Рико
Я выхожу из офиса, раздосадованный тем, что даже не удалось разработать план действий по привлечению этого клиента.
Направляясь к столу Сандры, задаюсь вопросом, как прошел ее день и чем она занималась. Я останавливаюсь, думая о ней, пока натягиваю пиджак и застегиваю пуговицы.
— Ты прекрасно выглядишь. — Голос матери впивается мне в висок, как ледоруб, и я медленно поворачиваюсь к ней лицом.
— Тебе здесь не рады. — Я сжимаю руки за спиной, чтобы скрыть их дрожь. Я не боюсь ее. Но из-за нее в голове всплывают мрачные мысли. Если когда-нибудь решу поквитаться за то, что она сделала со мной… ей придется столкнуться с адом.
Ее глаза сужаются, затем смягчаются. Я разглядываю ее морщинистое лицо и вижу, что время с ней было суровым. Ее темные глаза изучают мое лицо, словно ища доказательства того, что я говорю серьезно, и надеюсь, что она найдет в них правду — не то чтобы она обратила на это внимание. Единственный человек, чьи желания имеют для нее значение, — это она сама.
— У меня новости. — Она говорит так, словно я ничего не говорил, и я с трудом сдерживаю ярость, делая глубокий вдох и медленно выпуская воздух.
— Превосходно. Иди и расскажи об этом своим друзьям и близким. — Я не отношу себя ни к тем, ни к другим. Хотя удивляет, что такая, как она, может найти круг людей, готовых терпеть ее, я знаю, что подонки есть в каждом уголке мира.
Она поднимает подбородок.
— Ты мой сын.
— Уже нет. И ты в этом убедилась, Грейс. — Она вздрагивает, когда я называю ее по имени, и меня пронзает вспышка удовлетворения. Надеюсь, это больно — знать, что я даже не называю ее матерью. Больше нет. С тех пор как…
Я крепко зажмуриваюсь от этих мыслей, приподнимая подбородок на дюйм.
— Не заставляй меня снова просить тебя уйти.
— Или что? Ты вызовешь охрану и вышвырнешь меня, потому что сам не можешь справиться со своей дорогой старой мамой? — Слова слетают с ее губ, как кинжалы, нацеленные в мое сердце, но у меня уже давно выработался иммунитет против ее негатива. Она делает несколько шагов ближе, как будто это усилит эффект от ее слов. Затем вздыхает, качает головой и подносит руку к лицу.
Ее фальшивый жест поражения меня не обманет. Я лучше знаю, как не поддаться на ее манипуляции и чушь.
— Мне очень жаль. — Эти два слова меня удивили — я не знал, что они есть в ее лексиконе. Полагаю, она повысила уровень своей манипулятивной игры. Но как насчет всего остального, за что она должна извиниться? То, что она не может вернуть назад, что нанесло непоправимый ущерб моему детству? То, что на самом деле имеет значение?
— Слушай, я просто хотела поговорить… — Я поднимаю руку, прерывая ее слова и вспоминаю, когда она в последний раз просто хотела поговорить.
— Мне неинтересно то, что ты хочешь сказать. — Пока она говорит, я чувствую, как на меня наваливаются плохие воспоминания. Каждый раз, когда мы разговариваем, прошлое начинает материализоваться, словно тяжелые грозовые тучи, заслоняющие свет и угрожающие моему рассудку. Вспышки воспоминаний затуманивают зрение: грязь, мокрая, поднимающаяся вода, страх утонуть в клетке, боль, мороз, ужас, абсолютный холод одиночества и вопрос, будет ли этот раз, когда я закрою глаза, последним?
Я глубоко вдыхаю, затем медленно выдыхаю, погружаясь в момент. Я больше никогда не буду беспомощным. Она больше никогда не будет иметь надо мной власти. Я больше никогда не застряну в тех моментах времени. Я пережил это. Я переживу и сейчас.
— Просто… уходи. — У меня нет сил с ней разбираться. Я пообещал себе, что больше никогда не буду иметь с ней дела, но она упорно хочет сделать из меня лжеца. — Уходи и не возвращайся. Тебе здесь не рады, как и в моей жизни в целом.
Она колеблется, но, к счастью, ничего не говорит. Вместо этого изучает меня, ее темные глаза, похожие на жидкие лужи, напоминают мне глаза демонов, которых так часто изображают в фильмах. Она слишком долго была моим личным демоном, но я избавился от нее в пользу жизни, которую контролирую сам.
Ее голос понижается почти до шепота.
— Ты не можешь отгородиться от меня навсегда. — Она даже не догадывается, что я так и планирую.
Она придвигается ближе, кончики ее пальцев скользят по столу Сандры, как будто неуверенно стоит на ногах. Но ее взгляд не отрывается от меня, и я уверен, что это еще один спектакль, который она разыгрывает специально для меня. Когда люди неустойчиво стоят на ногах, они часто смотрят на землю, чтобы убедиться в безопасности следующего шага. Но только не она. Она придумывает все на ходу, и это само по себе тревожно.
— Я отгородился от тебя еще тот раз, когда ты пыталась убить меня, Грейс. — Когда я произношу эти слова, то вижу что-то… странное в ее глазах. Что-то почти похожее на сожаление. Я не сомневаюсь, что она сожалеет о том, что не убила меня, — Господь свидетель, она долгое время старалась изо всех сил.
— Я никогда не пыталась убить тебя, Рико. — Она протягивает руку, чтобы коснуться моего лица, но я отшатываюсь. Без предупреждения она отворачивается от меня и упирается обеими ладонями о стол Сандры, словно пытаясь поймать равновесие и перевести дыхание. Я вижу, как она смотрит вниз на папки и бумаги, и надеюсь, что она не запоминает каждую деталь.
— Сандра… — говорит она. — Красивое имя. Я всегда хотела иметь дочь, знаешь ли.
— К счастью, судьба отказала тебе, и вместо нее ты получила меня. — Я стою в стороне, недосягаемый, руки снова сцеплены за спиной. Без сомнений, с девочкой ей было бы еще хуже. Или, черт возьми, может быть, она была бы хорошей матерью для дочери. Все, что знаю, это то, что она не была хорошей матерью для меня.
— Ты ведь знаешь, что я люблю тебя? — спрашивает она, поворачивая голову и заглядывая мне в глаза.
— Ты не причиняешь боль тем, кого любишь, Грейс. Ты лелеешь их, бережешь и заботишься о них. Ты не запираешь их в собачьих клетках на заднем дворе во время ливня, чтобы они утонули с паводком на шее. — Произнося эти слова, я чувствую холод, поднимающуюся воду, ужас, когда металлический ящик тонет в грязи, а вода продолжает подниматься.
Ее глаза сужаются, и я задаюсь вопросом, не забыла ли она ту ночь. Как она оставила умирать маленького, испуганного мальчика в собачьей будке и вернулась к мужчине, запертому в детском теле, потому что мое детство умерло в том потопе.
— Я никогда не забуду, что ты сделала. Ты можешь лгать себе, можешь говорить друзьям, что я был проблемным ребенком, можешь говорить, что я заслужил все, что ты со мной сделала, но я никогда не забуду правду. — Я делаю шаг ближе к ней и понижаю голос. — И я никогда не прощу тебя. Ты не заслуживаешь моего прощения.
Я вижу, как белеют костяшки ее пальцев, когда она хватается за край стола Сандры.
— Ты должен простить меня, иначе прошлое будет грызть тебя вечно. Кроме того, благодаря мне ты стал сильным. — Я напряженно усмехаюсь.
— Нет, ты сломала меня. Я сам сделал себя сильным. Достаточно, чтобы пережить тебя, что бы ты со мной ни вытворила. А теперь ты умрешь в одиночестве среди незнакомцев, которые даже не знают тебя. Убирайся из моей жизни и не возвращайся — тебе здесь не рады. — С этими словами бросаю взгляд мимо нее на двух ожидающих охранников.
— Я уйду сама. Не нужно, чтобы твои головорезы вышвыривали немощную старуху, Рико. Я твоя мать, а не враг. — Она машет на меня обеими руками, как будто это я ее мучал, и идет к дверям. Я вижу, как парни из службы безопасности переглядываются, но они знают, что я не ввязываю их ни во что без чертовски веской причины.
Мило, что она считает себя моей матерью, а не врагом — я не считаю ее ни тем, ни другим. Она для меня никто, и не была уже чертовски долгое время. Даже сейчас то место внутри меня, которое должно болеть от этого обмена любезностями, кажется пустым и холодным.
Она не имеет надо мной власти. Больше нет. Я убедился в этом.
Я поднимаю взгляд, когда Хантер входит в ту же комнату, что и я в клубе «Ред». В кои-то веки я здесь только по работе — больше меня ничего не интересует. Единственной женщины, которая мне нужна, здесь нет, и мой аппетит заметно поубавился. Это тревожная мысль, но я изо всех сил стараюсь не зацикливаться на ней.
Но вместо того чтобы, как обычно, прохаживаться, он подходит ко мне.
— Я собираюсь сделать первый шаг к ней. — Моя кровь закипает.
— К кому? — спрашиваю я, будто понятия не имею, о чем он говорит, и мне все равно.
— Сэнди.
Я стискиваю зубы. Я знаю, что он называет ее домашним именем, чтобы подколоть меня, и это работает.
— Отлично. Я составлю контракт. Если она уйдет от меня по твоей вине, я жду от тебя крупную компенсацию за потраченное время и хлопоты, а ты займешься поиском подходящей замены. Мой адвокат свяжется с твоим.
Его голова дергается, словно он не ожидал такого ответа.
Затем парень наклоняется.
— Ты бездушный ублюдок, ты знаешь об этом?
Я наконец поднимаю взгляд от своих бумаг и сосредоточиваю все свое внимание на нем, находя его явно обеспокоенным.
— Хорошую помощницу трудно найти, а для таких, как я, еще труднее. Я рассчитываю получить компенсацию, если ты усложнишь вдруг мою жизнь, тоже самое с моей стороны. Ты меня понял?
— Кристально. — Он рычит на меня это слово, и я возвращаюсь к бумажной работе. Или, по крайней мере, пытаюсь. Я не могу не беспокоиться о том, какой глупый ход он собирается сделать.
Он уходит, едва не врезавшись в Блейка, который подходит ко мне, поглядывая через плечо на Хантера.
— Чем ты его расстроил? — спрашивает Блейк, садясь напротив меня на краю почти пустого бара. В этой комнате всего несколько человек, и если толпа увеличится, я отправлю всех собирать вещи. Пока же шум и отвлекающие факторы минимальны, если не считать Хантера и Блейка, конечно.
— Он думал, что одержит надо мной верх. Но ошибся. — Я продолжаю сравнивать цифры и пролистываю несколько страниц, чтобы убедиться, что ничего не упустил. Этот клуб приносит прибыль благодаря членским взносам и солидным бонусам от богатых покровителей, которые рады, что их секреты остаются нетронутыми за этими стенами. Я знаю много браков, которые распались бы, если бы стало известно о том, что здесь происходит на самом деле.
— Он часто так себя ведер. Иногда я задаюсь вопросом, что происходит у него в голове… а потом вспоминаю, что там, скорее всего, ничего и нет. — Он постукивает себя по виску, затем издает свист и двигает пальцем, словно воздушный шарик, из которого выпустили воздух и теперь летал, как безумный.
— Что тебе нужно, Блейк? — Я уважаю этого человека. Он один из тех, кто не только сделал себя сам, но и приложил руку к стольким предприятиям, что практически владеет долей в каждом районе этого города. Как у него хватает сил и времени на все это, ума не приложу, но он богаче большинства других здешних меценатов.
— Я бы хотел снять отдельную комнату.
— Пожалуйста. Ты знаешь, как это сделать. — Я возвращаюсь к бумажной работе, мне наскучивает это.
— Нет, я бы хотел снять комнату.
Я опускаю бумаги и удивленно смотрю на него.
— Правда?
Он кивает.
— Никаких вопросов. Это входит в правило, помнишь?
— Танк тоже? — спрашиваю я, размышляя, понадобится ли мне бригада уборщиков, когда он закончит. И я не имею в виду обычную команду уборщиков, которая нужна для отдельных комнат.
Он кивает.
— Сенсорная депривация (состояние, когда человек не показывает своих чувств и эмоций. Это происходит с детства; когда родители не давали ребенку ласки, любви и заботу с самого детства) часть сделки, правильно?
— Да. Когда тебе нужна комната?
Хотя таких комнат пять, четыре из них находятся в постоянном резерве и непригодны для использования, за исключением людей, которые платят непомерную плату за круглосуточный доступ к ним.
— Как можно скорее.
— Ты будешь один или…? — Я не стану гадать, как он собирается использовать комнату и сколько партнеров у него будет.
— Один. — Я не могу удержаться, чтобы не посмотреть на него.
— Тогда я лично проверю вас. — Я достаю из кармана карточку-ключ и протягиваю ему через барную стойку.
Он ухмыляется, кладет палец на карточку и подвигает ее к краю стойки, прежде чем поднять ее.
— Не забудь постучать, громко. — Я киваю. Есть вещи, которые мне не нужно — или не хочется — видеть, и то, что он задумал, скорее всего, одна из них.
— Наслаждайся, но аккуратно.