Золотой дикобраз

Глава 23

В королевской карете, что двигалась по залитой солнцем дороге из Тура в Амбуаз, знакомая тройная дуэль была в разгаре.

— Не удивлюсь, если он приедет один, — громко произнесла Анна.

— Кто это он, мадам? — вежливо поинтересовалась королева, хотя, конечно, прекрасно знала, о ком идет речь.

— Людовик Орлеанский, кто же еще, — выкрикнул раздраженный Карл. — А чью еще персону нам положено обсуждать с утра до вечера. Когда при мне произносят слова «мужчина», «герцог» или просто «он», я знаю точно, что речь всегда идет об Орлеанце.

Карл посмотрел в маленькое окошко кареты на горячий августовский день и был рад обнаружить, что до Амбуаза всего полмили. Ему надоела эта запертая карета, он устал в этом душном экипаже и завидовал конным стражникам, что ехали впереди и позади.

— Не знаю, зачем я послушался тебя, Анна, и позволил запереть всех нас в эту гробницу.

— Ты послушался потому, что неразумно было бы ехать верхом по такой жаре. Вполне можно получить удар.

— Да верхом во много раз прохладнее, — вмешалась Анна-Мария, — когда в лицо дует ветерок. Уверена, что это было бы для тебя полезно. Твоя сестра всегда перебарщивает по части осторожности.

— И зачем это мне на каждом шагу быть осторожным? — забрюзжал на Анну Карл. — Посмотри на Людовика. Он может весь день играть в мяч, на самой жаре, и никакого удара.

Помолчав, он пробормотал себе под нос:

— Какое бы это было счастье для меня, если бы его хватил удар.

Анна вздохнула.

— Он здоровее тебя в сто раз. Твое здоровье нужно Франции. Ты должен беречь себя для страны и для будущих наследников. А перебарщиваю я, как вы изволили выразиться, — она в упор посмотрела на Анну-Марию, — потому что всего важнее для меня здоровье брата.

— Надо было в детстве заботиться больше, тогда бы Карл сейчас был крепким и здоровым.

Они помолчали немного. Карл решил завершить перебранку.

— Я все же думаю, что он прибудет с Жанной.

— Нет, этого не будет, — уверенно произнесла Анна-Мария.

— Для него же хуже, — угрюмо заметила Анна. — Иначе ему придется отправиться в Бурже.

— А почему именно сейчас, мадам? — спросила королева. — Разве того требует ситуация?

— Ситуация? — переспросила Анна. — Да, именно этого требует ситуация.

— А в чем дело? — продолжала допытываться королева. Ей стало страшно и очень хотелось узнать: та, заветная бумага об освобождении Людовика еще на месте или в руках у Анны? — А что такого особенного в этой ситуации?

Анна пожала плечами и улыбнулась.

— Ну, тут есть несколько причин. Вы узнаете о них, когда прибудем в Амбуаз.

И как раз в этот момент колеса кареты застучали по мостовой двора Амбуазского замка. Здесь вовсю кипела работа. Визжали пилы, стучали молотки, кругом были навалены бревна, камни, доски. По двору сновали строители в кожаных робах. Королева посмотрела в сторону своих покоев. Ничего от них не осталось. Все крыло было почти полностью снесено, и на его месте воздвигнуто новое.

Анна со злобной усмешкой следила за ее взглядом.

— А вот и сюрприз, который мы приготовили для вас, — сказала она, елейно улыбаясь. — Вам было неудобно в старых покоях, доски все прогнили, каменные трубы прохудились. Теперь все будет иначе, много лучше, да и вид из ваших комнат сейчас будет чудесный.

С упавшим сердцем королева была вынуждена признать победу Анны Французской. Перехитрила она ее. Снесла целое крыло замка только затем, чтобы иметь возможность в каждой комнате обшарить каждый дюйм. И конечно же она завладела бумагой! Людовик (он и не знал, что спасало его все эти годы) теперь потерял эту защиту (и тоже не будет знать об этом).

Карл громко комментировал работы по перестройке крыла. Он хотел тут же, выйдя из кареты, осмотреть ход работ.

— Потом, — сказала ему сестра. — Вначале надо послать за Людовиком.

— Опять ты о нем, — проворчал Карл. — Займись этим сама, Анна, а я пойду посмотрю, как идет роспись стен.

Это Анну вполне устраивало. Довольная, она смотрела ему в спину, пока он удалялся, а затем направилась вверх, в свой кабинет, чтобы оттуда послать стражников за Людовиком.

Но королева добежала до Людовика первой. Безразличная к тому, видит кто ее или нет, она выяснила, где остановился Людовик, нашла его комнату и постучалась. Услышав его голос, быстро вошла и, плотно закрыв за собой дверь, остановилась, запыхавшаяся, как будто за ней кто-то гнался. Он, видимо, только что прибыл и еще не успел переодеться.

— Людовик, — прошептала она, вся дрожа, — ты привез с собой Жанну?

По его улыбающемуся лицу было видно, что нет, не привез.

— Прошу тебя, не улыбайся. На этот раз тебе следовало подчиниться. Понимаешь, они снова хотят запереть тебя в башне Бурже.

— Не скажу, что эта новость меня радует, — спокойно заявил он, — но в общем-то все к тому и шло.

— Она сейчас собирается послать за тобой. У тебя еще есть выбор.

Видя ее искреннюю озабоченность и тревогу, он посерьезнел.

— И я все равно выберу то, что выбрал, Анна-Мария.

— Но на этот раз тебе действительно грозит Бурже и… железная клетка. О, Людовик!

Он напрягся. Все тело его содрогнулось от воспоминания.

— Анна-Мария, послушай меня. Жизнь свою я прожил очень странно. Всю ее я посвятил фактически одной цели — сопротивлению злой воле короля, борьбе против него. Если я позволю ему сейчас заставить меня признать Жанну своей женой, это будет означать, что он победил.

— Ты говоришь так, будто он еще жив.

— А он и жив, — губы Людовик дрогнули. — И еще как жив. Он как змея с отрубленной головой. Говорят, что она не умирает, пока не зайдет солнце. Так вот, Анна Французская — это его сила и его солнце. Он переселился в нее, он живет в ней. Они очень могущественные, оба. Но в этой маленькой истории со мной их могущество бессильно.

Анна-Мария испуганно смотрела на него.

— Людовик, не будь таким упрямым, это глупо. Не позволяй им избавиться от тебя. Подумай обо мне. Не оставляй меня здесь одну, в этой стране, которую я не могу считать своей. Подумай обо мне!

— А я и думаю о тебе, — отозвался он мягко. — Я думаю о тебе и о том дне, когда внезапно изменятся наши жизни, и наконец снова появится мадам Ролан. И я не хочу, чтобы мои руки были связаны. Я хочу встретить ее свободным.

— Не говори так, даже не думай. Внезапное изменение наших жизней может означать только смерть Карла. Мы не должны желать его смерти.

— А я и не желаю. Я никогда не желал ему ничего дурного. Он жалкий, маленький, глупый король…

Стук в дверь прервал его. Сердце Анны-Марии остановилось. Она знала, что это за стук. Людовик ободряюще улыбнулся ей и направился к двери. Полуоткрыв ее так, чтобы скрыть присутствие Анны-Марии, он спокойно выслушал сообщение, что его желает видеть мадам Анна Французская, что он должен прибыть с супругой, она ждет их сейчас в своем кабинете.

Людовик кивнул и, обернувшись к королеве, нежно поцеловал ее и прошептал:

— Оревуар, мадам Ролан.

А затем вышел, чтобы встретиться со своим вечным врагом в последнем решающем поединке.

Войдя к Анне, он отвесил преувеличенно низкий поклон. Глаза его улыбались.

— Вы посылали за мной, мадам?

— За вами и за вашей супругой. Мы давно ждем, когда она появится у нас при дворе.

— Боюсь, мадам, но вам придется ждать очень долго, потому что у меня нет супруги.

Анна тут же взвилась.

— Почему вы с таким маниакальным упорством настаиваете на этом, я никак не пойму? Повторяете, как попугай: «У меня нет жены, у меня нет жены!» У вас есть жена, и пришло время вам признать это. Если вы не подчинитесь сейчас воле короля, то отправитесь в Бурже. Вы уже провели там три года. Советую дважды подумать, прежде чем вы вынудите нас снова поместить вас туда.

— А я уже подумал.

— Вы упрямый глупец, вот вы кто! Я сломлю вашу волю, или я не Анна Французская. Я заставлю ваш ехидный язык произнести эти слова.

— А почему бы вам не вырвать этот язык, — предложил он.

Он подошел ближе и пристально посмотрел на нее.

— Трудно даже сказать, где кончается ваше стремление завладеть Орлеаном и начинается ненависть ко мне. Может быть, вы и сами не знаете этого. И все время прячетесь за разговоры об измене, о Франции, а я вижу только одно — вашу ненависть, лютую, черную ненависть… И я хочу спросить тебя, Анна, почему? Почему? Что я сделал такого ужасного? Я любил тебя, желал тебя, и не для минутного развлечения, на всю жизнь. Ты ненавидишь меня за это? Я думал об этом в те ужасные ночи, в железной клетке. Я желал тебя тогда, очень желал, но не для любви. Я желал, чтобы твое тело так же страдало, как ты заставляла страдать меня.

По мере того как он вспоминал, гнев его нарастал.

— Ночь за ночью, ночь за ночью твоя ненависть открывала для меня скрипучую железную дверь. То, что мы стали врагами, это уже само по себе было ужасно, но ненависть, Анна, такая жестокость. Ты — дьявол, Анна. Я никогда не прощу тебе этого.

— А я и не нуждаюсь в твоем прощении, — выпалила она с трясущимися губами.

— Нет, конечно, нет. Ты ведь еще не насытилась, правда? Тебе ведь мало? Надо еще жестокости, верно? Так вот, бери все, что хочешь. Наслаждайся моей болью, радуйся. Но ты никогда не добьешься, чтобы я изменил себе. У меня нет жены, мадам Анна, нет жены, понимаешь? И я умру с этими словами.

Он выкрикнул это прямо ей в лицо. Его слова еще звучали в воздухе, когда в коридоре послышалось какое-то движение. Топот бегущих ног, испуганные крики. За дверью творилось что-то неладное. Было слышно, как мимо пробегают слуги, придворные, сталкиваются друг с другом. Из дальнего крыла дворца несколько раз повторился еле слышный женский истерический вопль. В комнату, испуганно выпучив глаза, вбежал запыхавшийся стражник.

— Что случилось? — Людовик подбежал к нему и встряхнул за плечи.

— Там король, монсеньор, — наконец ответил стражник, — он залез на стремянку… и упал. А потом лестница упала на него и разбила голову, вот здесь, — трясущимися руками он показал где. — Говорят, он умирает.

— Где это случилось? — закричал Людовик.

— Там, в верхнем переходе работают строители. Говорят, он умирает.

Да, он умирал. Его большая, нетвердо держащаяся на шее голова, на которой в свою очередь никогда не держалась прочно корона, эта голова была разбита. Сильно разбита. Его боялись трогать и только переложили на матрац, снятый с кровати. К нему спешили доктора, испуганные придворные сгрудились около, глядя, как он лежит тихо, без чувств.

В замке царило столпотворение. Во дворе снаряжались гонцы во все концы Франции, во все стороны Европы. Они ожидали последней, окончательной новости. В конюшнях ржали кони, их забыли покормить, в кухнях было смрадно, пригорела пища, придворные перешептывались друг с другом. Анна-Мария Бретонская преклонила колени у своего супруга и молила Господа о спасении его души, а рядом Анна Французская молила о спасении жизни брата, ибо за ней вскоре оборвется и ее жизнь.

Французский король умирал.