Бездна

11.1. Грета

Я видела его всюду и постоянно. С тех пор, как отпустила это чувство, Май ходил за мной тенью по пятам. Но не настоящий. А тот, который был в моей голове. Когда я узнала, что произошло в вечер моего избиения, не могла поверить, что он вытворил такую глупость. Что из-за меня одной устроил такой погром в одном из сестринств.

Об этом судачили все. Куда бы я не шла, за спиной постоянно кто-то шептался. Потому снова ушла в учёбу с головой. Шли недели, и я стала забывать то, что со мной случилось. Как и о том, что происходило до того. Всё менялось, и я менялась внутри. Но меня настораживало другое — поведение Нам Джуна. Он продолжал демонстративно ухаживать за мной так, что вскоре весь кампус шептался о том, что я охмурила уже второго из троицы, и на очереди Сандерс.

— Вот! — я вздрогнула и посмотрела на пакет перед своим лицом.

Потом взгляд зацепился за обычное кольцо на пальце руки, которая держала бумажный свёрток.

— Ты не ела ничего опять, — Джун положил свёрток на парту, и обернув стул, сел на него, упираясь локтями на спинку, — Как твоя дипломная?

— Просто ужасно, — я отбросила ручку и посмотрела на парня, а потом даже не заметила, как улыбнулась, — Что там на этот раз?

Кивнула головой на сверток, а Джун лишь поправил часы на руке и смешно повёл плечами.

— Какое-то комбо с картошкой "фри". От блинчиков из итальянского ресторана ты отказалась, от "одина"*(рыбные котлеты) из корейского тоже. Что ещё я приносил тебе в эту камеру? Напомни?

Мы рассмеялась и я раскрыла пакет, достав оттуда круасаны.

— Ты наглый лгун, Джун! Это куча калорий, — я полезла в сумку за термо-кружкой с кофе и опять улыбнулась, — Спасибо.

— Видимо, на этот раз я угадал и госпожа Делакруз съест, наконец, свой скудный обед.

Я взяла в руки круасан, а сама застыла. Перед глазами стояла картинка того, как на этом месте сидит не Джун, а Май. Он точно так же улыбается мне и не смотрит злым холодным взглядом. Мы вместе готовимся к лекциям и просто болтаем в пустой аудитории.

— У тебя красивая улыбка, Нам Джун, — подняла на парня взгляд, а он покачал головой и отвернулся к окну.

— Если ты хотела спросить о нём, то могла сделать это прямо, а не смотреть, как на него, — прошептал Джун и на его лице опять появилась холодная маска отстранённости.

— Он… — мой голос дрогнул, но Джун ответил, даже не услышав вопроса:

— Пьет и сидит в лофте сутками. Но с ним всё хорошо. Травмы на нас быстро заживают. Мы привыкшие.

— К чему? — моя рука с кружкой дрогнула, а парень усмехнулся.

— Ты действительно хочешь это услышать? Рассказ о том, кто такие на самом деле черные тузы? — на последней фразе Джун откровенно расплылся в улыбке, а я покачала головой.

— Тебе идёт! Делай это чаще, — я откусила кусок круасана, который оказался ещё теплым, а парень прошептал:

— Мне жаль, что тебе пришлось пройти через подобный ужас, Грета.

— Если бы я тебе не нравилась, Джун, было бы тебе жаль? — мой голос тоже отдал холодом, а парень явно не ожидал такого вопроса.

— Не могу сказать наверняка.

— Поэтому и не стоит пытаться меня жалеть.

— Ты жестокая, и явно такой мне нравишься больше, — ответил Джун и поднялся, — У меня матч вечером, не хочешь прийти?

Я прожевала тот маленький кусочек, и он словно ком встал в моем горле. Не могу больше на это смотреть. Он обманывает сам себя!

— Зачем ты это делаешь? — положила круасан обратно на свёрток и посмотрела Джуну прямо в глаза, — Зачем ухаживает за мной, как за своей девушкой? Тебе не противно это общение? Я ведь спала с твоим лучшим другом, Джун? Это не нормально.

Он опять обратился в статую. Стоял и смотрел на меня, а потом резко и быстро нагнулся. Я даже не успела ничего сделать, чтобы остановить его, а Джун этим воспользовался. Обхватил рукой мой затылок и поцеловал. Порывисто, но совсем невесомо. Так словно прикасался с осторожностью. Мягко повёл губами по моим, а потом прошептал:

— Что ты чувствуешь, Грета? Что ты чувствуешь, когда это делаю я? Только не ври! Скажи мне правду. Это не изменит моего отношения к тебе никак. Ты это ты. А мои чувства это только мои чувства.

Я провела взглядом по его лицу и застыла на губах, вспоминая совершенно другие. Они не ласкали и не дарили нежность, они обжигали таким огнем, словно клеймили меня. На всём моём теле было клеймо Мая. Даже на моём сердце выжглось это чертово чувство.

— Ты любишь его. Пора тебе признать очевидные вещи, агашши. Ты любишь человека, которого хотела уничтожить. А я лишь помог тебе это понять.

Джун опять прикоснулся ко мне в поцелуе, но на этот раз сделал это по-другому, с силой и с дрожью, так чтобы я запомнила его вкус. А он у него был терпким и свежим. Таким как ветер, который и приносил запах тех самых фрезий.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Анъёнаэ, сарани… *(Прощай, милая)… — тихий шепот коснулся моих губ, а потом Джун как ни в чем не бывало вложил в мою руку круасан, и подмигнул, — Хотя бы доешь. Если я буду нужен, ты всегда знаешь где меня найти.

Он обернулся, но я не могла его просто так отпустить. Не могла, потому что это было цинично и неправильно.

— Джун, постой! Почему…

— Потому что у Мая никого нет. Он мне, как брат с того самого момента, как я его встретил. Поэтому, Грета, я переступил через себя. Мы оба сделали этот шаг ради одного и того же человека. Ты это совершила из мести, а я так поступил из-за любви, — всё это он сказал, как и всегда холодным тоном, а потом просто вышел вон.

Разговор с Джуном не выходил из моей головы до самого вечера. Я ходила по комнате из угла в угол и пыталась понять, как мне быть. С одной стороны я понимала, что такой бардак в голове на пустом месте не появляется, а с другой — Май не тот парень, о котором можно сидеть и вздыхать. Это тот парень, который заставляет себя хотеть, черт бы его побрал!

Я взяла телефон в руки и уже собралась звонить Энни, чтобы позвать с собой на матч Джуна, как заметила в куче сообщений именно то, что напрочь вылетело из моей головы — сообщения из номера Изабель. Я ведь так и не выяснила, что это всё значило?!

Поэтому, вызвав такси, решила поехать в сервисный центр, который находился в этом же районе. Торговый центр гудел посетителями, и в этой толпе мне стало намного спокойнее. Вскоре я смогла привести свои мысли в порядок и вошла в один из магазинов сети нашего оператора.

— Вы же понимаете, что обычно номера продаются сразу с аппаратом, мисс? — за белоснежной стойкой стояла улыбчивая девушка в форме и объясняла мне очевидные вещи.

— Этот номер, вероятно, кто-то купил. Это не значит, что это аппарат вашей сестры. Увы, серийный номер сервера, я не могу вам предоставить, поскольку это конфиденциальная информация. Если вы сомневаетесь в законности этого — обратитесь в полицию. Я думаю тогда мы предоставим всю информацию по этому номеру незамедлительно. Пока же я могу вас уверить в том, что это скорее всего обычный вирус, а ссылка и вовсе не активна. Попробуйте перепечатать её в ручную в поисковик на вашем компьютере, возможно тогда удастся перейти по ней и узнать что там.

Она говорила, а я продолжала успокаиваться. Это и вправду может быть просто вирус, а номер могли действительно продать новому абоненту.

— Хорошо, спасибо! — я забрала свой телефон, а девушка опять приятно и открыто мне улыбнулась.

— Пожалуйста! Обязательно приходите или звоните на номер горячей линии. Наши сотрудники всегда готовы помочь в тех вопросах, которые находятся в нашей компетенции, мисс. Приятного вечера!

— И вам! Благодарю!

Я вышла из светлого и просторного салона. Осмотрелась, и решила что можно пройтись и пешком, чтобы уж совсем успокоить свои расшатанные нервы.

От торгового центра до кампусов не так далеко. Если сесть на метро, то и вовсе, выйдя из подземки, я буду в десяти минутах пешей ходьбы от студенческого городка.

Поэтому я вышла из торгового центра, и купив в "маке" бургер, не спеша пошла в сторону подземки. Я смотрела на людей и продолжала идти. Следила за ними и жадно ловила их эмоции. Шла и наблюдала за теми, кто спешил домой. За женщиной, которая тщетно пыталась поймать такси в час пик, когда все возвращались из бизнес-центра.

Они жили, и когда-то и я точно так же думала о совершенно обычных вещах. Что купить Дженсену в подарок, когда буду в Вегасе? Какое платье надеть на бал основателей? Какую речь написать для публичного выступления перед своим курсом?

Я всегда думала только о простых вещах. В моей голове никогда не было мыслей о том, что совсем рядом жили другие люди, со своими проблемами и заботами. Всё потому, что моя собственная жизнь, была той, которую я создала как ширму. Заслонку от того, что считала позором.

" — Милая… Ну, что опять? Ты чего надулась?

Я лежала в обнимку с Дженом в его комнате в кампусе. Парень обнял меня теснее, а я смотрела на сотовый, который лежал на журнальном столике, в сотый раз, вспоминая сообщения мамы.

"Грета, приезжай. Я не справлюсь с ней одна. Ты нужна сестре. Она послушает только тебя…"

"Изабель опять начала принимать наркотики. Грета приезжай. Ты нужна нам. Я понимаю, что у тебя своя жизнь и ты взрослая, но ты нужна семье…"

— Опять из дома звонили? — прошептал Дженсен, а я лишь кивнула.

— Я говорил с твоим отцом, и он солидарен со мной, малышка. Ты не должна вмешиваться в это. Твою сестру уже не спасти, а ты только погубишь свое будущее, если сейчас переключишь свое внимание на неё.

Я кивнула опять и лишь сильнее прижалась к нему, веря в то, что он прав. Дженсен всегда желал мне только добра. Оберегал и опекал с той самой минуты, как мы решили быть вместе. Поэтому я слушала его безоговорочно. Никогда не спорила и соглашалась с ним и с отцом.



— Ты ведь знаешь, что я люблю тебя? — Джен повернул меня к себе и поцеловал.

Мягко, нежно и с осторожностью. Тогда это рождало во мне самые приятные эмоции.

Я знала, что рано или поздно он сделает мне предложение и мы поженимся. Была уверена в нём, и в будущем с этим человеком…"

Но видимо, моя придуманная ширма, действительно была настолько идеальной, что я не просто ошиблась. В этот вечер я осознала, что такое быть игрушкой в руках других людей.

Когда я вернулась в кампус, встала напротив гардеробной и смотрела в одну точку. Думала и решалась на то, что мне твердили все вокруг — вернуться за свою ширму. Спрятаться за ней снова, и выбросить из жизни ту часть, которая была связана с сестрой.

Даже слова пастора Абрахамса теперь обесценились, потому что я сгорала изнутри. В ситуации, когда нужно бежать от подобного ужаса, и перестать влезать в трясину жизни мертвого человека, я думала совершенно о других вещах. О парне, который подарил мне в этой темноте, самые яркие чувства и эмоции.

"Май…"

Будучи счастливой и живя беззаботно, я не никогда не чувствовала подобного. И это дико не справедливо. Почему? Если бы Джен был хоть наполовину таким же ярким, как Май… Возможно, тогда мне действительно стало бы наплевать даже на загадочную смерть собственной сестры, которая унесла в могилу покой всех людей, которые её окружали.

Дорожная сумка выпала из рук, и я схватила телефон. Открыла ноутбук и запустила его.

"Это неспроста. Это всё с самого начала не было спроста. Кто-то разрушил нашу семью специально! И я узнаю кто это сделал!"

Именно эта мысль заставила меня вбить чёртову ссылку в поисковик и молиться, чтобы это действительно был вирус.

Но это был не он. Как только ссылка попала в поисковик — система выдала мне только один источник — облачное хранилище для файлов.

Я опустилась на пол, напротив кровати, на которой и лежал ноутбук. Дрожащей рукой перешла в хранилище, и стала ждать когда же файлы скачаются на ноутбук. Ждала и отсчитывала время до того, как увижу то, чем на самом деле был вирус. И чем на самом деле была моя ширма.

Это были документы. Самые настоящие документы, которые подтверждают факт удочерения. Я схватилась за грудь и не могла понять, что происходит. Такого просто не могло быть. Это какая-то глупая шутка!

Я захлопнула крышку ноутбука с такой силой, что он действительно мог треснуть пополам.

По моим щекам стекали слезы, но я не чувствовала уже ничего. Медленно сходила с ума. Мне стало казаться, что ложь повсюду. Что врут и скрывают правду все, и лишь я одна, словно идиотка, ничего не знаю. Как? Как это могло произойти?

Выскочила за двери и, не разбирая дороги от слез перед глазами, неслась к выходу. Теперь мне было плевать на слова отца. Мне нужна была правда и сегодня я её узнаю.

Спустя тридцать минут, машина такси затормозила у подъездной дорожки нашего дома. В окнах на первом этаже горел свет, а значит родители дома. Если не отец, то мама точно находилась здесь постоянно. В её состоянии, она не могла выйти снова на работу, и отец обеспечивал быт сам.

Дверь оказалось не заперта, и это меня не насторожило, хотя должно было. Из кухни пахло пастой, которую мать готовила в последнее время постоянно.

Она не ожидала меня увидеть, поэтому, когда я вошла в столовую, минуя гостиную с громко орущей плазмой, мать встала у столешницы и застыла.

— Грета? — она положила полотенце на стол и быстро обошла его, заключив меня в объятия, — Детка, почему ты плачешь? Что случилось?

— С тобой… — я всхлипнула, а потом обняла её в ответ и зашептала, — С тобой и правда все хорошо. Тебе и правда лучше. Я уже не знаю чему верить. Мне страшно, мама. Я не понимаю что происходит! Мне… Я нашла документы, вернее мне прислали документы о том, что мы ваши приемные дети.

После этих слов мама резко остановилась и перестала поглаживать мою спину. Она лишь тихо, почти беззвучно, прошептала:

— Какие документы?

— Хватит… — холодный, тихий голос папы ударил в спину, как гром, — Ей нужно рассказать, иначе это не закончится ничем хорошим, Лидия.

— Нет! Изабель узнала и посмотри чем это обернулось! — мама начала дрожать и отвернулась от меня, сдерживая слезы.

— Присядь, Грета, — тихо сказал папа, и указал мне на диван в гостиной.

— Нет!

— Помолчи, Лидия! — я впервые слышала, чтобы папа так говорил с матерью.

— Скажи как есть, папа, — я оперлась о стол рукой и посмотрела отцу прямо в глаза, — Я больше не выдержу этого вранья. Столько лет я терпела выходки Изабель, а потом я поставила своё будущее на кон, чтобы добиться для неё правды и найти тварь, которая убила её. Она фактически покончила с собой. В одиночестве. В какой-то комнатушке в пансионате для бездомных! Почему?



— Потому что это ваш дом, Грета. Тот пансионат место, откуда мы вас забрали двадцать лет назад.

Я нахмурилась, и повторила слова отца про себя. Мне казалось, что это какой-то страшный сон, который превратился медленно в кошмар.

— Как забрали? Куда…

— Изабель и Грета Ривьера. Вот ваши настоящие имена. Мы забрали вас после того, как ваша настоящая мать сбежала из пансионата и бросила двух маленьких детей одних, — продолжил отец, а мама за моей спиной тихо завыла.

— Это и есть причина по-которой Изабель стала такой. Кто-то рассказал ей об этом, а когда она захотела спросить меня, я совершил самую страшную ошибку. Я боялся, что и ты узнаешь, а это было выше моих сил. Я не хотел чтобы мои девочки чувствовали себя всю жизнь брошенными. Поэтому соврал, что вы не родные. И что приёмный ребенок только она.

Я действительно села. Вернее еле нашла стул, который стоял у столешницы и привалилась к нему. Теперь всё вставало на свои места.

И поведение моей сестры, и ненависть ко мне — всё это было продиктовано её собственной болью, тем что она стала чувствовать себя чужой в родных стенах.

— Грета… — отец хотел сказать что-то ещё, но мне не хватило сил, больше это слушать.

В моей груди образовалась настоящая дыра. В ней словно смерч из боли закручивался. Теперь мне стало ясно, почему она искала тепла хоть в ком-то. Ведь я помнила, как отец начал к ней относиться. Он словно крест на ней поставил.

— Почему вы ничего не сказали мне? Почему не позволили помочь ей, ведь я её часть? Зачем это ужасное враньё? Чтобы защитить меня?

— Грета, — папа покачал головой, но я его перебила.

— Ты выгнал меня из дома, и продолжал врать, обличая меня во лжи! Ты выгонял точно так же и её! Почему? Зачем эта жестокость?

— Она связалась с этой Райс, стала прогуливать занятия, постоянно таскалась в тот чертов пансионат, к тому ненормальному старику! — холодно стал чеканить отец, а я схватилась за горло и ощутила, что задыхаюсь.

"Столько лжи. Столько вранья и всё вокруг меня одной. Почему люди лгут? Почему не могут сказать правду, даже если она убьет?! Лучше уж умереть сразу, чем погибать, как моя сестра!"

— Когда Изабель стала искать вашу мать шалаву, я понял, что мы потеряли её окончательно. Она грубила, издевалась над тобой, постоянно пререкалась и сбегала! Тащила деньги из дому сперва на поиски, а потом и вовсе села на наркотики, очевидно, пойдя по стопам своей матери. Та тоже была наркоманкой!

— Значит, и я такой стану, да? — я подняла взгляд на папу, но он промолчал.

Отец словно поперхнулся словами, а я, наконец, поняла, что всё это время сестра действительно меня ненавидела. Она манипулировала всеми. Но имела на это полное право. Враньё должно быть покрыто враньём.

— Ты доволен? — прошептала мама, — Ты доволен собой? Зачем ты рассказал это ей?

Мама еле выпрямилась, и покачала головой, вытирая слезы.

— Из-за вашего вранья, погибла Изабель. Если бы она знала, что не одна… Вы намеренно внушили ей, что мы чужие, чтобы защитить меня? Но ведь мы похожи, как две капли воды!!!

— Потому он её и выгнал, — мама выпрямилась, и с такой злостью это сказала, что меня пробрал озноб, — Когда вы выросли, отрицать очевидное стало невозможно! Моя девочка поняла, что вы родные, но обманули только её. И когда ты уехала в Вашингтон, она пришла и сказа мне это в лицо. Сказала, что за такую жестокость, превратит нашу жизнь в ад.

Я не могла здраво мыслить совсем. У меня в голове не укладывалось то, что они говорили. И ответы, очевидно, были у пастора.

Когда твой мир рушится на твоих же глазах, когда всё во что ты верил, что любил и что было тебе дорого оказывается враньём — создаётся впечатление, что ты попал в вакуум.

В нём нечем дышать, а нём нет звуков, в нём пусто и холодно, а ещё тело сдавливает боль. Беспощадно вакуум уничтожает тебя изнутри. И если человек попадает в него, будучи слишком юным, не удивительно, что он ищет место, где это пространство — пустоту — заполнит хоть кто-то.

Вот почему Иззи стала принимать наркотики. Кто-то посоветовал ей это, как способ восполнить вакуум. Но забыл сказать, что это пустышка. Такую дыру в груди способен заполнить только такой же больной "вакуумом" человек.

Не странно, что она вымещала всё это на мне. Изабель пыталась привлечь моё внимание, заставить меня понять, что ей больно, а я этого не вижу. Не замечаю, хотя я единственный родной в этом мире для неё человек. И вправду единственный.

