Сандра
Не ожидая стука в дверь, я резко встаю с дивана. Прошло два дня с тех пор, как мы с Рико занимались любовью, или как там еще можно назвать то умопомрачительное время, которое мы провели, а я все не могу перестать думать о нем.
Я думала, что буду больше грустить из-за потери девственности, но, по правде говоря, это не похоже на потерю. Я планировала просто поговорить с Рико, но разговор очень быстро перерос во что-то другое, и меня охватила потребность.
Услышав его слова о том, что он собирается показать мне, каково это — быть использованной, я перешла грань, и в тот момент я была готова. Мысль о том, что Хантер хочет использовать меня, вовсе не была сексуальной, но что-то в том, как Рико сказал, что собирается показать мне, каково это — быть использованной, просто уничтожило меня. В тот момент он не смог бы забить меня палкой, я была полна решимости заполучить его.
А то, что он делал языком и руками…
Пытаюсь отогнать эти мысли, заглядывая в глазок своей двери. По ту сторону стоит пожилая женщина с добрым лицом. Смущенная тем, что здесь находится незнакомка, которую я не узнаю, я открыла дверь. Что может быть плохого в том, чтобы открыть дверь милой старушке?
Кажется, она шокирована тем, что я открыла дверь. Ее брови приподнимаются, рот удивленно приоткрывается, а затем растягивается в улыбку.
— Вы Сандра?
Теперь, когда знаю, что она здесь и ищет меня, мне стало немного спокойнее.
— Да. Чем могу вам помочь?
Ее улыбка становится ярче.
— Не могли бы вы прогуляться со мной и немного поговорить?
Я прекрасно понимаю, что в «Dateline» (еженедельное юридическое реалити-шоу американского телевизионного новостного журнала, которое транслируется на канале NBC. Ранее это был ведущий новостной журнал сети, представляющий общий интерес, но теперь он фокусируется в основном на реальных криминальных историях) наверняка есть эпизоды, которые начинаются именно так. Но с этой женщиной я чувствую себя в безопасности.
— Конечно, дайте мне пару минут собраться. — С этими словами я закрываю и запираю дверь, а затем спешно беру ключи, телефон и туфли. В случае опасности включаю приложение для отслеживания, которое использую, когда выхожу на пробежку, чтобы телефон показывал, куда я иду, где я была и как долго там находилась. Я могу думать, что мне ничего не грозит, что бы ни задумала пожилая женщина, но я не настолько наивна, чтобы считать себя глупой. Может, она ведет меня прямо в ловушку? Возможно. Но если буду следить за тем, куда мы идем, ей будет гораздо сложнее устроить мне засаду.
Через несколько минут я выхожу через парадную дверь и запираю ее за собой. Я быстро встречаюсь с женщиной, и мы начинаем идти в сторону парковой зоны моего жилого комплекса. Он большой, с одной стороны — площадка для собак, с другой — детский парк, а с третьей — полностью огороженная внешняя территория, по которой люди гуляют среди деревьев, кустарников и цветов. Это не совсем уединенное место, но достаточно для разговора с незнакомцем.
— Кто вы и о чем хотите поговорить? — В этой женщине есть что-то знакомое, но никак не могу уловить. Мне кажется, что я уже встречала ее раньше, но знаю, что вспомнила бы ее, если бы точно знала.
— Я хочу попросить вас о помощи, предлагая взамен свою помощь и справедливое вознаграждение.
Я бы солгала, если бы сказала, что не заинтригована. Кто эта женщина и что она мне предлагает… и почему? Я бросаю на нее косой взгляд.
— Мои родители воспитали меня в духе того, что если что-то звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, то это, скорее всего, так и есть.
Она хихикает.
— Твои родители — мудрые люди, но я обещаю, что в этом предложении нет ничего сомнительного.
Как только она произносит эти слова, я чувствую покалывание на затылке и сомневаюсь, что она ведет себя абсолютно честно. Но она милая, и я хочу ее выслушать. Может, я слишком критична, а может, просто устала. Но что плохого в том, чтобы выслушать ее?
— Ну, я все еще здесь, — говорю я, продолжая идти по бетонной дорожке, пока она идет рядом со мной, хотя и медленнее, чем я привыкла. Она выглядит довольно хрупкой, и это задевает мое сердце.
— Мне нужен кто-то, кто поможет следить за моим сыном. — Пока она произносит эти слова, пытаюсь вспомнить, кого я могу знать, чьи родители хотели бы узнать, что с ними происходит.
— А кто ваш сын? — Решаю, что могу спросить, если она ведет себя как подобает, тогда она не будет возражать против ответа.
— Рико Рэд.
Я вдыхаю через нос, ошеломленная этим откровением. Я ни разу не слышала, чтобы Рико упоминал свою мать, так что вполне логично, что он отдалился от нее. И вопрос в том, откуда она знает, что я могу обладать информацией? Более важный вопрос — почему она не может просто спросить у своего сына? Уже второй раз за последние несколько дней кто-то пытается выудить из меня информацию о Рико. Сначала Хантер, теперь мать Рико.
— Не уверена, что мне будет удобно разглашать информацию. Я не могу знать наверняка, что вы его мать, так что, думаю, свяжусь с ним и посмотрю, что он думает. — Как только я произношу эти слова, она протягивает руку и сжимает мое запястье мертвой хваткой. Я ожидала, что ее хватка будет такой же слабой, как и ее походка, но она демонстрирует шокирующую силу.
— Ты не можешь этого сделать. Он ничего тебе не скажет, если узнает, что я в этом замешана. Он считает меня плохой матерью, но, по правде говоря, я просто делала все, что могла, с тем, что имела.
Мое сердце сопереживает ей. Я понимаю и трудности в роли родителя, и трудности детства. Учитывая мое собственное детство, я бы не сделала ничего, что могло бы поставить под угрозу мои отношения с родителями. Но также могу признать, что в какие-то моменты моей жизни они ошибались. Я простила их за это, но могу понять, как кто-то может не простить своих родителей. К тому же, учитывая то, что знаю о Рико, он не так легко прощает. И все же не могу отделаться от мысли, что, возможно, это не самая лучшая идея.
— Я бы не спрашивала, если бы не… — Она осекается, и я вижу, что в ее глазах стоят слезы. — Ну, я умираю. У меня рак, и мое тело совсем без сил, чтобы бороться дальше. Не думаю, что переживу еще один раунд химиотерапии.
От ее слов у меня защемило сердце.
— Вы говорили ему об этом? Он не такой уж идиот. — На этот раз она смеется, бросая на меня вопросительный взгляд и поднимая обе брови.
— Вы уверены, что мы говорим об одном и том же человеке? — Я понимаю, к чему она клонит. Он несколько неразумен. И если он действительно считает, что она его обидела, есть шанс, что он никогда не простит ее.
И это не может не радовать, если подумать о том, что у него не будет шанса простить ее, не будет шанса услышать ее извинения, не будет шанса поговорить с ней еще раз до того, как она уйдет из жизни. Я не могу представить, как можно оставить такие раны незаживающими и открытыми.
Сможет ли он смириться с тем, что она ушла из жизни и что он не сделал все возможное, чтобы восстановить отношения между ними? Я знаю, что мой босс может быть упрямым и жестким, но также знаю, что у него обычно есть причина, поэтому я разрываюсь. Не знаю, какой ответ будет правильным. Я знаю, что если бы это была я, я бы хотела получить возможность извиниться и все исправить. Но мы с Рико не из одной ткани. Мы разные люди, и мне кажется несправедливым принимать это решение за него.
— Что именно вы хотите, чтобы я сделала? — Я зашла так далеко, что могу и выслушать ее.
— Я просто беспокоюсь о нем. Он не женат, у него нет серьезных отношений. У него есть деньги, но они не могут согреть его холодной ночью. Я просто хочу знать, счастлив ли он, стабилен, живет ли он в радости. — Она на мгновение останавливается и смотрит на голубое небо, где проплывают пушистые белые облака. Я останавливаюсь вместе с ней, глядя в прекрасную синеву и вспоминаю, как в детстве проводила часы вот так, летом, мечтая о том, какой могла бы быть моя сестра или что бы мы делали в этот самый момент, если бы она была жива.
— Я просто хочу спокойно умереть. Не думаю, что это возможно, пока не узнаю, что с моим сыном все будет хорошо. — Она глубоко выдыхает, и ее узкие ребра сдуваются при этом движении.
Я сдерживаю слезы, думая о сестре и сожалею о том, что мы упустили время, все моменты, все возможности дружить и заботиться друг о друге, которые были просто украдены.
— И конечно, я выплачу вам справедливую компенсацию. Могу помочь вам расплатиться с долгами или сделать хороший сберегательный счет, чтобы вы могли жить так, как вам хочется. Просто в благодарность за то, что вы тратите время и силы на то, чтобы присматривать за ним и сообщать мне, если он кого-то встретил, или просто как он живет в целом. — Она грустно улыбается мне.
— Ну, я всего лишь его личный помощник, так что не посвящена во все подробности его жизни. — Я поднимаю оба плеча, но она бросает на меня взгляд, который говорит мне, что она знает лучше.
— Я знаю, за что отвечают личные помощники, и не сомневаюсь, что вы управляете каждой частью его повседневной жизни. Я уверена, что вы уже заботитесь о нем всеми возможными способами, и очень ценю это. Ему нужна любая помощь, которую он может получить.
Когда она произносит эти слова, я не могу не вздрогнуть. В курсе ли она? Она никак не может знать. Рико не стал бы ей рассказывать. Никто, кроме нас двоих, не знает. Может быть, это материнская интуиция, как моя мама знала, что я встретила кого-то, как только мои чувства к Рико начали углубляться.
Она поворачивается в мою сторону.
— Что скажешь? Могу ли я рассчитывать на то, что ты поможешь пожилой женщине спокойно умереть, зная, что с ее сыном все будет в порядке, когда ее не станет? Или нам нужно сначала обсудить цифры? Я не против.
Я быстро качаю головой; дело не в деньгах — хотя мне бы очень хотелось иметь возможность начать свои сбережения, — а в том, что моя интуиция предупреждает о том, что нельзя обсуждать Рико за его спиной.
Я уже знаю, что в его книге это строгое «нет-нет-нет». Но он ни разу не упомянул о своей матери. Он не знает, что у его матери рак, что она умирает или что она хочет знать, что с ним все в порядке, прежде чем она уйдет из жизни.
Это один из тех случаев, когда нарушение правил было бы правильным поступком? И насколько я должна быть обеспокоена, что она сказала, будто он не будет против, если она поговорит о нем с матерью, если узнает?
Все родители совершают ошибки при воспитании своих детей. Могла ли она действительно сделать что-то настолько плохое, что стоило бы потерять ее до того, как она принесет свои извинения, а он получит шанс простить ее?
— Кстати, меня зовут Грейс. — Женщина протягивает руку для пожатия, и я осторожно сжимаю ее.
— Сандра, но вы это уже знаете.
Я произношу эти слова с улыбкой, продолжая внутренне бороться с тем, что мне делать.
Заслуживает ли его мать информации, необходимой ей для спокойной смерти?
Заслуживает ли она эту информацию больше, чем Рико заслуживает свою личную жизнь?
Имеют ли значение причины, по которым он перестал общаться с матерью?
И смогу ли я простить себя, если не вмешаюсь и не сделаю что-то в ситуации, когда человек, который мне дорог, может принять решение, о котором будет жалеть вечно?