Безумные мечты

Глава 17

Мадлен действовала как во сне: перезарядила пистолет и выстрелила в двоих парней, убегающих в джунгли. Оба упали. Мадлен боялась посмотреть на Рэнсома – жив ли он?

К ее огромному облегчению, тот уже встал на ноги. Он истекал кровью, но был жив. От счастья Мадлен позабыла обо всем на свете и уставилась на Рэнсома, не слыша криков и стонов раненых молодчиков.

– Сколько у нас еще патронов? – И, не дожидаясь ответа, Рэнсом выхватил у Мадлен пистолет и выстрелил несколько раз, целясь в двоих, еще стонавших в густых зарослях джунглей.

Наступила тишина.

Мадлен достала из кармана запасную обойму и протянула Рэнсому. Зарядив пистолет, он выстрелил снова. Повернувшись к Мадлен, он еле слышно произнес:

– Иди вперед. Только на этот раз, прошу, не оборачивайся! Просто иди все время вперед.

– Но… – неровно дыша от волнения, возразила Мадлен, но Рэнсом прервал ее:

– Теперь у меня есть пистолет, Мэдди. От тебя требуется только одно – идти и не оборачиваться.

Конечно, Мадлен знала, что никуда она без него не пойдет и, случись что, конечно, останется с ним, но сейчас не время было спорить. Поэтому она молча повернулась и направилась вперед, куда глаза глядят, не замечая, как бьют ее по лицу ветки деревьев, а к ногам и рукам цепляются колючки. Как-то раз она набралась смелости и обернулась – Рэнсом шел тяжело и медленно, ей показалось даже, будто он прыгает на одной ноге.

Мадлен стало труднее дышать, и она поняла, что они поднимаются в гору. Шаги Рэнсома сзади смолкли, и она остановилась. В полной тишине, нарушаемой только непривычными звуками джунглей, она услышала, что кто-то крадется за ними. Делая ей рукой знак опуститься на землю, Рэнсом наклонился и выстрелил назад, выпустив сразу всю обойму. Шорох позади прекратился. Рэнсом перезарядил пистолет и снова жестом приказал Мадлен продолжать путь.

Когда они поднялись наконец на самую вершину холма, Рэнсом рукой показал Мадлен, куда им надо спуститься: нужно теперь держаться левее, пусть там, казалось, и начинались непроходимые заросли. Мадлен опять услышала сзади какие-то голоса, но теперь они были дальше, чем в прошлый раз.

– Мы, кажется, сумели оторваться от них, – с надеждой прошептала она.

– Иди вперед.

– Да, но твоя нога… – Мадлен с ужасом смотрела на кровь, сочившуюся из раны.

– Иди вперед, – повторил он, стиснув зубы.

Примерно через десять минут они подошли к небольшой речке.

– Не заходи в воду! – воскликнула Мадлен, видя, как Рэнсом решительно направился к воде.

Он не остановился.

– Рэнсом!

– Разве ты не видишь, что я оставляю за собой следы? Нас легко обнаружить. Я смою кровь, и у нас будет больше шансов оторваться от преследователей. Иди за мной!

– О Господи! – простонала Мадлен, думая о всевозможных паразитах, бактериях и прочей мерзости, которыми так и кишели реки и водоемы в Монтедоре.

Они прошли по воде добрую четверть мили, прежде чем выбрались на противоположный берег. Рэнсом был ужасно бледен от большой потери крови, его бил озноб. Мадлен решила, что настало время ей вмешаться – хватит быть сторонним наблюдателем.

– Пора сделать привал, – заявила она тоном, от которого вздрагивали крупнейшие банкиры и предприниматели Соединенных Штатов.

– Нет, пойдем дальше… – попробовал возразить Рэнсом, но Мадлен не сдалась.

– Надо остановить кровь – иначе ты умрешь. – Она легонько подтолкнула его, заставляя присесть на поваленное дерево. Когда же она увидела, что он чуть не упал, ей стало не по себе. Мадлен теперь обнаружила, куда его ранили – пуля задела внутреннюю поверхность бедра.

– Надеюсь, мои дела не слишком плохи, – попытался улыбнуться Рэнсом.

– Боюсь, что это не так… – робко возразила она, похолодев от страха. – Правда, я в этом совершенно не разбираюсь…

– Зато не задета артерия, и, слава Богу, мужское достоинство тоже цело.

– Представляю, какая бы была потеря для всего прекрасного пола! – фыркнула Мадлен.

Рэнсом только слабо улыбнулся в ответ.

– Послушай, я ведь и вправду в этом совершенно не разбираюсь, – снова повторила Мадлен. – Скажи мне, чем я могу тебе помочь.

Рэнсом снова посмотрел на рану, откуда все еще текла кровь:

– Нужен какой-нибудь жгут, чтобы остановить кровь. – Он огляделся вокруг, но, не найдя ничего, посмотрел на собственную рубашку: – Моя рубашка подойдет.

– Нет, давай уж лучше разорвем мою рубашку. На мне ведь еще есть пончо.

– Не хватало, чтобы ты была полуголой, когда мы наконец выйдем из этой глуши и повстречаем людей, – проворчал Рэнсом, стягивая с себя рубашку. – Ч-черт, еще одна моя любимая…

Мадлен поэтому и выбрала ее в Дорагве, когда собиралась в дорогу.

– Рэнсом…

– Чего бы только я не отдал сейчас за сигарету! – хрипло прошептал Рэнсом, протягивая Мадлен рубашку. – Терпеть не могу, когда меня подстреливают, – признался он. – Просто ненавижу.

– Думаю, нам придется посидеть здесь какое-то время, – заметила Мадлен, стараясь не смотреть на него. – Иначе у тебя снова начнется кровотечение.

Рэнсом изумленно посмотрел на нее:

– Что с твоим лицом?

– А, это… – Опустив глаза, она заметила, что ее рубашка запачкана кровью. – Это тот тип меня ударил. Но уже не болит.

– Ты…

– Нет, не болит, – повторила Мадлен и неожиданно спросила: – А ты… убивал когда-нибудь людей до сегодняшнего дня?

– Нет. Но учился этому в течение долгих лет.

– А сейчас…

– Все в порядке, Мэдди. Первое, что ты узнаешь о любом оружии, когда берешь его в руки: с его помощью очень легко убить человека, отнять чью-то жизнь. И тогда… начинаешь относиться к нему с уважением. С огромным уважением…

– О Господи, Рэнсом! – Мадлен почувствовала, как начинает дрожать, вспомнив то, что произошло с ними. – По-моему, кровь течет уже меньше. Скажи, что я должна делать.

Мадлен обвязала бедро Рэнсома рубашкой – затянула потуже длинные рукава. Вряд ли от такой повязки будет толк, подумала она, еле сдерживая слезы.

Пока Мадлен перевязывала его, Рэнсом старался стоять неподвижно. Потом протянул ей пистолет:

– Возьми.

– Нет, ты…

– Возьми, – повторил он.

Мадлен взяла оружие с явной неохотой:

– А где же твой красивый револьвер?

– Потерял его где-то там, во дворе. – Рэнсом неожиданно сильно сжал руку Мадлен и, пристально посмотрев ей в глаза, произнес: – Послушай, Мадлен. Если за нами снова кто-то погонится, обещай, что уйдешь без меня.

– Нет, ни за что на свете.

Рэнсом ласково провел рукой по ее волосам:

– Ты должна, иначе они убьют нас обоих.

– Я не оставлю тебя одного, – упрямо повторила Мадлен. – Ты не заставишь меня.

Рэнсом хотел рассмеяться над ее упрямством, но ему было так больно, что вместо улыбки лицо его исказила гримаса боли.

– Какой же в этом смысл? – в изнеможении прошептал он. – Какой смысл, если мы оба погибнем?

– Или если погибнет один из нас?

– Но я не могу идти быстро!

– Я это отлично вижу, – спокойно ответила Мадлен.

– Черт, делай, как я говорю!

– И не подумаю!

– Но только не попадайся им! – слабеющим голосом пробормотал Рэнсом.

Понимая, как ему важно сейчас беречь силы, Мадлен придвинулась к нему ближе, обняла его и мягко сказала:

– Давай сейчас не будем ни о чем говорить, ладно? Постарайся успокоиться и отдохнуть, а там видно будет…

– Мэдди…

– Ш-ш-ш-ш.

Она убрала с его лба слипшиеся волосы, обняла и поцеловала его. Когда он замер в ее руках, она не могла сначала понять, уснул он или… Или его уже не было в живых.

Рэнсом проспал чуть больше часа. А едва открыв глаза, тотчас стал настаивать, чтобы они продолжали путь. Мадлен пробовала ему возражать, понимая, что так он потеряет еще больше крови, однако на сей раз Рэнсом был непреклонен.

– Кажется, за нами уже не гонятся, – сказал он, – но проблем еще много: я не знаю, где мы находимся, у нас нет ни еды, ни воды, мне нужен врач. Если мы так и будем здесь сидеть, то я умру от заражения крови, а у тебя наступит обезвоживание организма, и ты сама не сможешь передвигаться. Нужно как можно скорее выбраться отсюда.

Мадлен не стала спорить. Она подыскала ему большую толстую палку, чтобы он опирался на нее во время ходьбы. Когда Рэнсом поднялся с ее помощью, Мадлен чуть не зарыдала, увидев выступившие у него на лбу капли пота. Он же упрямо твердил, что чувствует себя нормально, и настаивал, чтобы они продолжали путь. Мадлен поняла: его рана гораздо серьезнее, чем он пытается представить.

Теперь они совершенно не понимали, где находятся, и решили идти наугад. Оставалось надеяться, что если молодчики из Фронта национального освобождения все-таки пустятся за ними в погоню, то они выберут другую дорогу. Рэнсом решил, что, вероятнее всего, дорога находится западнее. Так они и пошли, сквозь густые и непроходимые джунгли, ориентируясь по солнцу, уже начинавшему клониться к закату.

Путешествие проходило мучительно. Раненый Рэнсом шел очень медленно. Джунгли обступали их со всех сторон. Руки, ноги и лица царапали колючки, безжалостно хлестали ветки. Мадлен сняла с себя пончо и заставила Рэнсома его надеть – на его истерзанный обнаженный торс было страшно смотреть. Сначала он сопротивлялся – ведь Мадлен оставалась всего-навсего в тоненькой рубашке с короткими рукавами, но она убедила его, что, если он простудится, будет еще хуже.

Мадлен тревожно смотрела на Рэнсома всякий раз, когда они останавливались, а это, к сожалению, происходило все чаще и чаще. Выглядел Рэнсом просто ужасно: небритый, грязный, мертвенно-бледный. Глаза его ввалились и лихорадочно блестели. Скорее всего начинался жар. Сильный, выносливый Рэнсом сейчас плелся рядом с Мадлен еле-еле, постоянно останавливаясь и задыхаясь. На рубашке, которой она перевязала его рану, проступило кровавое пятно.

Ей ужасно хотелось уткнуться лицом ему в грудь и плакать, но она знала, что делать этого нельзя. Любое проявление слабости с ее стороны потребовало бы от него лишних сил, а у него их и так осталось мало.

Временами они проходили мимо каких-то ручейков, но Мадлен опасалась пить из них. Чтобы утолить жажду и голод, она стала рвать спелые плоды. Чаще всего попадалось манго. Ей удалось заставить Рэнсома съесть его во время очередного привала.

– Терпеть не могу, – с отвращением поморщился тот. – Сладкие, приторные…

– Значит, с сахаром и витаминами, – уговаривала его Мадлен. – Нужно обязательно съесть.

– Я бы предпочел сигарету.

– А ну ешь немедленно!

В результате долгих пререканий оба оказались выпачканными сладким, липким соком манго. Пришлось искать какой-нибудь ручеек, чтобы умыться, а иначе мухи и слепни не дали бы им проходу.

Солнце уже село, а они так и не вышли на дорогу. Мадлен начала сомневаться, верное ли направление они выбрали. Но даже если и так, ориентироваться в джунглях крайне трудно и они могли сбиться с пути. Одна только мысль о том, что им нужно провести ночь в полных опасностей джунглях, приводила ее в ужас. Однако продолжать идти ночью было бы совсем глупо – местности они не знали, оба устали, а Рэнсому становилось все хуже. Так что выбора у них не было. Собрав всю свою волю в кулак, Мадлен решительно объявила Рэнсому, что нужно найти место для ночлега.

– Зачем? Я нисколько не устал и могу продолжать путь, – недовольно буркнул он.

– Зато я не могу, – солгала она. – Кто знает, куда мы с тобой можем забрести в такой темноте.

Рэнсом нехотя согласился с ней.

Наконец они увидели густые заросли кустарника, и убедившись, что это не логово дикого зверя, забрались туда. Мадлен устлала землю какими-то широкими листьями и заставила Рэнсома прилечь.

– Держи, это надо непременно съесть. – Она протянула ему манго.

– О Господи. – Он хотел отвести ее руку в сторону, но она не сдавалась.

– Ешь! – строго повторила она.

– Если так пойдет, то я скоро и сам превращусь в манго, – пошутил он.

– Это был бы для нас идеальный выход из положения, – грустно улыбнулась в ответ Мадлен.

Над ними пролетел попугай-ара, удивленно посмотрев с высоты своего полета на двух уставших заблудившихся беглецов. Женщина залюбовалась птицей, а мужчина рядом с ней лежал и украдкой любовался своей спутницей. Какая красавица, хотя на лице ее запеклась кровь…

Кровь! Откуда на ее лице кровь?

Он хотел спросить ее об этом, но у него не хватило дыхания – он задыхался на бегу. Они куда-то бежали? От кого? И зачем?

Их преследовал огромный попугай. Он становился все больше и больше и вдруг превратился в огромного детину и догонял ее, а Рэнсом ничего не мог поделать, потому что у него не было сил бежать, болела нога… О Господи, детина напал на нее! Рэнсома парализовало от страха. Она пробовала от него отбиваться, но у нее плохо получалось, потому что она была намного слабее.

Отчаявшись хоть как-то ей помочь, Рэнсом собрал все свои силы и…

– О нет! – простонал он в забытьи, пытаясь подняться.

– Рэнсом! – испугалась Мадлен.

– Нет, нет, нет!…

– Все хорошо… – успокаивала его Мадлен. На самом-то деле все было отвратительно. – Открой глаза, посмотри на меня. Все хорошо, Рэнсом.

– Нет, нет…

– Рэнсом!

Он вдруг очнулся и с трудом перевел дыхание. Сердце едва не выпрыгивало из груди.

– О Господи, – пробормотал он, благодаря судьбу за то, что все оказалось лишь сном, кошмаром, и прижимаясь к Мадлен.

Они лежали в темноте, в джунглях, полных незнакомых и тревожащих звуков, ароматов ночной свежести. Мадлен крепко обняла Рэнсома и тихонько гладила по голове. Он дрожал – и тогда Мадлен расстегнула рубашку и сняла тоненький кружевной лифчик. Рэнсом уткнулся лицом в ее обнаженную грудь. Конечно, она пахла сейчас не так сладко и чудесно, как обычно, но это был ее запах, а именно это и нужно было сейчас Рэнсому.

– Расскажи, что тебе приснилось, – попросила Мадлен.

– Я хотел… хотел помочь тебе – и не мог. Понимаешь, ничего не мог сделать, чтобы тебя спасти.

– Но это ведь был только сон, – прошептала Мадлен, успокаивая его. – В жизни совсем не так. Ты всегда помогал мне и приходил на помощь, когда только требовалось.

– Но сейчас… не мог, никак не мог…

– Это только сон – значит, неправда… – повторила она. – Ты всегда будешь выручать меня из самых ужасных ситуаций, я в этом уверена.

Рэнсом знал, что она говорит это только для того, чтобы утешить, успокоить, но не прерывал ее. Ему так нужна была сейчас ее поддержка! Эта женщина видит его таким, каким никто и никогда еще не видел, – беспомощным, слабым… И – он позволял ей это! Только еще крепче прижимался к Мадлен, забывая о том, что может исколоть ее нежную кожу своей трехдневной щетиной.

– Когда я уснул?

– Раньше чем положил голову на землю, – с улыбкой ответила та.

– И долго спал?

Мадлен пожала плечами:

– Несколько часов. Сейчас, наверное, около полуночи.

– А ты как? – Он посмотрел на нее с тревогой. – Кровь больше не течет?

– Нет, – успокоила его Мадлен. – Текло в основном из носа.

Рэнсом поежился:

– Ты не мерзнешь?

– Нет. А ты?

– Замерзаю от холода, – признался он.

– Господи, но ты такой горячий! – с тревогой заметила Мадлен. – Боюсь, у тебя жар.

– Этого еще не хватало, – проворчал он.

Услышав его недовольный тон, Мадлен усмехнулась:

– Вот теперь ты похож на себя.

– Ты считаешь, что сделала мне комплимент?

– Зачем же я буду тебе делать комплименты?

– Хм-м-м, – только и смог выдавить из себя Рэнсом.

Какое-то время они лежали молча. Тишину первой нарушила Мадлен, когда поняла, что Рэнсом все еще не спит.

– Послушай, я ведь до сих пор не знаю одной вещи.

– Какой именно?

– Как тебя зовут?

– Ты знаешь…

– Я знаю только твою фамилию.

– Зачем же я буду тебе об этом говорить? Я ведь знаю, зачем тебе нужно мое имя: хочешь написать его на моей могиле. – Поняв, насколько неудачной была эта шутка при данных обстоятельствах, Рэнсом поморщился и виновато пробормотал: – Мы непременно найдем дорогу завтра утром, не сомневайся.

– А-га, – вздохнула Мадлен, и Рэнсом понял, что она ему не верит. – Прости меня! – вдруг сказала она.

– Это еще за что? – нахмурился он.

– За все, – тяжело вздохнула она. – За то, что я убежала от тебя тогда утром, за то, что из-за меня тебе пришлось снова лететь в эту дурацкую Монтедору, за то…

– Мэдди, но это…

– …за то, что тебя ранили…

– Ну, вот уж в этом как раз твоей вины нет, – возразил Рэнсом.

– Да, но… О Господи… – Рэнсом с изумлением услышал слезы в ее голосе. – Я была такой идиоткой, что тогда, в Нью-Йорке, перед самым нашим отлетом, сказала Престону: «Может, в конце концов мне повезет, и какой-нибудь мятежник застрелит этого Рэнсома…» – выпалила вдруг Мадлен.

– Неужели ты могла такое сказать?

– Могла…

Еще немного – и она разревелась бы, как маленькая девочка. Однако, решил Рэнсом, если он начнет сейчас нежно утешать ее, то она, чего доброго, почувствует себя виноватой еще больше. Поэтому он решил поспорить:

– Не верю, чтобы ты могла сказать такое.

– Но ты ведь вел себя со мной в Нью-Йорке ужасно, – начала защищаться Мадлен.

«Что ж, неплохо, – обрадовался Рэнсом, – ее идиотское чувство вины проходит».

– Ну, может, я себя вел не очень хорошо, но ты…

– А что я? – возмущалась Мадлен. – Я просто не люблю, когда со мной начинают вести себя по-хамски.

Рэнсом еле сдержался, чтобы не рассмеяться:

– Не любишь? Ну-ну, продолжайте, леди Мадлен.

– А что тут говорить? – продолжала кипятиться Мадлен. – Ты и так все прекрасно понимаешь. Ты сказал, что собираешься рассказать всем о той нашей ночи в Монтедоре, хотел доказать всем, что видел меня обнаженной, потому что знаешь, что у меня родинка на…

– Очень, кстати, сексуальная родинка, – заметил Рэнсом.

Мадлен громко рассмеялась:

– И почему ты не дал мне покаяться в собственных грехах? По-моему, я не так уж часто признаю себя виноватой.

– Настроения нет, – пояснил Рэнсом.

– Ну, я все-таки повторю свои извинения.

– Мэдди, не могли же меня подстрелить только потому, что ты пожелала этого когда-то в сердцах.

– Конечно, но… Болит нога?

– Терпеть не могу идиотских вопросов, – поморщился Рэнсом. – Ну конечно, болит. Сразу видно, что тебя никто никогда не подстреливал.

– Да, как-то не приходилось.

– Болит. – Рэнсом не стал говорить, что бедро будто прожигают раскаленным прутом.

– Нужно срочно к врачу, – прошептала Мадлен. – Что толку, если мы встретим здесь каких-то людей?

– Ну, Мэдди, не все сразу, – пробормотал в ответ Рэнсом, чувствуя, как снова проваливается в забытье. Господи, как же он устал, смертельно устал! Не осталось сил даже на то, чтобы просто слушать ее… Рэнсом обнял Мадлен и в одно мгновение уснул.

Утром Мадлен заставила Рэнсома снять брюки, чтобы осмотреть рану. Конечно, она совсем не разбиралась в медицине, но ей показалось, что рана выглядит ужасно. К тому же не оставалось сомнений: Рэнсому грозило заражение крови!

Сегодня он двигался еще медленнее, чем вчера. Они шли только полчаса, а Рэнсом уже задыхался и стонал. Мадлен с ужасом наблюдала, как он слабеет с каждой минутой и все же пытается скрыть от нее свою боль. Она боялась представить, что будет, когда он не сможет идти дальше.

Мадлен решила, что обезвоживание организма может произойти гораздо раньше, чем они дойдут до какого-нибудь жилья и получат чистую воду. Поэтому, когда им попался чистый и прозрачный ручей, Мадлен попила из него воду и дала попить Рэнсому. Утолив жажду, Мадлен почувствовала себя значительно лучше.

Через несколько часов пути Рэнсом понял, что сил больше нет. Он молча опустился на землю и посмотрел на Мадлен печальными блестящими глазами.

– Когда ты найдешь дорогу, – тихо сказал он, – то, прошу, останавливай только те машины, в которых будут не одни мужчины, – ну, ты меня понимаешь. Женщины с ними, дети. Целые семьи… – Он прикрыл глаза, задыхаясь от усталости.

– Ты хочешь сказать, когда мы найдем дорогу, – поправила его Мадлен.

– Меня с тобой может уже не быть… – чуть слышно пояснил он.

– Я тебя не брошу!

Рэнсом, тяжело вздохнув, опустил глаза:

– Я не могу идти, Мэдди… Все, сил больше нет.

Рана снова начала кровоточить, и Мадлен поняла, что это, кажется, и есть тот самый конец, которого она так боялась…

– Я тоже не могу идти. Я ужасно устала.

У него не было сил даже на то, чтобы спорить с ней. Поэтому он, помолчав, предложил:

– Давай поступим так: ты пойдешь искать дорогу, а когда найдешь, то вернешься за мной.

– Нет, – тихо, но твердо возразила Мадлен.

– Мэдди…

– И не думай даже! – не дала ему договорить Мадлен. – Я никуда без тебя не пойду! И пожалуйста, не спорь… – Голос ее дрогнул.

– Но тебе придется поступить так! – Он разозлился на нее, но вовремя спохватился и тихо добавил: – Прости…

– Не надо никаких извинений. Я без тебя никуда не пойду.

– У тебя нет выбора, – мрачно пояснил Рэнсом. – Мэдди, ты должна продолжать идти. Но без меня.

– Это еще почему? – притворно возмутилась Мадлен. – Я, значит, должна идти, а ты тут прохлаждаться останешься – так, что ли? И не думай! Обопрешься на меня и пойдешь как миленький!

– Не забывай, пожалуйста, что я твой телохранитель, – осторожно напомнил он ей. – И, когда дело касается твоей безопасности, ты должна меня слушаться.

– Что-то не помню, чтобы у нас был такой уговор. Если ты и заключал договоры с моим отцом, то это ваше личное дело. А я себя веду так, как сочту нужным! И кроме того, подобные обстоятельства не были оговорены в твоем контракте.

– Мэдди, пожалуйста, я очень прошу, иди одна! – произнес он вдруг с необыкновенной нежностью.

– Почему это я должна идти, а ты – оставаться тут, тяжело раненный?

Неожиданно для Мадлен он протянул ей руку. Она, удивленная, взяла ее в свою ладонь.

– Пожалуйста, пусть мои труды и заботы не окажутся напрасными… – прошептал он.

«Что?! – не поняла Мадлен. – О чем он? Снова начинается бред?»

Лицо Рэнсома стало пепельно-серым, и Мадлен видела, что он едва жив от чудовищной боли. С трудом разжимая губы, он произнес:

– Я ведь… приехал сюда только для того, чтобы защитить тебя, Мэдди… В тот самый момент, когда я… узнал тебя на фотографии, там, в офисе твоего отца… я сразу понял, что, чего бы мне это ни стоило, я полечу вместе с тобой. Потому что я… не доверю твою жизнь и безопасность никому на свете.

Мадлен почувствовала, как на глаза у нее наворачиваются слезы.

– Рэнсом… – выдохнула она.

– Только для этого я здесь, только для этого, Мэдди, – он облизал пересохшие губы. – Прошу тебя, пусть все мои заботы не окажутся напрасными. – Он закрыл глаза и еле слышно произнес: – Пообещай, что с тобой ничего не случится. Что ты вернешься домой целой и невредимой…

– Мы вместе вернемся домой. Я уверена, что дорога уже близко.

– Мэдди, но я больше не в силах помогать тебе, – признался он. Голос его был слабым, еле различимым. – Не в силах защищать тебя…

– Значит, настало время мне тебя защищать! – жестко оборвала она его.

– Неужели ты думаешь, я буду от этого в восторге?

– Думаю, нет, однако иногда человеку нужно уметь забывать о своей гордости.

Рэнсом гневно посмотрел на нее, но на этот раз Мадлен даже обрадовалась его злости – он снова стал похожим на себя прежнего, каким она привыкла его видеть.

– Ну так что же? – обратилась она к нему, стараясь говорить жестко и холодно. – Так и будем тут сидеть и ждать смерти или ты соизволишь сделать небольшое усилие, опереться на меня и прошагать еще чуть-чуть? Я знаю, Рэнсом, чувствую – мы уже совсем рядом с дорогой.

– Господи, твоего упрямства на сто человек хватит! – услышала она в ответ.

Слава Богу, он, кажется, отдохнул.

Мадлен помогла ему встать:

– Главное – никогда не сдаваться…

– Одно я теперь знаю совершенно точно: самое упрямое существо на земле не осел, нет… – проворчал Рэнсом.

Мадлен почувствовала себя почти счастливой: его ворчанию она радовалась сейчас гораздо больше, чем самым нежным и ласковым словам.

И все же силы Рэнсома были на исходе – он потерял слишком много крови и, похоже, начиналось воспаление. Один он едва смог пройти и несколько шагов – Мадлен пришлось подставить ему плечо и буквально тащить его на себе. Конечно, долгие годы самодисциплины приучили ее не пасовать перед трудностями и никогда не сдаваться, но она прекрасно понимала, что долго не продержится. Все-таки весил он больше ее, а она ослабла от недоедания и постоянной жажды.

Когда они тяжело опустились на землю, первые несколько мгновений Мадлен не находила в себе сил даже для того, чтобы посмотреть на Рэнсома. А когда наконец повернула голову в его сторону, то увидела, что он без сознания. Дальше он идти не сможет, как бы она его ни уговаривала.

– Рэнсом! – закричала она, напуганная, растерянная, жалкая.

Он не отозвался. Теперь он уже не выглядел как изысканный обольститель, каким она увидела его впервые в отеле «У тигра». Не осталось и следа от ее телохранителя, смело отражавшего одну атаку за другой, спасшего жизнь многим людям. У Мадлен сжалось сердце: его все-таки поставили на колени! Она осторожно откинула волосы со лба Рэнсома и, всматриваясь в его лицо, пыталась разобраться в том, что происходило в ее собственной душе.

И Мадлен наконец поняла то, в чем ее собственная гордость не разрешала ей признаться себе так долго: она любила этого человека. Любила всей душой.

Как она могла не осознавать столь элементарную вещь так долго? Как же иначе можно объяснить ее отношение к Рэнсому? Искренность, полное понимание между ними? Пусть она знала его сравнительно недолго, но они пережили вдвоем столько, сколько иные не испытывают и за целую жизнь.

Теперь она твердо верила, что ничего и никого ей не нужно в жизни, кроме Рэнсома. Он – единственный на свете. Господи, почему же она поняла это только сейчас, когда он лежит перед ней без сознания, больной, беспомощный, за тысячу миль от дома?

На сей раз Мадлен не сдерживалась – она громко заплакала, зная, что он все равно не увидит этого. Она молила Бога, чтобы он взял ее собственную жизнь, но спас Рэнсома, ее Рэнсома. Что же делать? Неужели так и сидеть с ним рядом, уповая на Божью милость?

– О, Рэнсом… – Мадлен чувствовала, как разрывается ее сердце. Она погладила его руку, обняла его, мечтая о его защите, нежности и любви. – Пожалуйста, пожалуйста, Рэнсом… – шептала она дрожащими губами.

Но Рэнсом не шевелился, не подавал никаких признаков жизни.

И вдруг Мадлен услышала глухое ворчание мотора где-то вдали.