Безумные мечты

Глава 1

Жара в Монтедоре даже после захода солнца была совершенно невыносимой. Кондиционеры в убогом, плохо освещенном баре никуда не годились – старые электрические вентиляторы, прикрепленные к потолку, медленно вращались, издавая тихое поскрипывание, – казалось, они всего-навсего разгоняли горячий, влажный воздух по комнате, а их создатели позаботились только о том, чтобы каждый чувствовал здесь себя в одинаковой степени плохо. Даже вездесущие мухи совершенно отупели от жары: жужжа в ритме заунывных индийских мелодий, они летали, натыкаясь на стены бара и падая на пол.

Мадлен Баррингтон с мрачным видом потягивала тепловатый ром с колой. «Да, моя сестрица никогда бы не стала отзываться о спиртном с таким восторгом, если бы только попробовала эту бурду», – подумала она. Ей безумно захотелось свежей минеральной воды с ломтиком лимона – а потом прохладную ванну с ароматическими добавками и еще удобный матрас и свежие белоснежные простыни… Но все это осталось за тысячи миль, в ее нью-йоркской квартире на Манхэттене. А пока ей предстояла еще одна ночь в Монтедоре.

В этой бедной южноамериканской стране Монтедора – ее столица – была, пожалуй, единственным городком, в который не стыдно было пригласить туристов. Впрочем, и туристы сюда не слишком спешили – во всем городе всего два-три больших отеля. «У тигра», который выбрала Мадлен, был лучшим из них – да и жить в нем безопаснее. Однако и он последний раз ремонтировался лет двадцать назад… В общем, все бы ничего, если для вас не имеют значения старые полотенца, осыпающаяся с потолка штукатурка, дребезжащие вентиляторы, никудышная кухня и брюзжащая прислуга.

Однако Мадлен была из тех, кому все это далеко не безразлично. Она закрыла глаза, отчаянно борясь с захлестывавшей ее волной отчаяния и депрессии. Ну и денек! Проведя двенадцать часов в аэропорту – в ужасных, совершенно невыносимых условиях, – Мадлен в конце концов услышала сообщение о том, что ее рейс, назначенный еще на утро, отменяется вовсе. А когда потребовала назад свой багаж, ей сообщили, что его по ошибке погрузили на какой-то другой самолет и теперь никто на всем белом свете не знает, где его искать.

Итак, ей предстояла еще одна ночь в Монтедоре, и сейчас Мадлен даже не могла сменить белье. Да и купить она ничего не могла: в комендантский час покидать территорию отеля строго запрещалось. А в город она вернулась уже очень поздно, едва успев поймать такси, – магазины и мелкие лавочки закрывались здесь непривычно рано, по американским меркам. «Единственный выход, – уныло подумала Мадлен, – постирать белье самой, в номере…»

Вздохнув, она подумала, что пора бы перестать сидеть здесь и вот так вот напиваться, впадая в депрессию. Нужно ведь еще найти в себе силы, чтобы встать, пройти через внутренний дворик к приемной стойке и заказать для себя номер на ночь. Как знать, может, в новой комнате она снова встретится с тем же огромным тараканом, который оказался ее соседом в прошлую ночь. Хоть какое-то живое существо рядом… Мадлен кисло улыбнулась и допила ром. И совершенно неожиданно для себя – всю жизнь была сдержанной в том, что касается алкоголя, – заказала еще. Нужно же где-то черпать силы для предстоящей встречи с угрюмым портье! Не говоря уже о ржавой воде в здешних кранах…

– Двойной, пожалуйста, – попросила она официанта.

– О, я вижу, наши напитки пришлись вам по вкусу. – Толстощекий бармен впервые за все время улыбнулся ей. Что, впрочем, не доставило Мадлен особой радости.

– Ну, если уж совсем честно, то мне сейчас совершенно все равно… – попыталась было поплакаться ему Мадлен, но он уже отошел от нее.

Предыдущая неделя выдалась донельзя скверной, и Мадлен с ужасом думала о том, что скорее всего ей предстоит в будущем совершить еще одно путешествие в Монтедору, чтобы довести начатое до конца. Около пятидесяти лет назад ее дедушка купил в этой стране огромную плантацию, назвав ее «Ранчо Баррингтонов». В общем-то, по тем временам это было неплохое вложение денег. В теплом, благоприятном южноамериканском климате на ранчо круглый год созревали томаты, сахарный тростник и другая сельскохозяйственная продукция – прямо для компании «Продукты питания. Баррингтон и К°».

Однако с тех пор социальная, политическая и экономическая обстановка в стране изменилась: ни о какой былой стабильности говорить уже не приходилось. Нынешний президент – Хуан де ла Веракрус – был третьим военным диктатором за последние семь лет. Да и на самом ранчо дела обстояли не столь успешно, как раньше, – управление земельным владением шло из рук вон плохо. В течение нескольких лет Мадлен убеждала своего отца, Теккери Баррингтона, продать плантацию. Она не только всерьез опасалась потерять землю (в стране явно назревала национализация), нет, Мадлен искренне считала, что все компании и предприятия Баррингтонов должны поддерживать американскую – а не какую-то там еще – сельскохозяйственную индустрию.

В конце концов ей удалось убедить отца в необходимости продать землю. Получив его согласие, Мадлен немедленно прилетела в Монтедору – было необходимо узнать, как шло управление поместьем, прежде чем выставлять его на продажу на международный рынок.

Несколько последних дней она опасалась, как бы не отменили рейс домой – что, в конце концов, и произошло. Ей, конечно, хотелось бы думать более оптимистично о своих шансах вылететь отсюда завтра, но, увы, здешний аэропорт походил скорее на какую-нибудь провинциальную благотворительную ярмарку в последний день перед закрытием, чем на современный центр международных сообщений…

– Еще рому, сеньорита? – послышался голос бармена прямо у нее над ухом.

Он все-таки заметил, что она выпила и второй бокал…

Конечно, больше бы пить не следовало. Она ведь никогда не пила так много за один вечер. Но что еще остается здесь делать? Идти в убогий номер и, запершись в четырех стенах, смотреть на давно не ремонтированный потолок? Или тупо перечитывать две книжки, которые она привезла с собой из Штатов и уже давно прочитала? Или заново пересмотреть документацию по ранчо, что может только усугубить ее депрессию – ведь она в очередной раз убедится в почти полном отсутствии шансов продать злополучную землю?

– Да, пожалуй, еще бокал, – попросила Мадлен.

Она почувствовала, как тонкий шелк платья прилип к спине, а на лбу выступили капельки пота. Жара становилась все более невыносимой. Достав из кармана платочек с собственной монограммой, Мадлен прижала его ко лбу. «Странно, – подумала она. – Я ведь никогда до этого не потела…» И это было одной из причин, по которой, как ей казалось, ее недолюбливали родные сестры.

Нет, конечно, Мадлен знала, что они ее любят, – однако было множество мелочей в ее поведении и образе жизни, которые им просто не нравились. Впрочем, то же самое можно сказать практически обо всех, кого она знала. Взять хотя бы постоянные шуточки о ее дипломе с отличием в Принстоне [1], ее безупречном управлении многочисленными семейными делами, всегда утонченном и изысканном внешнем виде и обширных познаниях в самых разных областях – всего этого хватало с лихвой, чтобы знакомые относились к ней несколько отчужденно. И чем выше поднималась Мадлен по социальной лестнице, тем менее любви и чувств, казалось, внушала она окружающим.

И сейчас, сидя в дешевом баре в богом забытой стране на краю света, Мадлен прекрасно понимала, что, хотя у нее большая семья и куча родственников и несмотря на ее многообещающее будущее и многочисленный круг знакомств, ей некуда и некому сейчас позвонить, чтобы рассказать, как ей одиноко и тоскливо. Ни одного по-настоящему близкого человека… На всем белом свете…

В свои тридцать лет, здоровая, состоятельная, занимающая довольно высокое положение в обществе и сделавшая блестящую карьеру, Мадлен Баррингтон была совершенно одинока. Все больше впадая в депрессию и отчаяние, потягивая выдохшуюся колу и дешевый ром, Мадлен вдруг почувствовала себя измученной и опустошенной.

Что с ней случилось? Наверное, во всем виновата жара… Пора наконец успокоиться и перестать давать волю слезливой сентиментальности. Слава Богу, здесь не было никого из ее круга – что бы они подумали, увидев ее здесь, безобразно потеющую, недовольную, по уши погрязшую в жалости к собственной персоне? Она никогда на позволяла себе так распускаться на людях. И даже самой себе не позволяла подобных эмоций! К счастью, бармену, кажется, нет до нее никакого дела, а трое официантов, сидящие в углу, поглощены исключительно игрой в покер…

Странно – Мадлен ведь была исключительно дисциплинированной женщиной и никогда не теряла контроля над собой. Вдоль стены рядом со стойкой тянулось треснувшее, грязное и засиженное мухами зеркало. Взглянув в глаза собственному отражению, Мадлен мысленно приказала себе взять себя в руки, чтобы снова ощутить спокойствие и уверенность в собственных силах…

И именно в этот момент она увидела его. Точнее, даже не его, а его отражение. Оказывается, все это время он не отрываясь следил за ней.

Чувствуя себя совершенно разбитым после дня, проведенного в президентском дворце, Рэнсом медленно шел по улицам Монтедоры. Было душно, влажно и жарко. Двадцать минут назад он отпустил своего шофера: ему необходимо было хоть немного проветриться. Хотя в вечернее время прогулки по городу были далеко не безопасными, Рэнсом прекрасно понимал, что, останься он в машине, управляемой его шофером, его будут подстерегать не меньшие опасности. Водитель из этого парня никудышный.

Господи, какую адскую работу ему пришлось выполнять! Рэнсом с удовольствием работал на компанию «Секьюрити интернэшнл» и с радостью согласился на предложение придумать и установить новые системы охраны для президента Монтедоры Хуана де ла Веракруса. Но теперь, когда работа выполнена, он нисколько не будет жалеть, оставляя эту несчастную, угнетенную страну с ее вечно претенциозными эгоцентриками правителями…

Сегодня он в последний раз просмотрел сделанное им за это время – все компоненты системы безопасности функционировали безупречно. Оставалось лишь составить подробный письменный отчет обо всем сделанном – но это подождет до конца месяца. Веракрус лично предложил ему провести эту последнюю ночь в его дворце, однако Рэнсом отказался, предпочитая покой и уединение своего номера в более чем скромном отеле показной роскоши дворца, обитатели которого, казалось, умудрялись строить друг другу козни даже во сне.

Ну что ж, одно хорошо – работа закончена. Остается всего одна ночь – а завтра утром президентская машина отвезет его на военный аэродром и частный президентский самолет благополучно доставит его обратно в Соединенные Штаты.

«Не сойти бы только с ума в эту последнюю ночь», – уныло подумал Рэнсом. Сейчас ему нужна хоть какая-то разрядка. После всей этой возни с Веракрусом и его свитой ему безумно хотелось приличной компании, хотелось понаслаждаться жизнью – после более чем месячного пребывания в унылой Монтедоре, – расслабиться, сбросить напряжение последних дней. Сейчас, после долгого и утомительного обеда, когда пришлось снова надевать этот ненавистный галстук… С тех пор как он оставил работу в спецслужбе, Рэнсом надевал галстук только на похороны и свадьбы…

Ему хотелось, чтобы кто-нибудь помог ему сейчас, успокоил его совесть – ведь столько времени он потратил на то, чтобы защитить жадного диктатора – защитить его силу, власть и богатство. Впрочем, каковы бы ни были душевные симпатии и антипатии Рэнсома, работать он привык хорошо, и Монтедора, где он потрудился на славу, не стала исключением. Поэтому сейчас ему нужно было как-то побаловать себя.

Распахнув дверь в бар отеля «У тигра», он вошел внутрь – и тотчас же нашел ответ на все свои чаяния и стремления. Она сидела недалеко от стойки бара, и именно она была нужна ему в этот момент.

Потрясающе, пугающе красивая женщина. Однако не так-то легко было вывести Рэнсома из состояния душевного равновесия. Поэтому он непринужденно направился прямо к стойке, не сводя глаз с незнакомой красавицы.

Ее льняные локоны, казалось, слегка потускнели от страшной жары. Мелкие золотистые завитки ниспадали на шею и плечи, и она то и дело подносила к лицу крохотный носовой платочек с кружевной отделкой, вытирая капельки пота. Глаза глубокого голубого оттенка обрамляли длинные, густые ресницы. А кожа просто изумительна – белоснежная, точно жемчуг, аппетитная, словно сочный и нежный плод. На ней было довольно дорогое на вид платье из темно-лилового шелка с глухим воротом, но открытыми плечами. Изящный поясок подчеркивал тонкую талию. Платье оставляло открытыми колени, и Рэнсом в одно мгновение оценил прекрасные длинные ноги. Она носила простой золотой браслет и серьги, а легкие туфельки, пожалуй, стоили не меньше двух сотен долларов…

Рэнсом недоумевал: что такая женщина делает в этом отвратительном месте? Ее элегантный наряд и изящные черты лица говорили о том, что она принадлежит к высшим слоям общества. Какого же черта она сидит одна в этом паршивом баре? Она наверняка не проститутка, ни одна женщина из посольства не покинула бы его территорию в комендантский час, служащие из Корпуса мира одеваются значительно хуже, а больше, насколько знал Рэнсом, иностранцев в Монтедоре нет… Никто не отваживался приезжать в страну после последнего государственного переворота.

Если эта женщина просто путешествует, то сейчас она явно не в лучшем настроении. Рэнсом давно уже не видел людей с таким мрачным выражением лица. Интересно, о чем она думает?

Впрочем, какие бы мысли ни рождались у нее в голове в это мгновение, на свое отражение в зеркале она посмотрела с холодной яростью. Господи, она великолепна! Рэнсом уже готов был поверить, что ее прислали сюда добрые ангелы – специально для него, чтобы успокоить, утешить и наградить за тяжкие труды. Хотя, признаться, он о таком и не помышлял…

Он смотрел на ее отражение в зеркале – и в какой-то момент взгляды их встретились. Рэнсом медленно улыбнулся ей. Нет, эта женщина послана не ангелами – он прочитал в ее глазах вызов. То, что надо! Он никогда не любил легких побед.

Разгоряченный и возбужденный, Рэнсом расслабил свой дурацкий галстук, расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке и направился прямо к ней.

Мадлен вопросительно посмотрела на незнакомого человека, который, осмотрев ее с головы до ног, без приглашения уселся рядом.

– Привет! – непринужденно произнес он.

– Добрый вечер. – Мадлен бросила на него довольно красноречивый взгляд, показывающий, что она нисколько не смущена или взволнована его присутствием – и не слишком-то жаждет общения. Потом она обратилась к стоящему неподалеку бармену и заказала еще один ром с кока-колой.

– Плачу я, – быстро вмешался Рэнсом, когда Мадлен достала деньги.

Она возразила:

– Нет, спасибо. Я сама…

Что – ты сама? – перебил он ее. – Хочешь сказать, что сама заплатишь за меня?

– Но… – нахмурилась она.

– Спасибо! – снова не дал ей договорить Рэнсом и обратился к бармену: – Сеньор, за меня сегодня платит эта леди. Пожалуйста, одно пиво!

Глядя на нахального незнакомца, Мадлен чувствовала постепенно нарастающее раздражение.

– Простите, но я…

– Ты ведь американка, не так ли?

– Да. Но…

– И я тоже, – торжественно объявил ей Рэнсом.

– Замечательно, ничего не скажешь… Однако…

– И ты остановилась в отеле «У тигра»?

Мадлен пристально посмотрела на него:

– Ваш способ знакомиться довольно примитивен. – Это прозвучало почти грубо.

– Да я и сам знаю! – небрежно ответил Рэнсом, не обращая никакого внимания на ее холодность. – Но я привык полагаться на свое обаяние и неотразимую сексуальность…

К собственному удивлению, Мадлен улыбнулась. Должно быть, опьянела…

Он недвусмысленно ухмыльнулся:

– Ну вот так-то лучше.

– Лучше, чем что? – не поняла Мадлен. Господи, и почему она сидит и разговаривает с ним, вместо того чтобы послать его к черту?

– Лучше, чем то выражение твоего лица, которое напугало меня, когда я сюда зашел. Ты выглядела так, как будто собиралась броситься с моста…

– Нет, не собиралась.

– Как будто тебе невыносимо в этом чертовом городишке в эту жуткую ночь…

– Ну… – Мадлен заплатила за его пиво и обрадовалась, что есть с кем перекинуться словом. Даже общество этого нахального незнакомца казалось сейчас лучше того ощущения одиночества и уныния, которое овладело ею несколько минут назад.

Рэнсом поднял бокал с пивом:

– А здесь ведь могут быть очень даже неплохие рабочие деньки – и потрясающие ночи любви.

– Да что ты! – Мадлен, в свою очередь подняв бокал с ромом, чокнулась с незнакомцем, гадая, что могут значить «потрясающие ночи любви» в его понимании. Наверное, постель с водяным матрасом, пара видеокассет с «фильмами для взрослых» да недорогие девочки…

– Были у тебя такие ночи в последнее время? – спросил он Мадлен, и в его зеленых глазах зажглись озорные искорки.

– Боюсь, что нет.

– Хорошо сказала. Как будто ты абсолютный новичок в этом деле…

– Не надо так говорить. – Мадлен попыталась отмахнуться от глупых видений: намалеванные полуголые девицы, которых она никогда в жизни не понимала и не поймет.

– Я смотрю, ты женщина, для которой на первом месте в жизни стоит работа? – иронично спросил незнакомец.

– Представь себе, да.

– И чем же ты занимаешься?

– Не хочу сейчас об этом говорить.

Он чуть заметно пожал плечами:

– Что ж, пожалуй, ты права. Хватит трепаться. У меня сегодня тоже такой денек был…

– Хватит трепаться, – согласилась она, сама удивляясь собственным словам. Она ведь никогда не позволяла себе таких грубых выражений – да еще с незнакомым человеком… Наверное, жара на нее так действует. Или все дело в этом таинственном незнакомце? Странно, что она с такой легкостью согласилась на его компанию и чувствует себя с ним непринужденно. Хотя она уже слышала о том, что люди легче всего доверяют самые тайные свои мысли именно тем, с кем незнакомы. Когда нет совместного прошлого, тогда действительно становится легко и хорошо друг с другом. Наверное, все объясняется именно так.

Господи, ну и жарища! Она еще никогда не жила в таком одуряющем климате! Поэтому и ведет себя черт-те как и несет какую-то чушь… Мадлен чувствовала тепло, исходящее от незнакомца, вдыхала пряный запах его сильного мужского тела, слышала его легкое дыхание.

Он, несомненно, был красив, хотя, признаться, и не вполне во вкусе Мадлен. Вряд ли она стала бы с ним встречаться, познакомься они в Нью-Йорке. Около шести футов ростом, очень изящен, подтянут – и в то же время худ, хотя тощим его назвать нельзя. Сильный, мускулистый – но отнюдь не грузный. Густые каштановые волосы местами выгорели на солнце, одна непослушная прядь все время падала ему на лоб – и он постоянно откидывал ее назад.

Его брови и ресницы были темными – а в ярко-зеленых глазах светились ум и энергия. На худощавом лице появлялись ямочки, когда он улыбался, губы же казались пухлыми. Нос был чуть искривлен, а на виске виднелся след от шрама – это придавало его облику мужественность.

Одет он был довольно посредственно. Будь Мадлен в худшем расположении духа, она бы, пожалуй, назвала его одежду довольно дешевой: брюки цвета хаки, старый кожаный ремень, порядком поистершийся, поношенные туфли, обычная недорогая рубашка… Дополнял все это галстук, который Рэнсому, несомненно, подарила какая-то женщина. Вероятно, сам бы он никогда не выбрал для себя этот темно-красный цвет с неопределенным рисунком – какие-то мелкие завитушки…

– Галстук тебе подарила какая-то женщина, – выпалила Мадлен, совершенно не подумав.

Он изумленно поднял брови:

– Правильно. Но откуда ты знаешь?

– Спорю, это твой единственный галстук. И ты надеваешь его только на свадьбы или на похороны.

Он улыбнулся и с интересом посмотрел на нее:

– Ты что, успела порыться в моем шкафу?

– Нет, просто мужчины – довольно предсказуемые существа, – пояснила она.

– Неужто? Тогда, может быть, скажешь, как выглядят мои кальсоны?

– Нет, в нижнем белье я не разбираюсь.

– Зато в галстуках – очень даже…

– Ну, дело в том, что именно этот галстук не подходит к рубашке. Будь у тебя несколько галстуков, этот ты бы не выбрал ни за что. – Только сейчас она осознала, что именно сказала, и быстро поправилась: – Прости, пожалуйста. Я не хотела быть грубой. – Она нахмурилась и добавила: – Я никогда и никому не грублю.

– Никогда не говори «никогда», – улыбнулся он.

– Нет, это правда. Но вот тебе сказала, по-моему, что-то грубое…

– Это из-за жары, – спокойно пояснил он.

Она поставила на стол бокал:

– По-моему, я просто слишком много выпила.

Незнакомец снял с себя галстук и засунул его в карман.

– Честно говоря, терпеть не могу эти дурацкие галстуки.

– А кто она была? – Это, конечно, ее совершенно не касалось и задавать подобный вопрос не следовало, но… ей захотелось узнать о нем больше.

– Женщина, которая подарила мне этот галстук? Да так, одна подружка. Ничего особенного.

– По-моему, она хотела тебя гораздо больше, чем ты ее, – предположила Мадлен. Господи, почему ей так легко сейчас говорить ему такие вещи, которые она никогда и никому на свете сказать не решилась бы?!

Незнакомец заглянул в ее бокал:

– Ты что, гадаешь на кофейной гуще?

Она пожала плечами:

– Несложно догадаться.

Он и в самом деле принадлежал к тем мужчинам, которых женщины обычно безумно хотят – и в которых страстно влюбляются. Нет, себя Мадлен к таковым, естественно, не относила: у нее гораздо более утонченные вкусы, а этот незнакомец не казался каким-то особо изысканным. Хлопчатобумажная рубашка подчеркивала мускулы на плечах и груди, а узкие брюки облегали сильные стройные ноги и крепкие бедра. А как он подошел к ней – словно дикая кошка! Он смотрел на нее, и она прекрасно понимала, почему женщины без ума от таких мужчин, – чего стоит один только их взгляд! Посмотрит на тебя такой вот – и чувствуешь себя любимой и обожаемой…

– Да, женщины любят такие вещи, – пробормотала она, поднимая бокал и делая большой глоток рома: она совершенно забыла о том, что собиралась больше не пить!

– Какие вещи? – удивился он, опираясь щекой на руку.

Только тут Мадлен заметила, что у него очень красивые руки: с длинными пальцами, сильные, изящные. Они, как и лицо и шея, были покрыты темным загаром. Мадлен заметила еще один шрам на его руке.

– Предположу – ты или солдат, или тебе просто не везет, – сказала она.

– М-м-м?

Она указала на шрам, однако он не понял, что она хотела сказать. Осмелевшая от его спокойной реакции на те глупости, которые она ему говорила, Мадлен легонько дотронулась до его руки.

– А, ты об этом… – хрипло пробормотал он.

– А вот еще. – И она дотронулась до следа от шрама на его виске.

Он так и замер, когда она провела рукой по всей длине рубца, задев его по волосам.

– А нос… – и она провела по нему пальцем, – чуть искривлен. – Мадлен показалось, что ее голос звучит тоже хрипло. Внезапно ей захотелось дотронуться до его губ – но на них не было никаких шрамов, и поэтому пришлось остановиться.

Он придвинулся к ней ближе:

– Пару лет назад мне сломали нос…

– Как это?

– В драке.

– Я погляжу, у тебя жуткий характер, – протянула Мадлен.

Он улыбнулся в ответ:

– Вовсе нет. Я безобидный, как овечка.

У Мадлен перехватило дыхание.

– А по-моему, ты со мной просто флиртуешь…

– Ну а с кем мне здесь еще флиртовать? – отпарировал Рэнсом. – Только ты да вот еще те парни в углу, но им, по-моему, мой галстук тоже не нравится… А ты не любишь, когда с тобой флиртуют?

– Я… я не привыкла к этому, скажем так.

– Но если ты не привыкла к флирту, то, наверное, живешь в высокой башне, охраняемой целым войском…

– В высокой башне? – удивилась Мадлен и сделала еще глоток рома.

– Ты замужем?

– Нет. – Она растерянно заморгала и поняла: ей не требовалось никакой дополнительной охраны, чтобы защититься от мужчин. Она сама вполне умела постоять за себя.

– А, ну вот и славно.

– То есть? – снова не поняла она. – А если бы я ответила, что замужем, ты бы повернулся и ушел?

– Нет, конечно. Но я бы не… Черт, это трудно объяснить…

– Ты бы – что? – не сдавалась Мадлен. Что же задумал этот опасный, непредсказуемый незнакомец?

Он пожал плечами и огляделся.

– Ну, к примеру, я бы не стал приглашать тебя потанцевать со мной.

– Но здесь и так никто не танцует. Здесь же нет специального места для танцев.

Он усмехнулся:

– Нет специального места для танцев, говоришь? Но разве мы с тобой не можем разок взять да и нарушить неписаные правила поведения в баре отеля «У тигра», а? – Он встал и взял ее руку в свою.

«Еще никто и никогда не прикасался ко мне без разрешения!» – подумала Мадлен.

– Вставай, пошли, – обратился он к ней. – Есть музыка, немного свободного места и красавец парень; это я. Чего еще тебе нужно для танцев?

В самом деле, в баре тихо играла музыка – хотя еще мгновение назад Мадлен не обращала на нее никакого внимания. И когда бармен услужливо сделал погромче, из приемника донеслись жесткие, металлические звуки румбы.

– Как насчет румбы? – спросил ее незнакомец, обнимая.

– По-моему, ужасно. Я так давно не танцевала румбу…

– Зато сейчас – пожалуйста.

Она рассмеялась, когда через несколько мгновений поняла, что он танцует румбу нисколько не лучше, чем она сама. Однако ему, по-видимому, доставляло наслаждение просто двигаться под музыку – он нисколько не стеснялся своей неловкости. Как бы там ни было, а он был очень изящным и пластичным – и ей было безумно хорошо и легко скользить в его объятиях. Она рассмеялась от удовольствия, когда они закончили танцевать. «Абсурд какой-то», – подумала она, а вслух сказала:

– Я ведь никогда не смеюсь так глупо… – чопорно начала она.

Незнакомец все еще не выпускал ее рук.

– А напрасно. Тебе это очень идет. Сразу делаешься такая хорошенькая…

Это прозвучало настолько искренне, что она покраснела. За всю жизнь она слышала цветистые и искусно составленные комплименты от множества умных мужчин, однако прошло уже лет пятнадцать с тех пор, когда она в последний раз чувствовала себя смущенной и не находила, что ответить на комплимент.

Зазвучала другая музыка: медленная, чувственная латиноамериканская мелодия. Мадлен занервничала и попыталась отстраниться от незнакомца. Однако тот не выпустил ее рук из своих ладоней. Она удивленно подняла глаза – и взгляды их встретились. Губы незнакомца изогнулись в насмешливо-сексуальной улыбке. Как это шло ему – улыбаться вот так, еле заметно… Он, пожалуй, был старше Мадлен, но не намного – года на четыре. Глаза его чуть сузились – и пристально смотрели на Мадлен из-под густых темных ресниц. Выражение его лица описать было довольно трудно – этакая смесь насмешки и вызова.

– Давай еще потанцуем, – пробормотал он.

– М-м-м, – засопротивлялась Мадлен, однако незнакомец неожиданно произнес:

– Спорим, что побоишься?

– Побоюсь?! Я?!

Нет, этот человек явно знал, как надо обращаться с Мадлен Баррингтон: в следующее мгновение она уже скользила под музыку в его объятиях.

Он кивнул с довольным видом:

– Я так и знал, что ты всегда принимаешь брошенный вызов… Тебе хорошо?

Мадлен сделала глубокий вдох, но ничего не ответила. Он притянул ее к себе, и она положила руку на его плечо, пытаясь хоть немного отстраниться.

– Надо же, ты совсем не потеешь! – удивленно произнес незнакомец. – И это в такую-то жару!

– Да я просто обливаюсь потом!

Рука незнакомца, до этого спокойно лежавшая на талии Мадлен, стала двигаться вверх и вниз по спине. Мадлен вздрогнула от этой неожиданной ласки и подалась вперед, чтобы ускользнуть от вкрадчивых, мягких прикосновений. В результате она оперлась грудью о грудь незнакомца. Он притянул ее к себе еще ближе, медленно провел ладонью по ее плечам и снова опустил руку на ее тонкую талию.

– Нет, ты совсем не вспотела, – возразил он. – Если только совсем чуть-чуть…

Спина Мадлен горела в тех местах, где он прикасался к ней. Она сама чуть дрожала от легких прикосновений его руки. К ее величайшему изумлению, соски стали твердыми от соприкосновения с его телом. Она подумала с отчаянием, что незнакомец мог это почувствовать.

Взгляды их встретились. Теперь глаза незнакомца смотрели на Мадлен уже не с дразнящим вызовом. Напротив, веки его отяжелели, и от этого глаза казались сонными. Мадлен вдруг захотелось прикоснуться к его щеке, потрепать его мягкие волосы, прижаться к нему… Она напряглась и попыталась отстраниться.

Но он не отпускал ее. Нет, не удерживал силой, хотя, разумеется, мог бы, если бы захотел. Просто держал в объятиях, словно давая ей возможность одуматься и понять, что она вовсе не хочет уходить от него. Он сильнее сжал ее руку в своей ладони, и пальцы их переплелись. Мадлен с удовольствием уступила незнакомцу и позволила притянуть себя еще ближе – так что даже их бедра соприкоснулись, тем более что незнакомец ухитрился поставить свою ногу между ногами Мадлен.

Он слегка опустил голову, нагибаясь к ней. Она почувствовала, как его щека прикоснулась к ее лицу – твердое прикосновение мужской щеки с едва заметной пятичасовой щетиной. Она почувствовала, как он прижимается к ее волосам, вдохнула запах его волос и задрожала всем телом, закрыв глаза.

– Расслабься, – пробормотал он. – Ты всегда держишь себя в таком напряжении? Никогда не расслабляешься?

– Никогда, – призналась она.

– Никогда не говори «никогда», – прошептал он. Рука его заскользила вверх по ее спине, медленно гладя напряженные мускулы между лопатками.

Она вздохнула и обвила рукой его шею, запуская пальцы в его волосы, гладя затылок. Мадлен было ужасно приятно его гладить: теплая гладкая кожа, едва заметная щетина на щеках и подбородке, шелковистые волосы, сильные мускулы под рубашкой… Наконец, нежные крепкие руки…

В самом деле, его длинные сильные пальцы, казалось, умели раскрывать все секреты и тайны, спрятанные в женском теле. Гнев, который она никогда и никому не показывала, умело спрятанные страхи, слабость – все это вдруг выплыло наружу. Мадлен беспомощно вздохнула и положила голову ему на плечо, удивляясь и восхищаясь его тонким мастерством, умением обращаться с женщинами… Этот совершенно незнакомый ей человек знал о ней самой и о ее жизни абсолютно все – даже те вещи, о которых она сама едва догадывалась.

Желая освободить обе его руки для того, чтобы он ласкал ее, она высвободила свою руку из его ладони и обвила ее вокруг его шеи. В ответ он прижал ее к себе и стал гладить ее плечи, спину, талию.

Ласки его становились все более страстными и требовательными, теплые, нежные пальцы все изощреннее касались ее, будто открывая новую Мадлен. Она только сейчас полностью почувствовала всю степень своего одиночества и боялась, что умрет, если он перестанет обнимать ее. Она дрожала от желания – с каждым мгновением ей хотелось быть все ближе и ближе к незнакомцу…

Песня закончилась. Созданная музыкой волшебная сказка исчезла. Мадлен подняла голову. Человек, которого она обнимала за шею, стоял неподвижно. Потом, легонько проведя пальцами по ее щеке, он поднял ее подбородок так, что взгляды их встретились.

– Пожалуйста, пригласи меня в свою комнату, – прошептал он. Глаза его горели вожделением – огромные сияющие изумруды… Голос его был хриплым от едва сдерживаемой страсти.

– Я не могу.

Странно, но выражение лица незнакомца совершенно не изменилось.

– Все будет хорошо.

– Я… Я верю тебе, – ответила Мадлен. Она понимала, что это совершенное безумие, но она действительно ему верила! Ни один мужчина на свете еще не прикасался к ней так, не смотрел на нее с обожанием. Нет, он не может быть жестоким и злым!

– У меня есть презервативы. – Увидев, как она краснеет, он пояснил: – Ну, я просто думал, что ты боишься…

Она не дала ему договорить:

– Нет, у меня просто нет собственной комнаты.

Незнакомец с облегчением расхохотался:

– А, вот в чем дело. Ну, тогда пошли ко мне.

– Гм… я… – И Мадлен опустила глаза, смущенная и растерянная. Господи, неужели она задумывается над тем, чтобы провести с ним ночь! Она, Мадлен Баррингтон, собирается идти спать с первым встречным, даже имени которого не знает!

За всю свою жизнь она переспала с троими – и о каждом из этих троих знала абсолютно все. Причем не только о них самих – но и об их семьях и даже о величине пакетов акций… И все это она узнала до того, как решилась сказать им окончательное «да». Она никогда не шла в постель с мужчиной, если не встречалась с ним в течение как минимум нескольких месяцев.

– О чем ты думаешь? – спросил он.

Голос его показался ей одновременно на удивление родным – и в то же время незнакомым, притягивающим и будоражащим.

– Я… – Она замолчала, не зная что ответить.

Разумеется, если бы хоть кто-нибудь из ее знакомых узнал, как она вела себя сегодня вечером, он был бы шокирован. Она ведь всегда была образцом добропорядочности, здравого смысла и самоконтроля.

– Я понимаю, ты нервничаешь, – мягко произнес он. – Мы ведь совершенно друг друга не знаем… – Он прижался лбом к ее голове и закрыл глаза. – Но я вовсе не чувствую себя чужим по отношению к тебе. И я хочу тебя. Хочу так… как не хотел еще ни одну женщину на свете.

Мадлен задрожала, услышав в его голосе страстное желание. Тело его источало пряный, терпкий аромат. И дышал он сейчас чуть быстрее, чем она сама. Сама того не замечая, Мадлен нежно провела пальцами по его щеке. Он быстро поцеловал ее руку, сжав ее в своей ладони. Губы его были горячими и влажными…

Мадлен вдруг задышала как пловец, которому не хватает воздуха. Снова заиграла музыка. Но Мадлен не слышала ее, думая только о человеке, который держал ее в объятиях.

Ведь никто никогда не узнает, если она согласится провести ночь с незнакомцем. Все, кто ее знает, остались далеко-далеко. И она вполне может позволить себе быть не такой, как всегда, а дикой, страстной, безудержной… Дать волю своим инстинктам.

У нее здесь нет знакомых, и никто не увидит и никогда не узнает о ее падении. И почему бы ей, хотя бы раз в жизни, не сделать что-нибудь глупое, вызывающее, безрассудное – словом, то, что совершенно не в ее характере? Она так устала быть образцовой и безупречной, быть Мадлен Баррингтон… А потом… Ей сегодня так одиноко… Сама мысль о том, что ночь предстоит провести одной, до смерти пугает. Как и мысль позволить этому человеку уйти из ее жизни.

«Никто никогда не узнает», – сказала себе Мадлен. Это останется ее секретом. Вернее, их секретом. Пусть в эту ночь он покажет ей другую, незнакомую сторону жизни – пусть подарит ей то, о чем она и понятия не имеет. А завтра утром все будет по-прежнему. Она сядет на самолет и благополучно улетит в Нью-Йорк, забудет и об этом приключении, и об этом человеке. Да и он забудет о ней – ведь он даже не знает, кто она такая!

В эту ночь Мадлен позволит себе делать то, что захочет, ведь никто никогда не узнает об этом, а значит, не надо бояться, что тайна ее раскроется.

– Идем к тебе? – шепнула она своему спутнику.