Аромат обмана

3

Флакончик с остатками приманки Лилька забрала себе. Тогда она еще не знала точно, для чего он ей. Но подумала — пригодится. Вспоминала о нем — и настроение поднималось.

Она ходила по комнате, скрестив руки на груди. Неожиданные деньги обещали многое, желания толпились в голове, тесня друг друга.

Они с Евгенией снимали квартиру в Тушине, у лохматой художницы. Нельзя сказать, что женщина вообще не причесывалось, но никакая расческа не справлялась с копной седых волос. Казалось, они росли большим кустом, как странные цветы — лунарии. Сама хозяйка переселилась в мастерскую на Беговой — прошел слух, что местные власти намерены выселить художников с их чердака, поэтому она почла за благо караулить.

Но Лильке недолго осталось жить здесь вместе с Евгенией. Как только их отпустят делать диплом, сюда вселится Костя. Евгения сказала, что они решили попробовать жить вместе перед тем, как пожениться.

Лилька резко остановилась, будто обо что-то споткнулась. Вот так, да? Значит, иди, гуляй, любимая подруга, возвращайся в свою деревню, катайся оттуда на консультации в университет в электричке, дыши народным потом? Который, между прочим, всегда пахнет тем, что ты ешь и как живешь. Наешься дряни — от тебя пахнет не так, как после сладких яблочек. Перенапряжешься — будто три дня не мылся. А тебе, Лилии Решетниковой, приходится вдыхать все эти ароматы…

Она расцепила руки и подошла к окну. Внизу зеленел сквер, деревья тянулись к солнцу, оно — к ним, толстое и круглое. Лилька зажмурилась.

Телефонный звонок ударил по ушам, она поморщилась. Художница была глуховата, поэтому попросила мастера настроить аппарат на самую большую громкость, да так, чтобы никто и никогда не мог ее уменьшить.

— Привет, это я. — Евгения говорила быстро. — Я сегодня из библиотеки поеду домой. Мама просила. Не скучай без меня ночью, — весело предупредила она. — Вернусь завтра в восемь, вечера, конечно. Костя появится в семь тридцать, ты его накорми и развлеки.

— Идет, — коротко отозвалась Лилька.

Она положила трубку и обхватила себя руками. Зябко? На самом деле? Или эта дрожь от волнения?

Лилька теперь не шагала по комнате, она бегала. Как кошка, к хвосту которой мальчишки привязали консервную банку. Подумай, хорошенько подумай, чтобы не вляпаться, твердила она себе.

Подошла к креслу, взяла сумку, вынула пачку сигарет, которые всегда носила с собой, но курила редко. Евгения терпеть не может запах табака, да и она не очень любит. Но иногда сам жест — вынуть пачку и закурить — кое-чего стоит. В нем есть что-то притягательное…

Сейчас она должна тоже притянуть к себе… решение. Которое поможет изменить то, что она почти не надеялась изменить.

Значит, Евгения приедет завтра? — начала она сначала, вместе с первой затяжкой. Лилька поморщилась — отвыкла от табака. Это хорошо, что не сегодня, а завтра. Есть время точно рассчитать.

Рассчитать?

Чтобы рассчитать, надо иметь ясную голову, а не дымные мозги, обругала она себя. К тому же запах табака, исходящий от женщины, — самый сильный репеллент для мужчин. Они не то, чтобы мрут, как комары, но отлетают. Доказано наукой. А причина простая — дым вызывает чувство тревоги и беспокойства. Он записан в генах как сигнал беды.

Лилька пошла с сигаретой в ванную, спустила ее в унитаз. С энергичным грохотом вода увлекла окурок далеко-далеко.

Она повернулась к зеркалу. Полные губы, красные даже без помады, разъехались в улыбке. Слегка волнистые, а потому всегда пышные волосы отливали золотом. Она стояла на пересечении солнечных лучей и света лампы. От этой сшибки яркого света внутри зеркала ей открылась давняя сцена.

— Я старше тебя, — говорила Лилька. — Сама знаешь.

— Подумаешь, на два года, — фыркала Евгения.

— Я старше тебя на столько, что ты даже не можешь себе представить.

— Ох, — Евгения посмотрела на нее так, как ученый смотрит на нечто, что собирается положить под стекло микроскопа.

— Но мы вместе читали. Помнишь, Лилит слепили из глины для Адама? Это произошло намного раньше, чем Еву вырезали из ребра…

— А, ты об этом, — Евгения повернула голову и внимательно посмотрела в лицо Лильки. — Значит, я моложе, потому что Ева, да? А я думала, ты про два года, которые между нами.

— Лилит была первой женщиной первого мужчины, понимаешь?

— Допустим, — Евгения внимательно смотрела на нее.

— А это значит, что Ева была вторая.

— Ну и что?

— А то, что я должна проверить каждого, кто может стать твоим… мужчиной.

Они хохотали, валяясь на широком диване.

Лилька поморщилась, улыбка вышла кривой. Но не зря говорят — о чем подумаешь, то и случится. Она слишком серьезно отнеслась к своим собственным словам.

Первой жертвой «проверки» пал практикант Ирины Андреевны, который ходил за Евгенией по пятам. Лильке тогда исполнилось семнадцать.

В общем, началась игра всерьез, они называли ее тестом на искренность. Лилька успешно справлялась с ролью. Ей нравилось обольщать тех, кто жаждал заполучить Евгению. Она не шла до конца, она распаляла, доводила до точки, откуда так трудно вернуться в состояние покоя… Потом ускользала…

Почему ей не поступить так же с Костей?

Конечно, она понимала — у Евгении с ним не игра. Но однажды, давно, подруга сказала, что никогда не откажется от своего главного принципа: если мужчина способен изменить однажды, он ей не нужен.

Лилька чувствовала, как начинает биться сердце — тяжело, медленно. Да чем Костя лучше других?

Лилька резко отвернулась от зеркала:

— Поведется, как все, — бросила она и быстро вышла из ванной.

Она подошла к платяному шкафу. Засунула руку под белье на полке, вынула флакон с притертой пробкой.

— Еще как поведется…

Лилька допоздна смотрела телевизор, а когда по всем каналам программы закончились и у нее распухла голова от мелькания лиц, городов, пивных бутылок, соусов, автомобилей, она упала на кровать.

Воскресное утро промелькнуло без ее участия, чему она обрадовалась. Приготовила обед — Костя привык, чтобы его здесь кормили. Нет причин лишать человека удовольствия.

Лилька приготовила курицу в микроволновке, к ней — тушеные овощи. Она проверила в шкафу — вино есть. Конечно, с ней одной он вряд ли захочет выпить, но поесть — точно.

А дальше… Ох… дальше…

Костя позвонил, спасибо ему, предупредил, что появится через полчаса — уже отстоял свое на светофоре. Это самое коварное место — от него до их дома всего ничего или целая вечность. Лилька не сказала Косте, что Евгения задержится.

Она вдохнула побольше воздуха, вынула из шкафа флакон.

Куда лучше нанести каплю? Чтобы надежнее, убойнее? С некоторым недоумением смотрела на себя в зеркало. Может, туда же, куда духи? Но ими она пользовалась редко… За уши — это точно, а еще?

В памяти всплыла сцена — она сидит за столом и учит уроки. Мать перед зеркалом. У нее в руках флакон, она отвинчивает пробку, капает на палец. Потом касается пальцем за ухом… в ямке на шее… Ага, еще — на запястье…

— Мама, ты куда? — слышит она свой голос.

— Так, погулять, — хрипло смеется мать. Ее большой бюст вздрагивает.

— А зачем душишься?

— Чтобы хорошо пахнуть. Почему от меня должно все время вонять черт знает чем?

Лилька поднесла палец к флакону, повторила движения матери… За ухом, на шее, на запястье…

Лилька не знала, годится ли эта приманка для людей, но вера в то, что она сработает, возбуждала ее как никогда.

Все началось во время обеда. Лилька не ожидала такой быстрой реакции. Костя, как всегда, протиснулся между столом и стеной, потом посмотрел на нее изумленно, будто видел впервые.

Лилька улыбалась молча, чтобы звуком голоса не нарушить приплывшее к нему видение… Она протянула ему тарелку с куриной грудкой, а он, глядя в упор на ее ничем не стесненную грудь в глубоком вырезе тонкой блузки, ткнулся губами в ее… запястье.

Она чуть не расхохоталась. Вот это да!

Лилька смотрела, как он странно жует, как отпивает воду и смотрит поверх стакана на нее. Она не предложила ему вина — незачем.

Лилька украдкой взглянула на его часы. Крупные цифры хорошо видны через стол. Слишком быстро крутятся стрелки. Если прямо сейчас в постель — что она с ним станет делать? У нее своя программа — показательная, не более того.

Внезапно он отодвинул тарелку, встал и подошел к ней.

— Лилит, пойдем…

Она взглянула ниже ремня, почувствовала толчок у себя внутри. Теплый, не горячий… Костя — не ее тип мужчины. Конечно, она могла бы… уступить ему. Но опять-таки — задача другая.

Он обнял ее и тесно прижался к ней. Его бедра вздрогнули, потом начали медленно двигаться.

— Лилит… Ты настоящая Лилит, — бормотал он. — Я только что понял…

Он подталкивал ее к дивану возле стены кухни, маленькому, гостевому, как называла его хозяйка. Иногда гости спали на нем, но сейчас им незачем этот диван. Евгения должна увидеть их в постели. Голова к голове на подушке. Этакий блаженный сон после неземного полета вдвоем.

Она медленно разворачивала Костю к двери в комнату. Потом прошла вперед, а он припал к ее шее и почти повис у Лильки на спине…

Наконец они подошли к кровати. Он не осыпал ее поцелуями. Ему нужно было то единственное, для чего существуют приманки. Он сбрасывал с себя все… Потом сорвал с нее блузку, шорты…

Лилька была готова к этому, но ее готовность была другая, не такая, как его…

Он повалил ее на кровать и навалился. Лилька, давно занимавшаяся таким видом спорта, увернулась.

Он настигал ее, казалось, вот-вот Костя возьмет вожделенное. Но Лилька ужом ускользала от него.

А потом в замке раздался скрежет ключа, Лилька с облегчением почувствовала — в предощущении опасности его желание быстро остыло…

Ах, как она ждала этого скрежета ключа!

— Лилит! Это я! — крикнула от порога Евгения. Она влетела в комнату, сбросив туфли на ходу. — Ты представляешь… — начала она. И осеклась.

Она увидела две головы на подушке — рыжеватую и темноволосую. Они прижаты друг к другу так тесно, словно сросшиеся головы сиамских близнецов.

А потом молчание на троих… Недолгое.

Нарушая тишину громким воплем, Костя вылетел из постели. Закружил по комнате, точно сова, ослепшая от дневного света. Он не мог найти одежду — перед тем как кинуться на Лильку, он все сорвал с себя и раскидал, не глядя. Лилька видела: на подоконнике майка, а под столом — трусы.

Наконец парень сдернул плед с кресла и завернулся в него.

Евгения смотрела на Костю молча. Она уже видела его таким, в большом куске ткани. Это было далеко отсюда, на пляже, когда она дала ему свое ярко-синее парео, а он менял мокрые плавки на сухие…

Плед соскальзывал с потного тела, Костя подхватывал его, но тот снова соскальзывал…

— Я не знаю, почему! — закричал он. — Евгения, ничего не было! — Круглые глаза с недоумением смотрели на девушку, потом он снова кричал: — Это просто… Ну, я не знаю…

Мужчине трудно объяснить женщине, почему он лежит голый в постели с ее подругой…

Евгения не проронила ни слова. Когда он оделся, она выпрямилась, вздернула подбородок, тряхнула волосами так, что они закрыли пол-лица, и тихо сказала:

— Уходи.

От ее голоса даже у Лильки пошли мурашки по телу, которое она плотно обернула простыней. Она то ли не знала, где лежит ее одежда, то ли из солидарности с Костей.

Он тоже услышал в голосе девушки что-то такое, от чего все слова показались бессмысленными и совершенно ненужными. Костя открывал рот, потом закрывал его. Затем открывал и закрывал портфель, словно в его глубинах тщился найти объяснение происшедшему.

Наконец он взял свой портфель, тихо открыл дверь и так же тихо закрыл ее за собой.

Евгения ушла в ванную, долго стояла под душем, будто смывала липкую грязь. Когда она вернулась, Лилька смотрела в окно на кухне. Не оборачиваясь, бросила:

— Я сделала то же, что всегда. Понимаешь?

Евгения молча кивнула, наливая себе чай. Через мгновение ответила:

— Понимаю.