6

В ожидании Фила Лиззи бродила вокруг его машины, время от времени поглядывая на подъезд. Когда он вышел, она улыбнулась ему, а потом, разместившись рядом с ним на переднем сиденье «форда», задала тот же вопрос, что и он бабушке:

— Ну?

— Что, милая, ты хочешь узнать? — спросил Фил серьезно, но в глазах его плясали чертики.

— Не дурачься. Ты прекрасно знаешь, что я хочу узнать, — строго сказала девушка.

— Знаю, — он повернул ключ зажигания и тронул машину с места, — ты хочешь знать, что шепнула бабушка мне на прощание.

— Да, хочу.

Фил, не сводя взгляда с дороги, ответил:

— Бабушка сказала, что ты — прелесть и что я буду последним болваном, если упущу такую девушку.

Девушка облегченно выдохнула:

— Фил, она мне тоже ужасно-ужасно понравилась. Ты ей передай, пожалуйста.

— Ну об этом ты сама ей скажешь. Она же тебя в гости приглашала, а не меня. Сейчас вы с ней подруги, у вас свои, женские секреты.

Лиззи молча смотрела на дорогу, потом, спустя некоторое время, когда они отъехали от бабушкиного дома на достаточное расстояние, заглянула в лицо Филу.

— А что бы ты сделал, если бы я не понравилась твоей бабушке?

— Но ты же понравилась ей, зачем спрашивать.

— Ну скажи! Мне интересно, — не отставала Лиззи, даже подергала Фила за рукав.

— О, я бы тогда, я бы тогда… — повторил Фил, придумывая, что бы такое сказать. — Я бы тогда высадил тебя у ближайшей автобусной остановки, а сам помчался топиться в Гудзоне. Сиганул бы с самого высокого моста. Ласточкой.

Лиззи отодвинулась к самому краю сиденья, надула губы и буркнула:

— У тебя глупые шутки, Фил.

Фил остановил автомобиль за несколько кварталов от дома Лиззи. Девушка с удивлением взглянула на него. Но он приложил указательный палец правой руки к губам Лиззи, как бы запрещая ей что-либо спрашивать. Потом, так же молча, обхватил ладони девушки своими сильными руками хирурга и поднес к лицу. Дотронулся до них губами, шумно вдохнул запах ее кожи и стал страстно целовать, не оставляя без внимания ни одного миллиметра. Он ласкал губами каждый ее пальчик.

— Фил, — прошептала девушка.

— Молчи, — вновь остановил ее Фил.

Его поцелуи жгучими прикосновениями обжигали сначала кисти ее рук, потом пробежали по предплечью, плечу, наконец добрались до ямки у шеи. Фил прильнул к ней, как жаждущий приникает к струйке освежающей воды. Потом нежно поцеловал в губы. И вдруг прижался к Лиззи всем телом и стал страстно целовать шею, ухо, лицо…

Девушка слышала прерывистое дыхание мужчины, чувствовала его руки, ласкающие ее тело, ощущала на себе его вес. Его поцелуи и ласки совсем не походили на те, что иногда пронзительной болью всплывали в ее памяти… Они были другими — более умелыми, более нежными и более властными. У Лиззи перехватило дыхание. Она боялась вздохнуть, пошевелиться, чтобы неосторожным движением не спугнуть Фила. Она страшилась его страстных ласк и желала их. Губы Лиззи искали губы Фила и наконец нашли их. Волна жара прошла по телу, когда требовательный язык Фила дотронулся до ее языка.

Ее охватила мелкая дрожь от прикосновения его горячей руки к ее колену. Лиззи почувствовала, что вместе с продвижением руки мужчины вверх по ее напряженному бедру сладостный огонь разгорается в ее животе, а ноги непроизвольно раздвигаются. Филу уже не требовалось прижимать девушку к себе, она сама льнула к нему. Руки, обвитые вокруг шеи мужчины, крепко сжимались. Ставшие твердыми груди вдавливались в его грудь.

Лиззи почувствовала, как жар стекает все ниже, концентрируясь в одной точке, а потом эта точка снова начинает расширяться. Горячий шар растет, разбухает, готовится взорваться… В голове Лиззи промелькнула мысль, что вместе с этим взрывом разлетится весь окружающий мир. И никого не станет вокруг. В этом мире останутся только она и Фил. И это будет восхитительно.

— Фил, — вырывается у нее стон. — Любимый…

— Лиззи, — шептал он в ответ, — ты звездочка, упавшая с небес мне в ладони. Я никому тебя не отдам…

Эти глупые слова кажутся Лиззи самыми важными в мире. Она верит им, верит требовательным губам Фила, верит его ласковым рукам.

А бывшая точка, сместившаяся в самый низ ее живота, уже достигает немыслимых размеров. Она размером с галактику, вселенную. Она размером в целую жизнь…

Лиззи чувствует, как слабеет ее тело, влажнеет между ног, как намокают ее трусики.

И это ощущение, совсем ей незнакомое, чуждое, возвращает Лиззи в реальный мир. Ей становится стыдно: а вдруг Фил почувствует, что у нее намокли трусики. Какой позор!

Лиззи со всей силы отталкивает мужчину.

— Фил! Остановись, Фил! — шепчет она. — Мы в машине, Фил, а вокруг люди. Фил, остановись. Нельзя так.

Фил отвалился на спинку сиденья, провел рукой по лицу и, не глядя на девушку, проговорил:

— Прости меня, Лиззи. Не знаю, что на меня нашло. Прости. Я не имел права так вести себя.

На Лиззи накатила новая волна нежности. Она взяла Фила за руку и поднесла ее к губам.

— Фил, все хорошо. И не нужно просить прощения…

Дороти еле успела отскочить в сторону, когда мимо нее ураганом пронеслась Лиззи. Дороти целый день занималась своим новым проектом, и день пролетел совсем незаметно. У нее всегда так бывает, когда она чем-то очень увлечена. Разложив вокруг себя каталоги, она весь день так и просидела на кровати. Карандаш без устали бегал по страницам блокнота, заполняя схемами все новые и новые листки. Дороти не хватило времени даже пообедать, а не то что подумать о том, каково ее подруге в гостях у настоящей графини.

Но звук открываемой двери вернул Дороти в реальный мир, и она поспешила выйти из комнаты, чтобы поприветствовать Лиззи. Вот в этот момент та и пронеслась мимо нее в направлении кухни. Заинтересованная непривычным поведением девушки, всегда несколько апатичной и медлительной, Дороти направилась за ней. Лиззи судорожно пила апельсиновый сок прямо из пакета, стоя рядом с распахнутой дверкой холодильника.

— Закрой холодильник, — попросила Дороти.

Лиззи оторвалась от пакета, засунула его обратно в холодильник. Одной рукой вытерла влажный рот, второй захлопнула дверь. Потом спиной привалилась к стене, сползла по ней на пол и выговорила:

— Ой, Дороти, ой!

— Лиззи, что случилось? — взволновано спросила Дороти.

Она не понимала, как вести себя в сложившейся ситуации: то ли радоваться, что наконец-то что-то или кто-то разбудил девушку, жившую как во сне, то ли переживать, что случилось нечто ужасное. И, главное, по виду-то не определишь…

— Все прекрасно, Дороти. Ничего не случилось.

Лиззи поднялась с пола, уселась на стул и еще раз повторила:

— Все прекрасно.

Дороти не удовлетворил подобный ответ. Она села на второй стул напротив Лиззи, взгромоздила локти на стол и подперла кулаками голову.

— Давай, сестренка, рассказывай. Неужели на обеде у графини вам предложили покурить травку?

Лиззи недоуменно посмотрела на нее.

— Почему травку?

— А чем иным объяснить твое возбуждение? Ты бы видела себя со стороны. Ты же электрические разряды испускаешь.

— Не выдумывай ерунды. Просто мы с Филом… — Лиззи не договорила.

Но Дороти была так заинтригована, что любым способом хотела все до конца выпытать.

— И что вы с Филом? У вас что-то было? — волнуясь, спросила Дороти.

Хитро взглянув на подругу, Лиззи ответила:

— Да, было. Но не то, что ты думаешь. Мы с ним целовались.

Дороти чуть не расхохоталась. Они целовались. Святая наивность! Но она даже не улыбнулась. Знала, что этим обидит девочку, для которой пока поцелуй — священное действо. Поэтому просто спросила:

— Ну и как?

— О, Дороти, это замечательно, — закатила глаза Лиззи, а потом быстро заговорила, словно боялась, что Дороти ее остановит: — Нет, ты не думай, мы и раньше с Филом целовались. Но как-то не по-настоящему, что ли. А сегодня… Сегодня все было по-другому. Мне казалось, что небо падает на землю, что город вокруг рушится, что трясется земля. Понимаешь?

— Понимаю, девочка. Просто ты становишься взрослой.

Четырехэтажная больница Хидасса, расположенная в районе Парка Гамильтона, была построена в стиле позднего неоклассицизма и ничем не отличалась от окружающих его зданий. Приткнувшись между жилым домом и офисом фирмы по продаже компьютеров, здание больницы не представляло собой ничего интересного. Только медная табличка у входа сообщала, что за заведение здесь расположено. Но такое впечатление больница создавала только снаружи. На самом деле, оснащенная ультрасовременной техникой и новейшим медицинским оборудованием, она входила в пятерку лучших клиник Нью-Йорка. Специалисты, работающие в больнице Хидасса, творили чудеса, и попасть сюда на лечение считалось большой удачей.

Вот уже два года Лиззи здесь работала. Устроиться в больницу ей, не имеющей никакого опыта, помогла Дороти.

Еще дома, в Стронгсвилле, Лиззи окончила курсы медицинских сестер, и на вопрос Дороти, чем бы она хотела заниматься в Нью-Йорке, Лиззи тогда, два года назад, не раздумывая, ответила:

— Работать в больнице медсестрой.

В те дни Дороти как раз занималась квартирой врача из больницы Хидасса, сорокапятилетнего увальня, весом под сто килограммов, недавно женившегося на двадцатисемилетней красавице. Для молодой жены, которая, по сведениям вездесущих сплетниц, не так давно прогуливалась по ночным улицам в поисках клиентов, осчастливленный доктор затеял полную реконструкцию своей холостяцкой квартиры и для этой цели не поскупился нанять дорогого дизайнера по интерьеру.

Дороти, пообещав сделать скидку за свою работу, попросила и доктора об услуге: помочь Лиззи устроиться на работу в больницу. Доктор выполнил просьбу Дороти, работой которой остался очень доволен.

Так Лиззи, благодаря высокому мастерству Дороти, попала на работу в детское отделение больницы Хидасса.

Работа ей нравилась. Нравилась своей ответственностью, непредсказуемостью, тем, что она может быть полезной своим пациентам. И не просто пациентам, а детям, самым беззащитным существам на свете. Лиззи знала, что, оторванные болезнью от родителей, они ждут от работников больницы ласки и внимания. Девушка всегда старалась дать им ожидаемое.

Лиззи переоделась в гардеробе в голубой коротенький халатик, обула удобные туфельки без каблуков и спрятала волосы под высокую шапочку. Посмотрела на себя в зеркало и, довольная своим видом, подмигнула отражению. Быстро взбежала на второй этаж, где располагалось детское отделение, быстро прошла по длинному коридору и зашла в процедурный кабинет.

Ее сменщица раскладывала таблетки по порционным стаканчикам, сверяясь с лежащим на столе перечнем.

— Здравствуй, Габриела! — поприветствовала женщину Лиззи.

Габриеле было под пятьдесят, и большую часть жизни она отработала в этой больнице. Она очень помогла Лиззи в первые дни ее работы. Знакомила с обязанностями, тонкостями работы, была для нее настоящим ангелом-хранителем. Девушка платила ей искренней любовью, просто не представляла, как бы без нее прижилась на новой работе.

— Привет, Лиззи! — бросила Габриела, не отрывая взгляда от бумаги на столе. — Что так рано сегодня?

— Да так. Дороти на деловую встречу отправилась, а мне скучно дома одной стало. Вот и пришла, — ответила девушка.

— Ясно, — протянула Габриела, а потом, словно что-то вспомнив, оторвалась от раскладывания по стаканчикам лекарства и повернулась к девушке:

— Лиззи, раз ты все равно пришла, выручи меня, пожалуйста, отпусти пораньше. Врачи уже разошлись, никто не заметит, если я пораньше уйду. Сегодня же мой Билл домой возвращается. Хотелось бы по-человечески его встретить. Обед приготовить, ну и все такое… Ну… ты понимаешь.

Лиззи понимала. Она знала Билла, мужа Габриелы. Хороший, спокойный человек. Он был почти на восемь лет младше своей жены, но любил ее безумно. Таких нежных отношений Лиззи никогда не видела и всегда любовалась, как они помогают друг другу, как разговаривают, как влюбленно смотрят. В душе девушка мечтала, что и у нее с будущим мужем будут такие отношения.

Билл работал водителем огромного рефрижератора, перевозил фрукты с побережья Тихого океана на побережье Атлантического и дома бывал от силы неделю в месяц.

— Поэтому и любовь у нас такая, — шутила по этому поводу Габриела. — Видимся редко, вот чувства и не иссякают. А крутись Билл перед моими глазами каждый день, давно бы его веником прогнала.

Лиззи, не веря ей, смеялась над словами Габриелы. Знала, что она только так говорит, а сама своего Билла просто обожает.

— Конечно, Габриела, беги домой, встречай мужа, — сказала Лиззи и подошла к столу, готовясь продолжить ее работу.

— Я уже все сделала, вот только лекарства осталось раздать, — суетясь и наводя порядок на рабочем месте, быстро говорила Габриела.

— Да не волнуйся, все в порядке будет. Беги уж.

Габриела чмокнула Лиззи в щечку, помахала ей рукой на прощание и скрылась за дверью процедурного кабинета.

Лиззи любила работать в ночную смену. В отделении тишина и покой. Ни посетителей, ни врачей. Нет, дежурный врач, конечно, имеется. Но ночь он обычно проводит не в отделении, а в приемном покое. На втором этаже появляется только в экстренных случаях, по вызову. Ночью здесь хозяйка медицинская сестра. На ней лежит вся ответственность. Но Лиззи и любила эту ответственность. Разложив лекарство, Лиззи выписала из историй болезней назначенные на вечер процедуры и подготовила инструменты. Движения ее были отлажены и профессиональны. Лиззи оказалась способной ученицей и быстро постигла все тонкости работы медсестры. Ее постоянно хвалили на всех собраниях и ставили в пример даже медсестрам с большим опытом работы.

Девушка разнесла лекарство по палатам, поговорила со своими маленькими больными. Чуть ли не каждый из них хотел поцеловать сестричку Лиззи, рассказать о последних новостях. Наконец девушка остановилась около пятой палаты. В последнее время в эту палату Лиззи заходила в самом конце обхода.

В ней лежала шестилетняя девочка по имени Мария. Три недели назад девочка со своими родителями в выходные отправилась на пикник. По дороге ее отец не справился с управлением машины, и она на всей скорости врезалась в дерево у дороги. Мать и отец скончались на месте, а ребенка в бессознательном состоянии доставили в больницу Хидасса. У Марии обнаружили перелом голени левой ноги и сильное сотрясение головного мозга.

Врачи несколько дней не отходили от маленькой пациентки, а медсестры передавали девочку из рук в руки, как драгоценную эстафетную палочку. Благодаря стараниям медиков и здоровому молодому организму Мария справилась с болезнью и сейчас, спустя три недели, чувствовала себя вполне удовлетворительно.

Мария была просто очаровательной. Такой девочкой-крепышом с упругими, круглыми щечками, которые за время болезни немного опали, но сейчас вновь стали наливаться. Огромные, темно-шоколадные глазищи и светлые, почти белые кудряшки создавали необычное сочетание, но, как ни странно, очень гармоничное. В будущем она обещала превратиться в очаровательную девушку.

Лиззи за эти дни сильно привязалась к девочке и очень волновалась за ее судьбу. Поэтому при каждом удобном случае старалась ее навещать.

Марии еще не рассказали о смерти родителей, боялись нанести вред психике, еще полностью не оправившейся от страшного потрясения.

Ей не разрешалось вставать с кровати, и все говорили, что маме и папе тоже нельзя вставать. Поэтому-то они не приходят.

Марию навещала бабушка, вздорная и крикливая старуха. Своими придирками она довела до белого каления весь персонал детского отделения. Внучку она называла не иначе как «мое наказание», и из-за этого Лиззи еще больше беспокоилась о дальнейшей судьбе девочки.

— Лиззи! — воскликнула девочка, когда медсестра вошла в палату. — Где же ты так долго была? Я так тебя ждала. Лиззи подошла к кроватке и поцеловала малышку в теплую щечку, потрепала по белокурой головке.

— И я без тебя соскучилась, малышка. Как ты себя вела эти дни?

Лиззи поправила сползшее одеяло, испытывая к девочке трепетную нежность.

— Хорошо. Доктор сказал, что если я и дальше буду послушной, то он разрешит мне встать с кровати, — гордо сказала девочка.

— Правильно, так и будет, — уверила ее Лиззи и уселась на краешек кровати, опасаясь ненароком дотронуться до маленькой ножки, закованной в гипс. — Если будешь хорошо себя вести, то доктор разрешит тебе погулять по коридору.

— И ты отведешь меня к маме и папе, — добавила Мария.

Время от времени девочка начинала разговор о родителях, рассказывала, как она без них скучает, как хочет увидеть маму и папу. Лиззи знала, что она никогда не посмеет сказать девочке правду… Пусть это будет кто-то другой, только не я, думала про себя девушка и старалась незаметно перевести разговор на другие темы.

Вот и сегодня она взяла с тумбочки, стоящей около кроватки Марии, куклу.

— А почему кукла у тебя такая лохматая? — спросила Лиззи девочку, приглаживая рукой синтетические, ярко-желтые кукольные волосы.

Мария хитро прищурилась.

— Кукла плохо себя вела. Целый день бегала по моей кровати, вот и разлохматилась, — пояснила она.

Лиззи поддержала игру:

— Давай ее причешем, заплетем косичку. Ведь это твоя доченька, а за детьми нужно ухаживать.

Девушка достала из тумбочки расческу и провела пару раз ею по головке куклы.

— Да, она моя доченька. Правда, игрушечная… Лиззи, — Мария схватила медсестру за руку. — А у тебя доченька есть?

— Нет, — помотала головой Лиззи. — У меня нет доченьки.

К ее удивлению, девчушка обрадовалась такому ответу, весело захлопала в ладоши.

— Вот и хорошо, что у тебя нет своей доченьки. А то бы ты меня не любила. Ты же меня любишь, Лиззи?

— О да! Я люблю тебя, малышка. Сильно-сильно.

Девушка быстро встала с кровати и подошла к окну, ей срочно потребовалось поправить занавески. На глаза навернулись слезы, а видеть их девочке необязательно. Бедный ребенок! Столько горя испытать в таком невинном возрасте. Остаться одной на белом свете, с этой ужасной злой старухой…

Лиззи подумала, как было бы хорошо забрать девочку к себе, любить ее, беречь. Перед глазами явственно появилась картинка: она, Мария и Фил гуляют по зоопарку. Девочка бегает от одного вольера к другому, а они с Филом, взявшись за руки, наблюдают за счастливым ребенком.

Особенно в ее мечтах Лиззи понравилось, что в них присутствует Фил.

Фил… Как замечательно, что он появился в ее жизни. Такой хороший, заботливый, внимательный. Лиззи была уверенна на сто процентов, что и он не отказался бы от такого чудного ребенка, как Мария.

Господи! — остановила она себя. Какие глупые мысли в голову лезут…

Загрузка...