Глава 17

В башне Бурже было тихо. Людовик и Гурне играли в шахматы. Опершись на локоть, Людовик весело посматривал на растерянное лицо соперника. Месяцы, что он провел здесь с начала болезни, благотворно сказались на нем. Тело, за два с лишним года измученное болью, отдохнуло и распрямилось, а в глазах зажглись искорки тихой иронии. На нем была одна из тех белых рубашек, что прислала Жанна, вышитая ее тонкими пальцами (Людовик об этом, впрочем, не знал).

— Должен вам заметить, Ваше Высочество, — продолжил Гурне начатый разговор, — что я был бы счастлив вывести вас хотя бы однажды во двор, на свежий воздух. После болезни это было бы очень полезно для вас. Я обращался с просьбой, чтобы мне разрешили это, если я заручусь вашим словом чести, что вы не будете пытаться бежать. Но мадам де Боже не позволила. Не позволила она также и обратиться к королю.

— Все это напрасно, Гурне. Она обещала мне однажды, что не будет милосердной, и твердо держит это свое обещание.

— Такая умная женщина могла бы быть более терпимой. В своих же интересах. Если у нашего короля не будет детей и если он, не дай Бог, вдруг внезапно умрет, то королем ведь будете вы. Что же тогда будет с ней?

— Нет, друг мой, она достаточно умна, чтобы никогда не выпустить меня отсюда. Живым. Карл женат на Маргарите Австрийской. Когда она подрастет, то никакого сомнения нет, что у них появятся дети. Можете быть уверены, как только в королевской семье родится первый сын, очень скоро после этого я вдруг внезапно умру.

Гурне покраснел.

— Она никогда этого не сделает, пока я здесь. Я смогу защитить вас.

— О, вас тогда здесь просто не будет. Спасибо, Гурне, на добром слове, но, я думаю, все это тщетно.

Они вновь замолкли, продолжив игру. Через некоторое время внезапный стук копыт во дворе привлек их внимание. Кто бы это мог быть? В Бурже допускались очень немногие посетители. Гурне подошел к окну и встал на табурет. Людовик молча наблюдал за ним. И тут Гурне, сжав своими огромными ладонями решетку, издал торжествующий возглас. Затем проворно спрыгнул на пол и жестом пригласил Людовика самому посмотреть во двор.

— В вам посетитель, монсеньор! Мне кажется, это ваш кузен, граф Дюнуа.

— Дюнуа! — Людовик мигом оказался у окна. — Да, это он! Это Дюнуа!

Гурне поспешил к двери.

— Я отопру верхние двери. Может быть, он привез вам добрые вести.

Людовик сошел с табурета и взволнованно заходил по комнате, то и дело поглядывая на дверь. Его возбуждение достигло апогея, когда послышались мужские голоса, сначала неясно, потом все громче и громче. Приоткрылась дверь. Хриплый голос еще невидимого пока Дюнуа произнес:

— Как ты думаешь, повезет мне сегодня или нет? Застану я наконец монсеньора дома?

А через мгновение в дверном проеме возникла его могучая фигура. Вот оно, свершилось! То, к чему стремился он все эти долгие мучительные три года.

Друзья бросились друг другу в объятия. Людовик с трудом обхватил массивные плечи Дюнуа, а тот ощупывал худое тело Людовика и жадно вглядывался в его лицо, замечая в нем новые незнакомые черты.

— Боже мой, Дюнуа, — наконец произнес Людовик, — как же я рад снова видеть тебя. Это просто чудо какое-то. И притом так неожиданно.

Немного смущенные таким бурным, вообще-то несвойственным им проявлением эмоций, они отступили друг от друга. Дюнуа оглядел комнату.

— А ты, я вижу, здесь неплохо устроился. Я, значит, не вылезаю из седла, протираю уже которые штаны, мотаюсь то в Тур, то в Бретань, то в Амбуаз, весь, понимаешь, взмыленный, а ты в это время нежишься тут у камина и поглаживаешь кота. Видно, апартаменты эти тебе нравятся больше тех прежних, куда тебя поместила вначале твоя приятельница. Я, правда, их не видел, но…

Людовик рассмеялся.

— Да, да, ты прав. Здесь намного лучше. Там было слишком много железа.

— Молодец, что вовремя догадался заболеть.

— Заболей я чуточку сильнее, и меня бы и вовсе отсюда выпустили, вернее вынесли.

— О, это было бы мадам Анне отличным подарком. Она, по-моему, только и ждет известия, что ты наконец почил естественной смертью.

— Конечно, морить голодом и держать в железной клетке, что можно придумать более естественного.

— Именно так, она, видимо, и рассуждала. Но теперь послушай-ка, что я тебе скажу. Жорж, а ты ведь сам знаешь, какой у него язык, куда мне с ним тягаться. Так вот, ему наконец крупно повезло, Людовик, он добился для тебя свободы!

Людовику вдруг стало холодно, все тело покрылось пупырышками.

— Свободы! — повторил он, не сводя глаз с Дюнуа. — Скажи мне скорее, что это значит!

— Это значит, что я поехал вперед, чтобы подготовить тебя. Следом едут Жорж и… король. Скоро они будут здесь. После полудня ты будешь свободным человеком. Король лично освободит тебя, Людовик.

— А что же Анна?

— Мадам Анна? А она, понимаешь ли, ничего про это не знает. А когда узнает, будет поздно. Ты будешь свободен, и теперь засадить тебя снова ей будет не так легко. Да и ничего у нее не получится. Жорж подвигнул короля на самостоятельные действия. Как это ему удалось, одному Богу известно. Правда, неясно, надолго ли все это.

— Я даже не пытаюсь найти слова, чтобы выразить благодарность тебе и Жоржу, — начал Людовик, но Дюнуа остановил его. Ему еще многое надо было сообщить Людовику до прибытия короля.

— Все не так просто, Людовик. Тебя освобождают, но при определенных условиях.

— Условиях? — Людовик посмотрел на Дюнуа, а тот отвел глаза. — Я вижу они тебе не очень по душе, эти условия. Так что же это такое, выкладывай, Дюнуа?

— А какая разница, если в результате ты окажешься на свободе. По-видимому, это будет для тебя новостью, но Карл собирается жениться, и ему нужна твоя помощь.

— Но ведь он женат.

— Он был женат. Его брак аннулирован и австрийское дитя очень вежливо возвращено ее отцу, Максимилиану. Мадам Анна подыскала своему брату другую невесту.

— Кого же? — спросил Людовик, теряясь в догадках, какую же помощь он может оказать в этом вопросе.

— Это Анна Бретонская, — не глядя на Людовика, произнес Дюнуа.

— Но Анна-Мария тоже замужем!

— Ее брак по просьбе французского короля тоже был аннулирован Папой. Но она отказывается выходить замуж за Карла, ссылаясь на помолвку с тобой. Вот где нужна твоя помощь.

Это было выше его понимания. Людовик знал о замужестве Анны-Марии и понимал, что для него она навеки потеряна, даже если когда он и выйдет на свободу. Но он догадывался, как на нее давили, и ему были понятны мотивы, которые вынудили ее пойти на этот шаг. Чего он не знал, так это того, что, выходя замуж за Максимилиана, она спасала их помолвку. Он никогда не принимал всерьез ее любовь к себе. Думал, так — детские фантазии. И не дано ему было знать, как отчаянно боролась она в эти дни за свою свободу.

— Но я не могу заставить ее выйти замуж за Карла, если она того не хочет. Если мое освобождение зависит от этого, я отказываюсь от него.

* * *

Дюнуа был потрясен. Мысль о том, что Людовик может отвергнуть свободу, которую с таким трудом удалось добыть в конце третьего года его заключения, привела его в ужас.

— Да это же будет безумием, вот так вот, из-за пустяка отбросить мысль о свободе! Мадам Анна женит своего брата на Бретонке в любом случае, независимо от того, как ты к этому относишься. У нее огромная армия, готовая к походу на Бретань, и только этот брак может предотвратить вторжение.

— Значит, она снова хочет напасть на Бретань! — Людовик почувствовал вдруг огромную усталость, какой не знал уже много дней. Он вспомнил, во что обошлось бретонцам прошлое вторжение французов.

— Поэтому ты должен убедить Анну-Марию согласиться во имя спасения всех бретонцев. Даже если бы ты был на свободе, все равно не смог бы на ней жениться. Есть еще одно условие твоего освобождения, — мрачно добавил Дюнуа, понимая, что переходит от плохого к худшему.

— Что же там еще?

— Ты должен прекратить добиваться развода с Жанной.

— Да ты, Дюнуа, достаешь эти условия из шкатулки, прямо как фокусник, — задумчиво произнес Людовик, медленно устраиваясь в своем кресле. Затем он взял с доски шахматную фигуру и принялся внимательно ее изучать.

После долгой томительной паузы он наконец заговорил:

— Да, этот подарочек с сюрпризом. Значит, мне даруют свободу и в то же время отнимают всякий смысл моего существования. Какую же мне оставляют надежду? Если я принимаю эти условия, значит, признаю свое полное и окончательное поражение в битве с покойным королем. Знаешь что, Дюнуа, я думаю, для меня легче остаться здесь до смерти, чем признать такое поражение.

Дюнуа очень нервничал. С минуты на минуту должен был появиться король. В который раз Дюнуа пожалел, что не обладает красноречием Жоржа.

— Это вовсе не поражение, Людовик. Это только временное отступление, и мы должны использовать его преимущества.

— Как? Скажи мне ради Бога.

— Ну что тебе еще сказать? Решающий бой еще впереди, Людовик. И когда мы решимся на него, где будешь ты? В это убогой камере? Ты должен использовать этот шанс, Людовик! За эти три года не было, наверное, и часа, когда бы мы не пытались получить этот шанс. Подумай о мадам Анне. Она спит и видит, как ты умрешь в этой башне, куда заперла тебя. В первый раз за все время своего правления, да и вообще, наверное, в первый раз в жизни, король решился на самостоятельный шаг, без нее, и ради всех нас ты должен поддержать этот его порыв.

Людовик не отвечал. Он молча перекатывал в ладонях фигуру королевы. Дюнуа представил скачущих быстрым галопом короля и Жоржа. Дорога была каждая секунда. Тут он вспомнил, что не использовал еще один сильный аргумент.

— Подумай о Жорже, если не хочешь думать о себе. Что будет с ним, если ты откажешься выйти на свободу. Оба, и король, и Анна, обрушат свой гнев на него. Он будет наказан, и очень сильно. А то, что останется, придется на мою долю.

— Я не могу допустить, чтобы это произошло, — медленно произнес Людовик и решительно поставил фигуру королевы на доску. — Но вам не следовало давать обещания, что я стану уговаривать Анну Бретонскую.

— Ее в любом случае уговорят! — почти закричал Дюнуа. — В этой тюрьме у тебя уже вообще мозги усохли. Я же говорю тебе, да что там, я клянусь всеми святыми мучениками, которые когда-либо сгорели на костре, ее все равно заставят, силой! Я своими глазами видел войско французского короля. Они ждут приказа выступать. Ты уже имел случай убедиться, как это было однажды, ты видел осаду Нанта. Хочешь, чтобы это повторилось вновь?

— Нет.

— Тогда ты должен уговорить Бретонку. Поезжай в Нант. Жорж обещал, что ты сделаешь это, и убеди ее, что это неизбежно. Карл женится на ней обязательно. У нее нет выбора, вернее есть — согласиться мирно или после вторжения французской армии.

— Но что это будет за брак! — воскликнул Людовик. — Из Карла такой же муж, как жена из его сестры Жанны.

— Король есть король, даже если он полный идиот, тут уж ничего не попишешь. Я не говорю, что это хорошо, то что Анна-Мария выходит за нашего кретина. Мне бы больше понравилось, если бы она вышла за тебя. Но у нас нет возможности оспаривать желание короля. Возможно, когда-нибудь появится. Но сейчас нет. Король учится ходить один. Ты должен быть рядом, чтобы направлять его стопы. Это не поражение, Людовик, это шаг к победе. О, проклятие на мою голову! — воскликнул Дюнуа, услышав цокот копыт во дворе. — Они уже здесь.

Он запрыгнул на табурет и посмотрел в окно.

— Людовик, погляди сюда! Это твоя свобода прискакала сейчас на своем коне.

Людовик пристроился рядом с ним. С такой высоты было видно не очень хорошо, но он различил Жоржа. Тот выглядел очень взволнованным. Впереди гордо вышагивал Карл. Они вошли в большую дверь, уже распахнутую для них.

«Это моя свобода. Я снова смогу ездить верхом, подставив лицо свежему ветерку. Я смогу ходить по желтым осенним листьям и чувствовать, как они шуршат, похрустывают под ногами. Я смогу лечь на спину под ивой и просто глядеть на небо. Я смогу войти в комнату, для этого надо будет только отворить дверь, а потом закрыть ее за собой. А могу и не закрывать. Как мне захочется. Я буду свободен».

— Да, а как же Анна Бретонская? Смогу ли я выполнить то обещание, что дал за меня Жорж? Нет, наверное, не смогу.

Людовик замотал головой. За ним с тревогой следил Дюнуа. Он было начал говорить, но дверь со скрипом отворилась. На пороге появился Карл, его лицо было красным. Сзади выглядывал Жорж.

Он переглянулся с Дюнуа и замер. На лице Карла появилась глупая улыбка. Внезапно тишину нарушил Людовик. Он сделал рывок вперед и преклонил перед королем колено. Отказаться от свободы, конечно, можно, но не подводить же в самом деле друзей.

Огромное облегчение разлилось в воздухе, когда он почтительно взял королевскую руку.

— Ваше Величество, благодарю вас за подаренную мне свободу!

Загрузка...