Безумные мечты

Глава 10

Встав после беспокойной и почти бессонной ночи, Мадлен обнаружила, что дела не так хороши, как хотелось бы. Она чувствовала себя обессиленной и разбитой. Позвонив своим юристам и банкирам, она объяснила, что ей необходимы копии всех документов, над которыми они работали вчера. Те пообещали тотчас приступить к работе, но, когда они с Рэнсомом приехали в офис, то Мадлен убедилась, что после ее телефонного звонка абсолютно ничего не было сделано. Пришлось все делать самой. Поэтому в президентский дворец они вернулись только к ленчу.

Там их ждал сюрприз. Восхищенный рассказами о героизме мистера Рэнсома, президент Веракрус решил организовать большой импровизированный банкет в его честь. Он ласково, почти отечески пожурил Рэнсома за то, что тот не рассказал ему о вчерашнем происшествии. Банкет удостоил своим посещением и генерал Эскалант. По-видимому, это было довольно суровым испытанием для его оскорбленного самолюбия. Во время еды он сохранял бесстрастное выражение лица, но если бы взгляды могли убивать… Мадлен вздрогнула, заметив, как Эскалант посмотрел на ее телохранителя. В конце концов у Мадлен разболелась голова, оттого что приходилось все время напускать на себя беззаботный вид, но ее насмешила гримаса отвращения, с которой посмотрел Рэнсом на Веракруса, после того как президент расцеловал его в обе щеки.

Накануне они вернулись во дворец около десяти вечера и тут же разошлись по своим комнатам. Мадлен немедленно связалась с отцом, чтобы рассказать ему о происшествиях минувшего дня. Она совершенно справедливо рассудила, что будет гораздо лучше, если он узнает об этом от нее самой, а не из телепрограмм и газетных репортажей, – мало ли какую чушь напишут журналисты. Теккери Баррингтона восхитило мужественное поведение Рэнсома, и Мадлен согласилась, что телохранителя отец подобрал замечательного.

Потом она долго лежала в ванне, успокаивая уставшее, измученное тело, но заснуть потом ей так и не удалось: не давали покоя мысли о том, что всего несколько часов назад она была на волосок от смерти. Кроме того, Мадлен переживала из-за собственного поведения – ведь из-за ее эмоций они могли погибнуть! Страшные события минувшего дня заполнили все ее мысли и чувства, и неожиданно она поняла, что хочет видеть Рэнсома. Зачем? Нет, она хотела от него не секса. По крайней мере не сегодня. Измученная, уставшая Мадлен сейчас не жаждала любви. Ей просто хотелось его общества, его поддержки, его иронии и здравого смысла, никогда ему не изменявшего. Она хотела быть рядом с ним.

Встретившись на следующее утро с Рэнсомом, она сразу поняла: он-то прекрасно спал прошлой ночью. Сном эдакого безгрешного младенца, черт бы его подрал! И его добродушие и мягкий юмор только раздражали Мадлен в течение всего дня.

Когда формальный банкет в его честь закончился, она решила, что сейчас-то они смогут наконец поехать на ранчо, они и так уже отставали от составленного ею рабочего плана на шесть часов. Однако Веракрус торжественно объявил Мадлен, что только президентская машина хороша для того, чтобы везти такого героя, как Рэнсом, в деревенскую глушь. Поэтому секретарь президента отменил заказанный Мадлен автомобиль из специального агентства и послал за Мигелем.

Стиснув зубы, Мадлен пыталась убедить президента изменить это решение – тогда как Рэнсом, явно наслаждаясь ее раздражением, с интересом наблюдал за сценой. Мадлен в сотый раз повторяла, что не хочет злоупотреблять гостеприимством президента, лишний раз затруднять его прислугу и создавать проблемы сеньоре Веракрус: ведь Мигель – ее шофер. Странно, но по реакции президента на ее последнее замечание Мадлен поняла, что Веракрус догадывается об отношениях Мигеля и своей жены и знает, чем они занимаются во время так называемых поездок за покупками. Знает – и намеревается положить этому конец.

Пытаясь избежать нисколько ей не нужной щедрости Веракруса, Мадлен сказала ему, что забронировала для себя в агентстве автомобиль, специально предназначенный для поездок по сельской местности, а шикарный лимузин Веракуса для этих целей не годится.

Однако президент твердо стоял на своем. В конце концов Мадлен все это надоело, и она отступила, поблагодарив Веракруса за любезность и доброту. Она хотела отправиться тотчас же, но Мигель еще не приехал во дворец. Еще утром президент приказал ему прийти к определенному часу, чтобы везти Рэнсома и Мадлен на ранчо, и шофер отправился повидаться с семьей. Однако время шло, а его все не было. Когда он наконец показался, Мадлен готова была прыгать от нетерпения, хотя никто, кроме Рэнсома, этого не замечал. А он – черт возьми! – находил это даже забавным. Мадлен вежливо попрощалась с президентскими гостями и еле дождалась, пока то же сделает Рэнсом.

– Простите, я очень волнуюсь, сеньора, – обратился к Мадлен Мигель, осторожно укладывая ее чемодан в багажник. – Я только один раз до этого выезжал из Монтедоры. – Он распахнул дверцу машины.

– Значит, это будет настоящее приключение и для тебя. – Она постаралась улыбнуться, вспомнив разговор с Рэнсомом о том, что блестящие способности Мигеля не находят применения в этой стране.

Наконец они отъехали от президентского дворца и понеслись по дороге. При выезде из ворот Рэнсом получил свое оружие. Мигель вел машину по Западному Шоссе, направляясь к долине Калентура, лежащей между двумя основными горными хребтами в Монтедоре. Что бы ни ждало ее впереди, Мадлен радовалась тому, что наконец-то уезжает из дворца, оставляя далеко позади его обитателей, которые только тем и занимаются, что плетут интриги и строят друг другу козни. Теперь она начинала понимать, почему Рэнсом не рвался там жить.

– Ты знаешь, что мне сказал на прощание Веракрус? – первым нарушил молчание Рэнсом, зажигая сигарету. – Что мы не доберемся до нужного места засветло. Я думаю, он прав.

– Ты не можешь открыть окно, если уж собираешься курить в машине?

– По дороге мы вряд ли найдем гостиницу, – мягко заметил Рэнсом, открывая окно.

– Представляю… Я уже была в этих местах.

Рэнсом, похоже, получал удовольствие от ее раздраженности и плохого настроения. Вот они, мужчины…

– Так что ты предлагаешь? У тебя есть план?

– Ну разумеется. У меня всегда есть план.

– Я так и понял…

– Примерно на полпути до моего ранчо лежит довольно большой город – Дорагва. Так как ночью на дорогах небезопасно…

– Как, впрочем, и днем, – вставил Рэнсом.

– …Мы вполне можем остановиться там на ночь. В городе есть гостиница – единственная на сорок миль в округе.

– Тогда надо предупредить Мигеля.

– Я уже сказала ему об этом, пока у тебя на шее висела первая леди Монтедоры.

– Я ей нравлюсь.

Мадлен захотелось откусить Рэнсому голову – до того у него был самодовольный тон. У нее заболел желудок – вероятно, от антималярийной таблетки, которую она приняла после ленча. Да и вчерашние царапины саднили.

В роскошном лимузине Веракруса имелось все, что могло пригодиться им в путешествии, – еда, напитки, свежие журналы, подушки и даже туалетная бумага (даже если бы им и попался туалет где-нибудь на пути в Дорагву, туалетной бумаги там бы точно не оказалось – слишком дорого. Как, впрочем, и все товары в этой стране, где инфляция превышала триста процентов в месяц). Рэнсом взял большую подушку, положил себе на колени, слегка взбил ее, жестом приглашая Мадлен прилечь.

Та удостоила его презрительным взглядом, но Рэнсом только рассмеялся.

– Давай, – сказал он. – Ляг и вздремни. Ты выглядишь уставшей и больной. Если у тебя еще больше испортится настроение, придется привязать тебя к крыше лимузина, чтобы мы могли спокойно добраться до места.

Мадлен удивилась, услышав собственный смех в ответ на последнюю реплику Рэнсома.

– Прости. – Ее извинение прозвучало довольно жалко. Он прав – она чувствовала себя совершенно больной.

Рэнсом положил руку ей на шею и слегка помассировал. Мадлен не стала сопротивляться, а закрыла глаза и расслабилась, подчиняясь успокаивающей силе его пальцев.

– Ты вся напряжена, как барабан, – удивился Рэнсом. – Расслабься, успокойся…

– Нет, я… – Мадлен почувствовала, как ее охватывает блаженное тепло, и вздохнула с облегчением: – Мне нужно еще раз просмотреть бумаги, и…

– Давай, – настойчиво повторил Рэнсом. – Ложись и вздремни. – Он откинул волосы с ее лба и улыбнулся: – Обещаю, что буду вести себя хорошо.

Мадлен испытующе посмотрела на него:

– Обещаешь?

– А-га.

Ласковое, дразнящее выражение его глаз не соответствовало словам, но Мадлен почему-то поверила ему. Она уже убедилась, что этот человек не бросает своих слов – а тем более обещаний – на ветер. Конечно, ее гордость и здравый смысл протестовали против его предложения, но движения рук Рэнсома были такими мягкими, нежными… Им невозможно было сопротивляться – и Мадлен положила голову на подушку.

– Сними туфли, – он отодвинулся, чтобы она могла прилечь поудобнее.

Мадлен послушалась и забралась с ногами на сиденье.

Рэнсом погладил ее по голове:

– Ну, так лучше?

– Лучше, – пробормотала она, чувствуя себя в безопасности рядом с ним. Он был прав – ей нужно немного поспать. Ей нужно… Она глубоко вздохнула, закрыла глаза и задремала, наслаждаясь успокаивающей нежностью его прикосновений.

Унылые поля, окружавшие столицу Монтедоры, постепенно сменились холмистыми пейзажами предгорья – именно здесь много лет назад испанцы обнаружили огромные запасы золота. Они обратили все местное население в рабов: мужчины, женщины и даже дети жили в колониях. Несчастные, порабощенные жители должны были строить своим поработителям дома и обслуживать их. Кроме того, именно они перевозили награбленное испанцами добро к побережью через непроходимые, полные опасностей джунгли. Более ста лет испанские галеоны увозили в Испанию золото Нового Света. Перегруженные суда двигались очень медленно, а потому часто становились добычей морских пиратов – грозы всего Карибского бассейна. На долгом пути суда подстерегали и другие опасности: так, еще не успев выйти в Атлантику, более тысячи кораблей затонули из-за бурь и штормов, а многие не могли пройти коварные рифы Флоридского пролива. Однако грабеж продолжался еще долго.

Когда же запасы золота – по которому, кстати, и получила эта страна свое название [7] – стали иссякать, государство получило статус сельскохозяйственной державы. Прекрасные леса, окружавшие столицу Монтедоры, вырубили, а их место заняли обширные плантации. Горы к западу от столицы оставались дикими и нетронутыми – и по сей день плотность населения в тех местах невысока. Ранчо Баррингтонов находилось в долине Калентура – огромной низменности, лежащей между двумя основными горными цепочками Монтедоры. Зеленые горы к югу от ранчо кишели бандитами начиная еще со времен конкистадоров. К северу же от ранчо простирались Лунные горы – идеальное убежище для повстанцев-дористов. Рэнсом посмотрел на свою спящую спутницу и поежился – как осмелилась она путешествовать в этих местах одна полгода назад?

Страна не имела непосредственных выходов к морю, а потому оставалась изолированной от остального мира. Некомпетентность и коррупция ее правителей в течение долгих десятилетий держали население в нищете. Десять лет назад Монтедора вступила в войну с соседом – из-за того, что главы стран поспорили и не смогли договориться между собой о результатах какого-то международного футбольного матча. Военный конфликт окончательно подорвал силы и без того бедной страны. Средний доход на душу населения в Соединенных Штатах был в несколько сот раз больше, чем в Монтедоре, где в руках всего трех процентов жителей концентрировалось девяносто семь процентов богатств страны. Неудивительно, что умный, талантливый Мигель работал шофером у президента и спал с первой леди государства, которая годилась ему в матери, чтобы получать от нее время от времени подачки. Нет, удивительным было то, что он столь многого добился в жизни. Однако больше ему, пожалуй, ничего не светило – даже оптимист Рэнсом считал, что будущего у мальчика в этой стране нет.

Первый государственный переворот произошел в Монтедоре лет семь назад. Сначала жители страны восприняли происходящее радостно и с надеждой на лучшее будущее. Им ведь пообещали бесплатные школы, медицинское обслуживание, работу. Впервые почти за тридцать лет были проведены народные выборы. Однако военные группировки, соперничавшие между собой, так и не дали народу возможности спокойно и мирно жить. Через год выбранное народом правительство свергла воинствующая правая оппозиция. А еще три года спустя хунту сменило новое правительство во главе с Веракрусом. Он тогда был очень популярен – многие партии поддерживали его, включая и группировку крайне нелюбимого народом генерала Эскаланта.

Хотя администрация Веракруса оказалась менее жестокой, чем предшествующая, Эскалант с помощью своей армии безопасности, так называемых сегуридоров, устроил в стране настоящий террор, контролировать который было не под силу даже самому Веракрусу. В государстве процветала коррупция, и роскошь жизни правящих классов казалась вопиющей на фоне бедности нищающего населения. В народе росло недовольство. Поэтому уже в ближайшем будущем ожидалась очередная революция – слишком долго терпел несчастный народ Монтедоры. Людям нечего терять, с грустью думал Рэнсом, пока президентский лимузин мчался все дальше по просторам страны.

Веракрус, жадный и недалекий человек, которого нисколько не волновала жизнь граждан Монтедоры, по сути, был нисколько не хуже любого из своих предшественников, правивших страной в течение более чем сорока лет. Напротив, Веракрус, пожалуй, был чуть ли не лучшим из них, потому что дорожил собственной репутацией и популярностью у народа. В последнее время он все больше и больше расстраивался из-за того, что народ перестает его любить. А попытка убить его, предпринятая недавно, больше ранила его гордость, чем напугала. Разумеется, Веракрус прекрасно понимал, что бесконечные козни и интриги Эскаланта и только ему подвластных сегуридоров едва ли не главная причина недовольства президентом народа Монтедоры.

Похоже, Мартине сказал правду: чтобы сохранить любовь и уважение к собственной персоне, Веракрус должен избавиться от Эскаланта и его тайной полиции – при том что именно Эскалант одним из первых когда-то объявил, что готов открыто поддержать Веракруса. Конечно, умный и хитрый Эскалант знал три года назад, что любовью народа он не пользуется, личным обаянием не отмечен, а потому власти ему не видать как собственных ушей. Поэтому он и поставил на Веракруса, намереваясь сделать из него марионетку в своих руках. Эскалант рассчитывал, что сможет легко манипулировать Веракрусом. Однако сейчас дело, по-видимому, зашло слишком далеко. Веракрус переживал из-за того, что теряет популярность у народа из-за мерзких, кровожадных «излишеств» армии сегуридоров.

Рэнсом вполне ощутил силу ненависти Эскаланта на собственной шкуре – он прекрасно помнил ярость сегуридоров и их главы, когда он запретил проносить оружие во дворец президента. Для Рэнсома это явилось обычной мерой безопасности. Тогда он еще почти ничего не знал о сегуридорах, о том, как прекрасно они обучены, как ненавидят Веракруса. Они были для него одними из многих – и им, как и многим, запретили появляться во дворце с оружием. Однако Эскалант воспринял это решение Рэнсома как личную обиду. Рэнсом полагал, что, будь у того такая возможность, Эскалант задушил бы его собственными руками. Однако паспорт американского гражданина и близкие отношения с Веракрусом гарантировали Рэнсому относительную защищенность. Неуклюжий арест так и остался единственной местью со стороны Эскаланта. Ему этого было мало.

– Еще одна причина, по которой мне никак нельзя расставаться с оружием, – пробормотал Рэнсом, обращаясь к самому себе и гладя шелковистые волосы спящей Мадлен.

Он желал Веракрусу удачи. Если президенту удастся избавиться от Эскаланта – что ж, одной гремучей змеей в стране станет меньше.

Устав от собственных печальных мыслей, Рэнсом всмотрелся в лицо спящей Мадлен. Странно – но он часто забывал, находясь с ней рядом и испытывая на себе все «прелести» ее характера, насколько она красива. Теперь, когда она спокойно спала, у Рэнсома перехватило дыхание от одного только взгляда на ее нежную, алебастровой белизны кожу и тонкие черты лица. Она глубоко и спокойно дышала во сне, ее грудь слегка приподнималась и опускалась. Для путешествия Мадлен выбрала простую одежду – просторные льняные брюки, светлую блузку, но даже в этом скромном наряде казалась ослепительной. Утром она, похоже, забыла нанести на лицо пудру – чтобы скрыть темные круги под глазами, оставшиеся после бессонной ночи.

Почему она не спала прошлой ночью? Сам Рэнсом до того устал, что провалился в глубокий сон в одно мгновение, и на следующее утро проснулся отдохнувшим и посвежевшим. Все-таки удивительно – знать, что ты спас людям жизнь. Когда настанет его черед предстать перед Творцом, Рэнсом знал, что придется признаться в прегрешениях. Но он спас многих за свою жизнь – этого у него не отнимешь. Чертовски приятное чувство!

Вероятно, Мадлен не сумела заснуть из-за драматических событий прошлого вечера. Надо отдать ей должное – вела она себя смело и мужественно. Не считая, конечно, того момента, когда, не послушавшись, побежала за ним и оказалась под прицелом террористов. Он увидел ее тогда, и его парализовал нечеловеческий страх. На долю секунды, которая могла стоить ему ее жизни, он растерялся и замер на месте. А ведь за этот крошечный отрезок времени он мог потерять ее навсегда! Разумеется, Мадлен поступила по-идиотски, но он-то… Он не имел права на растерянность, а тем более на страх. На него это непохоже.

Рэнсом так рассердился на Мадлен за непослушание, что даже не извинился за синяки, которые выступили на ее руке, когда он тащил ее за собой. А поцелуй… Хотела Мадлен признаваться в этом или нет – но он был ей дорог. И это Рэнсом понял вчера.

Господи, но почему же она оставила его тогда, утром, в отеле «У тигра»? Вопрос так и вертелся у него на языке, но спросить ее он не решался. Кто знает – вдруг, если бы они снова оказались вдвоем, она поступила бы так же? У нее ведь жених в Нью-Йорке, есть с кем проводить ночи… Но тогда… почему, зачем же этот вчерашний поцелуй? – лихорадочно думал Рэнсом.

Рэнсом предполагал, какое ее отношение нужно ему для спокойной, трезвой работы телохранителя. Для этого он должен знать, что она к нему совершенно равнодушна. И если иногда и проступает что-то в ее взгляде или словах, так это чистая случайность или признак усталости, а уж никак не симпатия к нему, Рэнсому. Однако сам он догадывался – и со вчерашнего дня почти знал, – что это было не так.

Господи, ну почему она ему так нравится? Несмотря на свой непокорный нрав и постоянные колкости, она была удивительно, неповторимо прекрасна. Он вспомнил ее на званом президентском ужине – ее, Мадлен Баррингтон, сидевшую за одним столом с первой леди Монтедоры – и затмевавшую ее… Ведь никакой на свете характер не может скрыть ее острый, гибкий ум, ее тонкость и обаяние.

Зазвонил телефон. Мадлен открыла глаза, села и осмотрелась по сторонам. Рэнсом чуть подался вперед и опустил стеклянную перегородку, отделявшую их от водителя.

– Где мы? – спросила Мадлен сонным голосом, прищуриваясь.

– В самом деле, Мигель, где мы? – автоматически повторил Рэнсом.

– Думаю, будем в Дорагве через полчаса.

– Спасибо. – Рэнсом радовался, что в этот раз, кажется, их путешествие обходится без особых дорожных происшествий.

– Через полчаса? – Мадлен лениво потянулась, улыбаясь. – Совсем даже неплохо.

Увы, почти сразу же после ее слов они выехали на плохую дорогу, да и наступившая ночь сильно затрудняла вождение. Вдобавок пошел сильный дождь, и дорогу размыло. В результате путешествие их продлилось на два часа дольше, чем предсказывал Мигель. Мужчинам даже пришлось вылезти из машины и подталкивать ее сзади – в то время как Мадлен оставалась за рулем. Когда они прибыли наконец в Дорагву, то все трое были с головы до ног перепачканы грязью.

Приветствуя их, владелец гостиницы не мог удержаться от смеха: промокшая до нитки хорошенькая блондинка и два ее спутника, вымазанные в грязи, уставшие и чертыхающиеся. Действительно, подумала Мадлен, для жителей многострадальной Монтедоры, пожалуй, остается только смеяться над всеми бедами – иначе можно умереть от печали и страха. Если они выжили, то во многом благодаря именно смеху.

Мадлен заказала три комнаты из восьми и попросила хозяйку приготовить им что-нибудь поесть. Она прекрасно знала, что ни о каких ночных кафе в сельской глуши Монтедоры говорить не приходилось.

Рэнсом поспешил в душ, а хозяйка пансиона, сеньора Гутиерре, предложила Мадлен выстирать их одежду: она уверила американку, что до завтрашнего дня все «сто раз успеет высохнуть». Разумеется, стирать она собиралась руками – стиральные машины в этой стране были непозволительной роскошью, тем более для провинциалов.

Мадлен тут же отдала ей свое белье и пошла сообщить о предложении сеньоры Гутиерре Рэнсому. Подойдя к двери душевой, она осторожно постучала.

– Да? – раздался голос, и дверь открылась.

Рэнсом, голый до пояса, собирался бриться. Мадлен увидела крохотное зеркальце над старой, облупившейся ванной. Пораженная красотой его сильного, мужественного тела, Мадлен забыла, зачем пришла.

Рэнсом провел бритвой по щекам несколько раз, прежде чем произнес негромко, поймав в зеркальце ее взгляд:

– Я предпочитаю бриться по вечерам – утром люблю лишние пять минут понежиться в постели.

– М-м-м, – выдавила из себя Мадлен.

Какой волнующий момент – смотреть на мужчину, который бреется! Особенно на этого мужчину. Глядя на его крепкую спину, мускулистую грудь, покрытую негустыми волосами, Мадлен вдруг снова вспомнила ночь в отеле «У тигра» – и покраснела. Интересно, вспоминал ли он о ней? И был ли бы рад, если бы все произошло с ними снова? Она, наверное, умерла бы от счастья, повторись это еще раз. Тепло, нежность, страсть ночи… Мадлен чуть не застонала от наслаждения. Ну а потом? Что будет потом?

– Полагаю, миледи, вы пришли сюда не для того, чтобы смотреть, как я бреюсь? – сухо спросил Рэнсом, не отрываясь от созерцания собственного отражения и водя бритвой по подбородку.

– Нет, конечно. – Мадлен словно очнулась. – Сеньора Гутиерре может выстирать к завтрашнему дню твое грязное белье, если хочешь.

Рэнсом с сомнением оглядел свои грязные брюки:

– Думаю, было бы гораздо милосерднее по отношению к ней выбросить их.

– Она клянется, что к утру одежда будет как новая. Если, конечно, я правильно ее поняла – ты ведь знаешь, мой испанский оставляет желать лучшего…

Рэнсом пожал плечами:

– Мы ничего не теряем. Это моя любимая рубашка, между прочим. Может, эта сеньора Гутиерре умеет творить чудеса? – Он подобрал с пола брошенную рубашку и отдал ее Мадлен.

Она взяла ее двумя пальцами, не желая пачкаться. Еще два часа назад, вылезая из машины под дождь, Рэнсом отстегнул кобуру – и сейчас револьвер лежал на небольшом туалетном столике возле раковины. Мадлен смотрела на Рэнсома в немом оцепенении, когда тот расстегнул «молнию» на брюках. Этот звук снова пробудил в ней воспоминания об их единственной ночи. Рэнсом снова покосился через плечо на Мадлен.

– Я понимаю, ты уже видела все это однажды, – обратился он к ней, усмехаясь, – но, может, все же… – Он кивнул ей на дверь.

– Что? – непонимающе переспросила Мадлен, только через несколько мгновений осознав наконец, чего же он от нее хотел. – А, да, конечно! Прости, ради Бога! – Она вышла в коридор и закрыла за собой дверь, чувствуя себя ужасно неловко.

Она уже видела все это однажды? Не только видела – и Рэнсом должен помнить об этом. И пока Мадлен смотрела на него, она лишний раз убедилась в своей правоте – он помнил о той их ночи ничуть не хуже, чем она сама.

Через несколько мгновений дверь в ванную снова распахнулась, и на пороге показался Рэнсом. Бедра его были обвязаны полотенцем – как показалось Мадлен, он сделал это исключительно ради ее спокойствия, но она так и уставилась на полотенце, словно могла видеть сквозь плотную ткань. И когда их глаза встретились, она поняла, что он догадался о ее мыслях. Мадлен, смутившись, забрала у Рэнсома брюки и, быстро отвернувшись, пошла прочь. Только через минуту-другую она осознала, что прижимает грязные брюки к груди. Уже внизу она вспомнила: забыла сказать Рэнсому, что ужин будет готов через полчаса.

Из-за сильного шторма в домах Дорагвы отключили электричество, и сеньора Гутиерре даже не надеялась, что свет дадут раньше завтрашнего утра. Поэтому ужинали при свете керосиновых ламп, уютно освещавших небольшую веранду. Сильный ливень незаметно перешел в едва накрапывающий дождик, воздух был свежим и чистым.

Вымывшись и переодевшись в чистую одежду, Мадлен, Рэнсом и Мигель от души наслаждались простой пищей, предложенной им на ужин. Когда они поели, к ним за стол подсел сеньор Гутиерре и начал расспрашивать, кто они и откуда едут. Мигеля, казалось, прорвало – он говорил не переставая. Так, за несколько минут он успел рассказать, что служит личным шофером президента Веракруса, что Рэнсом, который работал в службе безопасности президента, научил его в жизни очень многому и что они едут… Тут Рэнсом не выдержал и многозначительно прокашлялся, давая понять, что болтать с посторонними людьми можно и поменьше. Поняв намек, Мигель еще полчаса распространялся о собственной семье и жизни во дворце.

Мадлен поняла, почему Рэнсом не одобряет излишнюю болтливость Мигеля. Помимо них в гостинице остановились еще трое мужчин; они как раз появились на веранде, по-видимому, чтобы поесть. Что-то в их облике и поведении насторожило Мадлен, хотя она не смогла бы точно определить, что именно. Скорее всего Рэнсом чувствовал то же самое, что и она. Хотя незнакомцы не заказывали еду, они тем не менее возмутились, что «каким-то иностранцам» подают мясо, тогда как «простому народу нечего ждать, кроме тарелки вареного риса с фасолью». Они продолжали бы возмущаться еще долго, да сеньора Гутиерре в одно мгновение поставила их на место, сказав пару бойких словечек по-испански.

От внимания Мадлен не ускользнуло и то, что Рэнсом, сев лицом к незнакомцам, бросал на них время от времени грозные взгляды; казалось, он едва сдерживается, чтобы не наброситься на них. Более того, шепотом он попросил Мадлен не отходить никуда с веранды, до тех пор пока эта троица не уедет из гостиницы. Разумеется, они заметили кобуру, пристегнутую к поясу брюк Рэнсома. Пожалуй, он запугал их, и они решили держаться от него подальше.

К счастью, троица довольно быстро поела и тут же ушла. Однако когда Мадлен собралась ложиться спать, Рэнсом приказал ей как следует проверить засовы на ставнях, крепко-накрепко закрыть дверь и вдобавок вручил ей свой сотовый телефон, по которому она могла бы связаться с ним в любое время.

– Ты думаешь, эти трое еще вернутся? – спросила она, удивленная такими предосторожностями.

– Честно говоря, нет, – спокойно ответил Рэнсом. – Но я не хочу давать им ни малейшего шанса.

– По-твоему, они бандиты? – не сдавалась Мадлен.

Рэнсом пожал плечами:

– Да кто их знает – может, и бандиты. Или мятежники. Или еще кто-нибудь – торговцы наркотиками, к примеру…

– Но почему… – начала Мадлен, но Рэнсом прервал ее:

– У них было оружие.

– Правда? – удивилась Мадлен. – А я не заметила…

– Зато я заметил, – лаконично отозвался Рэнсом. – И… если хочешь, назови это предчувствием.

Мадлен с пониманием кивнула – за время знакомства с Рэнсомом она уже научилась доверять его предчувствиям.

Рэнсом снова обратился к ней, явно не желая оставлять ее одну:

– Все в порядке?

– Да.

– Хорошо.

Когда он повернулся, чтобы идти, Мадлен снова окликнула его:

– Рэнсом!

– Да?

Она хотела сказать ему так много, что не знала, с чего начать. В конце концов она просто призналась:

– Я очень рада, что ты здесь.

Рэнсом посмотрел на нее с удивлением, а потом рассмеялся:

– Я тоже рад – да поможет мне Господь.

Он вышел из комнаты и плотно прикрыл за собой дверь.

– Закройся изнутри! – крикнул он.

Так она и поступила.

Пожелав Мадлен спокойной ночи, Рэнсом обошел вокруг дома – внимательно проверил все дверные и оконные засовы. Вокруг все, казалось, было тихо и спокойно. Слегка промокший от накрапывающего дождика, Рэнсом, вернувшись, закрыл дверь на засов. Потом он пошел в бар, где его уже ждал Мигель с двумя стаканами виски.

– Выпьешь? – предложил юноша.

– Спасибо, – сухо поблагодарил его Рэнсом.

Они выпили. Рэнсом закурил сигарету, довольный тем, что сегодня в течение дня курил мало. В окно стучал дождь, а над головой вращался вентилятор. Тихо, безмятежно – особенно в уютном свете керосиновых ламп.

– Ты очень изменился со времени твоего последнего приезда в Монтедору, – неожиданно сказал Мигель.

– В каком смысле? – не понял Рэнсом.

– Раньше ты никогда никого и ничего не боялся, – с прямотой заявил ему Мигель.

Ответ удивил Рэнсома. Он внимательно посмотрел на Мигеля:

– Никогда и ничего не боялся?

Мигель покачал головой:

– Нет, конечно, боялся, как и все люди, – но не настолько, amigo [8].

Рэнсома словно ударили в грудь. Он молча уставился на стакан виски. Что тут скажешь? Мигель прав: да, Рэнсом действительно боялся – боялся за нее. Даже если его ощущения и нельзя было назвать паническими – как, к примеру, вчера, во время той заварушки, даже если это не был холодный страх, который он испытал всего час назад, наблюдая, как трое незнакомцев посматривают на Мадлен, – Рэнсом знал, что подобного с ним никогда прежде не случалось. Он опасался, что его страх передастся самой Мадлен; а ведь первая заповедь профессионального телохранителя гласит: спокойный, трезвый рассудок – прежде всего.

– Она особенная женщина, – мягко произнес Мигель. – Поздравляю тебя.

– Поздравлять как раз не с чем.

– А-а-а, – разочарованно протянул Мигель. – Поэтому она заказала три комнаты…

– У нас с ней чисто профессиональные отношения, – объяснил Рэнсом. – Я ее телохранитель. – Он сделал глоток виски. Напиток обжег ему горло.

– По-моему, ты недоговариваешь. Я же вижу, как вы смотрите друг на друга, – засмеялся Мигель.

– Ну, видишь, видишь, – передразнил Рэнсом.

– И кроме того, она тебе очень доверяет.

Рэнсом вспомнил, как совсем недавно Мадлен чуть ли не на другой конец комнаты отлетела, когда он хотел прикоснуться к ней. И это называется доверяет!

– Да нет, малыш, здесь ты ошибаешься. Если и доверяет, то не настолько… – Он тяжело вздохнул и отпил еще виски. – Боюсь, она уже никогда не будет мне доверять.

– Почему? – удивился Мигель.

– Ты еще слишком маленький для таких историй, – ответил Рэнсом.

– Маленький? – удивился Мигель. – Не забывай, я полностью устраиваю первую леди Монтедоры, которая по возрасту годится мне в матери.

– Прости.

– Знаю. Прости и ты меня, я не хотел говорить о женщинах.

– А о чем?

– Хотел тебе сказать, что я сильно к тебе привязался. И отношусь с большой симпатией. Правда, Рэнсом, я очень рад, что ты вернулся в Монтедору.

– Спасибо, – растерянно ответил Рэнсом и, гася сигарету, добавил: – Я тоже очень рад снова с тобой встретиться, малыш.

– Ты всегда был добрым ко мне, – задумчиво произнес Мигель. – И никогда не обижал.

– Зачем же мне тебя обижать? – удивился Рэнсом. – Что это ты вдруг…

– Ну, если уж зашел разговор, то меня обижали очень многие, – оборвал Рэнсома Мигель. – Взять хотя бы высшую знать Монтедоры. Но иностранцы, гости Веракруса, еще хуже. – Мигель нахмурился. – Терпеть не могу жалости.

– Да, ты прав, – подтвердил Рэнсом, недоумевая, что это нашло на Мигеля, – раньше он никогда не затевал подобных разговоров. – Жалость может очень сильно обидеть человека.

– И еще я терпеть не могу безнадежность.

– Понимаю, малыш. – Рэнсом вдруг почувствовал себя ужасно уставшим и сонным – наверное, выпил слишком много виски.

– Я знаю, что ты понимаешь. Только поэтому и говорю тебе.

– Говоришь – что? – Рэнсом поглядел на Мигеля слипающимися глазами.

Мигель улыбнулся:

– Что всегда замечательно относился к тебе, Рэнсом. – Мигель поднялся из-за стола. – И к Мадлен Баррингтон тоже.

Рэнсом никак не мог прийти в себя – что это сегодня с Мигелем? Выпил слишком много виски или просто погода такая, навевающая грустные мысли и подобного рода откровения?

– Идем спать? – спросил его Рэнсом.

– Идем. Спокойной ночи, Рэнсом.

– Спокойной ночи.

Слегка нахмурившись, Рэнсом смотрел, как Мигель поднимается по лестнице к себе в комнату. Что-то с ним явно не так… О черт! Нет, он не будет думать о личных проблемах Мигеля. У него и собственных хватает.

Рэнсом неожиданно проснулся на рассвете. Веки его были тяжелыми, точно налитыми свинцом. Что же разбудило его в такую рань?

Наконец он понял – какой-то повторяющийся легкий, шуршащий звук. Где-то совсем рядом. Это напомнило Рэнсому его детство – когда по утрам мать подметала пол, он слышал точно такой же шелестящий, тихий звук… И по вечерам – когда они с братом сидели за письменным столом на кухне, делали уроки. Уютный, добрый звук – столько милых воспоминаний нес он в себе.

Но откуда этот звук здесь, да еще на рассвете?

С огромным трудом Рэнсом заставил себя открыть один глаз. Он увидел ровную деревянную поверхность. Но куда же делась подушка? Странно – где он лежит? Явно не на кровати.

Рэнсом открыл второй глаз и приподнял голову. Она сильно закружилась, к горлу подступила тошнота. Черт! Рэнсом с трудом проглотил слюну и замер, ничего не понимая.

Он знал только, что находится не в своей комнате. Он сидел на деревянном стуле, а его руки и голова покоились на деревянной поверхности стола. Господи, как же он умудрился заснуть в таком положении?!

Во рту у него было мерзко, губы с трудом шевелились – так бывает после изрядной попойки, однако, насколько он помнил, вчера он не особенно много выпил. Ужасно болела голова. Неужели он вчера опьянел? Странно, это на него непохоже. И тем более – пока он охраняет Мадлен.

Он попытался напрячься и вспомнить – от этого усилия голова только сильнее заболела. Нет, вроде нет. Только пиво за ужином да немного виски с Мигелем перед сном. Правда, виски показалось ему очень сильным, чуть горьковатым. По-видимому, его усыпили!

– Добрый день, сеньор!

Глянув через плечо, Рэнсом наконец понял, что его разбудило. Девочка лет десяти подметала деревянный пол в баре. Она нерешительно улыбалась, глядя на него. Рэнсом попытался улыбнуться в ответ, но это ему не очень удалось.

– Где сеньор? – спросил он о Гутиерре. Язык ворочался с трудом – по-видимому, кто-то подсыпал ему какой-то гадости в виски. Но кто? И для чего?

Девочка ответила Рэнсому по-испански, что сеньор Гутиерре еще спит. Может быть, сеньор желает чего-нибудь?

Но Рэнсом уже не услышал ее. Зачем его усыпили? Как для чего, идиот! Он взлетел по лестнице в одно мгновение. Красивая богатая женщина, одна в комнате. Господи, только бы с ней ничего не случилось! Он бросился к двери. Она была заперта.

– Мэдди! – закричал он что было сил, колотя в дверь. – Мэдди, Мэдди…

Он услышал, как она вскрикнула и встала с постели. Она жива, жива!!!

Полусонная и ничего не понимающая, Мадлен отворила ему дверь.

– Мэдди! – Он изо всех сил сжал ее в своих объятиях – теплую, милую.

– Что, что такое? – Перепуганная, она крепко прижалась к нему.

– Господи, ты жива, Мэдди, – повторял Рэнсом, не выпуская ее из рук.

– Рэнсом, что, наконец, происходит? Объясни толком, я ничего не понимаю.

Он все еще крепко держал ее, словно желая окончательно удостовериться в том, что она цела и невредима.

– Я подумал… А, черт, Мэдди! Уже не знаю, что я там подумал, но…

– Ты не знаешь, что ты подумал?! Как это понимать, Рэнсом? Что происходит?

– Я… не уверен… – пролепетал он.

– Что-нибудь не так?

– Гм… Прости, я не совсем уверен… – Кажется, он выглядел довольно глупо.

– Не совсем уверен? Ты спятил? Напугал меня до смерти…

Рэнсом опустил голову и пробормотал себе под нос:

– Прости меня.

– Простить? – Мадлен не знала, что сказать. Ее тонкий халатик едва скрывал очертания прекрасного тела. Она устало опустилась на кровать. – Простить тебя, – снова повторила она машинально. – На этот раз ты, похоже, сломал мне пару ребер своим дурацким револьвером…

Глянув вниз, Рэнсом увидел кобуру – верно, он совсем забыло ней. Мадлен, наверное, было очень больно… Надо, в конце концов, научиться держать себя в руках! Рэнсом с виноватым видом посмотрел на Мадлен и произнес:

– Понимаешь, такая ужасная ночь, и…

– Господи, да меня едва удар не хватил! – воскликнула Мадлен.

– Постараюсь, чтобы больше такого не повторилось, – промямлил Рэнсом, и вдруг его пронзила догадка: Мигель!

Он бросился из комнаты. Мадлен стремительно последовала за ним. Они остановились у двери Мигеля.

– Послушай, что, наконец, происходит? – недоумевала Мадлен.

– Кто-то подсыпал мне снотворного вчера вечером, – коротко объяснил ей Рэнсом и заколотил в дверь, крича: – Мигель! Ты здесь? Открывай!

– Что?! – Глаза Мадлен расширились от изумления.

– Я подумал сначала, что это мог сделать кто-то, собиравшийся напасть на тебя.

– Так поэтому ты…

– Отойди-ка! – Рэнсом высадил дверь и вбежал в комнату Мигеля.

Мадлен вошла следом.

В комнате никого не было. Постель так и стояла нетронутой со вчерашнего вечера. Мигель и его вещи исчезли, только на постели валялся какой-то листок бумаги. Рэнсом взял его в руки – это была коротенькая записка.

– Что там? Куда подевался Мигель? – Мадлен ничего не понимала.

Рэнсом с грустью посмотрел на нее и протянул записку.

– Мигель сбежал. И украл нашу машину.