Бесконечность любви, бесконечность печали.

Бросив безнадежный взгляд на участок, он сел в машину, аккуратно объехал автомобиль архитектора, добавил скорость и, не оглядываясь, помчался вперед, где был еще один выезд на улицу, ведущую к главной дороге.

«И как это я недосмотрел? Нарисовал себе красивые картинки и, очарованный пейзажем, не взял в расчет, что добрая часть участка утонет в низине. Дурак... И что теперь делать? - повторил он про себя вопрос архитектора. - Проект переделывать! Если здесь вообще можно строить дом...».

Увы, возвращение в родные пенаты принесло и первое глубокое разочарование.

«А ведь еще не вечер... - уныло подумал он. В салоне раздался тонок громкой связи: - Андрей... Словно чувствует, когда возвращаюсь».

- Привет!

- Привет! Чтобы не тратить драгоценное время и деньги, ответь: ты здесь или за бугром? - сразу конкретизировал Заяц.

- Здесь. Накануне прилетел.

- Прекрасно! Значит, слушай. Я сейчас в Крыжовку еду, отгул взял. Помнишь, я говорил: хочу старую дачу перестроить. Так вот вчера вечером был там с прорабом - перемеряли, обсчитали...

- Тебе деньги нужны? - перебил Вадим. - Сколько?

- Да погоди ты с деньгами! - судя по тону, Андрей обиделся. -Можно подумать, мне от тебя только деньги и нужны!

- Ладно, извини. Так что там? Обсчитали - и что?

- А то! Уже темнело, и тут подошел какой-то мужик к забору, окликнул. Так, мол, и так, я ваш сосед, продаю дом. Может, знаете, кто хочет купить? Я сразу и не понял, что за сосед, что за дом. Уточнил. А он мне, представляешь, на какой дом показал? На тот, что на месте вашей дачи стоит! - ликуя, сообщил Андрей. - Я напросился посмотреть, он показал внутри, снаружи. Я тебе скажу, еще та конфетка! Мне такой дом не поднять! Правда, мебели почти нет.

- Ты же говорил - там долгострой.

- Был. Старые хозяева, что снесли вашу дачу и забацали новую домину, так и не довели ее до ума и участок с коробкой продали. Насколько я знаю, люди разводились, потому решили не достраивать. А тут как раз цены вверх пошли.

- Ну а мне почему тогда не сказал, что продают?

- А ты говорил, что хочешь купить дом? Да и не знал я, если честно. Сам про нового хозяина понял по объявившимся строителям. По-крутому перестраивали, день и ночь при фонарях. Соседний участок выкупил, где Хмельницкие жили. Короче, все вокруг разворотили, машины тяжеленные постоянно грязь месили - то скважину бурят, то пруд роют, то забор ставят. Мы даже жалобу накатали: шумно, ни пройти ни проехать. К счастью, год назад стройка закончилась, но в дом так никто и не въехал. Только сторож в бане жил. Пару раз кто-то наведывался, а так - тишина. По сути, нового хозяина никто из соседей и не видел в лицо. Потому я его и не признал.

- А дальше? Ты спросил, почему он хочет продать дом? - немного оживился Вадим.

- А он сам рассказал: уезжает на ПМЖ. Родом из наших мест, но жил и работал в России. Потом вышел на пенсию, оставил все дела и решил на родину перебраться. Дом строил для себя, для потомков, но дети обосновались за океаном. Год назад и жена там решила остаться, поближе к внукам. Теперь вот и его уговорили, потому и дом продает. Я всю ночь думал, надо тебе это или нет. Ты вроде участок купил, строишься... Но решил на всякий случай спросить: чем не вариант?

Вадим задумался. Предложение действительно заманчивое, особенно в свете того, что полчаса назад увидел на своем участке. Он и к новому фешенебельному дому за высоким забором на месте старой отцовской дачи несколько раз подъезжал. Но как возможной покупкой даже в голову не пришло поинтересоваться: такие дома строят не для продажи.

Но что тогда делать с участком и проектом, на который уже выбросил уйму денег? Кроме того, свыкся с мыслью, что дом должен построить сам.

- Ну чего молчишь? - не выдержал паузы Заяц. - Может, подъедешь, глянешь, пока чел на месте?

- А сколько он хочет? - наконец спросил Вадим.

- Немало. Не по телефону. Но, думаю, скинет. Он здесь ненадолго: выставит дом на продажу и уедет. Понимаешь, горит у него.

- Понимаю... Ладно, скажи: есть потенциальный покупатель. Только... Не говори, что когда-то там была наша дача, - посоветовал он. - И о том, что мы с тобой выросли в этом дачном поселке.

- Почему?

- Психология. Сразу поймет - дело не столько в доме, сколько... в памяти. В цене тогда не уступит.

- Пожалуй, ты прав, - поразмыслив, согласился Андрей. - Молодец, я этот момент не учел. Наоборот, хотел сказать: ты - бывший хозяин. Бизнесмен - кто на что учился...

- ...но там не пригодился, - с усмешкой продолжил Ладышев. -Хорошо, приеду. Но не сейчас.

- Когда?

- К половине пятого. Устроит?

- А может, пораньше? Вдруг по закону подлости успеет продать? - заволновался друг. - Я тебя в соседи хочу.

Вадим взглянул на часы. У Зайца он мог быть через пять минут.

- Нет, Андрей, сейчас не могу. Надо в Колядичи подскочить. Да и не продаются такие дома за пять минут, - успокоил он. - Не будем торопить события, пусть клиент зреет. Ты зайди к нему, договорись о встрече и перезвони... Извини, у меня параллельный вызов,

глянул он на ЖКИ экран, высветивший еще один номер.

Минус системы громкой связи - дисплей отображает только цифры и не идентифицирует звонившего. Для этого надо посмотреть на дисплей телефона, который не всегда под рукой. Так что фильтровать звонки, отсеивая незнакомых абонентов и тех, кому не хотелось отвечать, в машине сложно.

- Вадим, доброе утро! - радостно поздоровался женский голос. -Ты обещал перезвонить. Я все жду, жду, - чуть обиженно добавила Валерия. - Ты в офисе? Можно к тебе зайти?

«Не перезвонил - значит, не хотел, - раздраженно подумал Ла-дышев. - Это игра уже начинает напрягать».

Отчасти звонок его не удивил. Удивил предыдущий с неизвестного номера, заставший его в аэропорту перед самым отлетом во Франкфурт, когда уже объявили посадку. Он был уверен: после того как в больнице дал четко понять Лежнивец, что возврата к прошлому не будет, она не позвонит никогда. Все точки над "И" расставлены, белые пятна перестали таковыми быть, выводы и вердикты окончательны и бесповоротны. И вдруг спустя два месяца звонок с просьбой о личной встрече. Зачем? Как вдолбить этой женщине, что им не о чем говорить, а уж тем более видеться?

Ох уж эти издержки воспитания, не позволяющие изъясняться грубо! Особенно если собеседник - женщина. Вот и тогда растерялся, промямлил что-то, пообещал перезвонить. В который раз смалодушничал, оставил надежду неизвестно на что. Но пора прекращать всякие контакты.

- Что-то срочное по работе? - тем не менее уточнил он. - Да, Валерия Петровна, вы можете подняться в офис. Обратитесь к Зине, секретарю, она поможет решить вашу проблему, - сухо, по-деловому посоветовал он.

- Мою проблему твоя секретарша не решит, - женщина усмехнулась. - У меня важные новости для тебя. От этого зависит твое будущее... да и прошлое станет яснее.

- Лера, ну что ты можешь еще сказать? - не выдержав, повысил голос Вадим. - Прошлое мне давно не интересно, а в настоящем и будущем нас с тобой ничто связать не может. Мне нет дела до того, как ты живешь сейчас: повысили тебя или понизили, живешь ли с мужем или разводишься. Мне все это не ин-те-рес-но! - выделил он по слогам последнее слово.

- ..Я действительно развожусь с мужем, - неожиданно отреагировала женщина. - Он уже живет отдельно на даче в Острошицком Городке.

Вадим на секунду умолк. И угораздило же его, не целясь, угодить в яблочко!

- У тебя все? - холодно уточнил он.

- Нет... Откуда ты знаешь о разводе?

- Лера, между нами - пропасть! Как ты этого не понимаешь?! -разозлился Вадим.

- То есть я опоздала? У тебя кто-то есть?

«Кажется, стало доходить, - облегченно выдохнул он и неожиданно для себя подумал: - Есть! Катя! Пусть даже и была, но она все равно есть!»

Он занервничал, достал пачку сигарет, опустил стекло. Внимание рассеялось, вновь стало невыносимо тяжело и горько....

Резкий звуковой сигнал заставил Вадима вздрогнуть.

«Черт! - резко крутанул он руль в сторону, увернувшись от ехавшей параллельно машины, водитель которой недвусмысленно покрутил пальцем у виска. - Чуть не съехал с полосы!»

- Да, есть, - наконец дождалась ответа Валерия. - Ты это хотела услышать? Еще вопросы будут? Учти, мы разговариваем в последний раз. И даже не пытайся мне больше звонить!

- Молодая, красивая... Значит, правду говорят - метишь в зятья Валай. Уж лучше бы выбрал серую мышку-журнал истку, - съязвила Лера.

- Тебе стало бы легче? - неожиданно ожесточился и он. - Да ты мизинца этой серой мышки не стоишь! И представь себе: да, в ближайшем будущем собираюсь жениться.

- Ты еще пожалеешь!.. - угрожающе прошипела Лера. - Ты...

- Не звони мне больше. Никогда! - он отключил связь.

Снова глянув на возмущенного водителя соседней машины, Вадим виновато приложил одну к груди, как бы извиняясь, глянул на стрелку виртуального спидометра, на часы и, вдавив педаль газа, рванул вперед...

Как только Лежнивец поняла, что разговор окончен, гримаса злобы и ненависти мгновенно обезобразила ее миловидное лицо. Словно новую маску надела. Или, наоборот, сняла прежнюю, обнажив себя истинную.

«Сволочь! - бушевали страсти в Лериной душе. - Так унизить! Ах ты гад! Другая женщина? Ну ничего, я тебе еще устрою сеанс разоблачения с будущей тещей!»

Увы, план по повторному завоеванию сердца Ладышева явно потерпел фиаско. Зря старалась и с журналисткой: очень похоже, что их с Вадимом связывали исключительно деловые отношения.

«А я так бездарно профукала козырь с ребенком, не продумала все до конца, - покинув такси, Лера влетела в комнату заседаний, на период ремонта служившую ей кабинетом, пнула ногой стоявший на пути стул и, подскочив к подоконнику, нервно забарабанила по нему пальцами. - Вот ведь подлюга-судьба! Спустя столько лет ткнула носом в то, что когда-то казалось лучшим выходом из тупика! Остался бы ребенок - и Вадим был бы у меня в кармане.

Вернее, в кулаке, который можно сжимать и разжимать, сжимать и разжимать... Что ж, остается один вариант - месть», - злорадно усмехнулась она.

Неделю назад Лере наконец удалось найти Александра, когда-то улаживавшего ее дела, и даже встретиться с ним. Но перед этим пришлось пережить не самые приятные минуты. Стоило ей поинтересоваться у супруга фамилией Александра, тот отрезал: не собираюсь помогать в твоих интригах. И вообще, видите ли, сожалеет, что был втянут в историю, повлекшую смерть уважаемого человека. Как оказалось, статья о профессоре Ладышеве не прошла мимо его внимания. Увенчало же довольно длинную тираду «горячо любимого супруга» неожиданное заявление: он подает на развод. И София останется с ним.

Валерия лишь усмехнулась: как же, отдаст она ему единственную дочь! Пусть не обольщается! Разговор этот случился ближе к ночи, когда София уже спала, и она решила отложить разборки. К тому же сейчас тратить силы на скандал неразумно: с раннего утра - на работу.

Как же она удивилась, когда назавтра, вернувшись домой, не застала в квартире ни мужа, ни дочь! Их вещей на привычных местах тоже не оказалось. Телефон Софии не отвечал, а супруг лишь прислал СМС: они на даче, и у них все хорошо. Первым желанием Валерии было вызвать такси и рвануть в дачный поселок. Но день уже подходил к концу, на улице лил дождь. Лера подавила гнев и решила отложить поездку. Тем более нашлось другое занятие, более подходящее моменту. Много лет супруг вел ежедневники, фиксировал в них все встречи, номера телефонов, фамилии людей. Эти пухлые блокноты он берег, хранил в ящиках рабочего стола и вряд ли сегодня забрал их на дачу. Значит, был шанс отыскать в них контакт нужного человека.

Довольно быстро Лера нашла и ежедневник, и интересующую фамилию. Войтков Александр Семенович! И номер телефона выписан со всей скрупулезностью Петра. Пусть даже он изменился - не это главное. Она знала, кого искать!

На следующий день по справке она уточнила адрес, пользуясь служебным положением, позвонила в поликлинику по месту жительства и раздобыла мобильный номер. Надо сказать, Александр Семенович оказался еще тот лис: выслушав суть дела, поначалу наотрез отказался не только встречаться, но и продолжать разговор. Мол, вы ошиблись. Но через час сам перезвонил, предложил вместе выпить кофе и намекнул: кое-чем готов поделиться. Не за просто так, разумеется...«Доверенного» человека из прошлого она узнала сразу: почти не изменился, разве что глаза совсем выцвели да волосы поредели. Он ее тоже сразу признал и даже на комплимент расщедрился: мол, хорошо выглядите, можно сказать, помолодели. И уже в процессе разговора разоткровенничался: просто поражен, насколько она изменилась и не только внешне. Стала уверенной, напористой, зубастой. От растерянной молодой женщины, нуждающейся в защите, не осталось и следа. Это он выдал после того, как договорились о сумме за информацию. А она того стоила.

Да, была женщина, которая во время расследования прокуратурой дела умершей пациентки рьяно представляла интересы противников профессора Ладышева. С ней поначалу даже пришлось провести беседу, урезонить, чтобы не слишком активничала, не поднимала лишнего шума. Но дама оказалась неуправляемой: инициировала статью в газете, дело получило огласку, а правдоискатель Ладышев-старший умер.

Оказалось, вовремя. Ведь если бы не внезапная смерть профессора накануне приезда комиссии из Москвы, итог расследования мог бы иметь нежелательный для Леры результат. Так что в итоге даму по фамилии Балай можно поблагодарить. Кстати, она же и газету положила на стол Ладышеву-старшему. Александр Семенович знал это достоверно. Сама хвасталась: мол, отомстила за то, что старый зануда закрыл ее диссертацию. «Двигало ли ею еще что-то, к примеру безответная страсть, - добавил он, посмеиваясь, не любопытствовал. Не до того было». Ситуация после повторной экспертизы, даже несмотря на смерть профессора, все равно могла выйти из-под контроля. К счастью, сторонники Ладышева сдрейфили: одни - после бесед с глазу на глаз, другие - прикрывшись принципом не выносить сор из избы. К тому же гинеколог стала женой замминистра. Против силы не попрешь...

Поговорив с Войтковым, Лежнивец воодушевилась: теперь она обладала почти эксклюзивной информацией о роли Балай в смерти профессора, которой в свете последних событий цены не было! В результате недавней рокировки в верхних сферах медицинского мира к власти пришли новые люди, в прошлом ученики профессора Ладышева. Этой информацией с ней поделился Обухов. Таким образом он оправдывал то, что с повышением ей придется подождать: непонятно, в какую сторону подует ветер. Зато теперь с Валерии Петровны не вызывал сомнения факт, что, как только наверху узнают, кто сыграл решающую роль в войне против профессора, новый контракт с Балай не подпишут.

Правда, в этом радужном раскладе есть одно слабое звено: вдруг вспомнят и о гинекологе, ушедшем от ответственности? Увы, тог­да заветного места наверху не видать и Валерии Петровне.

Всю ночь она ломала голову, как лучше воспользоваться полу­ченной информацией. К сожалению, ее козыри не имели никакой доказательной базы: деньги Александр Семенович взял с удо­вольствием (наконец-то хоть мизер перепал за давнее дело), а вот записать рассказ на диктофон не позволил, предусмотрительно попросив отключить и телефон. Так что, если она решится высту­пить против Балай, ей даже Ладышев не поверит - подумает, что она специально клевещет на его будущую тещу.

И все-таки попробовать поговорить с Вадимом стоило: попытка не пытка. Если на то пошло, еще не известно, какие там отношения между будущими родственниками. Вполне может быть, они еле терпят друг друга ради общего дела. И если капля никотина уби­вает лошадь, то капля сомнения вполне может разрушить доверие между людьми. Особенно если они принципиальные чистоплюи. А Ладышев аккурат из таких, и память об отце для него не пустой звук. Так что встреча, как ни крути, сулила благоприятный для нее итог: брак с дочкой Балай расстроится, а супруга и сын профессора донесут свои сомнения до его высокопоставленных учеников.

Лера принялась подсчитывать все плюсы такого развития событий, в мечтах сначала увидела себя на месте Балай, затем- вдруг супругой Ладышева, успокоилась и уснула. Сдалось ей это повышение! Если она вернет Вадима, то получит все и сразу!

Но встретиться с ним оказалось задачей куда более сложной, чем разыскать Войткова. Мобильный не отвечал, на работе с ним не соединяли, ссылаясь на отсутствие. Лера, можно сказать, воз­ненавидела секретаршу Ладышева: нет его - и все тут! А вскоре и звонки на мобильный стали переадресовываться на «телохрани- тельницу». Пытаясь ее обойти, однажды Лежнивец попросила по­звонить главного инженера. Даже план разговора составила. Но не тут-то было! Оборона Ладышева оказалась непробиваемой: секре­тарша, услышав, из какой больницы просят соединить с шефом, тут же перенаправила звонок в инженерный отдел. Пришлось бедняге отдуваться, выкручиваться на ходу.

Но вот неделю назад каким-то чудом Лежнивец удалось к нему пробиться. Набрала с чужого номера и буквально сразу ей ответи­ли. И не беда, что разговор ограничился стандартным «перезво­ню». Обещание само по себе обнадежило: Вадим всегда верен сво­ему слову и, значит, рано или поздно его сдержит. Ведь позвонил же зимой.

Но прошла неделя, а телефон молчал. И тогда Лера, зажав в кулачок самолюбие, решила напомнить о себе другим способом - стала караулить Ладышева у входа в офис. Дежурила в начале и в конце рабочего времени. Три дня, включая сегодняшнее утро, не принес­ли результатов, и тогда в отчаянии она снова решила позвонить.

«Сволочь! Ответил, чтобы, мягко выражаясь, послать подальше, - все больше распалялась Валерия, стоя у окна. - Что ж, выбора ты мне не оставил. Только мстить! Да так, чтоб тебе жить расхоте­лось!.. Хотя... Нет, это слишком легкая расплата для тебя! Я приду­маю такое, чтобы ты мучился всю оставшуюся жизнь!»

Слух, что Ладышев решил жениться на дочери Балай, подтвер­дился, не отрицал этого и он сам. Вот и чудненько! Не хочет узнать всей правды накануне свадьбы, узнает после, но тогда будет уже поздно и больнее. А сейчас, дурачок, продолжай строить планы, готовься к торжеству, почувствуй себя на вершине счастья! Удары судьбы, когда человек пребывает именно в таком состоянии, поч­ти убийственны.

«Ладышева, конечно, это не убьет, и не такое переживал, - про­считывала она вероятность исхода истории. - Но почву из-под ног вышибет. Узнать, что причиной смерти горячо любимого папаши была горячо любимая теща... О-о-о! Это взрыв, подобный ядерно- му!.. Хорошо бы подкрепить новость фактами, - вернулась она к мучительным ночным размышлениям. - Заручиться доказатель­ством, пусть даже словесным... Но чьим? - присела она за стол, взя­ла карандаш и стала ритмично им постукивать. - ...Мышка-журна­листка!» - осенило ее.

Она даже карандаш сломала на эмоциях. Швырнув в урну об­ломки, вскочила со стула и заметалась по кабинету. Как же она сразу не догадалась! Кто-кто, а Проскурина знает об истории по­явления статьи больше, чем любой другой! Ведь кто-то же должен был ее убедить, снабдить материалами наконец!

«А если Балай уже купила ее молчание? - Лежнивец на секунду обмерла. - Очень возможно, иначе она давно сдала бы ее Лады- шеву. Значит, и мне ничего не скажет, не расколется... Разве что ы деньги, за хорошие деньги... А они, с учетом ее положения, ой как нужны! Какой все-таки меркантильный этот мир!.. - скриви­лась она, припомнив Войткова. - Но с журналисткой надо быть предусмотрительнее: расчет только после выполнения обяза­тельств... И все же любопытно, от кого она забеременела. Не от немца, это точно. Так, здесь очень важно не ошибиться... - Вале­рии Петровна снова присела за стол, по привычке потянулась ру­кой к стакану, где стояли карандаши и ручки. - А что если все-та­ки Ладышев?.. Нет, вряд ли. Знает о ее положении, но собирается жениться на другой, хотя был явно неравнодушен, - припомнила она растерянное выражение лица Вадима, когда тот увидел Катю с «отцом ребенка» на ступеньках больницы. - Жаль, Огородникова в декрете. Впрочем, она мне все равно ничего не рассказала бы... Обухов вот-вот подъедет, - Валерия Петровна посмотрела на часы и опять скривилась: - «С хорошими новостями...» Знаю я его «но­вости»! Кот помойный, - брезгливо поморщилась она, припомнив самодовольный мурлыкающий тон, красноречиво говорящий о том, что одним разговором приезд не ограничится. - Надо успеть позвонить журналистке...»

Лежнивец вернулась к столу, сняла трубку телефона:

- Архив? Срочно поднимите историю болезни одной пациент­ки... Я же сказала: срочно! - выслушав ответ, добавила она стро­гим, не терпящим пререканий тоном. - Записывайте...

...Едва за посетителем закрылась дверь, Людмила Семеновна сразу дала выход эмоциям: швырнула поверх бумаг на столе очки, резко тодвинув возмущенно скрипнувший стул, встала и подошла к окну.

«...Предатель! - раздувая ноздри, негодовала она. - Сволочь! Ох, не зря не спалось по ночам, не зря сердце ныло!»

Еще в начале года каким-то неведомым чутьем Балай уловила: за спиной зреет заговор.

Казалось, нет никаких оснований для дурных предчувствий: отношение руководства оставалось преж­ним, коллеги и подчиненные вели себя, как всегда, подчеркнуто уважительно. Одни благоволили ей, другим - она, перед одними она расшаркивалась, другие - перед ней. К тому же за годы работы ей удалось полностью сменить круг подчиненных - ситуация под контролем, можно спать спокойно.

Да вот не спалось. Не зря Людмила Семеновна слыла челове­ком осторожным - интуиция подсказывала: кто-то стал работать против нее. Она это сразу учуяла. Стоило ей зайти в собственный кабинет после новогодних праздников, как что-то сдавило грудь, стало тяжело дышать, от нехватки кислорода закружилась голова. Словно какая-то опасная примесь в воздухе появилась.

Но приступ удушья прошел довольно быстро, и вскоре она о нем забыла. Все силы бросила на поиски пассии Ладышева - той, которая могла разрушить ее далеко идущие планы. Пенсия не за горами, надо постараться себя материально обезопасить, заодно устроить личную жизнь Киры, выдать замуж за надежного человека.

Считая дочь в этом плане бестолковой, поисками жениха Людмила Семеновна занялась сама. Искала долго и усердно, присма­тривалась к окружению, к отпрыскам достигших чего-то в жизни коллег и приятелей. Подходящая кандидатура никак не подвора­чивалась: кто-то уже женат, у кого-то характер не приведи боже, а другие, наоборот, слишком инфантильны, шага не сделают без родительской подсказки.

Таких она даже не рассматривала. По ее разумению, мужем до­чери должен быть только человек самостоятельный, достигший определенного статуса и материального положения. Такой и жену будет держать в кулаке, но при этом холить и лелеять, и тещу ува­жать. Потому она смотрела сквозь пальцы на легкомысленное по­ведение дочери, на ее ночные клубы, вечеринки. Пусть порезвит­ся. Выйдет замуж - Людмила Семеновна ее за порог не выпустит без супруга.

Но достойные претенденты, как назло, на горизонте все не по­являлись. Балай уже стала нервничать и вдруг совершенно слу­чайно выяснила: ее непутевая дочь сама нашла отличного жениха. Материально обеспечен, имеет свой бизнес, входящий в сферу ее деятельности, интеллигентен, хорош собой, что, в общем-то, не столь важно. Главное - характер, а там - кремень! Уж в чем-чем, а в этом нельзя усомниться, достаточно было услышать фамилию Ладышев.

Признаться, первоначально эта фамилия вызвала у Людмилы Семеновны противоречивые чувства: с одной стороны, в памяти всплыл профессор, попивший немало ее кровушки, с другой - его сын поможет реализовать планы Балай, обеспечить ее дочери светлое будущее. Поразмыслив, она решила: не стоит оглядывать- ся на дела минувших дней, тем более что профессор, как говорит- ( я, канул в Лету. Она ему отомстила, и пора забыть.

Вавесив все «за» и «против», Балай решила действовать. По­началу осторожно - надо понять, чем дышит профессорский от­прыск, что ему известно о прошлом, имеет ли покровителей в ее ведомстве. Пригласила его к себе в кабинет как бы для делового разговоора, хотя на самом деле хотела узнать поближе. Объект ей пришелся по вкусу: немногословный, учтивый, осторожный. На­мекнула, что знакомство с ней может быть ему весьма полезным. И вскоре это доказала. Помогла по мелочи, но младший Ладышев все понял правильно и, как полагается в таких случаях, отблагода­рил. Тихо, без лишних слов. С ним можно иметь дело.

Осенью, по ее понятиям, подоспело время перейти ко второму этапу сближения - объяснить Вадиму, что кроме деловых интересов их связывает нечто большее и для будущего зятя она может стать незаменимой не только в семье. Но сначала следовало рас­крыть карты перед дочерью и включить ее в игру.

И тут случился первый облом - Кира заартачилась. Ей, видите ли, с ним неинтересно. Случайное знакомство, не любит она его, и точка. Услышав такое, Людмила Семеновна вскипела: да кто ее спрашивает, любит или нет, если думать надо о своем благополу­чии? Она что, до сих пор верит, будто браки совершаются на не­бесах? Да если бы Людмила Семеновна, набравшись терпения, не окучивала долгие годы ее папочку, то до сих пор прозябала бы в захудалой районной больничке, куда ее распределили! Кандида­туру потенциального мужа она выбирала долго и наверняка. Не поддалась чарам однокурсника, получившего такое же распреде­ление, какое светило и ей. Лишь на последнем году учебы завязала знакомство с молодым профсоюзным лидером крупного предпри­ятия. В советские времена профсоюзы считались Клондайком для избранных - тут тебе и путевки, и дефицитные товары! Правдами и неправдами втерлась в доверие, отсеивая конкуренток, перио­дически и в постель ложилась. Зато вскоре он помог перераспре­делиться в ведомственную поликлинику!

И пусть еще пять лет водил ее за нос, Людмила Семеновна сво­его добилась - и замуж вышла, и ее, Киру, родила. И да, не любя! Все и дальше могло быть замечательно, если бы Терентьев не ока­зался принципиально честным идиотом: квартиру получил, лишь отстояв многолетнюю очередь на жилье! И то после того, как она пригрозила, что заберет дочь и подаст на развод. Но о мертвых - или хорошо, или ничего. Бог с ним, пусть покоится с миром. Сама и в карьере чего-то добилась, и дом построила. Но какими усилия­ми, какими нервами!

«...С Ладышевым все будет иначе: он представитель новой, современной волны. Для него важны личные интересы, а не об­щественные, - поучала Людмила Семеновна дочь. - Не хочешь ду­мать о себе - обо мне подумай, о будущих детях. Кстати, тебе надо ускорить этот процесс!»

Кира выслушала монолог матери молча, опустив голову, и, как той показалась, вняла ее советам. Во всяком случае прямо при ней позвонила Вадиму. К сожалению, абонент был недоступен. Но Балай это не расстроило: никуда Ладышев не денется, не успеет опомниться, как наденет ее Кирочке на палец обручальное колеч­ко!

И вдруг в канун Нового года все едва не рухнуло: появилась со­перница! Следом подкралась другая беда: после череды зимних праздников пошли гулять слухи о скорой смене руководства. Но эта замена еще неизвестно когда случится, а с соперницей следо­вало разобраться как можно скорее.

Пока Балай выясняла, кто такая, пока решала эту проблему, слу­хи воплотились в реальность: руководителей ведомства отправи­ли на заслуженный отдых. И здесь, вместо того чтобы радоваться устранению конкурентки дочери, пришлось поволноваться не на шутку: над самой завис дамоклов меч.

До окончания ее контракта оставалось несколько месяцев, и еще недавно и тени сомнения не возникало, что в предпенсион­ном возрасте ей его продлят. Но сейчас карта легла иначе. Новые назначенцы пришли из другого клана (как известно, они суще­ствуют в любом ведомстве).

Уж кто-кто, а Балай точно знала: новички, освоившись на но­вом месте, начнут свою игру, в которой ей места не найдется. И не только ей, но и коллегам из старой команды. А тут еще заговорили об очередной оптимизации кадров. Понятно, кого в первую оче­редь «оптимизируют» - пенсионеров и тех, у кого заканчивается контракт. Ничего и придумывать не надо, чтобы убрать одних лю­дей, а позже набрать других.

Так что обстановка в коллективе была нервной. Народ ждал, осторожничал, перешептывался, все косились друг на друга. Но чем дольше новое руководство откладывало решение кадрового вопроса, тем понятнее становилось Людмиле Семеновне, что под нее ведется подкоп: подчиненные перед ней уже не расшаркива­лись, как прежде, приближенные стали заметно более сухи и не­многословны. «Здрасте», «до свидания» - и больше ни звука. Это обижало до глубины души: ведь именно она своими руками усади­ла некоторых в уютное чиновничье кресло!

И первый, кто был замечен в неблагодарном поведении, - Обу­хов. Влюбленный в нее когда-то однокурсник на поверку оказался не менее ушлым и прагматичным, чем сама Балай: перед оконча­нием института женился на учительнице с минской пропиской, перераспределился. Казалось бы, оскорбленный в свое время тем, что Людмила Семеновна отказалась выйти за него замуж, он не преминул снова объявиться в поле зрения студенческой любви, как только та устроилась на работу в министерство.

Отношения возобновились. Балай обрела на новом месте опре­деленный вес и потянула за собой Обухова. Протолкнула сначала и завотделением, затем - в начмеды, еще через пару лет устроила ему перевод в свое ведомство. Старалась, ибо не сомневалась: свой человек, не подведет. Да и любовная связь обязывала.

Однако когда Юрий достиг цели, их роман по его инициативе постепенно стал сходить на нет: мол, жена получила повышение, надо думать о ее репутации, да и здоровье шалит. И то, и другое было правдой: супруга Обухова недавно заняла пост директора школы, а сам любовник, набрав за годы их связи почти сорок лиш­них килограммов, уже не тянул на героя ее романа - трусил, до испарины на лбу боялся, как бы жена не прознала об их не только служебных отношениях.

Но и Людмила Семеновна не слишком убивалась из-за отвер­женной любви. Главное - она всегда могла рассчитывать на взаи­мовыгодные отношения и благодарность Обухова. И вот здесь Ба- лай настигло разочарование: Юрий совсем обнаглел, и с каждым разом пропихнуть своего протеже на хлебную должность ей сто­ило все дороже. И морально, и материально. И доводы придумал - не подкопаешься: закатит глаза, покажет пальцем вверх - и все, разговор окончен. Не станет же она выяснять у тех, кто наверху, так ли это на самом деле.

Ну а год назад, когда жену Обухова избрали депутатом, разго­варивать с ним стало вообще невозможно. Юрия Анисимовича словно подменили. Пресмыкающееся существо, как когда-то окре­стила его про себя Людмила Семеновна, в один миг превратилось в высокомерно-чванливого чинушу, мнящего себя персоной грата.

Все это Балай не только злило, но и заставило задуматься. По сути, они играли в одной команде, и такое явное игнорирование ее шло против всех правил. Значит, есть тому причина. А вдруг кто-то занял ее место в его жизни? Однажды возникнув, эта мысль не отпускала, и вот сегодня нашла подтверждение: у Обухова поя­вилась фаворитка.

Все началось с того, что Людмилу Семеновну попросили при­строить на работу жену одного приезжего депутата, и должность требовалась руководящая. Задача не из легких. Вакансий нет, и просто так кого-то снять или переставить не получится - почти за каждым стоит покровитель. Разве что перевести кого-то на по­вышение, но наверху тоже пальца не всунешь. Значит, надо найти того, кого можно подвинуть вниз.

И Балай такую кандидатуру нашла - Лежнивец. Муж на се­годняшний день - бывший министр, вряд ли сможет помешать. Почему-то она была уверена, что похлопотал за нее в свое время именно супруг. Фамилия дамочки показалась ей тогда знакомой, но значения она этому не придала: мало ли их, примелькавшихся! И поскольку с просьбой пристроить даму на работу обратилось к ней руководство «своей» команды, она перед отпуском и предло жила Обухову такой ход. Каково же было ее удивление, когда, от­дохнув, узнала: подвинули совсем другого человека, а Лежнивец осталась при должности. Выходит, ее по-прежнему кто-то опекает. Но кто?

Первым делом она и задала этот вопрос прямо Обухову, на что тот, покраснев, привычно показал пальцем в небо. Пришлось сми­риться и на время о Лежнивец забыть.

Вспомнилась та, когда вышла статья о профессоре Ладышеве. Надо признаться, читала ее Людмила Семеновна со страхом - боя­лась найти упоминание о себе. Дочитав, успокоилась и неожидан­но подумала о той девице-гинекологе: интересно, где она сейчас? Уж кто-кто, а Балай прекрасно знала, какова ее роль в истории с умершей пациенткой. Тогда влиятельные лица сразу дали по­нять: про гинеколога - ни звука, поскольку она вышла замуж за какую-то шишку и именно в ее интересах расследуется дело. Но почему даже спустя годы об этой женщине ничего не известно? Ушла из медицины? У Людмилы Семеновны настолько отчетливо промелькнули перед глазами те события, что даже вспомнилась девичья фамилия гинеколога, под которой та фигурировала в деле:Гаркалина. И она решила выяснить ее судьбу.

Гаркалина в списках ведомства не значилась, зато Балай вышла на... Лежнивец! Вот это уже крайне интригующе: кто же покрови­тельствует милой дамочке?.. Неужели сам Обухов? У Людмилы Се­меновны даже в глазах потемнело, лихорадочно забилось сердце, сжало виски, закружилась голова, затем последовал уже знако­мый приступ удушья. Пришлось открыть окно, чтобы глотнуть морозного воздуха и остудить эмоции. Нет, быть того не может. ()бухов - трус и при нынешнем положении жены не рискнет иметь любовницу, да еще ей помогать.

Тем не менее о Гаркалиной-Лежнивец следовало срочно узнать побольше. Стоило задаться такой целью, как буквально на следу­ющий день встретила эту женщину у палаты Ладышева!

«Любопытно, какие отношения их могут связывать спустя столько лет? Да еще после того, как Валерия Петровна обвинила во всех грехах Ладышева-младшего... А вдруг сердце Ладышева занято вовсе не журналисткой?» - пыталась она сложить паззл, но безответных вопросов стало только больше.

Впрочем, как и проблем. Вскоре Балай поняла: рано порадова­лась тому, что ее фамилия не упомянута в материале Проскури­ной. Лучше бы она вообще не встречалась с ней спустя столько лет! Того и гляди, ее роль в тех событиях вылезет наружу. Меди­цинский мир вовсю обсуждал статью о профессоре. Вспоминали о травле Ладышева-старшего, о неком списке противников, о талантливом сыне, которого по сути выбросили из системы. Не за­были и гинеколога, которой удалось выйти сухой из воды.

А ведь фактически, если бы не Балай, не всплыла бы та давняя история, за которую многим теперь ох как стыдно! Например, бывшему научному руководителю молодого хирурга. Он-то и об­молвился: сын профессора и врач-гинеколог встречались и даже собирались пожениться, но как только все произошло, та сразу вышла замуж за другого.

Какая ушлая дамочка! Логически сопоставив то немногое, что уже узнала о Лежнивец и что помнила из ее прошлого, Балай сразу наткнулась на нестыковки. Например, когда велось рассле­дование, та имела срок беременности, совсем не совпадавший с датой брака. Людмила Семеновна тогда сразу просекла это опыт­ным глазом. Но на то у новобрачных могли быть свои резоны, ее не касавшиеся. Сейчас же эта тема высветилась перед ней в дру­гом ракурсе: а вдруг Лежнивец тогда была беременна от Лады- шева-младшего и скрыла сей факт от законного супруга? Прелю­бопытно будет выяснить. И где ребеночек? Родила ли? В личном деле значится лишь рожденная до брака дочь.

«Хитра, стерва, - отдала должное Лежнивец Балай. - Осторожна, умна, ни с кем дружбы не водит, не сближается. Не удивительно, что ее участие в той истории фактически никому не ведомо. Вы­шла замуж, сменила фамилию, место работы... И за своего мини­стра выскочила практически сразу после злополучной операции, сопоставляла она даты из личного дела Лежнивец и усмехалась.

Сложно поверить, что встретила она его в тот же день, выйдя из операционной... Значит, и Ладышев, и будущий супруг какое-то время существовали в ее жизни одновременно, и отцом ребенка мог быть как один, так и другой. Не зря ведь научный руководи­тель Ладышева-младшего до последнего считал ее невестой свое­го ученика... Что же получается?»

А получалось, что чаша весов с предположениями об отцовстве склонялась в пользу молодого хирурга. Но что же могло произой­ти с младенцем? Умер при родах? Вряд ли. Для врача-гинеколога, на стороне которого не только коллеги, но и собственный опыт, такое маловероятно. Патология, халатность медперсонала? Тоже странно...

Чем больше размышляла Людмила Семеновна, тем ближе к истине были ее предположения.

Как поступит женщина, которая забеременела не от мужа, но хочет сохранить семью?

Естествен­но, втайне сделает аборт, чтобы все было шито-крыто. А если для аборта уже упущен срок? Или если сам акт беременности поспо­собствовал благоприятному разрешению дела? Тогда женщина дождется родов и уже потом попробует решить проблему.

Сложно объяснить, почему Балай сразу уловила, что в истории беременности и родов Гаркалиной сокрыта тайна. Возможно, по­тому, что сама на ее месте поступила бы точно так же. По каким-то одной ей ведомым знакам Людмила Семеновна поняла: ищи, там спрятано нечто важное, и оно послужит тебе оружием. Зачем ей это оружие, она слабо представляла, но опасность, исходящую от Лежнивец, чувствовала четко: слишком много вдруг стало этой женщины.

Людмила Семеновна продолжила собирать информацию. Здесь очень кстати пришлось то обстоятельство, что секретарем в боль­нице у Лежнивец работал свой человечек - племянница соседки по городской квартире, которую Балай сдавала. Присматривать за квартирантами ей некогда, вот и обратилась за помощью к сосед­ке, а та в свою очередь попросила пристроить на работу в боль­ницу племянницу Полину. Мол, болезненная с детства, денег на докторов не напасешься.

Теперь пришло время Полине отплатить за доброе дело. Но ни­чего интересного о начальнице та не смогла рассказать. Пожало­валась только, что начмед приняла ее в штыки и терпеть не может. Правда, к концу разговора вспомнила: Валерия Петровна иногда надолго уединяется в кабинете с каким-то мужчиной. С кем, она понятия не имела, но пообещала разузнать и доложить.

И вот сегодня, кажется, паззл сложился и без помощи Полины. Около часа назад Людмиле Семеновне передали долгожданный пакет из роддома - историю родов Лежнивец, а буквально следом в кабинет постучался один из оставшихся преданными коллег и сообщил нечто сногсшибательное. Утром при рассмотрении ка­дровых вопросов у нового министра Обухов открыто выступил против Балай. Он предложил список новых людей, которых, по его мнению, необходимо привлечь взамен тех, в добропорядочности кого он сомневается и с которыми не рекомендовал бы продле­вать контракт. В предоставленной ей копии списка фаворитов од­ной из первых значилась... Лежнивец.

Людмила Семеновна онемела: бывший друг и любовник ока- 1ллся врагом! Это удар! И дело не в том, как ударили, а как под­крались! Сжало виски, нарушилось сердцебиение, перехватило дыхание...

«Предатель! Сволочь! - вернувшись к столу, Людмила Семе­новна вытащила из ящика вожделенный пакет из роддома, но гак и не открыла, спрятала в сумку. Некогда, после изучит, сейчас о другом следует позаботиться - как усидеть в кресле. - Ничего... Вы у меня еще все попляшете! - в негодовании сжала губы, ноз­дри раздулись, глазки сузились до миллиметровых щелок. - Итак, что мы имеем? Ладышев, Лежнивец, Обухов... - Балай вывела на листе бумаги три фамилии и соединила их стрелками. - Работать со мной Ладышев отказался, как, собственно, и стать моим зятем. Поскольку он бизнесмен, а я недвусмысленно дала понять, что могу быть полезна, его отказ должен иметь очень весомую причи­ну... Как и желание Обухова убрать меня с должности и посадить в кресло... Лежнивец!.. В чем же их интерес?.. А может быть, для них обоих она и есть «свой человек»?» - вдруг осенило ее.

В висках снова мелко застучали молоточки, невидимый обруч сдавил голову, все поплыло перед глазами... Лихорадочно поша­рив рукой в висевшей на спинке стула сумке, Людмила Семенов­на нащупала пакет с лекарствами, высыпала содержимое на стол. Дрожащими пальцами выдавила из пластинок несколько табле­ток, всыпала в рот, подтянула стакан, плеснув в него воды из гра­фина, сделала пару глотков, закрыла глаза и замерла...

Такой силы приступа у нее еще не было.

«По нарастающей... Надо срочно обследоваться, - виски посте­пенно стало отпускать. Стараясь не совершать резких движений, она сделала еще несколько глотков воды, постаралась нормали­зовать дыхание. - Только когда, если обложили со всех сторон? Предатели, сволочи!.. - повторила Балай, но уже как-то вяло, как констатацию факта, открыла глаза и сразу наткнулась взглядом на лист с тремя фамилиями. - Посмотрим, чья возьмет... - сми­ная его пальцами сантиметр за сантиметром, думала она злове­ще. - Сначала всех уничтожу, а затем уж обследуюсь... Может, и не понадобится. Разберусь с врагами - и само собой полегчает... - швырнула она смятый комок в мусорную корзину и в самом деле почувствовала себя лучше. - Совещание через полчаса, - глянула она на циферблат на стене и тут же решительно выпрямилась в кресле. - Надо продумать, как вести себя с бывшим «другом»... Он ­то еще не в курсе - я уже знаю, кто мой враг...»

7.

Катя закончила правку текста, оторвала взгляд от монитора, потянулась, зевнула, повернулась в кресле к приоткрытому окну и с улыбкой принялась разглядывать крыши домов, зеленые кроны деревьев, голубое небо с ажурными облаками... А какой пьянящий воздух! Весна, красота!

Пора уже выдвигаться из редакции: начало пятого, скоро поя­вятся пробки на выезде из города. Свободный график работы, да­рованный Жоржсанд, обладал массой прелестей, а главное - мож­но приехать и уехать, когда заблагорассудится. Никто Проскурину особо не загружал, никто не предъявлял требований. Хочешь - пиши, не хочешь - не пиши.

Поначалу для Кати это было в диковинку, и по многолетней привычке она торопилась на планерки, постоянно думала над новой темой. Пока однажды не поймала себя на мысли: все эти проблемы волнуют ее, как говорится, на автопилоте. На самом деле сегодня для нее единственная важная тема - беременность и будущее материнство. Никакие мировые новости и потрясения даже рядом не стояли с вопросами родоразрешения, грудного вскармливания, детских болезней, прививок, присыпок или пам­персов. Вот что ей действительно интересно, пусть даже пока на уровне подготовки.

Соответственно, говорить и писать хотелось только об этом, как и читать. Зарегистрировавшись на нескольких форумах для будущих мамочек, почти все свободное время она проводила в Интернете. Каждый рабочий день для нее теперь начинался и за­канчивался такими форумами. Молодые девушки и женщины в возрасте, беременные первенцем и родившие уже не одного ма­лыша спрашивали, делились опытом, успокаивали, радовались, шутили, печалились. Этому объединенному темой материнства сообществу можно задать волнующий вопрос и получить десяток ответов практически мгновенно! Роднило их ожидание грядуще­го чуда - рождения ребенка.

«Вот и еще одна кроха появилась на свет! - улыбнулась Катя, решив перед уходом с работы заглянуть на форум. Там всех по­священных уже ждало сообщение и фото счастливой новоиспе­ченной мамочки - женщина на кровати и спящий рядом малыш.

Оба чувствуют себя хорошо... «Здоровья и счастья!» - тут же по­здравила она и слегка взгрустнула: бывшая беременная обрела новый статус и теперь будет редко здесь появляться. Для мам с новорожденными детками актуальна другая ветка. - Надо соби­раться домой, - Катя глянула на часы в углу монитора, с сожале­нием вышла из форума и выключила компьютер. - Сказал бы мне кто полгода назад, что столько времени буду убивать в Интернете, читая какие-то форумы, покрутила бы пальцем у виска. А теперь вот в сумасшествие впала. Сладкое... - снова улыбнулась она. - Пopa, маленький, ехать, - привычно погладила Катя уже прилично округлившийся живот. - Или маленькая? На днях узнаем, хитрюга.

А то спрятался, так и не показал на предыдущих УЗИ, кто же ты. Эх, хорошо бы сразу и мальчика, и девочку. Аж завидки берут, у кого двойня рождается, - продолжая улыбаться, принялась она скла­дывать флэшки, файлики, леденцы, к которым пристрастилась во время беременности.

Не успела протянуть руку к мобильнику на столе, как он зави­брировал. Входящий номер в ее записной книжке не значился, что и не удивительно. Профессия журналиста приучила: то ты звонишь незнакомым людям, то они тебя разыскивают. И все же в силу разных причин Катя не всегда отвечала неизвестным або­нентам, справедливо полагая, что по служебным вопросам с ней всегда можно связаться по телефону редакции. Последнее время она порой не отвечала даже знакомым: любые разговоры, любые новости, пусть и хорошие, способны внести сумятицу во внутрен­ний мир, помешать плавному течению реки ее жизни. Она уже уверенно отсекала все внешние раздражители, нисколько о том не сожалея. Кто знает о ее состоянии - поймет, кто не поймет - его проблемы. Тем же, кому ничего не известно, и не надо. Придет время - все узнают.

Так что разговаривать с незнакомым абонентом Катя не соби­ралась, но, перекладывая телефон из руки в руку, чтобы спрятать в сумку, коснулась пальцем экрана и пошло соединение. Можно было, конечно, дать отбой, но стало неловко, и она решила отве­тить.

- Да, я слушаю.

- Екатерина Проскурина? - уточнил женский голос.

«Евсеева, - захотелось поправить Кате, но сдержалась. Новый

паспорт, в котором стоит девичья фамилия, она забрала накануне. Но ничего страшного, если для кого-то побудет Проскуриной еще денек. - Жуть, сколько документов придется менять, сколько вре­мени тратить!» - подумалось почти автоматически.

- Да, Проскурина. Я вас слушаю.

- Добрый день...- женщина сделала паузу.

- Добрый. Представьтесь, пожалуйста, и говорите быстрее, я спешу.

- ...Меня зовут Валерия Петровна. Лежнивец. Лично мы не зна­комы, но, думаю... вы знаете, кто я. Вы лежали на сохранении в на­шей больнице. В начале февраля.

Катя замерла. В памяти моментально всплыло окно над крыль­цом больницы, смотрящие ей вслед Вадим, женщина в белом ха­лате... В груди похолодело. Стараясь прогнать воспоминание, она собрала все силы, тряхнула головой и сухо произнесла:

- Да. Я знаю, кто вы.

- Екатерина... Можно, я вас буду называть просто по имени? - заискивающе спросила Лежнивец.

«Как она смеет... после всего?!» - едва не задохнулась от возму­щения Катя и, покачнувшись, опустилась в кресло.

От светлого, радужного настроения не осталось и следа.

- Мне бы этого не хотелось. Извините, не имею желания с вами что-нибудь обсуждать, - погасив эмоции, попыталась она уйти от разговора. - До сви...

- Вот как? - хмыкнув, перебила ее женщина и поспешила вы­ложить главный козырь: - Вы в курсе, что Ладышев собрался же­ниться? Хотите знать на ком?

- Меня это не волнует. До свидания, - повторила Катя, но... не прервала разговор.

Лежнивец следовало отдать должное: точно вычислила, чем за­интриговать собеседницу.

- Уверена, вас это должно волновать больше, чем кого-то дру­гого, - самодовольно усмехнулась она. - И причина не только в Ладышеве. Скорее, в его будущей теще. Вам о чем-нибудь говорит фамилия Балай?

Внутри у Кати что-то оборвалось, разбилось вдребезги, поража­ющие элементы пронзили едва затянувшиеся душевные раны...

«Балай добилась своего? Вадим... Как же... Как же ты?..» - так и не сформулировав вопрос, она сомкнула задрожавшие губы, креп­ко зажмурила глаза, чтобы удержать готовые брызнуть слезы.

- Эта фамилия мне ни о чем не говорит, - из последних сил ока­тила холодом собеседницу Катя. - Вы ошиблись. Не звоните мне больше, - добавила с убедительными паузами между словами, на секунду размежила мокрые слипшиеся ресницы и нажала на сим­вол завершения разговора.

«Вот и все... - в полном бессилии откинулась она к спинке крес­ла. - Вот и конец всем сомнениям: одна женщина, вторая, третья... Ладно, у него своя жизнь. Нам с ребенком в ней места нет. И для нас его больше нет. Был, а теперь нет... И не будет...» - вяло подве- мл итог Катя, уже даже не пытаясь бороться со слезами.

Скорее, наоборот. Ей захотелось зарыдать, забиться в истери­ке, выплеснуть оставшиеся в душе кровавые сгустки боли... Но это сделать в редакции? Тут же набежит толпа сочувствующих, начнут расспрашивать, жалеть. Ничего такого нельзя допустить. Оставалось лишь склониться к самому столу, зажав голову в ладо­ни, прикрыться сумочкой и выть беззвучно. Пусть уж лучше дума­ми; будто она задремала.

- Что случилось? - раздался рядом перепуганный голос Вени.

- Только зашел - сразу к тебе. Катя, ты чего? Плачешь? - коснулся он ее мелко дрожащего плеча. - Кто тебе звонил? - повторил он и вдруг, осененный, угрожающе процедил: - Убью гада!

Схватив со стола телефон, он попытался открыть последний входящий звонок, но не успел.

- Отдай! - подняв зареванное лицо, потребовала Катя. - Отдай, прош-у-у! - провыла, чуть не прорычала она с угрозой.

Потюня даже растерялся, пожал плечами и положил телефон на стол. Тот тут же перекочевал в сумочку.

- Катя, скажи же, что случилось? Кто-то умер? Отец? Арина Ива­новна? - не сдавался Венечка хотя бы в расспросах.

- Никто... Вернее, да-а-а... - жалобно заскулила она после паузы.

- ...Можно сказать, уме-е-ер...

Плечи затряслись сильнее.

- Понятно. Нервы, - сделал вывод Потюня. - Успокойся, пожа­луйста, - снова коснулся он ее плеча, не зная, как быть дальше, за­вертел головой в поисках подходящего помощника. Как специаль­но, в помещении, разделенном перегородками, никого такого не просматривалось: кто-то вышел покурить, кто-то поболтать, а те, что оставались, сидели в наушниках. И тут в проеме входной две­ри показалась Стрельникова. - Оля! Быстренько принеси воды!

- крикнул Веня и снова повернулся к Проскуриной. - Катя, Катя, немедленно прекрати плакать, ведь вредно для ребенка. Катя...

Напоминание о ребенке, похоже, подействовало. Вой тотчас же оборвался, сменившись шумными всхлипываниями. Но было вид­но, что она только пыталась побороть очередной спазм - не полу­чилось, плечи продолжили содрогаться.

- Вень, а кому?..

Подбежав с наполненном водой пластиковым стаканом, Олечка застыла с открытым ртом, затем перевела взгляд на Потюню: что с ней? Махнув рукой в ответ, тот перехватил стакан, попробовал приподнять голову Кати, но та упрямо удерживала ее на руках.

- Слышь, кончай мокроту разводить. Выпей вот и успокойся,

- поняв бесполезность своих усилий, потребовал он. - Хочешь ре­бенка потерять? Так и скажи.

Снова подействовало: сама подняла голову, пряча взгляд, про­тянула руку, поднесла к трясущимся губам стакан и сделала не­сколько глотков.

- Катя, вам нельзя плакать, - подала голос Стрельникова, на что Потюня гневно сверкнул глазами и показал кулак.

Девушка попятилась назад.

- Еще выпей, - посоветовал он Кате.

- Мне нельзя... много жидкости... - запинаясь, замотала та голо­вой. - Отеки могут быть...

- Нельзя так нельзя, - согласился Веня, подтянул стоящий не­подалеку стул и присел рядом. - И чего ты разнюнилась? Что тако­го могло случиться, если все живы? Весна за окном: птички поют, травка зеленеет, деревья в листьях. Даже я, старый пень, вот-вот расцвету, - попытался он пошутить. - Глянь, волосы новые проби­лись, - взяв ее ладонь, провел ею по оголившейся макушке. - Ну? Чувствуешь, как растут? Подержи, подержи, - попросил он. - За­мурлыкаю - быстрее попрут!

Катя подняла зареванное лицо и, не сдержавшись, улыбнулась.

- Венька... Какой ты... Какой же ты классный!..

- Еще какой классный! Наконец-то оценила! - расплылся тот в довольной улыбке. - Значит, так: сейчас ты приведешь себя в по­рядок, и я отвезу тебя в Ждановичи. Захочешь - по дороге расска­жешь, кто тебя обидел. А уж я придумаю, что ампутировать этому мерзавцу.

- Вень, я сама поеду, - шмыгнула носом Катя, подтянула сумку и выудила из нее косметичку. - Мне без машины никак, завтра утром на прием к врачу.

- Ну хорошо, на твоей повезу. За своей потом вернусь. И вооб­ще хватит тебе рассекать за рулем! Только дорожных стрессов не хватает! Это безответственно, - укорил он. - Сколько до декрета осталось?

- Около двух месяцев. Вень, ты сам прекрасно понимаешь: жить за городом без машины - нереально.

Почти успокоившись, Катя рассматривала лицо в маленькое зеркальце: глаза, конечно, красные, заплаканные, но все не так страшно. Хорошо, что перестала пользоваться косметикой, толь­ко легкий слой тональника и карандаш для бровей. Даже ресницы редко красила. Так что достаточно нацепить очки - и можно ехать.

- Отец скоро вернется из санатория, но ему рано за руль. На так­си - не наездишься, а в общественном транспорте еще опаснее, чем на машине. До железнодорожной станции - больше километра...

- Ну я могу подвозить, - предложил Веня и тут же спохватился: Иногда. Сама понимаешь...

- Понимаю, - захлопнула косметичку с зеркальцем Катя. - Спа­сибо, твоя помощь не спасет. Да и у тебя забот полон рот, не хвата­ет еще одной. Выкарабкаемся как-нибудь сами.

Потюня опустил голову. Катя права: он и так ничего не успевает, голова идет кругом от всяких обязательств. Заскочил в редакцию - фотки слить для репортажа, а дальше - все время расписано: погулять с младшим, пока его мамка будет в поликлинике, встре­титься с будущими заказчиками-молодоженами, показать работы, обсудить фотосессию. Две свадьбы в следующем месяце наклевы­ваются, а это как минимум оплата путевки в летний лагерь для среднего сына. Еще требуется обновки купить: растут отпрыски как на дрожжах. Хозяева съемной квартиры попросили плату на два месяца вперед, иначе пригрозили поднять цену. Машина еле тянет, а на новую никак не получается накопить... К сожалению, деньги в этом мире никто не отменял и не скоро отменит. Хорошо хоть старший сын за ум взялся, захотел поработать летом. Теперь надо думать, куда пристроить.

- Только сегодня в Ждановичи тебя все равно отвезу я. И не со­противляйся. Пожалуйста, пожалей мою совесть, - попросил Веня.

- Хорошо, пожалею, - Катя застегнула сумку. - Я поеду сама, а ты со спокойной совестью - следом. Нечего тебе обратно возвра­щаться за машиной, время тратить. К тому же на любом участке дороги можно спокойно развернуться и поехать куда надо. И не спорь, бесполезно, - произнесла она таким тоном, что ему остава­лось только подчиниться.

- Не буду, - Веня вздохнул. - Только если ты сейчас же объяс­нишь, кто тебя так довел. Это не любопытство. Просто я должен быть уверен: с моей боевой подругой ничего не случится ни по до­роге, ни дома вечером. Кстати, как ты себя чувствуешь?

- Хорошо, - успокоила она. - Поехали.

- Сначала ответь, что за сволочь тебе звонила? - не сдавался Веня.

- Ладно, в лифте расскажу, - выходя из редакции, нехотя пообе­щала Катя. - Пойдем... Только кто звонил - не скажу, много чести для этой дамочки, - продолжила она, нажимая кнопку вызова ка­бины.

- И что сказала?

- Ладышев женится, - стараясь сохранить спокойствие, сооб­щила Катя.

- На ком? - выпучил глаза Веня. - Да ну, не может быть! Такие, как он, не женятся. Разве что по расчету, ради бизнеса, - добавил он, пытаясь то ли опровергнуть новость, то ли подтвердить.

- Возможно, - неожиданно согласилась Катя. - Есть одна чинов­ница по фамилии Балай. Выгодный для него пост занимает. На ее дочери и женится.

- Тогда точно по расчету. Выходит, он сволочь?

Ну почему? Если по уму - то он не сволочь. Есть резон. Вот только...- она сделала паузу, - ...одного не знает: когда-то именно Балай уговорила меня написать ту статью.

- И ты ничего ему о ней не рассказала?! - Веня был ошарашен. - Хотя бы в статье на нее намекнула... Катя... Ты с головой дружишь?

- А как я смогу доказать? - усмехнулась она. - Кто поверит? Те­перь и подавно сказали бы: захотела жениха отбить, специально вылила грязь на будущую тещу. К тому же чиновница: газете толь­ко очередного суда не хватает... Да и, как ни крути, вина за публи­кацию статьи только на мне.

- Катя, ты не права. Это не грязь. Это называется «раскрыть гла­за на правду».

- И кому она нужна? - посмотрела на него Катя. - Пусть живут... Я хочу лишь одного: поскорее забыть ту историю. Так что ты ока­зался прав: кое-кто для меня сегодня умер, - заключила она уже на ступеньках. - Считай, плакала я... на похоронах... Тепло-то как! - Катя вдруг улыбнулась, подставив лицо солнечным лучам. - Если не передумал ехать - догоняй. Дома есть чем подзаправить эскорт, - пошутила она, направляясь к машине...

Нервно одергивая халат, Валерия Петровна спустилась на этаж, быстрым шагом дошла до туалета, расположенного в темном за­кутке коридора, ведущего в терапевтический корпус. Медперсо­нал, а уж тем более сотрудники администрации заглядывали сюда крайне редко: и далеко, и тесно, и не по рангу. Санузлом в основ­ном пользовались санитарки, о чем свидетельствовали сохнущие на батарее тряпки, пустые ведра и швабры в углу. Место укромное, позволявшее вдалеке от чужих глаз спокойно привести себя в по­рядок. Тем более в конце рабочего дня.

Первым делом Лежнивец вытащила из сумочки зубную щетку и зло и неистово принялась чистить зубы. Была бы возможность, с удовольствием приняла бы душ. Отнюдь не из-за весенней жары: сделать так хотелось после каждой встречи с Обуховым - потным, липким, неприятным до омерзения, до тошноты.

«Совсем оборзел! - негодовала она, брезгливо сплевывая в ра­ковину. - Награды, видите ли, захотел здесь и сейчас. Нет чтобы результата дождаться... Как же я его ненавижу! Не хочу ни повы­шения, ни этого мерзкого типа... Боже, Лера, до чего ты докати­лась? В строительной пыли, среди старой мебели... Готова убить его в такие минуты, удавить, рука бы не дрогнула!.. Как только закреплюсь на новом месте, я его уничтожу... Но первым делом я уничтожу Вадима! - злорадно усмехнулась она отражению в зер­кале. - И журналистку за компанию! «Не звоните мне больше», -передразнила она. - Да больно надо! Не захотела помочь - свое по­лучишь! Но оставим ее на десерт... На первое - Ладышев! Развели с Балай семейственность...

«Молодая и красивая», - скривившись, передразнила она теперь уже Вадима. - Посмотрим, надолго ли ее хватит, когда придется передачи в тюрьму носить!»

Зло сплюнув последний раз в раковину, Валерия Петровна стя­нула с себя запылившийся халат, поправила прическу, подкрасила губы. Следовало успокоиться и пораскинуть умом, кто еще мог бы подтвердить участие Балай в травле профессора Ладышева. На­верняка такие есть.

Скрипнула дверь.

- Ой, Валерия Петровна... Извините, - сконфуженно пробормо­тала секретарша Полина и, проскользнув за ее спиной, закрылась в кабинке.

Проводив в зеркале девушку недовольным взглядом, Лежнивец спрятала щетку и помаду в сумочку, гордо выпрямила спину и вышла в коридор.

«Чертов ремонт - ни спрятаться, ни скрыться!.. И почему при­перлась именно сюда? - с подозрением оглянулась она на дверь санузла. - Впрочем, ничего удивительного: конец дня, ремонт в административном корпусе, могли воду перекрыть или еще что... Надо же, дверь забыла закрыть! - вставив ключ в замок, обнаружи­ла она. - Странно, вроде запирала... - удивилась она, зайдя в ком­нату совещаний, заменившую на время ремонта кабинет. - Устала, хочу в отпуск. Ото всех подальше - ничего не видеть, не слышать... Так, не раскисать! А ведь я забыла сообщить Обухову, что госпо­жа Балай и бизнесмен Ладышев вот-вот породнятся! - вспомнила Валерия Петровна. - Вот он, явный плод коррупционной связи!..»

...Людмила Семеновна вновь и вновь перелистывала пожелтев­шую от времени медицинскую карту. Да, дорого обошлись ей эти бумаги. В финансовом плане дорого, но компенсацию за них она надеялась получить куда большую.

«...Доставлена... воды отошли, схватки прекратились... - Балай водила пальцем по строкам и восстанавливала хронологию собы­тий многолетней давности. - Тяжелые роды, это понятно... Ново­рожденный: мальчик. Три семьсот, пятьдесят два сантиметра... Клиническая смерть... На следующий день мать отказывается от ребенка... Выходит, на момент отказа младенец был жив... Есть!» - сопоставила она записи, ликуя, вскочила с кресла и тут же ощу­тила зверский приступ голода.

Такое с ней случалось в минуты сильного волнения. А уж если оно вызвано предвкушением скорой победы, аппетит просто зашкаливал! Вытащив из шкафа пакет с купленной в буфете провизией, она отломала кусок колбасы, хлеба и принялась жадно жевать.

«По пути домой хорошо бы заскочить в супермаркет. В холо­дильнике шаром покати! Ни молока, ни сыра, - думала Балай меж­ду делом. - Вот она, хваленая загородная жизнь: на своем горбу приходится таскать продукты из города. А сколько их привезешь на маршрутке?»

Пользоваться служебной машиной Балай разрешалось в рабо­чее время и желательно в пределах кольцевой. Пока жила в горо­де, такое положение дел ее устраивало. Но с перездом за город воз­никало множество неудобств, и главное - как добраться до работы и вернуться обратно: до маршрутки далековато, утром и вечером в нее не вбиться, на такси туда и обратно - дорого. А ведь еще надо что-то купить, привезти домой.

Потому незадолго до переезда Людмила Семеновна решила заполучить личного водителя в лице дочери: отправила ту на курсы, купила машину. Но, увы, расчет не оправдался. Под любым предлогом Кира норовила увернуться от «почетной обязанности» доставить мать к месту назначения: то у нее голова болит, то не успевает, то машина «не на ходу, какой-то шум и стук в двигателе».

А в последнее время дочь совершенно отбилась от рук!

Все началось с последней встречи выпускников, на которую примчался из Германии и бывший ухажер Артем Захаревич - скромный очкарик-отличник, еще на первом курсе влюбивший­ся в ее красивую, яркую дочь. Но «гений» происходил из рабочей семьи, и Людмила Семеновна категорически запретила дочери с ним встречаться. Голодранец, что ему светит? Место школьного учителя? Даже если возьмут в аспирантуру, что дальше? Прозя­бать на зарплату преподавателя вуза? Словом, не стоит попусту время тратить.

Кира легко согласилась - на тот момент они были солидарны. 11 нот на тебе, вдруг сейчас заартачилась. Оказалось, молодой че­ловек окончил магистратуру в Германии и получил предложение не только продолжить там учебу, но и преподавать. Почему бы те­перь не выйти за него замуж? Можно выехать - пожить за грани­цей, присмотреться и, даст Бог, устроить жизнь с кем подостойнее.

Людмила Семеновна восприняла такой довод дочери в штыки: как это - выехать и пожить за границей? Для чего она родила, воспитала ее, для кого строила дом? Чтобы на старости лет остаться одной? Где и на какие деньги они будут там жить? В общежитии, на заработок мужа? Молодым ученым платят немного даже в Гер­мании, а саму Киру вряд ли сподвигнешь на труд. Родители Арте­ма ничего дать не могут, и она, Балай, помогать не собирается: вон еще участок надо облагораживать, а пенсия не за горами.

Наверняка Кира в первый же год сбежит от такого мужа, так как привыкла ни в чем себе не отказывать. Надеется встретить мил­лионера? Ха! Можно подумать, они там толпами по улицам рыщут в поисках такого счастья, как ее дочь!

Словом, Балай даже слушать не захотела о ее так называемых планах, и на какое-то время эта тема заглохла. Пока мать не заподозрила: что-то здесь не так. Уж слишком уступчивой стала Кира, послушной, перестала посещать ночные клубы, ходить на фитнес, все больше сидит дома с ноутбуком и с кем-то переписывается. Узнать с кем у матери получилось не сразу: дочь никогда не оставляла ноутбук и телефон без присмотра, тут же все закрывала и выключала. И все же Людмиле Семеновне удалось подсмотреть: Артем!

Разговор после этого случился жесткий, пришлось ставить вопрос ребром: или она слушается мать, или пусть живет как хо­чет. Но тогда никакого материального обеспечения - ни денег, ни шмоток, ни машины. Пусть катится голышом к своему Захаревичу.

И надо же, спустя несколько дней этот обнаглевший голодранец посмел сам приехать к ним домой... чтобы попросить у Людмилы Семеновны руки ее дочери. Естественно, Балай сразу выставила его за дверь и закатила Кире грандиозный скандал. Дочь снача­ла отмалчивалась, затем закрылась в своей комнате. В полной уверенности, что к утру она образумится, Людмила Семеновна спокойно пошла спать, а наутро обнаружила: в доме нет не толь­ко дочери, но и ее вещей. Машина во дворе тоже отсутствовала, и записка на столе все объяснила: «Мама, автомобиль я взяла на время. Не ищи меня и не мешай!»

Повергнутая в шок Людмила Семеновна даже на работу опоз­дала. Сначала безуспешно пыталась дозвониться до дочери, затем глотала таблетки и долго приходила в себя. А поразмыслив, успо­коилась: никуда не денется, вернется. Поживет без денег - запоет иначе. Пока надо срочно возобновить поиски подходящего мужа для нее. Вот только достойная кандидатура на роль жениха никак не подворачивалась - все как один проигрывали Ладышеву. И это ее уже не просто злило, а бесило, повышало давление, не давало уснуть по ночам!

Надежда, что Вадим изменит свое отношение и приползет на коленях, растаяла после того, как он грубо обошелся с ней в больнице. Ничего, долг платежом красен. С его отцом тоже не сразу расплатилась, удобного момента пришлось ждать несколько лет.

Если честно, смерти профессора она тогда не желала. Просто хотелось, чтобы он как следует помучился. Кто же знал, что серд­це не выдержит? Но сын - молод и здоров, от инфаркта не умрет. Прекрасно, сделаем так, чтобы ему самому жить расхотелось. Что для мужчин самое важное? Работа, любимый человек, если тако­вой есть, конечно. Но любить - это не про Ладышева, здесь дочь, похоже, права. Журналистка, Лежнивец... Убрала одну, уберет дру­гую - и что? Не факт, что он сильно расстроится. Значит, остаются бизнес и... мать.

Эх, жаль, не удалось тогда прислать к нему психиатра - сбежал гаденыш! Хотя бы слух пошел, а слухи в наше время - уже подмо­ченная репутация. Но, похоже, в таком плане к нему не подкопа­ешься. Зато с матерью проще - возраст, здоровье уже слабое...

«...Написано, что и отец отказался, - жадно отгрызая куски колбасы, Балай вернулась от мыслей о Ладышевых к медкарте на столе. - А если предположить, что отказались не столько потому, что ребенку грозила инвалидность, а скажем, потому, что... маль­чик не похож на отца? Или отказ сварганил кто-то другой, а отцу просто сообщили о смерти ребенка? Но пусть даже там все чисто и оба родителя действительно сами подписали бумаги, уже одно то, что Валерия Петровна бросила ребенка в роддоме, плюсиков к ее нравственному облику не добавляет. Но и мне никаких плюсов не дает. Хотя нет, косвенно все же подтверждает: это был ребенок Ладышева... И кое-кто может на это болезненно отреагировать так, как мне хочется!.. А ведь я умница: как чувствовала, что с теми родами не все ладно, - самодовольно похвалила себя Балай, ощу­щая, как одновременно с моральным удовлетворением приходит и приятное чувство насыщения.

Зазвонил рабочий телефон.

- Людмила Семеновна, вас на очередное совещание приглаша­ют, - сообщила секретарша из приемной. - Через двадцать минут начало. Снова кадровый вопрос.

- Иду, - Балай с досадой взглянула на часы: не успеет разобрать­ся с медицинской картой. - Лидочка, вы сделаете мне несколько копий важных документов? Если пойду в технический отдел - точ­но опоздаю. А вечером они мне будут нужны.

- Конечно, Людмила Семеновна, - успокоила девушка. - Подхо­дите.

Бегу! - обрадовалась Балай. - Сделаю пару срочных звонков - и бегу!

Тщательно вытерев губы и руки влажной салфеткой, она от­крыла ежедневник, нашла нужную страницу, сняла трубку город­ского телефона, но вдруг передумала и потянулась к мобильному...

Когда в салоне раздался звонок громкой связи, Вадим первым делом проверил, кто на линии. Андрей. Его номер он знал наизусть. Заяц уже дважды пытался ему дозвониться, да все не вовремя. Ладышев крайне редко отвечал, если был занят серьезным делом. А переговоры с потенциальным подрядчиком строительства относились именно к такому разряду. Ключевой вопрос: в порядке ли бетонные сваи, установленные до консервации объекта? Нужна ли экспертиза? Стоит ли их демонтировать, что, безусловно, приведет к удорожанию строительства, или можно использовать? Увы, экспертиза нужна. Ладышеву пришлось с этим согласиться.

Объективно оценивая свою работу на протяжении предыдущих лет, он находил основания и похвалить себя, и упрекнуть. В част­ности, был очень доволен тем, что в свое время купил на аукционе построенный, но так и не запущенный цех, перепрофилировал и открыл в нем небольшое производство. Заодно, не поскупившись, получил соседнюю территорию, но уже под завод. Готовый проект приобрел у европейцев, адаптировал к нашим условиям, утвердил и даже начал строительство. Но - и вот тут ему было за что себя упрекнуть - остановился на полпути. Провел основные коммуни­кации, заложил фундамент и законсервировал. А если бы довел дело до логического завершения или хотя бы поставил и накрыл коробку, то сейчас все пошло бы куда быстрее, не говоря уже о том, что на тот момент это обошлось бы гораздо дешевле - строймате­риалы и работы подорожали в разы.

Но, если уж совсем честно, ругать себя за это - пустое дело: не был он тогда готов к полномасштабному производству. Зато со­зрел теперь. Значит, не оглядываясь на прошлое, прямо сейчас и следует приступать к активному воплощению новых идей. Цели вполне ясны, задачи определены - период безвременья закончил­ся.

«А ведь именно к этому меня подталкивал Мартин, - все чаще вспоминал Вадим учителя по бизнесу. - По его совету и участок приобрел, и апробированный во многих странах проект. Сопро­тивлялся по глупости, но Мартин убедил: это долговременное вложение и когда-нибудь обязательно принесет дивиденды. По­слушался его, а после не раз жалел: что производить на заводе - понятия не имел. И без того его небольшое производство прино­сило одну головную боль и дополнительные расходы. Даже как-то упрекнул друга, на что дальновидный Флемакс только усмехнулся и посоветовал в таком случае заморозить стройку до лучших вре­мен. И вот, смотри-ка, он оказался прав. Жаль, не дожил до момен­та, когда я поумнел».

Пытаясь на ходу коснуться пальцем зеленой кнопки, чтобы от­ветить Зайцу, Вадим попал в красную: машина не вовремя влетела колесом в яму, которую он не заметил, объезжая неровности и уха­бы - прошедшие накануне дожди и тяжелые грузовики оконча­тельно убили дорогу. Перезванивать, пока не выедет на трассу, не имело смысла - того и гляди попадется новая яма. Сам перезвонит или подождет.

Телефон долго ждать себя не заставил.

- Да, - будучи уверенным, что на связи Заяц, ответил Вадим. - Договорился о встрече?

- Добрый день, Вадим Сергеевич! - разнесся по салону женский голос, от которого Ладышев вздрогнул.

Чертыхнувшись, на долю секунды он прикрыл глаза, выдохнул. Да что же это за день такой! Как сговорились: то Лежнивец, то Балай!

- ...Что же вы молчите? Или вам неудобно говорить?

- Удобно, но я не хочу с вами иметь дела, - буркнул он и тут же пожалел, что ответил. Надо было и не начинать разговор.

- Ах вот как... - хмыкнула женщина. - Зря. У меня для вас инте­ресные новости.

- Людмила Семеновна, какими бы ни были ваши новости, не трудитесь. Мне они неинтересны. И не звоните мне больше.

В ту же секунду связь оборвалась. Такое здесь часто случалось мертвая зона, но впервые он этому обрадовался. Одно воспоми­нание о Балай вызывало в нем шквал отрицательных эмоций. В сознании словно включалась красная лампочка, предупреждая об опасном несанкционированном доступе. И так с первого дня зна­комства, но какое-то время он сопротивлялся сигналам внутрен­ней системы безопасности и самолично отключал невидимый датчик: нужный для дела человек, вдруг это ошибка?

Но интуиция не подвела: лучше держаться от нее подальше.

Снова раздался звонок.

«Городской», - идентифицировал он высветившиеся на дис­плее цифры.

- Да, слушаю.

- Вадим Сергеевич, рекомендую не бросать трубку, - изменив­шимся до неузнаваемости голосом грозно предупредила Балай. - Вы знаете, что у вас был сын?

- Прекратите мне звонить! - не выдержав, рявкнул Ладышев.

- Не желаете узнать, что случилось с вашим ребенком? А то, что мать...

- Да пошли вы!.. - отключил он связь.

Стараясь сохранять спокойствие, Вадим взял телефон и нашел номер Зайца. Он был уверен, что Балай перезвонит: такие, как она, на полпути не останавливаются, и следует ее опередить.

- ...Извини, не мог говорить, - без вступления повинился он пе­ред другом и заметил на дисплее параллельный вызов: номер тот же, с которого звонили предыдущий раз.

«Придется заблокировать», - подумал он.

- Секунду... - сказал кому-то Андрей и через мгновение зашеп­тал в трубку: - Дуй сюда прямо сейчас! Сосед рядом, только что сам пришел: уточняет, приедешь ли. Я тут еще кое с кем поговорил. Ты прав: оказывается, он уже с полгода продает дом через каку­ю-то риэлторскую контору. Потенциальных покупателей негусто, потому что не хотел сбрасывать цену. Сейчас вроде созрел. Мы с ним поутру даже чайку попили. Он все пытался выведать, что за покупатель объявился. Хитрый жук... Понятное дело, я о тебе ни слова... Мол, знакомый знакомого интересовался, есть ли в нашем поселке дома на продажу, - хихикнул он. - Так что давай, не откла­дывай в долгий ящик. Только представь: снова соседями будем!

- Уже представил, - улыбнулся Вадим. - Ладно, уговорил, буду через полчаса.

- О'кеюшки! Пойду сообщу! - обрадовался Заяц.

Не делая паузы, чтобы не дать прорваться Балай, Вадим быстро набрал следующий номер.

- Зина? Добрый день!

- Ой, Вадим Сергеевич! Как хорошо, что вы позвонили! Как до­летели?

- Нормально, спасибо! В Колядичах был...

- Я знаю, - перебив шефа, проявила осведомленность секретар­ша и тут же смущенно пояснила: - Я с Андреем разговаривала... Ой, извините, с Андреем Леонидовичем, - окончательно смути­лась она. - Я ему звонила, надо было кое-что спросить.

- Зина, не оправдывайся, - слегка раздраженно оборвал ее Ла­дышев. - Мне все равно, с Андреем или Андреем Леонидовичем. Как дела в офисе? Есть что-то срочное?

- Нет, - секретарша все еще чувствовала себя неудобно. - Все в рабочем порядке. Вот только... не знаю, как сказать...

-Что?

Тут вас периодически какая-то женщина добивается.

- Лежнивец? - уточнил Ладышев.

- Да. Достала уже.

- Еще раз позвонит, смело клади трубку, - дал указание шеф и добавил: - То же самое с Балай, если объявится. Что еще?

- Ничего... То есть с остальным все в порядке! - бодро отрапор­товала секретарша. - График отпусков с Красильниковым уточня­ем, - вспомнила она. - Вы когда планируете?

- Мне теперь не до отпусков, Стройка. Ладно, Зина, я, скорее все­го, не попаду сегодня в офис. Справитесь без меня?

- Обижаете! Тем более Андрей... ой, то есть Андрей Леонидович скоро подъедет. Занимайтесь своими делами, не волнуйтесь. И у Нины Георгиевны я вчера была, хлебушек любимый завезла. Она вроде повеселела... Весна, на природу тянет, все дачу вспоминала, - вдруг сменила тему Зина. - Может, вам ее в санаторий отправить?

- Может. Я подумаю над этим. Все. Звони, если что.

Ладышев отложил телефон на соседнее сиденье, добавил гром­кости динамикам, прислушался: Стинг. Композиция грустная, на­вевает не самые лучшие воспоминания.

«Хватит хандрить! - скомандовал он себе и перезагрузил диск. Попалась инструменталка, под которую хорошо думалось. Первая композиция называлась «После дождя». Слушая мелодичный пе­рестук, напоминавший падающие капли, он обратил внимание на сгустившуюся у горизонта дымку: - Утром по радио грозу обеща­ли. Очень похоже...»

8.

Нина Георгиевна досмотрела сериал, выключила телевизор, сняла очки и взглянула на часы на стене: пора на прогулку и ей, и Кельвину. Подышать свежим воздухом, пройтись вдоль Свислочи. Может, встретится кто из знакомых: после того как вышла на пенсию и перестала заниматься репетиторством, она ощущала де­фицит общения. Если бы не сын, Галина и забегавшая иногда Зина, ей и словом перекинуться было бы не с кем. Соседи по площадке днем работают, вечером занимаются детьми да хозяйством. И в подъезде в последние годы поубавилось знакомых лиц - кто вые­хал, кто отправился в мир иной... Всю жизнь она была в коллекти­ве, со студентами, а сейчас словно в вакуум попала.

Потому и обрадовалась, когда у Вадима появилась Катя. Надея­лась: все у них сложится, даст Бог, внуки появятся. Но увы... И вот теперь запрет наложен не только на упоминание ее имени, но и на выяснение причин такой категоричности.

«Катя, Катя... Что же ты такое еще натворила, если мой сын, умеющий прощать даже врагов, не желает о тебе слышать? - в ко­торый раз с горечью послала в пустоту вопрос Нина Георгиевна. - Не могла же я так в тебе ошибиться...»

Глянув на суетившегося под ногами Кельвина, всегда чуявшего приближение прогулки, она вышла в прихожую и присела на бан­кетку. Так легче обуваться.

Рядом зазвонил домашний телефон, да настолько громко, что Нина Георгиевна вздрогнула от неожиданности. С некоторых пор она стала от него отвыкать. Тех, с кем общалась по городскому, осталось немного: объявятся иногда бывшие ученики или сослу­живцы и все. Кто бы это мог быть?

Разволновавшись, хозяйка сняла трубку.

- Добрый день! Это квартира Ладышевых? - уточнил незнако­мый женский голос.

- Да. Добрый день!

- Я так полагаю, Нина Георгиевна?

- Да, я. Простите, а вы...

- Людмила Семеновна Балай, - представилась собеседница. - В прошлом - ученица и коллега вашего супруга... - она сделала па­узу. - Одно время надеялась, что мы станем родственниками. Но, видимо, не суждено.

- Извините, не поняла... - Нина Георгиевна неизвестно зачем снова надела очки.

Что-то много родственников в последние дни обнаружилось.

- Все очень просто: у моей дочери были отношения с вашим сы­ном.

- Простите... Вы - мать Кати?.. - растерялась Нина Георгиевна, но тут же сама себя поправила. - Ой, нет, ее мама умерла...

- Катя? Какая Катя? Вы имеете в виду журналистку Проскури­ну? К счастью, я не ее мать, - фыркнула звонившая.

- Простите... Но я первый раз о вас слышу... - растерянно про­бормотала Нина Георгиевна. - Мой сын не делится со мной под­робностями личной жизни.

- И напрасно... Но если вы знаете о Кате, то в ваши слова мне трудно поверить.

- Подождите, я действительно ничего не слышала ни о вас, ни о вашей дочери. Вы, по-видимому, что-то путаете.

- Я?! - возмутилась дама. - Я ничего не путаю. Они встречались, пока ваш сын не растоптал светлые дочери и не выбросил их на помойку.

Погодите... Вы не правы, Вадим не смог бы так поступить, - встала на защиту сына Нина Георгиевна, чувствуя, как в ней на­чинает расти протест. Пожалуй, если бы не упоминание о том, что эта женщина в прошлом коллега супруга, беседу можно было бы считать оконченной. - Мой сын - самостоятельный, взрослый че­ловек. Так что...

- Да-да, конечно, - поспешила согласиться Балай, поняв, что разговор может прекратиться раньше времени. - Взрослый, успешный. Здесь я с вами не спорю. Уважаю Вадима Сергеевича как бизнесмена. Мы, кстати, совместно работаем, - многозначи­тельно добавила она. - Так вот... Безусловно, ни я, ни вы не вправе вмешиваться в личную жизнь детей. Но моя дочь... - совершенно неожиданно женщина всхлипнула.

- С ней что-то случилось? - дрогнуло сердце Нины Георгиевны. - Что с вашей дочерью? Она здорова?

- Можно сказать, больна. Она до сих пор любит вашего сына.

Переваривая свалившуюся на нее новость, хозяйка нервно за­ерзала на банкетке. Что ответить, она не знала.

- Я понимаю, что это неправильно - звонить вам. По телефону всего не расскажешь, и мне очень хотелось бы с вами встретиться и поговорить.

- Сомневаюсь, что я чем-то смогу вам помочь, - после неболь­шой паузы отказалась от предложения Нина Георгиевна. - Все в своей жизни Вадим решает сам. Лучше обсудите с ним, чем он мо­жет помочь вашей дочери, - посоветовала она.

- Не смешите! - хмыкнула Балай. - К тому же Вадим Сергее­вич в последнее время не в самом лучшем расположении духа. И не столько по причине перенесенной болезни. Пережить преда­тельство - нелегко даже таким сильным мужчинам, как он. А ведь именно из-за журналистки Кати, принесшей вам столько бед, он расстался с моей дочерью! Хотя дело шло к свадьбе. Неужели вы об этом ничего не знали?

- Нет... - ответила Нина Георгиевна чуть виновато. - Они долго встречались?

- Более полутора лет. Согласитесь, нынче это много, чтобы считать отношения серьезными.

«Полтора года? - хозяйка задумалась. - Конечно, это немало. Но, с другой стороны, если за это время Вадим и словом не обмолвился о девушке, значит, не считал отношения серьезными».

- И все-таки вы, скорее всего, ошибаетесь, - как можно более мягко начала она. - Я о серьезности отношений. Насколько я знаю ' мни, если бы он так считал, обязательно познакомил бы меня с вашей дочерью. Или рассказал о ней.

- Вы же сами сказали: он не делится с вами подробностями лич­ной жизни.

- Вот именно подробностями. Но если что-то серьезное - ста­вит в известность, знакомит. Так что вряд ли для него это было серьезно.

- Значит, вот как... - усмехнулась женщина. - И со многими он вас знакомил? Как я поняла, с Катей знакомил... С Валерией Гар­калиной, полагаю, он вас тоже знакомил? Вы помните Валерию?

Нина Георгиевна вздрогнула. Да, когда-то давно сын хотел по­знакомить родителей с девушкой, но муж был категорически про­тив. Почему, не объяснил, только сказал, что это темная лошадка с мутным прошлым, попросил его поддержать. Она и поддержала. Печальный период: сын отдалился от них, ушел из дома.

С Катей все было иначе: словно свет в душе зажегся и у сына, и у матери. Ну и что, если они расстались? Какое право имеет эта жен­щина обсуждать Вадима, его выбор? И вообще откуда она знает о Кате, о Валерии?

Конечно, Нина Георгиевна понимала: связи сына с прекрасным полом не ограничивались этими двумя именами, и кое-что она уз­навала от Галины. Нельзя сказать, что подруга, по совместитель­ству домработница сына, докладывала ей о его личной жизни, но кое-какие выводы из ее скупых рассказов удавалось сделать. В ма­ленькой квартире, или, как окрестили ее женщины, месте для сви­даний, девушки иногда ночевали. Одну из них Галя даже видела, и та ей сильно не понравилась: заносчивая, высокомерная.

А вот в квартиру на Сторожевке никого из особ женского пола Вадим не приглашал. Как бы ввел правило: нет серьезных отноше­ний - нет места в его холостяцкой берлоге. Но стоило появиться Кате, как и она сама, и ее вещи вскоре перекочевали в квартиру. Это говорило только об одном: у сына появилось нечто большее, чем просто увлечение.

Так что, как бы ни пыталась женщина на другом конце провода убедить Нину Георгиевну в

серьезности отношений своей дочери и Вадима, верить этому не было никаких оснований.

- Да, я помню Валерию. Как и знакома с Катей. Но о вашей до­чери Вадим не посчитал нужным мне рассказать, - ответила она с достоинством. - Важными планами сын со мной всегда делится. Уверена, будь у него серьезные намерения, он нас познакомил бы. Так что извините, ничем не могу помочь.

- Вот, значит, как... - повторила Балай и сделала паузу. - При­знайтесь, вы ведь хотите внуков? - вдруг спросила она.

Внуков, как и детей, дает Бог, - устало парировала Нина Геор­гиевна. Разговор становился невыносимым. - Это не зависит от моего желания, - добавила она и встала с банкетки. Кельвин, об­радовавшись этому, весело тявкнул и несколько раз подпрыгнул, попытавшись лизнуть ее в нос. - Извините, мне пора.

- Подождите! - остановила ее собеседница и, торжествующе, с неприкрытым злорадством осведомилась: - А вам известно, что Валерия была беременна от вашего сына? Не удивлюсь, если то же самое случится с любимой вами журналисткой. Вы это знали?

Почувствовав, как учащенно забилось сердце, Нина Георгиевна машинально опустилась на банкетку.

- Я вам не верю, - тихо произнесла она.

- А если я предъявлю доказательства? Поверите?

- Какие доказательства? - Нина Георгиевна приложила руку к сердцу.

- Неважно. Но они у меня есть.

«Неужели это правда? - пыталась осмыслить свалившиеся на нее новости мать Вадима. - Но почему он мне ничего не сказал? Почему я узнаю об этом только сейчас?»

Она разволновалась и потянулась за пакетиком с таблетками: надо срочно принять успокоительное!

- А ребенок... Он жив? Где он?

- Вот об этом и поговорим при встрече, - холодно ответила со­беседница.

В груди у Нины Георгиевны точно что-то оборвалось, сердце­биение замедлилось - возможно, быстро подействовала таблетка. Но, скорее всего, дело в другом: женщина не знала, как реагиро- нать на новость.

- А зачем вы мне об этом сообщили? Что вам нужно? - упавшим голосом глухо спросила она.

- Зачем? Чтобы вы и ваш сын наконец уяснили: нельзя обижать людей! - напустила тумана дама. - Ну так как? Вы согласны встре­титься?

- Хорошо, - после паузы сдалась Нина Георгиевна. - Только я далеко не хожу, разве что с собакой гуляю.

- С удовольствием пройдусь с вами по набережной Свислочи, - добившись своего, Балай повеселела. - Вы ведь, как и прежде, живете на Пулихова? Я даже помню адрес: бывала у вас в квартире, когда... писала диссертацию. В какое время вы гуляете?

- Уже собрались выходить.

- С собакой? А могли бы с внуками, - упрекнула неизвестно от­куда взявшаяся «доброжелательница», отчего Нина Георгиевна и вздрогнула: с такой безжалостностью она давно не сталкивалась.

- Прямо сейчас я не могу. Как только освобожусь - позвоню. Одно условие: не говорите об этом звонке сыну не то решит, что я пыта­юсь оказать на него давление.

«А разве не пытаетесь?» - вяло подумала Нина Георгиевна, по­нимая, что никакой прогулки в ближайшие час-два быть не может.

Надо прилечь, успокоиться, проследить за давлением. Да и силы внезапно иссякли - дойти бы до кровати.

- Хорошо, - согласилась она, хотя первое, что собиралась сде­лать еще минуту назад, - сообщить о странном звонке Вадиму. - Я ему ничего не скажу.

«Пока не скажу», - добавила она мысленно.

- Тогда - ждите звонка.

-До свидания!

Нина Георгиевна положила трубку, сняла очки и задумалась.

«Была беременна... Чушь какая-то... Вадим любил Валерию и никогда не оставил бы ее беременную. А вдруг он ничего не знал? Когда же это могло случиться? - закрыв глаза, она попыталась вос­произвести в памяти давние события. - Помнится, после той опе­рации Валерия исчезла. Он пытался ее найти, страдал. И уже после узнал: она вышла замуж... То есть, если на момент расставания она была беременна, то как она вышла замуж за другого? Непо­стижимо... - Нина Георгиевна открыла глаза и, виновато глянув на притихшего Кельвина, пошла в свою комнату. - Зря я согласилась на встречу. Возможно, женщина действует из мести: ну расстался сын с ее дочерью, ну бывает. А она придумала какую-то беремен­ность, Катю вспомнила... Вот если бы Катя была беременна, Вадим бы все ей простил! Разве ж я не знаю сына? Не вижу, как он пере­живает?.. Что же делать? Все-таки сообщить Вадиму о странном звонке?» - мучилась она.

То ли возраст уже сказывался, то ли излишняя опека сына, ко­торый требовал докладывать обо всех ее передвижениях, но с не­которых пор Нина Георгиевна стала чувствовать себя неуверенно. И, сказать по правде, ей становилось спокойнее, когда она ставила Вадима в известность, куда собирается, с кем хочет встретиться.

Вот и сейчас ей просто необходимо срочно с кем-то посовето­ваться. Но с кем? С сыном нельзя - она же слово дала. Оставалась Галя. Вытащив из кармана мобильник, Нина Георгиевна нацепила лежавшие на тумбочке очки, нашла нужный номер, но вдруг оста­новилась.

- «И зачем Галю тревожить? Зачем расстраивать? Ей не до меня, собирается, наверное, - вспомнила она. - К тому же не факт, что она сразу не проболтается Вадиму. Знаю я их уговор насчет меня, грустно улыбнулась Нина Георгиевна. - Как же быть?.. И все-таки придется встретиться - посмотреть в глаза этой женщине, прежде чем тревожить Вадима. После болезни ему только и не хватает уз­нать, что кто-то от него забеременел. Надо принять лекарства и морально готовиться к встрече. А Вадиму пока ничего не расска­зывать», - приняла она решение и потянулась к тонометру.

Руководствуясь истинно материнским инстинктом - защитить, уберечь свое чадо, пусть даже с угрозой для собственной жизни, через час Нина Георгиевна снова перебралась на банкетку побли­же к телефону, с нетерпением ожидая звонка от незнакомки...

Людмила Семеновна раздосадованно отложила телефон.

«А вдова Ладышева - крепкий орешек. Все они одного поля ягоды - и покойный муженек, и женушка, и сыночек. И с каждым, прежде чем что-то сказать, надо подумать как. Интеллигенция, тьфу! - в сердцах фыркнула она. - А ведь любопытно взглянуть на уже немолодую жену профессора, из-за которого когда-то все по­шло наперекосяк. Предлагала ему и себя в соратники, и тело свое в безвозмездное пользование. Так нет! У него, видите ли, принци­пы. Эх, где мои молодые годы? Тонкая талия, точеные ножки, лицо без морщин... У Киры все это есть, а вотума и житейской мудрости кот наплакал. Родила на свою голову!.. Ладышевы, Ладышевы... И где вы теперь, Сергей Николаевич, со своими принципами? И любимая жена поди в старушку превратилась! Зря вы мне с дис­сертацией кислород перекрыли: и сами поплатились, и сынок ваш влип по самое «не могу». Еще поплатятся и он, и женушка ваша ненаглядная, - Балай злорадно усмехнулась. - А вот диссертация мне сейчас ох как пригодилась бы! Ладно, пора в бой!» - встала она со стула и, прихватив папки с делами, поспешила в приемную...

Нина Георгиевна спустилась с Кельвином во двор. Натянув по­водок, пес сразу затрусил в сторону набережной, но хозяйка его остановила, осмотрелась по сторонам: никакой женской фигуры пи у подъезда, ни во дворе.

«Странная женщина... Позвонила, сказала, что выехала, будет через пятнадцать минут. Ждать или идти к реке? - размышляла она. - Но как она меня узнает? Там многие гуляют с собаками».

Придерживая нетерпеливо перебиравшего лапами пса, Нина Георгиевна еще раз внимательно окинула взглядом двор. Даже пенсионеров не видно: кто-то уже выехал за город и обосновал­ся на даче, кто-то досматривал дневные сериалы. В песочнице на детской площадке под присмотром мамочек ковырялись несколько карапузов да на скамейке неподалеку сидела влюбленная па­рочка.

Неожиданно молодые люди вскочили и быстрым шагом напра­вились прямо к ней.

- Нина Георгиевна!!! Здравствуйте! - прокричал молодой чело­век в очках и, протянув руку приотставшей девушке, ускорил шаг.

- Артем?! - не поверила своим глазам Нина Георгиевна.

- Я, Нина Георгиевна! И я так рад вас видеть!

- Артем, дорогой!.. А как же я рада! - расцвела она в улыбке.

Подойдя ближе, молодой человек, придерживая в одной руке

коробку с тортом, второй крепко обнял женщину.

- А вырос-то как, вырос! - слегка отстранившись, чтобы лучше его рассмотреть, Нина Георгиевна даже прослезилась от нахлы­нувших чувств. - На целую голову! Возмужал...

- Зато уши те же - как локаторы, - повернув коротко стрижен­ную голову, пошутил над собой парень.

- Нормальные мужские уши, - не согласилась она. - Ну расска­зывай: как ты, как тебе Германия?

- Все хорошо, все просто замечательно! И спасибо вам! Если бы не вы... - принялся он искренне благодарить, затем, оглянувшись на девушку, скромно остановившуюся чуть позади, снова взял ее за руку и представил: - Знакомьтесь, это Кира, - на его лице заси­яла улыбка. - Кира Терентьева. Моя невеста... А это - Нина Георги­евна, мой любимый преподаватель и, можно сказать, вторая мама, благодаря которой моя жизнь когда-то круто изменилась.

- Здравствуйте! - сдержанно поздоровалась девушка. - Очень рада познакомиться. Тёма о вас много рассказывал, - обменялась она взглядом с молодым человеком. - Он вас боготворит.

- Ой что вы, Кирочка, что вы! - засмущалась женщина. - Артем был таким замечательным учеником! Я ведь его на городской олимпиаде заприметила. Удивилась: надо же, как природа ода­рила паренька! С виду - обычный мальчик из обычной семьи. Но такой талантливый, такой трудолюбивый! Для таланта это очень важно. Если к таланту добавить трудолюбие, со временем он мо­жет превратиться в гения!

- А если еще добрые люди на пути встретятся!.. - вставил моло­дой человек. - Нина Георгиевна, без вас не видать бы мне ни уни­верситета, ни магистратуры. Вы столько для меня сделали!

Ты неправ, дорогой, - остановила его Нина Георгиевна. - Ты все сделал сам. Расскажу вам одну историю, Кирочка, - перевела она взгляд на девушку. - Артем ее уже слышал. Так вот, в семье скромного бакалейщика рос талантливый мальчик, схватываю­щий все на лету. Особенно языки. К двенадцати годам, помогая отцу, он уже вовсю изъяснялся на нескольких наречиях. Чем уди­вил одну из покупательниц, выпускницу института благородных девиц в Смольном. И она предложила ему уроки, бесплатные. Мальчик занимался вместе с ее дочерью. Днем работал, вечером и ночью грыз гранит науки. Дальше последовала учеба, перевод­ческий факультет. Любовь... Женился на дочери своей препода­вательницы, которую нисколько не смущало происхождение па­ренька. Ну и времена, конечно, изменились... Благодаря таланту - и, что важно, трудолюбию! - молодой человек стал известным переводчиком, синхронистом, профессором. Это мой отец, Кироч­ка: Коренев Георгий Степанович, - гордо подняла она голову. - Я это к тому, что и у Артема большое будущее: есть талант, есть тру­долюбие. А еще очень многое зависит от женщины, которая будет рядом. Моя мама, можно сказать, посвятила жизнь отцу, затем мне, внуку... Я тоже в меру сил помогала мужу. Надеюсь, и вы, Кирочка, станете для Артема и любимой женщиной, и другом, и соратни­ком, и ангелом-хранителем.

На ресницах Нины Георгиевны выступили слезы. Растрогав­шись, молодой человек на секунду отпустил руку девушки и снова крепко обнял любимого преподавателя.

- Вы - мой ангел-хранитель, Нина Георгиевна... Вы ведь тоже не брали денег за занятия. У меня нет слов... Мы сегодня заявление в ЗАГС подали. Вы первая, кому сообщаем и приглашаем на свадьбу!

- Дети мои, радость-то какая! - всплеснув руками, Нина Георги­евна дернула поводок, на что тут же отреагировал заждавшийся прогулки Кельвин: громко тявкнул и принялся перебирать лапа­ми. - Давайте поднимемся наверх, чаю попьем! Вот только, - вино­вато глянула на собаку, - никак не погуляем...

- Нина Георгиевна! А давайте вместе пройдемся вдоль Свисло- чи! У нас времени - вагон! - предложил Артем и тут же перехватил поводок. - Я ведь помню, как мы с вами выгуливали Кельвина и повторяли спряжения! Вот и сейчас повторим!

- Лучше ты расскажешь об учебе в Германии и о профессоре Вольфганфе. А почаевничаем, так и быть, после прогулки!.. Прав­да...

Вспомнив о женщине, с которой должна встретиться, она огля­нулась. Во дворе никого. Разве что такси подъехало и останови­лось неподалеку.

«Так и не появилась... Что ж, пусть теперь дожидается у подъез­да», - решила Нина Георгиевна...

Гневно раздувая ноздри, Людмила Семеновна низко опустила голову и вжалась в сиденье такси. Дождалась, пока женщина с пу­делем и молодая пара пройдут мимо, посмотрела им вслед.

«Какого черта здесь делает Кира? Откуда она знает вдову про­фессора Ладышева? И этот Артем с ней! Тоже мне звезда Голливу­да! Урод!» - почти вслух фыркнула она.

- Так мы приехали или дальше едем? - таксист не собирался скрывать недовольство.

Странная пассажирка то торопила, то вдруг раздумала из ма­шины выходить.

Людмила Семеновна словно очнулась: достала из сумочки пух­лый конверт, на секунду задумалась. План созрел молниеносно.

- Поедем дальше. Но сначала вот к тому подъезду, - показала она рукой. - Я выйду на пару минут, письмо клиенту в почтовый ящик закину.

Подойдя к двери, она не раздумывая набрала на кодовой пане­ли один из номеров, написанных над входом.

- Почтальон. Откройте, пожалуйста, - попросила она, когда ей ответили. - Телеграмма срочная вашему соседу.

Пискнул сигнал. Зайдя в подъезд, Балай остановилась перед длинной чередой почтовых ящиков. Номер квартиры она не пом­нила. Надо у кого-то уточнить и как можно быстрее: приближа­лась гроза, на улице уже вовсю гремело, и хозяйка с гостями могла вернуться в любую минуту.

За спиной открылась дверь, и в подъезд зашел мальчик с ма­ленькой собачкой на поводке.

- Ой, какой песик чудесный! - Балай фальшиво улыбнулась и нагнулась, намереваясь его погладить. В ответ тут же раздалось грозное рычание. - Ох, злюка! - одернула она руку. - Мальчик, не подскажешь, в какой квартире живут Ладышевы? Пожилая жен­щина, у нее тоже есть собака.

- Кельвин? Так они только что гулять пошли.

- Ой, как жалко!.. А у меня времени нет... Может быть, знаешь, где их почтовый ящик? Я письмо оставлю.

- Вот этот, - ткнул он пальцем в дверцу с номером квартиры. - А хотите, я передам?

- Нет-нет, спасибо! - покачала головой женщина, довольная своей находчивостью. - Это не срочно.

Пожав плечами, мальчик с продолжавшей рычать собакой про­шел мимо. Дождавшись, пока он повернет за угол, Людмила Семе­новна достала один из конвертов, подписала «Ладышевой Н.Г.» и опустила в ящик.

На выходе из подъезда пискнул мобильник. СМС.

«Получилось! - прочитала она долгожданное сообщение и едва не подпрыгнула от радости: сегодня определенно ее день! - Где и когда встретимся?»

«Через 20 минут на том же месте», - быстро набрала она ответ.

- К конечной станции метро в Уручье, - бросила она таксисту.

«Ну что ж... Еще посмотрим, чья возьмет! - усмехнулась Балай. - Жаль, что удовольствия от встречи с госпожой Ладышевой не получила. Ну да ладно, вдруг сразу коньки отбросит от такой но­вости? Пусть уж, как и муженек, без меня...»

Изо всех сил Катя старалась забыть неприятный звонок, и пер­вое, что сделала, сев в машину, поставила рекомендованный на форуме для беременных диск с инструменталкой, который курьер доставил час назад. Будущие мамочки утверждали, что эта музыка успокаивает даже младенцев: звуки природы, шум дождя, ветра были очень естественны и органичны, хотя на самом деле их на инструментах воспроизводили искусные руки музыкантов.

«После дождя», - прочитала Катя название первой компози­ции. - И вправду успокаивает, - согласилась она и, проехав под мостом на Победителей, перестроилась на съезд к кольцевой. До дома оставалось пару километров по кольцу и около километра по уличному лабиринту частного сектора. - Почти добралась. Надо дать знак Потюне, чтобы отправлялся по своим делам».

Притормозив, Катя поровнялась с машиной Вени, помахала ему рукой, но тот отрицательно замотал головой и тоже перестроился.

«Упрямый, - улыбнулась она. - Настоящий друг. Больше, чем подружка... Кроме него, похоже, друзей у меня и не было: Ленка занята собой любимой, Людмилу по большому счету подругой и никогда не считала, а уж Алиска показала себя во всей красе. С Генрихом после его последнего приезда в Минск общаться совсем перестали... - подвела невеселый итог Катя. - Ладно, что ни де­лается, то к лучшему! Зато вокруг хороших людей да приятелей пруд пруди! Та же Жоржсанд... - потеплело у нее на душе. - Потюня сплетнями поделился: по слухам, что-то не заладилось у нее t новым московским начальством, могут контракт не продлить. Жаль, если так. Без работы она, конечно, не останется: такие про­фессионалы-руководители везде нужны. Но что тогда станется с газетой?.. Так, смотришь, и возвращаться некуда будет после де­крета. Эх, скорее бы! Какой из меня работник, ничего в голову не лезет, хочется думать только о своем состоянии. Правду говорят: Переменные как инопланетяне - не от мира сего, - снова улыбну­лась Катя, съехала с кольцевой и опустила стекло, чтобы вдохнуть свежие весенние ароматы. - Хорошо-то как! Тепло, почти лето. И впервые за последние годы я проведу его за городом!.. А малыш растет не по дням, а по часам, - слегка расслабила она давящий ре­мень. - Если так пойдет и дальше, скоро не помещусь между рулем и сиденьем! Ладно, расти, расти, - нежно погладила она округлив­шийся живот. - ...И все-таки как будто что-то мешает изнутри».

Поерзав на сиденье, она попыталась найти удобное положение и вдруг осознала причину дискомфорта.

«Как будто... как будто шевелится! Вот прямо сейчас толкается в правом боку... Тук-тук... Вот оно как! - ликовала Катя. - Это не мне неудобно, это ему тесно, вот и толкается! Надо Раде Алексан­дровне позвонить! Ура! Я чувствую своего ребенка!»

Воодушевленная новым для себя состоянием, Катя остановила машину у ворот, наблюдая, как Веня, знавший все хитрости про­никновения на участок, сначала открыл калитку, затем, попав во двор, распахнул створки ворот.

- Добро пожаловать! - наклонился он и показал рукой в сторо­ну навеса, где она ставила машину. - Доставка на дом. Как и было обещано.

Кивнув, Катя въехала во двор, заглушила двигатель, отстегнула ремень, приложила руку к животу и прислушалась: никаких ше­велений. А жаль! Ей так хотелось чувствовать это снова и снова! Читая форумы, она уже волноваться начала: двадцатая неделя, половина срока, пора бы. И вот как оно неожиданно получилось. Хотя, если припомнить, что-то похожее она уже ощущала на днях. И даже раньше. Но откуда она могла знать, что это и есть долго­жданное шевеление?

- Ну чего сидишь? - подошел к машине Потюня. - Все в порядке?

-Даже более чем! - открыв дверцу, успокоила Катя. - Вень, а у

меня малыш зашевелился! - и показала взглядом на живот. - В первый раз почувствовала! - блаженная улыбка озарила ее лицо.

- Здорово! Растет! - разделил ее радость друг. - Ты до сих пор не знаешь, кто там, мальчик или девочка?

- Завтра поеду на обследование, надеюсь, скажут. По большому счету мне все равно, был бы здоровенький.

- Это верно. Только пусть будет девочка.

- Почему?

А я сам всегда девочку хотел, дочку, но получились три паца­на... И все с разными мамками живут, в разных концах города, меж­ду собой не общаются. Хреново это, - виновато произнес он. - С первой, Галкой, три года прожили, женились по любви, по взаим­ному согласию. Как я радовался, когда Дениска родился!.. А потом как-то все наперекосяк пошло-поехало. Каюсь, сходил налево. Она узнала, сразу на развод подала, съехала к родителям и категори­чески отказалась мириться... А с двумя другими случайно все вы­шло. Не мог же я запретить им рожать. Теперь кручусь как белка в колесе, чтобы хоть не голодали. На остальное меня не хватает. А мальчишкам, сама понимаешь, нужна мужская рука. Так что пусть лучше у тебя дочка будет. Для девочки мама ближе.

Катя слушала Веню с некоторым удивлением. Потюня, хоть и балаболка, редко делился тем, что болит. Выходит, вся его внеш­няя шумовая завеса - так, прикрытие?

- Вень, а ведь ты мне никогда не рассказывал, как так у тебя получилось: трое детей, и все - от разных мамок... - в голосе ее зву­чало сочувствие. - И каково тебе было, когда узнал, что еще дети будут? Ну, первого ты ждал. А с двумя другими как?

- Со вторым вообще как-то мимо меня получилось, - Веня при­мостился рядом на скамейке и продолжил исповедь. - Курортный роман. Познакомились, когда ехали в Крым в одном автобусе. Ну, позвала к себе в номер - почему бы не зайти? Светка старше меня на четырнадцать лет, я даже увлечься ею не мог: тетка! А там помоложе и постройнее - глаза разбегаются. Но пару раз я с ней переспал, не смог отказать. Это она позже призналась, что целе­направленно отправилась в отпуск автобусом: в пути подбирала подходящий объект, присматривалась. Мол, возраст у нее, послед­ний шанс ребенка завести. О том, что сын родился, я узнал спустя месяц. Светка позвонила и спросила, не буду ли возражать, если она запишет меня отцом ребенка. А я-то о ней и забыть успел... По­мощи, правда, не просила: сама, мол, родила, сама и вырастит. Ну я и согласился. Сенька, прикинь, как две капли воды на меня похож! - «отец-героин» был явно польщен. - Записал на свою фамилию, а через какое-то время в бухгалтерию пришел исполнительный лист на алименты. И вот зачем? Я бы сам ему не помогал? - вздох­нул Веня и, глядя в дальний угол сада, о чем-то задумался.

- А третий? Он ведь маленький совсем, пару лет назад родился. Кажется, Артур? - напрягла память Катя.

Артур, - Веня вздохнул еще тяжелее и опустил голову. - Здесь уж я сам виноват от и до. И девке голову заморочил... На сей раз она меня на четырнадцать лет младше. Студенткой была, до­вольно симпатичная, снималась в массовке в кино, в клипах раз­ных. Познакомились на фотосессии для одного журнала. Запал... Снял пару раз для каких-то рекламных дел... И тут она ко мне как приклеилась. Я тогда пользовался машиной одного клиента. Ну, ты помнишь, бэха черная, - Катя кивнула. - И квартиру у него на проспекте снимал, опять же за копейки. В общем, пыль в глаза, как мог, дурехе пускал... - усмехнулся он. - А она поверила, что все мое, и решила забеременеть. Приезжая, что с нее возьмешь: не хоте­лось в деревню возвращаться, училкой помирать со скуки. Правда, я уже ученый был, предохранялся. Но как-то она меня подловила и поставила перед фактом: беременна, женись, прописывай! Я, ко­нечно, в отказ: не мой ребенок, квартира и машина - тоже не мои. А она в крик: пойдет и напишет заявление, будто я ее изнасиловал, и подружек в свидетели позовет. Честно говоря, струхнул я тогда, махнул на все рукой: делай как знаешь. Не до тебя мне - Новый год на носу, заказов на съемку куча. В общем, расписались мы... Только она почти сразу после родов с другим стала жить. Затем на развод подала, вышла замуж за того хахаля. До последнего сомневался, что Артур - мой сын. Даже генетическую экспертизу делал.

- Ничего себе! - поразилась Катя. - И дальше что?

- А дальше - полный тупик, - Веня помрачнел. - Пьют они с му­жиком тем. И пособие пропивают, и мои бабки. Скоро она опять родить должна. И при этом не просыхает. Двадцать четыре года всего...

- Бог дает орехи беззубым, - припомнила Катя.

- Чё ты сказала? - не понял он.

- Это не я, это гинеколог один так говорил. Запомнилось.

- Понятно... Хочу забрать пацана, да не знаю как.

- Правильно! - поддержала Катя. - Может, к адвокату обратить­ся?

- Обращался уже. К Надежде. Помнишь, просил у тебя телефон.

- И что?

- Обещала помочь. Но сначала надо доказать, что мамаша пьет. Других вариантов наше гуманное государство для отцов не оставляет, до последнего будет стоять на ее стороне... К тому же у меня жилья своего нет: прописан в родительской квартире, но там сестра с семьей живет. А сердце за Артура как ни за кого другого болит: худенький, бледненький, постоянно болеет, - совсем приуныл Потюня. - Так что радости мало, - завершил он рассказ и перевел взгляд на цветущий сад. - Красиво у вас!

Красиво, - согласилась Катя и, помяв желание друга, переклю­чилась на другую тему. - Это все Арина Ивановна, она садом зани­мается. Я раньше и внимания не обращала на все эти цветочки. И тут вдруг весной словно глаза открылись: подснежники, крокусы, примулы, ирисы, тюльпаны, нарциссы, гиацинты... Поначалу ходи­ла кругами, в каждый бутон заглядывала, спрашивала названия.

Знаешь, цветотерапия - великое дело! Не зря ее японцы придума­ли.

- Природа придумала, - не согласился Веня. - Просто они пер­вые сообразили. А у тебя точно дочка будет, - улыбнувшись, по­смотрел он на Катю. - Нутром чую. Потому на цветочки и тянет. Пацаны - они и в утробе пацаны. Галку мою постоянно на соленое, вяленое тянуло, как сейчас помню. Со вторым - не знаю, не в курсе был. С третьим... Карине к рыбе еще и пивка хотелось, а от сладко­го, наоборот, тошнило.

- А меня на шоколад тянет, - призналась Катя. - Ладно, угово­рил. Пусть девочка будет.

Неожиданно налетел довольно сильный ветер. Зябко поежив­шись, Катя посмотрела на небо и заметила сгустившиеся на западе облака.

- Похоже, сегодня не обманули синоптики: гроза собирается. Пошли в дом. Покормлю тебя щавелевым супом.

- На подножный корм перешла? - не преминул сыронизировать Потюня, вернувшись в привычное амплуа весельчака и балагура. - Холодник? - и на Катин кивок растянул рот до ушей. - Это то, что доктор прописал! Запарился я в машине.

- И нам поесть пора, - Катя встала и погладила живот. - Прого­лодался маленький.

- Маленькая, - поправил Веня и, прихватив Катину сумку, под­нялся следом на крыльцо.

Окунувшись прямо в прихожей в домашнюю прохладу, насы­щенную возбуждающими аппетит запахами, Веня издал протяж­ный гортанный стон, затем томно прикрыл глаза и сделал вид, что теряет сознание.

- Спасите голодного папарацци! - жалобно заканючил он и тут же стал прежним. - Эх, не зря следом ехал!.. Кать, слушай, чуть не забыл: у тебя случайно не сохранился какой-нибудь старый дик­тофон? Можно даже пленочный.

- Сохранился, и не один. На чердаке под крышей. А тебе зачем?

- Не мне, Денису. Вернее, его девушке. Мечтает стать журна­листкой.

- Понятно. Тогда лезь на чердак. Справа за дверью найдешь большой потрепанный чемодан без ручки. Внутри - пакет с кассе­тами и диктофонами. Правда, какие из них рабочие, уже не помню. Забыла, когда кассетниками пользовалась.

Прислушиваясь к Вениному топанью по лестнице, Катя приня­лась изучать содержимое холодильника.

«Так, что тут у нас? Холодник, куриные котлетки... И яйца, и зелень уже нарезаны, - заглянула она в закрытую емкость. - Ох, Арина Ивановна, и когда вы все успеваете? Балуете вы меня. Пока папа в санатории, могла бы и сама себе приготовить. Так нет, вста­ет в шесть утра, наварит-напарит пока сплю... Как же нам с папой повезло!» - отдала она должное мачехе.