Глава 3

Встретиться договорились в «Блуберде» на Кингз-роуд – оплатить счет в любом случае пообещала Габи, к тому же мы с Нельсоном могли доехать туда на автобусе.

Моя подруга успела прочесть половину «Космополитен» и уже бросала по сторонам нетерпеливые взгляды, когда мы с Нельсоном наконец вошли в зал. Темноволосая, с ярко-красной помадой на губах и глазами, в которых было прямо-таки написано «а это еще чем пахнет?», Габи походила на человека, явившегося сюда проверить, как работает персонал бара. Я сразу догадалась, что именно не по вкусу подружке: в поле ее зрения оказалось до смешного много худеньких блондинок.

Пока мы с Нельсоном шли к столику, я осторожно смотрела по сторонам, проверяя, нет ли среди посетителей тех, кого я знаю. У меня проблемы со зрением; когда я без очков, то не вижу знакомых, а те обижаются.

– Это случайно не Бобси Паркин вон там? – вполголоса спросила я у Нельсона.

– Бобси – как? Не забывай, я не вращаюсь в тех же кругах, что и ты.

Я прищурилась. Если это и впрямь Бобси, то с нашей последней встречи она необыкновенно похорошела. Осветлилась явно в салоне: в домашних условиях, при помощи «Лавинг кеа» и старой купальной шапочки, подобного чуда не сотворишь.

– Бобси Паркин. Родители живут на Итон– сквер. Ума небольшого, но очень любит животных. У нее была аллергия на пасту шариковых ручек: руки распухали прямо как боксерские перчатки. Поэтому даже на выпускных экзаменах она писала карандашом.

Нельсон приостановился, чтобы скорчить гримасу:

– Чем больше ты рассказываешь о своих одноклассницах, тем сильнее я удивляюсь твоей нормальности.

Я смерила его взглядом. Мать Нельсона была членом Совета графства и принципиально не отдавала сыновей в частные школы. Однако дом выбрала специально в том районе, где имелась средняя классическая школа.

– Бобси Паркин? – с жадным любопытством спросила Габи, когда, отпуская в адрес друг друга безобидные колкости, мы наконец-то дошли до столика.– А ты мне про нее не рассказывала? Не та ли это Бобси Паркин, что каталась на датском доге Джаспера Аттвелла вокруг «Клуба искусств» в Челси? У тебя всюду друзья, Мел.

Нельсон демонстративно вздохнул.

А я отметила про себя, что в будущем должна десять раз подумать, прежде чем доверить Габи какой-либо секрет.

Мы сели, сдвинув стулья так, чтобы она оказалась поближе к Нельсону, а я могла, не привлекая к себе внимания, получше рассмотреть Бобси.

Моя бывшая одноклассница сидела в углу и ужинала со своим отцом. Наверное, он посвящал дочь в некие печальные семейные новости, поскольку, что-то говоря, утешающе поглаживал ее по руке.

– Как жизнь, Нельсон? – проворковала Габи.– Когда пригласишь меня покататься на яхте?

– У меня одноместная гоночная лодка, очень маленькая. Я сам в ней едва умещаюсь. Может, сразу перейдем к главному – к ситуации с Мелиссой? – нетерпеливо спросил мой сосед.– Мы с ней большие друзья, но дело от этого не меняется: она должна оплатить счета из «Би-Ти» и «Лондон электрисити», с которыми пока разбираюсь я. И еще надо погасить банковскую задолженность.

Габи округлила глаза. Да, Нельсон бывает несколько раздражительным. Мою подругу он находил «неплохой девчонкой», но она неизменно действовала ему на нервы.

– А, ну да. Я составила список,– сказала Габи и достала блокнот.– Стянула в офисе, ты уж прости. Мел. Потом непременно отмечу в книге регистрации.

– Да перестань,– ответила я, с болью в сердце вспоминая, какой у меня царил порядок в шкафу, где хранились канцелярские принадлежности. Представляю, во что он превратится под так называемым надзором Кэролайн.– Мне теперь все равно.

Я повернулась в сторону Бобси. Одевалась она теперь гораздо лучше, чем во времена учебы.

– Короче, слушай, Мел. Я составила два списка: в одном твои навыки и достижения, во втором – те чудачки, что работают в приличных местах. Ну, о ком ты сама мне рассказывала,– произнесла Габи внушительным тоном. На моей памяти она разговаривала так лишь один раз – по телефону, когда пыталась убедить продавцов, что ей причиталась скидка по дисконтной карте, которую почему-то не сделали.– Хочешь, прочту? Первой идет Поппи Шарпуэлл-Смит Ты говорила, у нее в Кенсингтоне имеется агентство помощниц по хозяйству, а еще есть проблемы с головой. Кажется, она верит, что «Волшебные экраны» делают настоящие волшебники. Ты могла бы стать для нее прекрасным ассистентом, который ей просто необходим. Номер два – Фили Блум, цветочница, вы вместе занимались в школе шотландского танца…

Лицо Нельсона исказила страдальческая гримаса.

– Пожалуй, пойду и чего-нибудь закажу,– сказал он.

Я слушала Габи еще минут десять: согласилась, что для начала могу устроиться куда-нибудь временно, подтвердила, что в баре полно афганских борзых в людском обличии, после чего не выдержала и, изъявив желание помочь Нельсону, тоже направилась к стойке.

Одна из моих мистических особенностей – мгновенно привлекать к себе внимание барменов. А в этот вечер мне ужасно хотелось поскорее взбодриться выпивкой.

По пути меня охватило неуемное любопытство, и, расплывшись в широкой улыбке, я специально пошла мимо столика Бобси.

Бобси улыбнулась мне не менее широко – я успела заметить, что у нее теперь гораздо более ровные зубы,– но не пригласила подсесть к столику. Семейные дела есть семейные дела, подумала я.

К великому неудовольствию Нельсона, бармен обслужил меня, как только я подошла к стойке. Мы пропустили по бокальчику мартини прямо на месте и по два для каждого отнесли за столик.

Выпив, Габи продолжила оглашать список, отчего у меня на душе стало совсем противно. Я извинилась и улизнула в туалет. Некоторые из девочек, о которых толковала сейчас Габи – ей я об этом, разумеется, не собиралась сообщать,– вселяли в меня сущий страх. Впрочем, взглянуть на собственных подруг и знакомых критическим взором было весьма и весьма любопытно.

Кажется, я начинала понимать, почему Габи все время удивлялась моей приземленности и нормальности.

Нельзя сказать, что я как-то выделялась из компании школьных приятельниц,– я прекрасно в нее вписывалась. Участвовала во всех конкурсах, ходила на все праздники. Меня никто особенно не донимал и не дразнил. Но ни с кем из одноклассниц я и не сходилась достаточно близко. В первый раз я поменяла школу после громкого скандала папочки с налоговиками. Во второй – когда они с мамой уехали на несколько лет во Францию, потом – после их возвращения, и, наконец, по собственному желанию, когда подошла пора сдавать экзамены второго уровня сложности. Меня везде принимали вполне дружески, но мне постоянно казалось, что при моем появлении мгновенно смолкают все разговоры. Кроме всего прочего, наш папочка отличался своеобразными манерами и очень не любил платить налоги, поэтому о нем регулярно писали в газетах, а обо мне кругом распускали сплетни.

Моя старшая сестра, Аллегра, выкрасила жгуче-черные волосы в ядовито-рыжий цвет и смело вписалась в сообщество крутых девочек. Эмери, по своему обыкновению, все школьные годы беззаботно плыла по течению. Я же страшно тяготилась «славой» родителей и, хоть приятельниц у меня везде было предостаточно, особого внимания к себе старалась не привлекать. И изо всех сил пыталась держаться сердечно и просто со всеми одноклассницами, поэтому близкими подругами нигде и не обзавелась.

Отец всегда выступал за самые дорогостоящие школы, «дабы возвысить себя в глазах общественности и обзавестись нужными связями» – или, если вы спросите мое мнение, дабы вращаться в кругу столь же странных людей. В школах для мальчиков, на площадке для игры в регби товарищам прощаются многие недостатки, а в школах для девочек, к сожалению, помнят всё.

Девочки не прощают.

Сполоснув руки, я принялась разглядывать ногти, проверяя, не облупился ли лак, и тут в зеркале сбоку надо мной отразилось знакомое лицо.

В плане социальной иерархии Бобси в школьные годы стояла чуть ниже меня, поскольку от нее всегда несло карандашными стружками и кошачьей мочой.

– Привет, Бобси! – воскликнула я. Шерсти на ее одежде не было, а в ушах сверкало по бриллианту.– Как поживаешь?

– Мелисса, как я рада! У меня все хорошо, спасибо.

Ее голос звучал ровнее, чем прежде, как будто его немного подшлифовали. Возможно, дело было в том, что Бобси теперь не орала на лошадей. В волосах у нее я заметила «товарный знак» (наша учительница по домоводству миссис Маккиннон всегда твердила: у каждой истинной леди непременно должен быть изысканный товарный знак) – это была заколка, но не дешевая подделка, по каким в школьные годы мы все сходили с ума, а явно настоящая, от Шанель.

Я сглотнула, сожалея, что не надела туфли понаряднее.

Бобси ослепительно улыбнулась:

– А ты ничуть не изменилась. Все та же сексапильная Дынька. Ну, как ты?

– Отлично,– безапелляционно заявила я.

В школе меня все называли Дынькой – наверное, потому, что я всегда была в теле.

Понятия не имею, чем занималась Бобси, но проблем, схожих с моими, у нее, судя по всему, не было.

– Ты все еще в той юридической компании? – спросила она.

– Э-э… Нет. Оттуда я ушла.

Туда я пошла сразу после колледжа; это было мое первое место работы из шести. Как только я приводила дела фирмы в порядок, меня незамедлительно сокращали. По мнению Нельсона, винить мне следовало только себя: когда трудишься с чрезмерным рвением, сразу выясняется, что людей в конторе слишком много. К тому же, как утверждает мой сосед, я совсем не умею плести интриги и отличаюсь излишней обходительностью.

Бобси вопросительно подняла, брови:

– Серьезно?

– Если честно, на сегодня у меня вообще нет работы,– сказала я в порыве хмельной откровенности.– Не поможешь что-нибудь подыскать?

– Бедняга! – сочувственно произнесла она.– Гм… А чем именно ты хотела бы заниматься?

– Да чем угодно…– Я секунду поразмыслила и добавила: – Главное, чтобы было увлекательно.

Бобси в задумчивости прижала палец к губам. Я тут же отметила, что палец очень ухоженный. Я тоже старательно следила за ногтями: когда печатаешь и видишь свои искусно обработанные ногти, отвлекаешься от ерунды, которой обычно набиты документы.

– А что ты умеешь делать? – спросила она.

– Прекрасно схожусь с людьми,– моментально сообщила я.– У меня отлично получается организовывать работу и улучшать условия труда. Предвидеть неприятности и своевременно их предотвращать. Еще я здорово веду разговор. Даже с самыми нудными и сложными собеседниками.

Да уж, было бы странно, если бы во мне не развились эти способности – после двадцати-то семи лет общения с папочкой…

Испугавшись, что Бобси угадает мои мысли, я добавила:

– Еще я быстро печатаю, отличаюсь предусмотрительностью и знаю толк в информационных технологиях.

– Предусмотрительностью? Ну конечно! – озорно подмигнула Бобси.– Ты ведь у нас дочь Великого махинатора!

У меня под мышками выступил горячий пот. Я повернула голову и взглянула на наше отражение в зеркале: вот Бобси с ее изящными изгибами и алыми губами, а вот и я с растрепанными волосами и пылающим лицом.

Какого черта я стою в туалете «Блуберда» и отвечаю на вопросы «Карандашной» Бобси Паркин? Слов нет, она стала красавицей, но ведь я не желаю найти работу в парикмахерской для пуделей и совершенно не хочу впутывать в разговор отца.

– Было приятно снова увидеться,– сказала я, распрямляя плечи.– Не буду больше тебя задерживать. Может, как-нибудь пообедаем вместе.

Бобси потерла нос знакомым мне жестом и почему-то стала похожа на лошадь.

– Да. Конечно.

Она раскрыла сумочку, такую крошечную, что было трудно определить ее назначение, но я сразу догадалась, что стоит такая штуковина целое состояние. У меня хватало денег лишь на то, чтобы одеваться элегантно,– модно и с шиком пока не получалось.

Порывшись в своем пижонском ридикюле, Бобси достала маленькую карточку и протянула ее мне.

– Слушай, если тебе нужна работа, свяжись с миссис Маккиннон.

Я подняла брови.

– Миссис Маккиннон? Учительница по домоводству? Из «Сент-Катал»?

Бобси кивнула.

– Позвони ей, скажи, что это я дала тебе ее номер.

– У нее что, агентство для тех, кто нуждается во временной работе?

Бобси улыбнулась. Она действительно будто превратилась в совсем другую девочку. Точнее, в женщину.

– Можно сказать, да.

На карточке значилось лишь «Хильдегард Маккиннон» и челсийский телефонный номер, что совсем сбивало с толку. Домоводство было моим любимым школьным предметом, а миссис Маккиннон – любимой учительницей. Обеспечить кого-либо работой она вряд ли могла, разве только человека, который мечтал посвятить себя организации вечеринок. Так, кстати, в основном жила моя мама.

Миссис Маккиннон была мастером очистки поверхностей от бактерий и первоклассным составителем особых меню – для мусульман, вегетарианцев, беременных и тех, кто не переносит лактозу; она знала и множество других секретов: к примеру, как съесть рака, не облизывая пальцев, или каким образом отклонить предложение о замужестве, никого не обижая. Я обожала ее уроки.

Она сама была сплошной загадкой. О мистере Маккинноне никто ничего не знал. Болтали, будто однажды он попросил бумажную салфетку вместо матерчатой, и супруга, недолго думая, дала ему отставку. Большинство девочек боялись ее, я же смотрела на миссис Маккиннон в немом восхищении, потому что чувствовала: под безупречной внешностью бушует жаркое пламя.

С другой стороны, именно она пробудила во мне страсть к шитью, потому что вечно отчитывала по поводу того, как неладно на мне сидит школьная форма, и велела в качестве домашнего задания ушивать ее.

Я только собралась спросить, каким образом премудрости миссис Маккиннон смогут помочь мне оплатить счет из «Бритиш телеком», как Бобси, поправив в восхитительных волосах заколку от Шанель, вышла из туалета.

– Ну и? – спросил Нельсон, как только я вернулась за столик.– Бобси это или нет?

– Да, она,– ответила я.

Нельсон сказал что-то по поводу лошадей, но я не расслышала, поскольку в эту секунду мой взгляд упал на появившуюся на столике бутылку «Крюга».

– Послушайте, не стоило так тратиться! Мне очень приятно, но это совсем ни к чему, честное слово! – задыхаясь от благодарности, пробормотала я.– Кто из вас…

– Нет, Мелисса, мы тут ни при чем,– странно улыбнулась Габи.– Просто подошел официант, поставил бутылку и сказал, что это для тебя.

– Для меня?

Мои брови сами собой поползли на лоб. Я попросила бармена прислать нам счет, а не шампанское.

– Я как раз ходил в туалет,– произнес Нельсон оправдывающимся тоном, будто считал себя обязанным каким-то образом предотвратить появление «Крюга» на нашем столике.

До меня вдруг дошло. Со мной подобное уже случалось. Существует жуткий тип мужчин, которым кажется, будто за бутылку шампанского они могут купить внимание дамы – и не только внимание. Я всегда отсылала такие подарочки назад.

Нельсон стиснул зубы.

Габи благоговейно поглаживала бутылку пальцем и выглядела несколько подавленной. Никто из нас не мог себе позволить такую роскошь, как «Крюг», а ведь он – лучшее утешение, когда на душе скребут кошки.

Признаться честно, необходимость соблюдения правил хорошего тона раздражает порой даже меня.

Но, кто же прислал шампанское? И могла ли я его оставить?

Я осторожно осмотрелась и увидела, что отец Бобси лучезарно мне улыбается. Его красная физиономия готова была треснуть от самодовольства.

– Посмотрите-ка,– сказала я, поворачиваясь к Нельсону и Габи, но почему-то не чувствуя облегчения.– Шампанское прислал отец Бобси.

Как мило. Должно быть, она рассказала ему, что у меня неприятности. Насколько внимательные люди – и она и он!

– Ты уверена? – спросила Габи с сомнением.– У нее какой-то недовольный вид.

Что верно, то верно. Бобси говорила о чем-то с весьма пасмурным выражением лица.

– И с чего ты взяла, что он ей отец? – добавила Габи.– Лично я не вижу ни малейшего сходства.

– Гм… В самом деле,– согласилась я.– Может, это ее дядя. Или друг семьи? Так или иначе, он поразительно щедрый.

Только я собралась подойти к доброму дяде, чтобы поблагодарить его, как Нельсон чрезвычайно язвительно спросил:

– Интересно, каким манером он узнал о твоих неприятностях, если вы с Бобси болтали в туалете? Неужели о твоем сокращении уже написано в «Ивнинг стандард»? Или папочка у Бобси телепат?

Не успела я толком обдумать слова Нельсона, как Габи приняла командирское решение и стала ловко открывать бутылку.

– Габи!

– Да ладно тебе, Мел! – Она быстро наполнила бокалы.– Порой девушке просто необходимо побаловаться шампанским – независимо от того, кто за него платит.

В моей душе шла мучительная борьба.

– Но ведь Бобси…

– Боже праведный, Мелисса! – негодующе воскликнул Нельсон.– Всем и каждому в этом зале яснее ясного, что он ей не отец, одна ты веришь в эту чушь! Сама посмотри, как он гладит ее потной лапой по коленке.

Ай-яй-яй… Так оно и было.

Ну и ну.

– Кто же он тогда? – требовательно спросила я.

– А мне откуда знать? – криво улыбнулся Нельсон.– Скорее всего, это ее бойфренд… впрочем, определение «бой», мальчик, к нему не очень– то подходит.

– Спонсор,– со знанием дела сказала Габи.– Богатенький папик.

Я старалась смотреть не прямо на Бобси и ее любовника, а немного в сторону, чтобы видеть их боковым зрением, но взгляд упрямо возвращался к ним, и я решила вообще отвернуться, пробормотав:

– Господи.

– А, по-моему, правильно делает эта твоя Бобси,– заявила Габи, снова наполняя свой бокал.– И я бы не отказалась от поклонника, который купал бы меня в «Крюге»… Аарон, когда речь заходит о шампанском, становится настоящим скрягой, хотя в данный момент, скажем прямо, не бедствует.

– Надеюсь, ты заметила, что сами они пьют белое вино? Наверное, поэтому у Бобси такая кислая мина,– сказал мне Нельсон.– Может, хватит глазеть на них с разинутым ртом? Такое ощущение, что ты увидела аварию на дороге.

Я придала своему лицу скучающее выражение, но вряд ли сумела скрыть, что потрясена до глубины души.

Нельсон и Габи всегда подшучивают над тем, как часто вполне обычные вещи повергают меня в шок. Наверное, все дело в том, что я воспитывалась в некоторой изоляции от мира: отец не желал, чтобы о бесчисленных скандалах, связанных с ним, знала семья, и ограничивал нас в просмотре телевизора и чтении газет. А у матери хватало своих забот, которыми она никогда не делилась с дочерьми.

В любом случае у меня не укладывалось в голове: как же так, человек пришел на свидание с Бобси, а шампанское прислал мне! Омерзительно!

– Я не могу это пить! – заявила я, отодвигая бокал.

Габи схватила его, быстро осушив свой.

– Как хочешь.

– Пойдемте отсюда.

Я надела пальто и стала обматывать шею шарфом.

Какого черта он прислал эту бутылку? Может, потому что я так долго рассматривала Бобси, а ему показалось, я положила на него глаз?

От стыда мне сделалось тошно. За кого он меня принял?

– Сядь, допьем шампанское, раз уж открыли бутылку,– велел Нельсон.– Потом подойдешь, поблагодаришь его и пожелаешь им обоим приятного вечера. Если хочешь, я даже заплачу за выпитое. Деньги вернешь, когда сможешь.

Как великодушно с его стороны! Нельсон зарабатывал больше, чем я, но отнюдь не столько, чтобы так шиковать.

– Ладно,– сказала я, соглашаясь с большой неохотой.– Но пейте вдвоем. Я и правда не могу.

Как только Габи допила остатки шампанского – ждать долго не пришлось,– я отправилась к столику Бобси и, залившись краской, произнесла благодарственную речь, стараясь при этом смотреть однокласснице прямо в глаза, дабы она прочла в них: мне очень неловко. На ее спутника я взглянула лишь мельком, из нежелания показаться невежливой, и тотчас сказала «нет», когда он с воодушевлением предложил заказать еще бутылочку и распить ее за их столиком.

Бедная Бобси, подумала я. Какой мерзавец. После всего, что случилось, настроения продолжить загул ни у кого из нас троих не было. Больше, чем когда-либо, мне хотелось провести остаток вечера на диване перед телевизором, угощаясь приготовленной Нельсоном курицей.

Мы с соседом решили отправиться домой пешком. Габи тут же заявила, что прогуляется с нами, чтобы протрезветь.

Меня слегка знобило, как это обычно случалось после коктейля. Нельсон отмалчивался, что вообще нагоняло легкий страх.

Габи взяла мою руку и на ходу стала дурашливо пихаться бедром. Я дюйма на четыре выше ее, поэтому решила не отвечать подружке тем же – вдруг еще свалится.

– Бедная Мел,– протянула Габи, как всегда позабыв о деликатности.– У тебя сейчас черная полоса в жизни, верно?

– Угу,– буркнула я.

– Ни работы, ни мужчины. Хорошо еще, что с тобой рядом Нельсон.

Если таким образом она хотела разговорить его, то усилия пропали даром.

– Надо почаще куда-нибудь тебя выводить,– сказала Габи, пожимая мою руку.– Да-да, правильно. Как-нибудь устроим девичник, закатим такое веселье, что весь город вздрогнет.– Свободной рукой она потрепала мои темные локоны.– А про Орландо забудь. Найдешь себе нового парня, и глазом не успеешь моргнуть. Он пришлет на наш столик шампанского.– Помолчав, она добавила: – И будет, конечно, помоложе сегодняшнего кавалера.

– Какая пошлость! – поморщился Нельсон.

– Действительно,– согласилась я.– Пошлятина.

– Пусть и пошло, зато выгодно. И потом, начать личную жизнь заново ты должна хоть с чего-нибудь.

Впереди меня ждала сплошная безысходность. От этой мысли заныло сердце. Мне удавалось весь вечер не вспоминать об Орландо, но Габи одним упоминанием о нем снова разбередила душевную рану. Кстати, ходить с ней в «Блуберд» я соглашалась в основном потому, что это заведение не ассоциировалось у меня с Орландо.

Мы всегда встречались в барах. Как только я отыскивала его глазами – в большинстве случаев он ждал меня у стойки, болтая с барменом,– мое сердце переворачивалось. Светловолосый, длинноногий, с полуулыбкой на губах – верный признак веселого нрава,– он походил на прекрасного принца с обложки детской сказки.

Знатоки утверждают, что время лечит все, даже разбитое сердце; я им не верила. Моему сердцу исцеление не светило. Мы с Орландо общались два года – то сходились, то расставались…

По большей части, впрочем, были в размолвке.

– А разве не таким же образом ты познакомилась со своим Орландо? – спросила Габи.– Он ведь тоже купил тебе шампанского.

– Да. Но у нас все было совершенно по-другому.

– Что значит «по-другому»? – сварливо спросил Нельсон, который всегда терпеть не мог Орландо.

Я закусила губу.

– Нас свела сама судьба. В нашем знакомстве не было и капли пошлости. Орландо подсел ко мне с шампанским и спросил, не желаю ли я выпить вместе с ним Он ужинал в тот вечер с матерью, но она как раз убежала по каким-то срочным семейным делам. Что я могла ответить? Шампанское выдыхалось…

Нельсон и Габи разразились хохотом, а я уставилась на них в полном изумлении.

– В чем дело?

– Обожаю, когда ты рассказываешь эту историю. Готов каждый раз помереть со смеху,– простонал Нельсон, вытирая глаза рукавом. – Надо же быть такой доверчивой!

– И вовсе я не доверчивая! – ощетинилась я.– Спроси у Квентина. Ни одного агента из офиса и близко к себе не подпускала!

– Плохо старались.

Не успевшая протрезветь Габи фыркнула, и оба снова покатились со смеху.

Я не поняла, что их так веселит, но ничего не сказала. Так или иначе, сейчас они наконец-то были заодно.

Но честное слово: я отличалась редким благоразумием. Хьюи не раз хвастал, какие жуткие вольности позволял себе с предыдущей помощницей, со мной же он так не мог, даже не пытался пудрить мне мозги.

Я пошла вперед, предоставив друзьям возможность нахохотаться всласть. Не то чтобы я не умела посмеяться над собой, просто в этот вечер была совсем не в том настроении. Пожалуй, никогда еще жизнь не казалась мне настолько безотрадной: все шло наперекосяк и ничто не радовало.

Когда меня уволили из юридической фирмы, мою беду разделил Орландо; когда он заявил, что уходит, я с головой ушла в организацию на работе праздника по случаю Дня святого Валентина. Теперь у меня не было ни того ни другого, к тому же приближалась свадьба Эмери и предстояло чаще, чем за все время моей самостоятельной жизни, общаться с собственным семейством, что огорчало и даже чем-то пугало.

Наверное, я бы запила, но это грозило серьезной опасностью. Во хмелю я превращалась в подобие знойной Софи Лорен: соблазнительно закатывала глазки и начинала раскачивать бедрами. Сейчас все это мне было ни к чему.

У меня за спиной послышались торопливые шаги Габи и Нельсона.

– Подожди же,– тяжело дыша, проворчала Габи.– Куда так гонишь?

– Прости, Мел. Мы не хотели тебя обидеть.– Нельсон обхватил меня рукой за плечи.– А знаешь, сзади ты смотрелась точь-в-точь как Мэрилин Монро, когда она шла по платформе в «Некоторые любят погорячее».

– Спасибо,– сказала я, поблагодарив его больше за тепло сильной руки, нежели за комплимент.

– Сама злишься, а шажки делаешь мелкие– мелкие,– добавил он.

Габи взяла меня под руку с другой стороны.

– Не сердись,– сказала она.– Просто нам хочется, чтобы ты была счастлива. Ты этого за-служиваешь, потому что печешься о благополучии всех окружающих… Может быть, ради разнообразия позаботишься и о себе? – Она прижала мою руку к своему бедру.– Поставь-ка личные интересы выше общественных. Поступают так истинные леди или нет – какая, к черту, разница?

У меня задрожали губы, и я даже не старалась это скрыть. Потому что до смерти устала делать вид, будто всем довольна. Во всяком случае, перед Габи и Нельсоном можно было не выпендриваться, а признать, что дела мои неважные. Хотя бы этому стоило порадоваться; порой не обращаешь внимания на то, как тебе жмут туфли, и, только скинув их, позволяешь себе поохать над волдырями и ссадинами.

Итак, первый плюс я нашла. Оставалось отыскать еще два.

– Смотри, Габи, такси,– сказал Нельсон, указывая на машину с оранжевым фонарем.– Может, поедешь домой? Еще успеете сходить с Аароном в другой бар – продолжить вечер.

Габи в нерешительности глянула на меня. Я догадывалась, что она собралась к нам в гости – отведать Нельсонова угощения, а заодно построить ему глазки. С другой стороны, было всего девять часов. Аарон как раз вернулся домой с полными карманами денег. Они проводили весьма немного времени вдвоем… впрочем, порой мне казалось, что Габи это вполне устраивало.

Затруднение разрешил Нельсон, махнув таксисту рукой. Машина подъехала к нам.

– Куда? – спросил водитель.

– В Милл-Хилл,– ответил Нельсон.

Не успела Габи сказать хоть слово, он открыл перед ней дверцу.

Моя подруга крепко обняла меня.

– Оставляю тебя на попечение заботливого Нельсона,– шепнула она и скорчила гримасу, изображая неземную страсть.

Когда такси тронулось с места, Габи послала нам из окна пьяный воздушный поцелуй и крикнула:

– Не грусти, Мел! Все образуется!

– Ты так думаешь? – печально пробормотала я, провожая машину взглядом.– Ох, как я в этом сомневаюсь…

– Конечно, все наладится, дурочка,– сказал Нельсон, снова обнял меня за плечи, и мы пошли дальше.– Просто научись оценивать себя по-настоящему. Я говорю не только о работе.

– Догадываюсь, на что ты намекаешь, но я и так знаю себе цену,– возразила я.– Запросы у меня отнюдь не маленькие!

Нельсон фыркнул.

– Вот только не надо иронии! – сказала я.– Ведь ты, в отличие от меня, совсем не знаешь Орландо.

Как только с моих губ слетели эти слова, я поняла, что допустила оплошность. У Нельсона имелась прескверная привычка любые достоинства Орландо превращать… как бы поточнее выразиться… в нечто посредственное и невзрачное, что ли.

Но все-таки я продолжила свою мысль – хотя бы только потому, что в эту минуту страстно захотела услышать о нас с Орландо что-нибудь обнадеживающее. Пусть из собственных уст.

– В Орландо есть все, чем должен обладать мой мужчина,– настойчиво сказала я.– Он романтичен, у него тонкая натура, и ему небезразлична я. Я настоящая.

– Ну и почему же вы тогда разбежались? – прямо спросил Нельсон.

– Наверное, решили друг от друга немного отдохнуть,– неуверенно промямлила я.

И тут же подумала: хватит дурачить самой себе голову! Мы расстались. Еще в Новый год. Надеяться больше не на что, ведь на День святого Валентина он не прислал открытки, даже с днем рождения меня не поздравил!

Наша история осталась в прошлом; твердить, что все еще наладится, не имело ни малейшего смысла. Я даже удивилась тому, что столь долгое время водила себя за нос.

Ноги внезапно ослабли. Чувствуя себя так, будто меня сшибло автобусом, я остановилась посреди тротуара.

– Ив который раз вы разошлись? – спросил Нельсон.– И дозволено ли тебе подыскивать ему замену, пока он осмысливает свою жизнь и принимает решение? Мел? Почему ты остановилась?

Я почти не слышала его. У меня было такое чувство, будто все темные углы моей жизни, куда я все не решалась заглянуть попристальнее, вдруг осветились ярким светом. Я моргнула, стряхивая с ресниц горячую слезинку, и потерла глаза, ощущая себя бесконечно одинокой.

Одинокой и глупой.

Я не нуждалась в замене, потому что мечтала лишь об Орландо. Хоть он этого и не заслуживал.

Нельсон не видел моего лица, поэтому расценил молчание как знак того, что можно продолжить лекцию.

– Ума не приложу, почему ты тратишь столько времени на отъявленных тунеядцев,– произнес он менторским тоном. – Тебе нужен разумный мужчина, который мог бы тебя обеспечить и окружить заботой. В глубине души ты ведь очень старомодна и занимаешься самообманом, соглашаясь на поверхностные, ни к чему не ведущие отношения. Я просто бешусь, Мел, когда вижу, как ты посвящаешь свою жизнь неудачникам типа Орландо. Ты достойна другого, и большего…

– Замолчи, Нельсон,– сказала я сквозь слезы.– В конце концов, ты мне не отец.

– И очень жаль! – парировал он.– Твоя проблема в том, что ты не знаешь, какой тебе нужен мужчина. К тому же ты не уверена в своих силах.

В который раз, за этот проклятый вечер, вспомнив об отце, я не выдержала и прямо посреди улицы разревелась в голос. Нельсон тут же повернулся ко мне и обхватил руками мои содрогающиеся плечи. Лицо у меня покраснело и наверняка выглядело ужасно.

– Мел! – вскричал сбитый с толку Нельсон. – Прости меня, пожалуйста. Я и не думал, что ты настолько… Мне казалось, ты переносишь все это легче… То есть я и не догадывался, что ты мучаешься из-за Орландо так сильно…

– Да, мучаюсь! – зло прохныкала я.– Только стараюсь об этом не думать!

На самом-то деле я замирала, едва слышала телефонный звонок, бежала к ящику, как только приносили почту, не появлялась в определенных районах города, чтобы не бередить себе душу воспоминаниями о сказочных вечерах, и выключала радио, когда звучали наши с Орландо песни.

– Пострадало только мое самолюбие,– прогундосила я, не обращая ни малейшего внимания на скопившиеся в носу сопли.

Нельсон обнял меня крепче, и я с благодарностью уткнулась лицом в его плечо.

– Поплачь, станет легче,– прошептал он мне на ухо.

Какое-то время я занималась тем, что обильно орошала его пиджак слезами. Потом Нельсон осторожно отвел меня в сторону и прислонил спиной к стене. Сначала я не понимала, что происходит; затем, услышав, как он сказал какому-то прохожему: «Нет, правда, с ней ничего страшного», сообразила: сосед хочет спрятать меня от зевак.

Ничего страшного? – Я осторожно, чтобы не размазать тушь, вытерла глаза и, несколько раз глубоко вздохнув, успокоилась.

– Нельсон,– произнесла я, когда была уже в состоянии говорить без всхлипываний.– Ответь прямо: я вела себя как круглая дура?

– С Орландо?

Нельсон посмотрел мне в глаза. Он никогда и ни при каких обстоятельствах не лгал мне. Даже в тех случаях, когда сказать неправду было бы гуманнее.

– В некотором смысле – да. Но только потому, что ты видишь в людях лишь лучшее. Это не преступление. Даже, я бы сказал, великодушие.

– Я люблю его,– всхлипнула я.

Нельсон взглянул на меня внимательнее.

– Любила,– поправилась я, негодуя на себя за то, что так вот запросто отступаю.

Впрочем, Нельсон все правильно сказал, и я с ним соглашалась.

– Понимаю,– сказал он со вздохом.– И все– таки, Мел, этот тип не для тебя.

Его тон начинал действовать мне на нервы.

– Кто же тогда для меня? Наверное, ты знаешь?

– Нет, не знаю. Но уверен в одном: ты невозможный романтик и приучила себя не обращать внимания на подозрительные детали костюма и поведения твоего кавалера. Обувь без шнуровки. Загар круглый год.– Тут Нельсон посмотрел мне в лицо и осекся.– Может, тебе имеет смысл вообще отдохнуть от мужчин? Побудь какой-то период в одиночестве, то есть в тишине и спокойствии. Посвяти больше времени самой себе. От своих лодырей ты никогда бы не дождалась заботы. Как там пишут в твоих глупых журналах? «Научись любить себя».

Тут Нельсон поднял глаза к небу, показывая, что хоть он и одобряет подобную идею, однако остается при прежнем мнении относительно увещеваний типа «помоги себе сам».

– Все сказал? – буркнула я.

Я обожала Нельсона, но меня внезапно возмутила мысль, что нотации по поводу любовных отношений – да еще таким назидательным тоном! – мне читает человек, ни с кем даже не целовавшийся с той самой вечеринки, когда мы праздновали наступление нового тысячелетия.

– По-моему, ты пришла в себя,– буркнул в ответ Нельсон и пошел прочь.

Я поспешно догнала его и взяла под руку.

– Прости.

Нельсон неопределенно хмыкнул. Какое-то время мы шли молча, а когда свернули на нашу улицу, то он как ни в чем не бывало, стал рассказывать, какой приготовит сегодня соус.

Я слушала соседа, одновременно пытаясь убаюкать свое истерзанное сердце. А еще раздумывала, не последовать ли мне совету Нельсона и не отдохнуть ли вообще от любви.

Когда он оказывался прав, меня всегда брала злость, но я твердо знала: чем сильнее бешусь, тем серьезнее стоит прислушаться к его словам.

Загрузка...