалась от благодарности. А когда Лидию представляли ко двору и она вновь увидела на лицах одобрение и восхищение, она почувствовала, что ее снова вернули в тот мир, в котором можно жить.

Она оказалась в центре возбужденных разговоров и среди людей, с тем чтобы всегда быть востребованной и с нетерпением ожидаемой. Но она никогда не воспринимала как нечто само собой разумеющееся одобрение со стороны общества — не допускала такой ошибки.

Но теперь ее благополучие висело на волоске, и эти социальные навыки, которые она всегда с успехом демонстрировала, у нее неожиданно исчезли.

Она вдруг почувствовала, что губы ее не подчиняются ей, она не может сложить их в улыбку, а ноги стали неловкими.

На мгновение она закрыла глаза, представив себе пару сильных рук, которые ее обнимают.

И сразу же восстановилось ее душевное равновесие. Ведь она не умирает, а всего-навсего ищет себе мужа. Ей предстоит еще принять важное решение о том, какой модистке заказать платье для спенсеровского бала-маскарада в честь Веллингтона. Откровенно говоря, все было не так уж трудно. Она точно знала, что ей требовалось от мужа. Чтобы он был богат.

Поразмыслив таким образом, она сделала глубокий вдох, слегка подобрала рукой юбку и последовала за Элинор вверх по ступеням лестницы.