Зной пустыни

Глава 12

19 декабря 1988 года

Галерею освещали огни праздничной иллюминации, на окнах висели разноцветные гирлянды, но все это совершенно не радовало Лиз. Она вообще не придавала значения праздникам, а в этом году ей было особенно тяжело.

Дни расписаны по минутам — обеды, официальные балы, приемы. Ее профессия требовала общения с нужными людьми в нужное время в подходящем месте. Раньше рядом с нею был Алан, который терпеливо сопровождал Лиз во все фешенебельные галереи и дома Скоттсдейла. Теперь ей пришлось скрепя сердце просить Рика.

Когда они вместе появились в обществе, женщины бросали на Лиз завистливые взгляды, но она продолжала безумно тосковать по Алану, хотя минуло уже пять месяцев. Стоя у окна, она думала о том, что будет делать, если судьба подарит ей еще один шанс. Предположим, она скажет Алану правду. И что? Простит ли он ей годы лжи? Поймет ли, почему она это делала? А может, разозлится еще больше, чем в тот день, когда она показала ему статью в «Гэлакси»?

Лиз закрыла глаза. Хватит терзать себя бесплодными рассуждениями. С минуты на минуту должны приехать Алан и Хэнк, чтобы отобрать картины на выставку в музее Гуггенгейма. Надо приготовиться к их приезду.

У нее был раз и навсегда заведенный порядок — фотографировать все картины, которые она продавала коллекционерам или отправляла на хранение в другие галереи. Слайды прикреплялись к карточкам с данными, которые хранились в папках из несгораемого картона.

Полка Алана уже переполнилась, и Лиз собралась отметить в календаре, что надо заказать новую, но вовремя передумала. Теперь этим будет заниматься Хэнк.

Одна за другой рвались нити, связывающие ее с Аланом. Осталось лишь удовлетворение от того, что она помогла Алану добиться успеха, соответствующего его таланту. Найдется женщина, может, та девушка с портрета, которая подарит Алану детей, но только она, Лиз Кент, подарила великому художнику мир.

Двадцать лет назад ретроспектива работ сорокалетнего художника была совершенно немыслимым делом. Такие выставки обычно венчали многолетнее творчество живописца, зачастую организовывались посмертно, и автор уже не мог пожать плоды своего успеха. Но времена изменились. Настала эра сиюминутной славы и мимолетного признания, сейчас никого не удивишь ретроспективой сравнительно молодого художника.

Конечно, такая практика порочна, и Лиз, как специалист по живописи, была против. Но, с другой стороны, она — деловая женщина и должна воспользоваться преимуществами этой практики. Выставка в музее Гуггенгейма подтвердит, что Алан — один из самых талантливых мировых художников. И ничто в мире не должно этому помешать.

Алан никогда не придавал значения одежде. На нем были джинсы, простенькая рубашка, легкая куртка и спортивные ботинки. Войдя в гостиную, он присвистнул, увидев Хэнка в новенькой тройке, оксфордской сорочке и шелковом галстуке.

— Лиз приказала явиться в парадной форме?

Хэнк нахмурился.

— Лиз говорит, что встречают по одежке, и я чертовски с ней согласен.

Алану были неприятны установившиеся между ними отношения. Их дружба раздражала его, нет, черт подери, она приводила его в ярость!

— Одеваться надо просто. Ты, между прочим, выглядишь, как попугай.

— Мы опаздываем, — невозмутимо ответил навахо.

— Я буду готов через несколько минут. — Алан бросил ему ключи. — Мне надо позвонить, а ты подгони машину.

Звонить было некому, он просто хотел побыть в одиночестве.

— Лиз, — громко произнес он.

Ну почему при одном упоминании имени Лиз его душит ярость? Утром он проснулся с таким чувством, словно небо стало зеленым, а деревья голубыми. И все из-за того, что сегодня ему предстоит встреча с Лиз Кент.

У этой женщины потрясающая способность оборачивать любые обстоятельства в свою пользу. Большее, на что он надеялся до прихода в галерею Лиз, — это заработать себе на жизнь ремеслом художника. А теперь Алан Долгая Охота стал миллионером. Но миллионы не радовали его, лишние деньги не принесли счастья. Он оказался между двумя мирами — миром белых и миром индейцев и не мог решить, какому из них отдать предпочтение.

— Ты готов? — осведомился Хэнк.

— Я всегда готов.

— Обещай мне не устраивать никаких выходок и не затевать ссор. Давай спокойно заниматься своим делом.

— Ты говоришь как мой дилер или как мой друг?

— И как друг, и как дилер, — твердо ответил навахо.

Два часа спустя Алан изо всех сил пытался следовать инструкции Хэнка. Лиз сидела рядом и вместе с Аланом отбирала слайды. Вот она привстала, чтобы разглядеть на свет очередную картину, и коснулась грудью его спины. Чертова баба! Неужели не понимает, как действуют на него эти прикосновения?

Наверное, мать была права, когда назвала Лиз одии, колдуньей. Чем можно объяснить ее власть над Аланом?

— Это последний слайд? — спросила Лиз.

Алан сделал вид, что внимательно разглядывает картину, хотя отлично помнил каждую из своих картин.

— Эта картина мне не очень нравится. — Лиз попыталась сгладить возможную обиду мягкостью тона.

— Мне тоже, — согласился Алан.

— Неважно, — вмешался Хэнк. — Мы и так уже отобрали пятьдесят картин. Вполне достаточно для музея Гуггенгейма.

— Тогда заканчиваем. — Лиз посмотрела на часы.

Любовный союз с Аланом распался, но в том, что касалось живописи, они по-прежнему отлично понимали друг друга. Она напрасно готовилась к столкновению. Встреча прошла удивительно гладко.

— Вот моя любимая картина. — Хэнк взял слайд картины, висевшей в гостиной Алана. — Мне будет ее не хватать. Вы были абсолютно правы, когда посоветовали Алану вкладывать деньги в коллекционирование собственных картин.

Лиз засмеялась и показала на стопку лежащих слайдов.

— Как видите, я тоже следую этому совету.

Из пятидесяти отобранных картин пятнадцать принадлежали Алану, а двенадцать — ей. Остальные двадцать три находились в частных коллекциях, владельцы которых с удовольствием предоставили их на три месяца музею Гуггенгейма.

Лиз благодарно улыбнулась Хэнку. Неизвестно, чем обернулась бы эта встреча, не будь здесь добродушного гиганта навахо. Присутствие Алана действовало ей на нервы. Сердце билось так, что готово было выскочить из груди, а этому индейцу все нипочем. Если бы я что-то для него значила, то заметила бы это по его тону, по выражению глаз. Но Алан целиком поглощен делом, она перестала волновать его как женщина.

Хэнк улыбнулся.

— Мы приятно провели время. Рассматривать эти слайды — все равно что встречаться со старыми друзьями. И вдвойне приятно, что вы вполне можете ладить друг с другом.

— Сегодня у нас просто не было повода для ссоры, — отрезал Алан.

Уязвленная его ответом, Лиз пересела за письменный стол.

— У меня есть еще одна идея. Я предлагаю назвать выставку в музее «Священный круг». Но сначала я хотела бы узнать ваше мнение. Я считаю, что это название символизирует включение религии американских индейцев в священный круг жизни.

Алан вздрогнул от неожиданности. Предложение Лиз явилось для него сюрпризом, и сюрпризом очень приятным.

— Идея мне по душе, — произнес он.

— Так я и скажу директору музея.

— По-моему, все прошло неплохо, — сказал Хэнк, усаживаясь в машину.

— Да, могло быть и хуже, — ответил тот.

Но в голове у него царил хаос, и по дороге домой он пытался привести свои мысли в порядок. Да, встреча с Лиз прошла хорошо, пожалуй, даже слишком хорошо. Может, он несправедлив к ней? Может, возникшее отчуждение было следствием его скверного характера и уязвленной гордости, а не поступков и слов Лиз?

Что она пыталась сказать ему тогда, в июле? Что он чего-то не знает о ее прошлом? Но ведь это действительно так. А сегодня Лиз показала себя с наилучшей стороны. Может, у них еще есть шанс…

Роман Де Сильва посмотрел на часы, а потом снова перевел взгляд на мольберт. Он никак не мог сосредоточиться на работе, зная, что скоро у него встреча с Арчер.

Завтра из Гонконга вернется Луис Гаррисон, и супружеская чета воссоединится. От этой мысли у Романа противно ныло под ложечкой. Нечего сказать, веселенькое ему предстоит Рождество. Арчер убедила его, что им не стоит встречаться, пока муж будет дома. Но это еще полбеды. Роман предчувствовал возможность примирения супругов. Он старался не думать об этом.

— Проклятие, — буркнул он. — Работать в таком состоянии немыслимо.

Когда он три недели назад приехал в Скоттсдейл и встретился с Арчер, ему некогда было размышлять о последствиях. За несколько дней, показавшихся влюбленным идиллией, им удалось найти подходящий дом в Кефри, маленьком городке в двадцати милях от Скоттсдейла. Дом принадлежал раньше художнику, там была мастерская, и это, конечно, очень понравилось Роману. Он не торгуясь заплатил за год вперед.

Утро начиналось со звонка Арчер. После долгого и нежного разговора Де Сильва брался за работу, потом вспоминал, что не сказал любимой нечто важное, и снова хватался за телефон. Им было трудно расстаться. Они вместе обедали, ужинали, ездили в пустыню, гуляли по красным скалам вокруг Седоны.

Поглощенный своим счастьем, Роман, казалось, забыл о скором возвращении Луиса. Но когда это возвращение стало неизбежным, он понял, что созданный рай оказался бутафорским и любимая женщина будет принадлежать другому.

— Слава Богу, наконец-то, — облегченно вздохнул Роман. — Я успел протоптать тропинку, пока ждал. Сумасшествие какое-то. Ты только приехала, а я уже начинаю по тебе скучать.

Арчер выглядела расстроенной.

— Я хочу, чтобы ты вернулся в Санта-Фе и провел праздники с друзьями.

— Это не поможет. Когда тебя нет рядом, я сам себе противен и в любой компании буду постоянно думать о тебе и тосковать.

Войдя в дом, он тут же прижал Арчер к себе, надеясь, что ее близость избавит его от навязчивой мысли: завтра вернется муж, и она будет вынуждена делить с ним постель.

Со времени приезда Романа в Скоттсдейл дальше невинных ласк у них дело не заходило. Он понимал состояние Арчер и не настаивал на близости, хотя это давалось ему с большим трудом. Но сейчас Арчер отвечала на его ласки и не возразила, когда он начал ее раздевать.

— Это нечестно, — простонала она.

— Ничего подобного. Главное, что мы вместе, остальное не имеет значения.

Потом уже не было времени для разговоров. Роман никогда не испытывал такого желания обладать женщиной. Обладать, чтобы избавиться от мыслей о будущем и воспоминаний о прошлом.

Реджинальд сидел в своем кабинете и разбирал почту. В первую очередь он просматривал рождественские открытки. Лучшее, что доставляют праздники, — это возможность хотя бы заочно пообщаться со старыми друзьями. Большинство из них давно женаты, обзавелись детьми, то есть, как считал Реджинальд, обрели своего рода бессмертие. Он несколько завидовал друзьям и надеялся со временем подарить бессмертие и роду Квинси.

Покончив с поздравительными открытками, Реджинальд занялся остальной корреспонденцией. Обычные счета, письма благотворительных фондов с просьбой о пожертвовании. «Чертовы кровопийцы, — с раздражением подумал он, — пронюхали, что у меня есть деньги, и теперь не дадут покоя своими требованиями». К черту этих попрошаек! Его внимание привлек большой белый конверт, на котором стояло имя Лиз Кент. Опять выставка?

В конверте лежало приглашение на новогодний вечер. Да, это достойно внимания, даже если придется сократить праздничный визит к матери. Но ничего, она поймет, когда он объяснит ей причину.

Мать всегда приветствовала его контакты с подходящими людьми, то есть с людьми их круга, а Лиз Кент, несомненно, принадлежала к таким людям. В ней чувствовались отменное воспитание и тонкий вкус. Все правильно, нужно общаться только с подходящими людьми, тогда, возможно, он избежит ошибок, которые преследовали его, как чума.

Месяцы, проведенные Реджинальдом в Скоттсдейле, оказались для него просто замечательными. Не успев приехать, он сразу познакомился с Марианной. Можно сказать, эта талантливая женщина вдохнула в него жизненную энергию. Он всегда восхищался творцами — писателями, музыкантами и в особенности художниками. Открыть талант и savoir vivre[17] в одном милом создании! Бог услышал молитвы Реджинальда. Он со слезами умиления поднял телефонную трубку.

Марианна внимательно изучала список вещей, которые надо купить к Рождеству. Как обычно, она дотянула до последнего, да и причина все та же — нет денег. А тут еще большая проблема с подарком Реджинальду. С одной стороны, нельзя покупать ему что-то интимное; с другой — она не могла себе позволить какую-нибудь безделицу из магазина, куда хотят те, у кого есть все. Но ведь нельзя же подарить ему дешевку!

Марианна достала бутылку дешевого виски и выпила. Ну что может она купить Реджинальду, если потратила все деньги на наряды, в которых бегала к нему на свидания?

Марианна переваривала эту неприятную истину, когда зазвонил телефон.

— Доброе утро, — промурлыкала она в трубку.

— Доброе утро, дорогая, — отозвался счастливым тоном Реджинальд.

— Я так рада слышать твой голос! Надеюсь, ты позвонил не затем, чтобы отменить наше свидание?

Марианна очень расстроилась, когда он сказал, что на Рождество уедет к матери в Бостон. Она так надеялась повторить обед по случаю Дня Благодарения.

— Мне бы такое не привиделось и в дурном сне. Наоборот, я собираюсь назначить тебе еще одно свидание. По крайней мере я хотел бы просить о нем, если ты будешь свободна. Я получил приглашение на новогодний вечер к Лиз Кент. Надеюсь, ты окажешь мне честь и поедешь вместе со мной.

— Ой, я получила приглашение уже несколько дней назад, — выпалила Марианна и тут же поспешила добавить: — Лиз всегда заблаговременно приглашает своих художников. Наше присутствие обязательно. Бизнес есть бизнес.

— Я все понимаю, дорогая, но надеюсь, ты еще никого не попросила сопровождать тебя на этот вечер?

— Нет, не попросила. Ты знаешь, я как раз хотела обратиться к тебе.

— Мы поговорим об этом завтра, — сказал Реджинальд.

— A demain, mon chérie[18], — старательно выговорила она, гордясь своим французским произношением.

Положив трубку, Марианна хлебнула виски, вытерла рот ладонью и обвела взглядом свое убогое жилище. Она уже столько напридумывала, чтобы не приглашать Реджинальда к себе, что ее фантазия начала истощаться. Но ни в коем случае нельзя разрушать образ безупречной дамы, который она создала для своего воздыхателя.

Хотя в ее сочинительстве была и доля правды. От матери с отцом Марианна унаследовала голубую кровь, а то, что она родилась на теневой стороне улицы, нельзя вменять ей в вину. Ничего, когда-нибудь и она поднимется по социальной лестнице до уровня Реджинальда.

Но это время еще не настало. Надо проявить терпение.

Господи, как много всего навалилось. Марианна села за стол и подперла голову руками. Что подарить Реджинальду? Что-нибудь необычное, но не слишком интимное; Вещь должна быть ценной, но где ее взять, если нет денег?

И тут ее осенило. Господи, ну какая же она тупица! Промучилась целую неделю, а решение лежит на поверхности. Ведь она — художница, а Реджинальд — коллекционер. Значит, надо подарить картину. Конечно, это не должно быть большое полотно, только безмозглые тупицы дарят почитателям серьезные работы. Достаточно наброска, маленького, изящного, в аккуратной металлической рамке.

Весело насвистывая, Марианна поспешила в мастерскую.

Арчер вернулась домой под вечер, измученная и опустошенная. Тело ныло и болело, словно ее изнасиловали. Ну нет, не стоит искать себе оправданий. О каком насилии может идти речь, если она отдавалась Роману с наслаждением. Все было как в сказке. Сколько раз она сегодня достигала высшей точки? Арчер покраснела. Загнав машину в гараж, она пошла в дом, с вожделением думая о горячей ванне.

И вдруг она услышала наверху какие-то звуки.

— Кто здесь? — спросила она, дрожа от страха.

— Я приехал, — донесся из спальни голос Луиса.

«Этого не может быть, — подумала Арчер, — его не должно быть еще двадцать четыре часа, почему его принесло так рано?»

Значит, он явился в то время, как они с Романом резвились в постели. Арчер зажала рукой рот. Все время она представляла себе, как приедет Луис, что будет рассказывать о поездке, как они отнесутся друг к другу после долгой разлуки. Арчер молила Бога, чтобы их встреча стерла из ее памяти преступную страсть к Роману Де Сильве. Но вместо того чтобы радоваться возвращению мужа, она плетется в спальню, испытывая отвращение к себе.

— Где ты была? — В голосе Луиса звучала обида, в глазах застыло недоумение.

— Я не ждала тебя сегодня и решила поехать по магазинам, — оказывается, лгать совсем не трудно. Значит, теперь она так и будет лгать и изворачиваться?

— У меня жуткая простуда. — Луис хрипло закашлял. — Наверное, это воспаление легких. Пришлось приехать на целый день раньше.

— Чем тебе помочь? — спросила Арчер, виновато краснея.

— Я приму горячий душ, а ты распакуй мои вещи.

Она быстро разобралась с его чемоданами, потом села к туалетному столику и, не пожалев косметики, скрыла следы неистовых поцелуев Романа. Напоследок она вылила на себя полфлакона духов. Пусть уж лучше муж скажет, что в спальне пахнет, как в будуаре парижской шлюхи, чем почувствует чужой запах.

Когда Луис вернулся в спальню, Арчер торопливо поднялась, чтобы обнять его, но он жестом остановил ее.

— Если не хочешь подцепить какую-нибудь заразу, держись от меня подальше.

— Ты ужасно хрипишь, — посочувствовала Арчер.

Не обращая внимания на протесты, она крепко обняла мужа, и ей показалось, что он стал каким-то маленьким и жалким. Может, по сравнению с мощным Романом?

— Не стоит, дорогая, — сопротивлялся Луис. — Я не хочу, чтобы ты заразилась. Представляешь, мальчики приедут на Рождество и застанут нас больными. А когда, кстати, они приезжают?

— Завтра. Но не рассчитывай, что они будут целыми днями сидеть дома.

— Боюсь, меня ты тоже не увидишь. На работе масса дел, и все неотложные. — Луис снова закашлялся.

— Ты болен, — запротестовала Арчер. — К тому же мы столько времени не виделись. Боже мой, Луис, скоро Рождество. Неужели твоя компания не проживет несколько дней без тебя?

Луис окинул жену ледяным взглядом. Значит, ничего не изменилось. Узы, связывавшие Луиса Гаррисона с компанией, были крепче супружеских.

— Я, пожалуй, лягу, — сказал он. — Завтра опять на работу.

— Тебе что-нибудь приготовить?

— Чашку горячего чая с медом. — Луис заполз под одеяло, глядя на жену красными, как у кролика, глазами. — Поспеши, радость моя, а то я сейчас засну.

— Конечно, конечно.

Когда через несколько минут она вернулась, Луис уже крепко спал. Арчер не стала его будить и тихонько вышла из комнаты. И ей вдруг вспомнились слова Марианны о том, что их супружеская жизнь когда-то действительно была счастливой, а теперь это всего-навсего привычка.

Возможно, Марианна права, но так нелегко отказаться от старых привычек.