Бесеняша в Академии Магии

Глава 10

Чего?!

Может, я уже сплю? Как сон мне происходящее нравится, как реальность – ни за что.

– Было тепло, пока у меня одеяло не отобрали, – я отстраняюсь, избежав касания и сердито закрываюсь одеялом чуть ли не по самый нос.

Какого чёрта?!

Только вот растеряна не только я, но и Лайс, словно он ожидал чего угодно, но не отказа. Хлопает на меня длиннющими ресницами. Как бы мне себе такие в фотошопе нарисовать? Так, не отвлекаться!

– Лайс, честно говоря, я вообще не понимаю, что вы здесь делаете. Я имею в виду, на краю моей кровати, а не в комнате.

– Майя? – в голосе снова звенит злость. – У вас какие-то особые пожелания?

Ага… Например, “сними перчатки”. Меня только сейчас догоняет осознание, что кисти его рук по-прежнему стянуты чёрными перчатками из грубой кожи. Он что, собирался оставаться в них даже… в процессе? Технически перчатки никоим образом не мешают, но на практике было бы крайне неприятно, причём… мне.

– Не понимаю, – спокойно повторяю я.

– “Камиры не только прислуживают, но и согревают постель”. Майя, сегодня вы напомнили, что я должен делать, – он кривит губы, и я чуть снова не отвлекаюсь.

Он это понял так?!

– Лайс. Ты не забыл, что именно ты первым произнёс эту фразу, прижав меня к стене в пустом коридоре? Я не умею читать чужих мыслей, поэтому не представляю, чего именно ты хотел, но мне было крайне не по себе в тот момент, и я вернула тебе твои же слова, больше ничего.

Вскочив, Лайс сжимает кулаки.

То есть… Когда я, по его мнению, принуждала его, он изливал на меня злость. Когда выяснилось, что делить со мной постель не надо, он опять недоволен. Разве что злится из-за “ты” вместо “вы”? Ну, забылась. Мне странно выкать парню, с которым едва не… поцеловалась.

По-хорошему не надо за него домысливать, надо прямо спросить.

– Прошу прощения. Доброй ночи, майя, – слегка поклонившись каким-то дёрганным движением, он исчезает за ширмой раньше, чем я открываю рот.

– Доброй ночи, Лайс, – отвечаю я в пустоту.

Поговорим, обязательно поговорим, но завтра, при солнечном свете. И во время разговора мы будем одетыми! А не как сейчас, он – в бриджах, а я – в кружевах.

Ещё раз поддёрнув одеяло, я поворачиваюсь на бок, но сна ни в одном глазу. Лайс меня не напугал, нет. Даже когда он сел ко мне на кровать, я не чувствовала угрозы, но адреналиновый заряд бодрости я всё равно получила. Эх, а ведь могла бы уснуть в горячих объятиях… Разумеется, в реальности никакого принуждения к близости я себе никогда не позволю, хотя бы просто потому что самой противно осознавать, что тебя не хотят, а с трудом терпят и почти наверняка представляют, что ты не ты, а другая девушка.

В фантазиях желание взаимное, но их быстро сменяет мутный тревожный сон, в котором я одна куда-то бегу, спотыкаюсь, падаю, опять бегу…

Посреди ночи я просыпаюсь от кошмара.

Сердце колотится, и ощущение странное, будто я забыла что-то важное, и никак не могу вспомнить, что именно. Чуть полежав и отдышавшись, я понимаю, что пульс пришёл в норму, а ощущение не пропало, зудит и зудит, и уснуть оно мне не даст, да и вообще, не помешает умыться, смыть привидевшийся кошмар.

В спальне очень тихо, Лайс, вероятно, спит за своей перегородкой. Стараясь не шуметь, я поднимаюсь, прохожу в ванную и, плотно прикрыв за собой дверь, открываю воду тонкой струйкой. Вода помогает прийти в себя, но ощущение всё равно зудит.

Может, я и вправду забыла что-то важное?

Так, ежедневник остался в рюкзачке, а рюкзачёк – в гостиной. И меня прям тянет…

Прислушавшись к себе, я вдруг понимаю, что тянет меня наша с Лайсом связь. Выйдя из ванной, я колеблюсь. Едва ли Лайс меня поймёт, если я сейчас, посреди ночи, сразу после того, как отказала, заявлюсь в его закуток в ночной сорочке. Про домашнее платье-халат я благополучно забыла.

Я всё же подкрадываюсь к закутку.

Спит Лайс или нет, не понять. Тонкое одеяло сползло и запуталось в ногах, а частично и вовсе свалилось на пол. Белеет обнажённая спина. Лайс скрутился в позу эмбриона, и его трясёт, как от холода, только вот в комнате очень тепло.

Мысль дикая, невозможная, но… Он что, плачет?

Я должна скрыться и забыть, что видела или всё же… подойти? Едва ли Лайс обрадуется, он же гордец. Но связь просто не отпускает. Я даже одеться не могу прежде, чем лезть.

– Лайс? – окликаю я тихонько.

Ответа нет, но по спине пробегает волна особенно крупной дрожи, словно он услышал и вздрогнул.

Видя, как Лайсу тяжело даётся поражение, я невольно сочувствую ему и, решившись, я подхожу, поднимаю с пола одеяло – для начала попробую укрыть – и набрасываю на плечи. Вместе с прикосновением передаются мои эмоции, я чувствую, как они идут по связи от меня к Лайсу.

Он вскидывается, как распремляется скрученная пружина, рывком разворачивается ко мне. Глаза широко распахнуты, и в них… не безумие, но что-то очень к нему близкое. Внутри по-прежнему железобетонная уверенность, что Лайс не причинит мне ни малейшего вреда.

Он сгребает меня в объятия вместе с одеялом и затягивает на свою довольно узкую кушетку. Я поражаюсь, что он так и не расстался с перчатками. Втиснув меня между собой и стеной, Лайс не разжимает рук, напротив, прижимается как к плюшевой игрушке. На эротику – ни намёка. Он ищет… самого простого человеческого тепла?

– Хе-ей?

Меня как разрядом шибает. В ответ по связи я улавливаю настолько мучительную душевную боль, что меня мутить начинает. Его мучает явно нечто большее, чем позорный для аристократа статус слуги. Но всё, что я знаю, это то, что Лайс недавно потерял отца… По наитию аккуратно потянув клубок колючей боли на себя, я понимаю, что могу её забрать. Страдать вместо Лайса я не собирюсь. Я забираю его боль себе, но, поскольку она не моя, она не находит, за что зацепиться в моей душе и исчезает. Можно сказать, что я фильтр-очиститель. Тьфу! Звучит не очень, но занятия своего я не прекращаю, а заодно нас обоих укрываю одеялом.

Нет, я не собираюсь спать рядом, но… посижу, потому что не брошу его в таком состоянии, мне ничего не стоит помочь. К тому же наша связь всё ещё натянута и держит меня крепче цепи. Кто чей камир ещё вопрос… Я ловлю себя на том, что машинально поглаживаю Лайса между лопаток. А вот теплом, спокойствием, уверенностью, что ничего по-настоящему страшного не случилось, что всё поправимо, всё пройдёт, всё наладится, я делюсь вполне осознанно, хотя и не понимаю, как это получается.

Его глаза закрылись. Лайс вообще как-то расслабился, обмяк, дрожь прекратилась.

Я честно собиралась посидеть минут пятнадцать-двадцать и перебраться к себе, но, моргнув, обнуруживаю, что в спальне посветлело, через неплотно зашторенное окно в комнату проникает рассвет.

Чёрт!

Надо выбираться. Только как перелезть через Лайса и не разбудить?

Кстати, неожиданно, но я выспалась. Обычно я соблюдаю режим сна, ложусь вовремя и на учёбу просыпаюсь до будильника, но сейчас совсем уж рань-ранняя, а я полна энергии, как после пары чашек бодрящего кофейка, от которого я бы сейчас не отказалась.

Заварить, что ли?

– Майя…

А?! Я себя выдала? Он уже не спал?

И… как мне себя вести?!

– Лайс, – голос не подводит, я отвечаю почти спокойно.

Он медленно, словно нехотя, отстраняется и, ссутулившись, садится, спускает ноги на пол, и сходство с нахохлившимся одиноким вороном возвращается, аж в груди щемит.

Я тоже сажусь.

Убедившись, что сейчас он не злится, и вообще всё такой же расслабленно-умиротворённый, каким был во сне, я прикидываю, что, наверное, сейчас самое удачное время поговорить.

Лайс опережает:

– Когда я читал о связи камиров, не представлял, что это настолько…, – он не заканчивает фразу, пожимает плечами и мимолётно улыбается новой какой-то извиняющейся улыбкой.

– “Читал”? – цепляюсь я за интересную мысль. – В брошюрке о магии не было ни слова, да и из того, что я гораздо раньше, ещё до пари, слышала о камирах от своего куратора, ни про какую магическую связь речь ни шло.

– Брошюрка? – Лайс оборачивается, мы встречаемся взглядами, и он кривит губы, беззащитное открытое выражение лица сменяется презрительной гримасой, адресованной, к счастью, не мне. – Позорная писулька. В старых книгах, не в современных, а именно в старых, всё совсем не так. “Камир” не от слова “камердинер”, а от слова “камрад”, что с горльского диалекта переводится “друг”, “брат”, “спутник жизни”, в зависимости от контекста.

– То есть ты знал, что возникнет магическая связь? – подпрыгиваю я.

– Нет. Я читал, что маги долго готовятся, обычно не меньше недели каждый день обмениваются магией и только потом проводят довольно сложный ритуал. На практикуме я заподозрил, что богиня обяжет нас пройти через этот ритуал, но я не думал, что Истина его заменит.

– Вот как.

– В эпоху Становления маги стояли на передовой и кровью оплачивали свои привилегии. Личные способности в те времена значили гораздо больше знатности. В бою за спиной нужен надёжный друг, который прикроет, а не родовитый трус, который убежит при первом же намёке на опасность. После падения Континора наступило мирное время, в котором нет места боевому братству, зато есть место слугам.

Я улавливаю поднимающуюся в его душе волну боли и вытягиваю, как супер-мощный пылесос.

Меня даже хватает на то, чтобы понять – Лайс не об ушедших эпохах горюет, его мучает что-то другое. Возможно, связанное с войной? Последняя война… Мне кажется, последняя война закончилась, когда прошлый король был ещё жив, до регентства.

– Погоди! – озаряет меня. – То есть лорд Йоркис знал?!

– Скорее всего, – соглашается Лайс, оборачивается.

Я же, вдохновлённая идеей, торопливо рассказываю:

– Если лорд Йоркис… Да не важно, кто именно, любой преподаватель может по итогам вчерашнего цирка задать эссе на тему “Подлинная суть магической связи с камиром” или что-то в этом роде, чтобы носом ткнуть, что камир не слуга. И Ринзам придётся замолчать, а брошюркой… подтереться, – фразу я заканчиваю очень тихо, но Лайс слышит.

Ошеломление – подобные грубости в высшим свете не услышишь – сменяется улыбкой.

– Спасибо… Ирэн.

– За что?

– За помощь, – пожимает он плечами, будто ответ – само собой разумеющееся.

– Я ещё ничего не сделала, – работу фильтром-очистителем считать не будем, оно само получается, непреднамеренно, да и считать странно, потому что не сложнее, чем подать простуженному горячий чай.

Лайс протягивает затянутую в перчатку ладонь, но коснуться моих обнажённых пальцев не решается, словно только сейчас замечает контраст. Его рука безвольно опускается.

Поймав мой взгляд, Лайс очень серьёзно признаётся:

– За одну ночь, Ирэн, вы сделали для меня больше, чем кто бы то ни было за всю жизнь.

Он ведь… не преувеличивает, а я понятия не имею, что я такого сделала.

Я смотрю на него. Моя улыбка вянет. Что же за жизнь у него была?

– Но…

– Что касается вашей идеи, она не сработает, – меняет он тему.

– Почему?!

– Потому что никто из преподавателей не даст такого задания, – спокойно поясняет Лайс.

– Так надо заранее подойти и попросить.

– Не в этом дело, Ирэн. Дело в том, что подобное задание не одобрит лорд Киранд. Как только его величество отпразднует совершеннолетие, на Совете будет поднят вопрос, о лишении Кайная статуса герцогства. Сам по себе проигрыш в нашем пари ничего не значит, но как ещё одно пятно на моей репутации сыграет против меня.

Чего-чего?

Я подаюсь вперёд:

– Лишить ваши земли статуса герцогства? Мне, наверное, лучше не задавать вопросов? Я не хотела лезть не в своё дело…

– Вообще-то, как моя майя, вы можете интересоваться любой стороной моей жизни, – улыбается Лайс. – А моё… щекотливое положение не тайна. На излёте эпохи Становления мои предки завладели каменистым пустырём, с обеих сторон стиснутых расходящимися в стороны горными грядами. Через узкое горлышко перешейка попадаешь в каменный мешок, а с противоположной стороны герцогство сковано льдами Северного моря. Основатель династии не ошибся, выбрав столь недружелюбное место. В долине скрывалось крупное месторождение магических камней высшего качества. Такие камни используются в военном деле. Без них невозможно накрыть город защитным куполом или, наоборот, пробить особенно мощный щит. Денег в казне не было, и его величество Кироль Славный расплатился титулом. Каменному мешку был присвоен статус герцогства, мои предки получили соответствующие привилегии. Только вот документ оказался с подвохом. Статус герцогства получало именно месторождение.

– Оно иссякло? – догадываюсь я. На лекции Кайнай не упоминался.

– Рудники были закрыты ещё при моём прадеде, и уже деду пришлось отстаивать наше наследие. Он пригласил лучших рудознатцев, и они сумели найти два крошечных камешка. Дед предъявил документ, и… Он пытался найти новую жилу, потратил на исследования крупную сумму, но ничего хоть сколько-нибудь ценного не нашёл. Искал не только дед. Прадед, прапрадед, прапрапрадед… Мой отец даже одного самого мусорного камешка найти уже не смог, и тогда он заключил с его величеством сделку – статус Кайная не пересматривается как награда за участие в войне с Галаей, и отец пошёл на передовую, в самую мясорубку.

Лайс отворачивается, и я снова ощущаю захлёстывающую его душевную боль.

Я касаюсь пальцами его затянутой в перчатку ладони, и Лайс вздрагивает, как от боли, но только не душевной, а самой настоящей физической.

– Что у тебя с руками? – спрашиваю я.