Зной пустыни

Глава 16

25 февраля 1989 года

В кинофильмах роковой звонок раздается обычно среди ночи. Но этот зазвенел в ясный февральский день, когда Лиз готовила персональную выставку Де Сильвы — Гаррисон.

— С вами хочет поговорить мистер Джекоб Кенторович, — доложила секретарша. — Он утверждает, что это срочно. Вас соединить?

Сердце Лиз заныло. Последний раз она слышала это имя двадцать четыре года назад. Что ему надо? Наверное, узнал, что она добилась успеха, и теперь потребует компенсации за сохранение ее тайны. Кенторовичи всегда нуждались в деньгах.

— Соедините.

— Это ты, Рахиль? — неуверенно спросил мужчина.

— Иаков?

Голос совсем незнакомый. Да и чему тут удивляться, ведь последний раз они разговаривали, когда Иакову едва исполнилось четырнадцать.

— Она хочет тебя видеть, — резко произнес он.

— А что говорит он?

— Ничего. Он умер пять лет назад.

Лиз вздрогнула.

— Почему мне не сообщили?

— Он не хотел.

— А-а.

Конечно, не хотел. Лиз перестала для него существовать в день своего отъезда.

Она должна задать Иакову тысячи вопросов, но в душе хозяйки картинной галереи боролись страх, сострадание, гнев и чувство вины.

Когда-то Лиз очень его любила, однако необщительный человек на другом конце провода был ей совершенно незнаком. Можно ли ему доверять? По голосу ничего не определишь. Никаких эмоций. Голос абсолютно монотонный.

— Ты приедешь? — спросил Иаков.

Чутье подсказывало ответить «нет». Книга ранней юности давно закрыта, и у Лиз ни разу не возникало желания снова взглянуть на ее страницы.

— Она умирает, — нарушил затянувшуюся паузу Иаков.

Все сомнения исчезли. Нет, это не шантаж.

— Я прилечу завтра утром.

От Феникса до Лос-Анджелеса триста семьдесят миль, самолеты летают каждый час, и хотя Лиз много путешествовала по Штатам, в родном городе не была уже двадцать пять лет.

И вот она едет из похожего на розовую конфету отеля в Западный Голливуд. Все здесь за прошедшие годы изменилось до неузнаваемости.

Горчичного цвета дымка затянула окрестные холмы и стеклянные призмы небоскребов.

Горделивые некогда пальмы по инерции тянулись к негостеприимному небу, грустно опустив длинные коричневатые листья. На улицах много людей и машин.

Чем дальше ехал по Голливудскому бульвару лимузин, тем грязнее становился тротуар и менее ухоженными — переходы. Знаменитая Аллея Звезд превратилась в жалкий притон, где озадаченные туристы все время натыкались на молодых хамов, беглых уголовников, сводников и проституток.

«Не стоило жалеть о цене, которую пришлось заплатить за годы труда», — подумала Лиз. Она нашла более свободный и широкий мир, а найдя его, создала мисс Лиз Кент.

Шофер свернул и попал в лабиринт узких улочек между бульварами Сансет и Санта-Моника. Тут Лиз начала узнавать знакомые места. Вот парк, поросший пожухлой травой, где она любила играть. Кошерная мясная лавка, книжный магазин, где торговали исключительно еврейской литературой. Это был Голливуд, неведомый туристам, одно из многих этнических гетто.

На углу стояли бородатые мужчины в глухой черной одежде, похожие на стаю ворон. Лиз отвернулась.

— Вы приехали, мисс Кент, — доложил шофер.

За четверть века дом ничуть не изменился. Он был построен в двадцатые годы и лучшие свои времена пережил задолго до рождения Лиз.

— Я вернусь через несколько часов, ждите.

Она поднялась по ступенькам, и в нос сразу ударил запах дешевой еды и дезинфекции, которой пытались заглушить дух плесени и гниения. Красивый когда-то пол растрескался, а те места, откуда вылетела плитка, просто залили цементом. Холл был выкрашен в зеленый цвет, на стенах пестрели многочисленные надписи. Нынешние жильцы отдавали предпочтение нецензурным словам.

Идя по длинному коридору, Лиз встретила одетую в черное женщину, закутанную в платок. Та осуждающе взглянула на ее красивый наряд и прошла мимо.

«Добро пожаловать домой», — подумала Лиз. Взгляд женщины снова пробудил в ней дух протеста, который она испытывала, живя здесь. Бегство отсюда было неизбежно, как смерть или налоги.

Квартира 8-А находилась в конце плохо освещенного коридора. Лиз посмотрела на медузу, талисман, охраняющий дом от зла, и уверенно постучала.

Дверь открыл Иаков. Это был мужчина с утомленным бледным лицом, в поношенном черном костюме. На голове — неизменная федора, из-под пиджака свисает молитвенная накидка. Увидев, кто пришел, он на секунду лишился дара речи. Несмотря на густую бороду и пейсы, обязательные для хасида, сразу бросилось в глаза его сходство с сестрой.

Иаков протянул ей руку.

— Я не был уверен, что ты приедешь. Входи.

— Я же сказала, что прилечу первым рейсом, — ответила Лиз, раздосадованная грубым приемом.

— Ах да, помню, ты всегда держала свое слово. Помню, что маленькой девочкой ты была очень упрямой, всегда говорила, что думала, а думала, что говорила. Кажется, твоя привычка сохранилась. Такая уж сестричка Рахиль, — Иаков улыбнулся.

— Твоей сестрички Рахиль больше не существует. Меня зовут Лиз. Лиз Кент.

— Конечно, конечно. — Он облизнул пересохшие губы. — Прости меня… Лиз.

Годы не пощадили брата. Сейчас ему тридцать семь, он на три года моложе ее, а выглядит лет на десять старше.

— Я сильно полысел, читаю в очках, — ответил Иаков, словно прочитав ее мысли. — А ты… ты — красавица.

Лиз решила не давать волю слезам, хотя они уже были готовы хлынуть из глаз.

— У меня нет рецепта вечной молодости. И вообще я чувствую себя, как блудный сын.

— К тому же восставший из мертвых, — усмехнулся брат. — Не каждый день видишь привидения. Ведь отец прочел по тебе каддиш[27].

Лиз кивнула.

— Он грозился это сделать, когда я уезжала.

Она не забыла проклятия отца, хотя с их ссоры, погнавшей Лиз из родного дома, прошло двадцать пять лет.

— Ты — хасидка, а хасидским женщинам не положено иметь образование, — холодно сказал тогда Мойше Кенторович. — Учиться должны только мужчины. Достаточно с нас и того, что ты двенадцать лет ходила в школу, там ты и набралась разных идей.

— Ты прав, именно там я набралась идей, — закричала Лиз. — Бог знает, что в этой квартире уже давно не пахнет никакими идеями! Вы все живете в пятнадцатом веке.

— Богохульница, — вспылил Мойше, — как смеешь ты всуе поминать имя Господа? Завтра же займусь твоей свадьбой. Пусть муж научит тебя уму-разуму.

— Мы живем не в занюханном польском местечке, — она кричала уже во весь голос, — а в Америке двадцатого века. И я не выйду замуж за первого встречного только потому, что так угодно тебе. Черт возьми, отец, я не вещь, которую можно продать на аукционе.

В этот момент в комнату вошла мать, и Лиз умоляюще посмотрела на нее, ища поддержки, но Малка отвела глаза.

— Ты должна исполнить волю отца. Реб Липшиц — очень порядочный человек. Он берет тебя, хотя мы не в состоянии дать приданое.

— Какое отношение имеет Реб Липшиц к моему замужеству?

Отец и мать обменялись понимающим взглядом.

У Лиз было ощущение, словно ее ударили в солнечное сплетение.

— Вы хотите сказать, что уже выбрали для меня мужа и даже не посчитали нужным сказать об этом мне?

— Естественно. — Мойше грубо схватил дочь за руку. — Таков обычай. Отец твоей матери выбрал меня, а я выбрал мужа тебе. Так ведется сотни лет, и кто ты такая, чтобы менять ход вещей?

Девочка до крови закусила губу. Они никогда ее не поймут. Никогда. Если сегодня промолчать, завтра будет уже поздно.

— К черту ваши обычаи, я все равно поступлю в Стенфорд.

— Если ты посмеешь уехать, — отец с такой силой оттолкнул ее, что она едва устояла на ногах, — я прочту каддиш, и мы будем считать тебя мертвой.

Лиз выскочила из гостиной, успев заметить прижавшегося к стене младшего брата, в глазах которого застыл ужас от ее безрассудства и дерзости. В спальне Лиз собирала свои жалкие пожитки, надеясь в душе, что хотя бы мать попытается ее остановить. Но Малка тихо плакала на кухне, Иаков сбежал на улицу, а отец молча сидел в гостиной.

Прожив две недели у подруги, Лиз перебралась в общежитие Стенфордского университета. Надо было начинать новую жизнь. Во-первых, сменить имя и фамилию. Ничто не должно связывать ее с прошлым. Во-вторых, придумать новую правдоподобную биографию.

Новым друзьям Лиз говорила, что осиротела в раннем детстве, и это было недалеко от истины. Первый год после бегства из родительского дома Лиз писала матери каждую неделю. Ответа она не дождалась. На втором курсе отправляла письма раз в месяц, а получив диплом с отличием, покончила с этим навсегда. Днем своего рождения Лиз Кент стала считать день поступления в Стенфорд. Детство и юность перестали существовать. Сначала Лиз было трудно хранить тягостную тайну, но потом она привыкла к ней, как к своим рыжим волосам и глазам цвета бирюзы.

Стряхнув тяжелые воспоминания, Лиз взглянула на брата.

— Первое время я часто писала маме, но ответа не получала. Тогда я поняла, что отец выполнил свою угрозу.

Иаков грустно покачал головой.

— После твоего отъезда нам запретили даже произносить твое имя. Я думал, что никогда больше тебя не увижу.

— А ты хотел?

— Видимо, нет. Отец сумел убедить нас с мамой в своей правоте. Во всяком случае, я тебя осуждал. — Иаков пожал плечами. — Но об этом мы сможем поговорить позже. Мама хочет тебя видеть.

Малка Кенторович лежала в той самой постели в той самой комнате, куда Мойше привел ее больше сорока лет назад. Тогда ей было пятнадцать лет, и все мужчины на улице оборачивались на нее. И не о Мойше Кенторовиче, тщедушном талмудисте, мечтала тогда Малка. Родители объяснили рыдавшей всю ночь дочери, что выйти замуж за такого ученого человека — большая честь для их семьи.

И сейчас, после долгих лет разлуки, она видит наконец плод своего холодного союза с мужем. Когда-то она причинила зло своей дочери так же, как ее родители ей самой.

Теперь мать решила искупить вину перед дочерью.

— Как я рада тебя видеть! — Малка протянула к ней восковую руку.

Лиз с тоской глядела на бледное подобие матери, лежавшее на высоких подушках.

— Подойди ко мне, — с трудом прошептала Малка. — Дай посмотрю на тебя.

Лиз села на краешек кровати и поцеловала мать в прозрачную восковую щеку.

— Какая ты у меня красавица. — Мать погладила ее роскошные волосы. — Преступление — заставлять женщину с такими волосами всю жизнь носить платок. Быть хасидом несладко, Платок, пейсы, кошерная еда, черная одежда — вот плата за веру.

«Не говоря уже о полном подчинении женщины», — мысленно добавила Лиз.

— Нам надо поговорить, но я не знаю, с чего I начать. — Голос Малки был таким же слабым, как и ее тело.

Она проглотила лекарство и запила водой из стоявшего рядом стакана.

— У тебя сильные боли? — спросила Лиз, пристально вглядываясь в лицо матери.

— Это пройдет.

— Я оставлю вас наедине, — сказал от двери Иаков, но женщины не обратили на него внимания.

— Двадцать четыре года назад я позволила твоему отцу совершить несправедливость. — Малка поглядела дочери в глаза. — Сегодня я прошу у тебя прощения.

Чувство вины, отвращение к себе выплеснулись наружу, и Лиз заплакала.

— Это меня надо прощать. За то, что я вас покинула.

Марианна грустно сидела в своем любимом баре. Вот и все. Круг замкнулся. Реджинальд исчез.

Она не видела его с тех пор, как он посетил ее убогое жилище. Цветы, телефонные звонки, обеды, концерты и театры канули в небытие. Часы пробили двенадцать, и роскошная карета превратилась в тыкву, а лошади — в мышей. Мимолетная удача отвернулась от Марианны.

На все звонки Кейт неизменно отвечал, что мистер Квинси, к сожалению, отбыл в город по срочными делам.

«Отбыл в город, так я и поверила. Гаденыш врет, как сивый мерин». Вначале она решила все выяснить, для этого нужно лишь проникнуть за ворота особняка. Не тут-то было. Охранник ее не впустил. Еще бы! Сукиному сыну хватило одного взгляда на «датсун».

«Забудь, — уговаривала себя Марианна, — все кончено, Реджинальд потерян навсегда». Она подвинула бармену пустую рюмку.

— Вы позволите заказать вам еще что-нибудь?

Развернувшись на табурете, Марианна оказалась лицом к лицу с красивым мужчиной лет сорока. Густые светлые волосы, загорелое лицо, веснушки, симпатичные морщинки вокруг улыбающегося рта.

— Почему бы и нет? — Она выдала самую ослепительную улыбку.

Этого красавца она заприметила полчаса назад, когда он только вошел в бар. Парень, очевидно, тоже положил на нее глаз, но устроился поодаль, Он сидел с таким видом, словно на него свалились все беды мира.

Пока Марианна раздумывала, как он продолжит разговор, незнакомец заказал выпивку. Это было светлое пиво.

— Вы здесь живете? — спросил он.

— Нет, я живу в западном районе.

— И, очевидно, не работаете, иначе не сидели бы здесь в три часа дня.

— Вы — Шерлок Холмс?

— Но я прав?

— А может, я богата.

— Правда? Тогда закажите нам еще выпить.

Еще через несколько минут Марианна рассказала ему, кто она такая и чем занимается.

Малькольм Мэрфи, или Мэрф, как называли его друзья, оказался дилером по продаже спортивных товаров.

— Я — мой самый любимый покупатель, пользуюсь всем, что продаю.

«Так вот откуда эти мышцы атлета и потрясающий загар», — подумала Марианна. Три недели назад она не обратила бы на Малькольма внимания. Теперь Реджинальд ее покинул, она свободна делать все что ей заблагорассудится.

— Интересно, кто надел вам на палец такое колечко? — Мэрф положил деньги на новый заказ.

Взглянув на подарок, Марианна почувствовала, что горечь от исчезновения жениха несколько уменьшилась благодаря обильному возлиянию и мужскому интересу к ней.

— Это — памятный подарок, и больше ничего.

— Отлично, — сказал Мэрф. — И если вы не помолвлены, то я хочу пригласить вас на обед.

Затянувшийся обед перешел в танцы, и оба не заметили, как пролетело время. С Мэрфом было удивительно легко. Этот парень не скиснет, узнав, что его подружка родилась не на той стороне улицы, где следовало, и Марианна охотно рассказывала о себе. К ее досаде, Малькольм вел себя очень сдержанно.

Он сообщил, что недавно расстался с подружкой и теперь ведет жизнь праведника.

— В наше время человек должен выбирать — либо умереть от одиночества, либо пойти на риск и подхватить СПИД.

— Расскажи о себе, — потребовала Марианна. — Черт возьми, плох человек или хорош, его все равно осудят. Так пусть осуждают за дело.

Малькольм сделал очередной заказ и дружески обнял Марианну за талию. Но когда теплая рука коснулась ее груди, она поняла, что намерения Мэрфа не столь безобидны.

— Не хочешь поехать ко мне? — хрипло спросил он. — Между прочим, имеется бассейн с подогревом.

— У меня нет купальника.

— Очень на это надеюсь.

«Кажется, я сошла с ума», — думала Марианна, садясь в машину незнакомого человека. Правда, он обещал по первому требованию отвезти Марианну к ее «датсуну», да и вообще парень был симпатичным и внушал доверие. В машине они долго целовались, и Марианна решила, что если Мэрф так же хорошо делает все остальное, ночь сегодня будет замечательная.

Его небольшая квартирка оказалась очень уютной и совсем не походила на логово холостяка. Мэрф дал Марианне большое махровое полотенце и предложил зайти в ванную. Слава Богу, не придется расхаживать по квартире голышом.

Мэрф тоже не терял времени даром и, раздевшись, опоясался маленьким полотенцем, которое впечатляюще оттопыривалось в нужном месте.

— Ну а теперь поплаваем. — Мэрф взял Марианну за руку и повел за собой.

Бассейн находился недалеко от автостоянки, над зеленоватой поверхностью воды стелился легкий туман.

— А нас тут не увидят? — вдруг оробела Марианна.

— Это же Меса, — усмехнулся Мэрф. — Оглянись, вокруг ни огонька. В десять часов на улицах уже ни души, сейчас все спят, кроме нас с тобой.

Он сбросил полотенце, нырнул в воду и поплыл к середине бассейна, Марианна прыгнула вслед за ним. Вода оказалась теплой, как парное молоко. Мэрф и в этом не обманул ее.

Она училась плавать, купаясь в компании уличных мальчишек, и сейчас едва держалась на поверхности. А Мэрф был просто великолепен. Он мощно работал ногами, оставляя за собой бурлящий след, тренированные руки уверенно несли его вперед. Пока Марианна по-собачьи добарахталась до противоположного края бассейна, он успел сделать восемь кругов.

— Вот это да! — только и сумела выдохнуть она.

— В колледже я плавал вольным стилем. Нужно поддерживать форму. Еще два круга, и все.

Взглянув на ее обнаженную грудь, он тут же изменил свои планы и рванулся к. ней.

Марианна никогда не занималась сексом в бассейне, тем более на глубине. Не будь Мэрф тренированным атлетом, они бы утонули. Держась одной рукой за край бассейна, Мэрф исступленно ласкал и целовал ее грудь.

— Все не так, — простонал он.

— Что не так? — спросила Марианна.

— Ребята говорят, что достаточно одной руки, но ты ведь не умеешь плавать.

Не дожидаясь ответа, Мэрф выпустил край бассейна, осторожно сжал обе груди и захватил губами соски. Напряженный член дразняще касался ног Марианны, и она, взяв его в руку, направила к цели. Мэрф застонал. От этого первобытного звука у нее побежали мурашки, она развела ноги и погрузилась в воду.

Многие мужчины никуда не годятся даже в постели, а Мэрф был великолепен и в воде. Марианна закричала от наслаждения, хотя они еще не успели вынырнуть, чтобы набрать воздуха. Развернув ее спиной к стене бассейна, Мэрф одной рукой привлек Марианну к себе.

— Направь его.

Она впустила в себя пульсирующий от напряжения член, и ее перестало волновать, увидит их кто-нибудь или нет.

— О Боже, — одновременно воскликнули они.

Мэрф не был дилетантом в любовных делах. Когда Марианна устала, он вынес ее на ступеньки бассейна и попросил встать на колени. Жаждущий член нашел новое поле деятельности, пальцы проникли в освободившееся место, и снова начались сладострастные ритмичные движения. Их крики могли бы пробудить и мертвого, но в квартале не зажегся ни один огонь.

Понемногу успокоившись, они завернулись в полотенца и медленно пошли в дом. Марианна так устала, что решила остаться у Мэрфа и моментально уснула, прижавшись к его сильному телу.

Утром они позавтракали в кафе, и Мэрф отвез ее к «датсуну».

— Я позвоню, — крикнул он.

Марианну обманывали всю жизнь, ее надежды разбивались одна за другой, но она почему-то поверила Мэрфу.

Реджинальд поддернул элегантные брюки и сел, закинув ногу на ногу. Он никогда бы не мог подумать, что кабинет частного детектива будет выглядеть так пристойно.

Стены обшиты деревянными панелями, дорогая мебель. Но больше всего удивлял сам Чарльз Дэвис. Квинси страшно боялся, что детектив окажется плебеем в замызганной шляпе, с вонючей сигарой в зубах и вульгарной речью. Но мистер Дэвис был настоящим джентльменом: с породистым лицом, в безупречной тройке, свежайшей французской рубашке и имел благородный бостонский выговор, столь любимый сердцу Реджинальда. Две недели назад, когда он нанимал Дэвиса, тот гарантировал конфиденциальность и полную достоверность сведений.

— И что вы обнаружили в ходе расследования? — осведомился Квинси.

Детектив посмотрел на клиента поверх очков в дорогой оправе.

— У вашей мисс Ван Камп очень интересная биография. Начнем с главного. Ей тридцать шесть лет. Разведена. С бывшим мужем не встречалась много лет. Развод состоялся по инициативе мужа, и он оставил мисс Ван Камп некоторую сумму денег. Мисс Ван Камп — художница. Выставляется в галерее Кент, где пользуется хорошей репутацией. Представившись коллекционером, я поговорил с Лиз Кент. Она сказала, что мисс Ван Камп — талантливая художница с блестящим будущим.

— Мне это известно и без вас, — хмуро сказал Реджинальд. Он платит Дэвису большие деньги не за то, что каждый дурак может выяснить по телефону. — Продолжайте.

— Мистер Квинси, вы говорили, что вам нужна качественная работа. Я затратил много времени, выясняя подноготную этой дамы. Родилась она в Дель-Рио, в Техасе. Ее мать не была замужем и достоверно не известно, кто является отцом мисс Ван Камп. Во всяком случае, в этом не признался ни один мужчина. Впрочем, и неудивительно. Мать мисс Ван Камп зарабатывала на жизнь сексуальными услугами.

Реджинальд побледнел.

— Так она не была замужем за Руссо?

— Она вообще не была замужем. Не стану употреблять слово «проститутка», так как ее не привлекали к суду по такому обвинению, но данное слово характеризует ее образ жизни. Я побывал в Дель-Рио и выяснил, что мисс Ван Камп не разделяла увлечений матери, во всяком случае, пока жила в Дель-Рио.

— Боже мой, о чем вы говорите?

— После развода мисс Ван Камп сменила несколько профессий. Она перегоняла автомобили, работала официанткой в баре. Ей приходилось заниматься этим, чтобы оплачивать уроки живописи. Несколько лет назад, когда ее финансовое положение стало критическим, она переехала в Лас-Вегас и некоторое время работала девушкой в баре.

Реджинальд пришел в ярость.

— Я не уверен, что понял вас.

Детектив посмотрел на него, словно желая спросить: «Вы хотите, чтобы я вам все рассказал?» — и поскольку Реджинальд молчал, Дэвис принял его молчание за знак согласия.

— В качестве такой девушки Ван Камп завлекала какого-нибудь джонса или смита, который оплачивал свою и ее выпивку. Если джонсу потом захочется получить от нее нечто большее, он это делает, а она делится выручкой с хозяином заведения. Говорят, Марианна неплохо зарабатывала. — Дэвис прикрыл глаза. — Яблоко от яблони недалеко падает.

Реджинальда затошнило. Все ясно. О свадьбе не может быть и речи, и все-таки ему отчаянно хотелось, чтобы привязанность Марианны основывалась не на жажде обогащения.

— Что вы можете сказать о ее финансовом положении?

— Ее финансовое положение нельзя назвать даже удовлетворительным, — ответил Дэвис. — Сейчас у нее в банке полторы тысячи долларов. Живет случайными поступлениями, весьма нерегулярными, по принципу — хвост вытащит, нос увязнет. Надеюсь, вы меня понимаете. Последнее время она тратила много денег на дорогие наряды. Ее кредитная карточка сейчас почти пуста. — На лице детектива появилось самодовольное выражение. — Вы просили позаботиться о конфиденциальности, поэтому самые пикантные сведения я добывал сам, не вовлекая своих людей. Вчера я проследил за мисс Ван Камп. В баре она познакомилась с мужчиной.

— Продолжайте.

— Мисс Ван Камп поехала с этим мужчиной к нему домой. Через некоторое время они вышли и направились в бассейн. Они поплавали, после чего состоялся половой контакт, один раз вагинально, другой анально.

Реджинальда трясло. Сука. Обольстительница. Лживая тварь.

— Вы хорошо себя чувствуете, мистер Квинси?

Не в силах выдавить ни слова, тот лишь молча кивнул. Будь она проклята, будь она проклята на веки вечные. Пусть сгорит в адском пламени. Он так ей доверял, так о ней заботился. А она… она обманула его самые нежные и чистые чувства. Все ее ласковые слова оказались бесстыдной ложью. Каждый жест, каждое прикосновение были фальшивыми. Марианна Ван Камп просто домогалась богатства Квинси. У Реджинальда волосы поднялись дыбом, когда он до конца осознал, что эта шлюха обвела его вокруг пальца.

— Мисс Ван Камп снимает за небольшую плату домик в Саннислоуп, — добил его детектив.

На лбу Квинси выступил пот. Значит, и о доме она солгала. Ее преданность старой тетке всего лишь обман. Да умеет ли эта сука говорить правду?