Безумные мечты

Глава 5

– У тебя усталый вид, – с беспокойством сказал Престон, открывая Мадлен дверцу своего «мерседеса».

Осенний ветер был холодным и резким, и Мадлен, выходя в ночную прохладу, запахнула элегантное пальто.

– Я поздно легла, – ответила она. – Нужно было столько всего уладить до отъезда…

В самом деле, добрая половина всех дел так и осталась незавершенной – Мадлен было неимоверно трудно сосредоточиться на работе. После того как Рэнсом, покидая ее офис, окинул ее жарким, жадным взглядом и ушел, не сказав ни слова, вся она превратилась в комок нервов.

– Ты слишком много работаешь. – Престон заботливо взял ее под локоть и повел по выложенной цветным камнем дорожке, ведущей к Шато-Камилль – семейному владению Баррингтонов на Лонг-Айленде.

– Мне нравится много работать, – пробормотала Мадлен, спрашивая себя, будет ли Престон говорить ей подобные банальности в течение последующих пятидесяти лет, если она таки решится выйти за него замуж.

В прошлом веке Шато-Камилль принадлежало любовнице великого французского писателя Александра Дюма. Когда дедушка Мадлен путешествовал по Европе около шестидесяти лет назад, замок приглянулся ему, и он купил его, а потом перенес – камень за камнем – на северное побережье Лонг-Айленда, где он был выстроен заново и полностью обновлен изнутри. Грубо обтесанные камни, красная черепица крыши и романтические башенки создавали волшебный, неповторимый образ, особенно в окружении ухоженного сада с множеством извилистых тропинок.

Сегодня вечером огромные окна здания ярко светились – три сестры, дочери Баррингтона, были приглашены на ужин. Ева, экономка, открыла дверь Мадлен и Престону, впуская их в холл Его дубовая обшивка вполне могла бы соперничать с интерьерами европейских музеев. Взяв у них верхнюю одежду, Ева проводила Мадлен и Престона в зеленую гостиную – по мнению Мадлен, самую уютную комнату на первом этаже замка, за исключением, конечно, кухни.

Мадлен не удивилась, узнав, что прибыла первой. Пунктуальность не являлась отличительной чертой ее сестер. Мадлен поцеловала мать, взяла бокал у отца и приготовилась слушать семейные новости. Как всегда, исходили они от ее матери. Что касается отца Мадлен, то он был типичным трудоголиком, интересовавшимся прежде всего своей огромной империей.

Однако, как и раньше, большинство новостей, припасенных Элеонорой Баррингтон для Мадлен, касалось ее самой. Впрочем, Мадлен не на шутку встревожилась, узнав, что ее юная сестра Кэролайн опять арестована полицией. На сей раз причиной ареста стало ее участие в студенческой демонстрации протеста против компании «Рэндалл косметикс». Однако, как ни пыталась Мадлен добиться хоть каких-нибудь подробностей о Кэролайн, в ответ мать неизменно рассказывала о собственной реакции на события.

– Просто ума не приложу, как она могла учинить такое! – восклицала Элеонора. – Ведь Рэндалл – ее родственник, муж ее родной сестры!

– Ну и что в этом такого? – сухо возразила Мадлен. – Тут нет никакого предательства: ведь Кэролайн никогда не выказывала особой нежности к Рэндаллу.

– Не понимаю, о чем думает эта девица! – продолжала Элеонора, не обращавшая никакого внимания на реплики дочери. – Нет, ты должна, обязана как следует поговорить с ней, Мадлен! Я так встревожена! Ведь все – абсолютно все! – на Лонг-Айленде в курсе этой истории. Удивляюсь, как ты не слышала об этом раньше…

– Я ведь не живу на Лонг-Айленде с восемнадцати лет, – уточнила Мадлен. – А когда это случилось?

– На прошлой неделе. Нас пригласили на благотворительный ужин в музей «Метрополитен». Ну а когда все стало известно – как я могла туда пойти? Представляю, как бы на меня там смотрели…

– Кэролайн, надеюсь, цела и невредима? – взволнованно спросила Мадлен.

– Ну разумеется, что с ней станется? Это я была от волнения в совершенной прострации два дня. А что касается Кэролайн, она уже на следующее утро после скандала отправилась сочинять статью для своего радикального, хиппового журнала, в котором подвизалась писать.

– Понятно. – Поймав взгляд Престона, Мадлен увидела, что тот с трудом сдерживается, чтобы не рассмеяться. Чересчур радикальные политические взгляды и социальная активность Кэролайн Баррингтон всегда воспринимались окружающими как своего рода проклятие семьи Баррингтон.

– А теперь она опаздывает к ужину, – капризным тоном заметила Элеонора. – И как обычно, не дает себе труда позвонить и предупредить, хотя прекрасно знает: я от беспокойства места себе не нахожу. Каждый день сидишь и думаешь: что там с ней происходит в отвратительных трущобах, где она живет? Вдруг ее снова арестует полиция? Или похитит какой-нибудь диссидент, у которого она берет интервью? Господи, ну что мне делать с этой девицей?

Решив, что наконец настал подходящий момент сменить тему разговора, Мадлен осторожно спросила о другой своей сестре:

– А как поживает Шарлотта? Я не говорила с ней уже почти месяц…

– Ну, Шарлотта хотя бы позвонила, предупредила, что запоздает. У ее детей сегодня занятия по волейболу или что-то в этом роде. А Ричард сегодня не сможет прийти.

– Да-да, – пробормотала Мадлен. Вряд ли кто-нибудь будет сегодня скучать без Ричарда, мужа Шарлотты. Мадлен выносила зятя с трудом: его обращение с Шарлоттой выводило Мадлен из себя.

Краем уха она слушала, что говорит мать. Элеонора Баррингтон никогда не спрашивала Мадлен о ее собственной жизни – за исключением формального «как дела?». Разумеется, в ответ Мадлен всегда отвечала, что все в полном порядке, она много работает (или учится – так она отвечала, когда была еще совсем юной) и готовится к тому или иному событию в своей жизни. Мадлен уже привыкла к тому, что мать не любила общаться с людьми, затруднявшими ей жизнь своим непростым поведением, – как, к примеру, сестры Мадлен. Кэролайн, с ее бунтарским духом, акциями протеста, готовностью в любой момент вскочить и бежать защищать справедливость хоть на край света. Меланхоличная Шарлотта, с чрезмерными колебаниями веса, постоянно посещающая психотерапевтов. Как могли у одних родителей появиться на свет три настолько непохожие друг на друга дочери?

Сейчас, сидя в уютной гостиной, Мадлен пыталась отвлечься от тревожных мыслей по поводу предстоящего путешествия в Монтедору. Пока ее мать без умолку говорила, Мадлен внимательно изучала лицо Престона: он стоял у камина и о чем-то беседовал с ее отцом. Время от времени он посматривал на Мадлен, и она улыбалась ему в ответ. Он был неплохим человеком, очень привлекательным и впрямь хотел на ней жениться. Внезапно Мадлен захотела испытывать к нему нечто большее, чем дружеское расположение. Хотела любить его, доверять ему и нуждаться в нем… Хотела, чтобы ей нравилась его забота и любовь.

– Ну наконец-то! – воскликнул вдруг с улыбкой Теккери Баррингтон, прерывая мысли Мадлен. Любовь к дочерям смягчила его суровый нрав – однако исключительная привязанность к собственным внукам порой приводила его в состояние слезливой сентиментальности.

Джеф и Хейзл Рэндалл вбежали в гостиную, обгоняя друг друга. За ними не спеша следовала их мать. Шарлотта. Первым делом дети бросились к старому золотистому ретриверу, мирно спавшему у камина. Потом повисли на шее у дедушки, бросились к Мадлен и громко приветствовали бабушку. После чего снова вернулись к собаке, шумно выказывая ей искреннюю радость от встречи. Пес радостно завилял хвостом.

Мадлен удалось придать своему лицу довольно нейтральное выражение, когда она здоровалась с сестрой, хотя это было нелегко. Шарлотта выглядела истощенной и измученной. Весь прошлый год она сидела на диете, стараясь скинуть лишние килограммы, появившиеся у нее после рождения детей – одного за другим. Когда они виделись в последний раз, полтора месяца назад, Мадлен обратила внимание на то, что Шарлотта слишком похудела. Но сейчас она с трудом узнавала сестру – щеки впали, на лице появились морщины. Нет, такой Мадлен еще никогда ее не видела.

Пока Шарлотта здоровалась с отцом, Элеонора бросила красноречивый взгляд на Мадлен. Та прекрасно поняла мать: она хотела, чтобы Мадлен в очередной раз «серьезно поговорила с сестрой». Она кивнула и решила примириться с неизбежным.

Через несколько минут появилась и Кэролайн – растрепанная, румяная, живая и безумно хорошенькая. Полинявшие джинсы плотно облегали стройные бедра и длинные ноги. Вышитая рубашка, разумеется, была неглаженой, а волосы Кэролайн, казалось, не причесывала с самого утра. Однако, несмотря на такой вид, словно она только что проснулась, Кэролайн излучала здоровье, задор и энергию. Мадлен вдруг вспомнила, что муж Шарлотты, Ричард, как-то раз пытался соблазнить младшую сестру. Мадлен была единственным человеком, который знал об этом. Кроме них двоих, разумеется.

Элеонора удалилась на кухню узнать, как обстоят дела у кухарок. Узнав, что ужин готов, а стол сервирован, она пригасила всех в столовую.

Будучи великолепной хозяйкой, Элеонора Баррингтон умело поддерживала беседу за столом, избегая многих неприятных тем – в частности, недавнего ареста Кэролайн. Мадлен прекрасно понимала, что такое умение вести беседу приходит только с долгой практикой, и невольно восхищалась матерью, хотя, честно говоря, сейчас желала тишины и покоя. Отец забыл обо всем на свете, занимаясь только с внуками. Шарлотта была, как обычно, молчалива и погружена в собственные мысли, а Кэролайн, напротив, казалось, только и ждала подходящего момента, чтобы пуститься в какую-нибудь яростную дискуссию или спор, довольно часто заканчивавшиеся ссорой с родителями. Мадлен на сей раз была на удивление тихой и молчаливой – ее безуспешные попытки не думать о Рэнсоме, казалось, забрали у нее все силы. Поэтому бедному Престону ничего не оставалось, как самому поддерживать светскую болтовню Элеоноры Баррингтон.

Мадлен обратила внимание на то, что Шарлотта едва прикоснулась к еде. Немножко незаправленного салата, чуть-чуть вареных овощей, тоненький кусочек хлеба. Однако и Мадлен была ничуть не лучше сестры – в какой-то момент она осознала, что с полным отсутствием аппетита размазывает желе по тарелке.

Как поведет себя Рэнсом? Неужели унизит ее? Если он не хотел от нее ни денег, ни чего-то еще – то почему не отказался от предложенной ему работы? А может, подумала она с робкой надеждой, он подзадоривал ее потому, что разозлился? И не расскажет никому о том, что произошло между ними в Монтедоре?

Но ей-то что делать? Как она будет жить в Монтедоре рядом с ним, постоянно вспоминая о том, что произошло той ночью? А ему, похоже, даже нравится напоминать ей об этом, дразнить ее. Даже если он и не собирается рассказывать об этом другим, то постоянно поддразнивать и терзать ее он, по-видимому, не прочь. Более того, ему нравится напоминать ей об этом в грубой форме – он прекрасно понимает, что грубость легко выводит ее из себя.

«Ты использовала меня и на следующее же утро забыла…»

Господи, как хотела она забыть его! Но не могла…

«Что мог иметь такой жалкий бедняк, как я, чтобы это понравилось самой мисс Баррингтон? Ну, кроме кое-чего твердого…»

«Перестань, – приказала Мадлен самой себе, – перестань думать об этом сейчас же…»

«Не знаю, как сейчас, а тогда ночью тебе и впрямь хватило…»

Нет, здесь он не прав. Ей не хватило его и, наверное, не хватит никогда…

– Хватит! – послышался вдруг крик маленькой Хейзл, племянницы Мадлен.

Вздрогнув, та посмотрела на девочку – малышка убеждала дедушку не класть ей на тарелку больше фруктов.

– Нет аппетита, дорогая? – обратилась к Мадлен мать.

– А-а-а? – посмотрев на свою тарелку, Мадлен увидела, что превратила желе в какую-то непонятную полужидкую массу. – А, да… Не беспокойся, это все нервы…

– Понимаю… Честно говоря, не знаю, почему твой отец посылает тебя в эту ужасную страну.

– Он вовсе не заставляет меня туда ехать, мама, – спокойно ответила Мадлен.

– Мадлен сама уже достаточно взрослый человек, она прекрасно понимает свои обязанности и относится к ним серьезно, – вмешался Теккери Баррингтон. – Кроме того, будь я на ее месте, я бы тоже стал заниматься этим только сам, а не доверял посторонним лицам.

– Мама говорит, ты собираешься поселиться у Веракруса? – спросила Кэролайн.

Когда сестра кивнула, девушка в знак возмущения затрясла головой – длинные золотистые волосы разлетелись по плечам.

– Не могу в это поверить! Нет, Мадлен! Как ты могла принять приглашение от этого вора, убийцы и подонка?

– Пожалуйста, не говори «подонок» в присутствии гостей, дорогая, – не выдержала Элеонора Баррингтон.

– Да ты имеешь хотя бы малейшее представление о том, сколько невинных людей этот Веракрус с его дружком-подхалимом Эскалантом упрятали за решетку? Просто так, даже не потрудившись представить им хоть какое-то обвинение…

– Кэролайн, дорогая… – попробовала остановить младшую дочку Элеонора, однако это было не так-то просто: та уже вошла в раж.

– Сотни людей по всей стране арестованы, они содержатся просто в нечеловеческих условиях, над ними издеваются, их избивают, унижают, мучают… Тех, кого не убивают, содержат в сырых и грязных камерах, кишащих крысами и прочими паразитами. А Веракрус… Он взвинтил налоги на все, что только можно, – и обложил ими всех, кроме своих дружков, которые обкрадывают государственную казну без малейших угрызений совести! Эскаланту вообще позволено абсолютно все! Он…

– Я еду в Монтедору только для того, чтобы продать ранчо, Кэролайн, – спокойно прервала ее излияния Мадлен. – То самое ранчо, которое ты всегда называла не иначе, как «позор нашей семьи», и сто раз говорила, что от него необходимо избавиться.

– Но я и предположить не могла, что для этого придется связываться с Веракрусом!

– Принимая во внимание рост преступности в Монтедоре – особенно в последние месяцы, когда там то и дело вспыхивают народные мятежи и восстания, – нужно только радоваться, что президент лично обещает мне свое покровительство, – не повышая голоса, ответила Мадлен. Поглощенная дискуссией с сестрой, она забыла о присутствии матери и горячо воскликнула: – Ты в курсе, что две недели назад шайка восставших мятежников убила иностранного корреспондента, работавшего в Монтедоре? Или что консультант президента по сельскохозяйственным вопросам был ограблен и убит на днях в вестибюле отеля «Конкистадор»?

– О Господи! – воскликнула Элеонора, ломая руки, украшенные дорогими кольцами. – Мадлен, что я слышу!

Осознав свою ошибку, Мадлен поспешила успокоить мать:

– Веракрус недавно закончил внедрение новой практически совершенной и очень надежной системы безопасности в своем дворце. Так что сейчас это самое безопасное место во всей стране.

– Нет, я с ума с ними сойду! – простонала Элеонора.

– Для выполнения этих работ были специально приглашены специалисты из Соединенных Штатов, – продолжала Мадлен. – А управлял работами мистер Рэнсом, тот самый человек, который согласился всюду сопровождать меня в Монтедоре.

Элеонора бросила сердитый взгляд на мужа:

– Тебе не кажется, дорогой, что, когда ты говорил мне о намерении Мадлен поехать в Монтедору по делам, ты опустил кое-какие детали, связанные с ситуацией в этой стране?

– Не хотел беспокоить тебя, дорогая, – попытался оправдаться тот.

– Правда, мама, тебе абсолютно не о чем беспокоиться. Мистер Рэнсом – очень способный и умный человек. Поэтому все будет хоро…

– Мне необходимо прилечь… – вздохнула Элеонора.

– Да-да, конечно, – забеспокоилась Мадлен. – Помочь тебе?

– Спасибо, дорогая…

Мадлен отвела мать в роскошно обставленную спальню, потом спустилась на кухню и попросила приготовить для нее ромашкового чая. Минут через двадцать Элеонора уже совершенно пришла в себя, и Мадлен снова спустилась вниз, чтобы присоединиться к остальной компании. Все уже перешли в библиотеку, чтобы выпить кофе. Налив себе чашечку, Мадлен присела к сестрам, а отец, Престон и малыши затеяли шумную игру в гостиной.

– Ну как там маман? Все еще в прострации от своих непослушных доченек? – поинтересовалась Кэролайн.

– Понемногу приходит в себя, надеюсь, – ответила Мадлен.

– Только не надо на меня так смотреть, – заметила Кэролайн. – На сей раз дело не во мне. Я, по крайней мере, в Монтедору ехать не собираюсь…

Выпрямившись, Мадлен внимательно посмотрела на младшую сестру:

– Тебя правда арестовали на прошлой неделе в «Рэндалл косметикс»?

– Она сама надела на себя наручники, – мрачно пояснила Шарлотта. – Мне Ричард рассказывал…

Ее лицо вдруг сморщилось от смеха – и через минуту все три женщины уже оглушительно хохотали. Веселье отчасти помогло снять напряжение, которое, увы, почти всегда являлось неотъемлемой частью семейных обедов Баррингтонов. Мадлен, как ни пыталась, не могла удержаться от громкого смеха, представив огромные изумленные глаза Ричарда при виде своей юной родственницы, защелкивающей на себе наручники… Она смеялась до слез.

– Господи, ну что же тут смешного! – простонала Кэролайн. – Нет, ну перестаньте же…

– Четыре года обучения в колледже, диплом магистра – вполне достаточно, чтобы организовать самоарест в одном из самых фешенебельных офисов города, – улыбнулась Мадлен.

– Бедный Ричард! Его чуть удар не хватил, – выдавила из себя Шарлотта.

Мадлен, понемногу приходя в себя, спросила младшую сестру:

– Объясни, ради Бога, зачем тебе это понадобилось?

– Обыкновенная акция протеста против опытов над животными. Никто не убедит меня в том, что нужно ослепить сотни ни в чем не повинных кроликов только для того, чтобы сотворить новый сорт теней для век и туши для ресниц. И я не собираюсь ни с кем спорить и выслушивать, что это «сложный, противоречивый и спорный вопрос». Я просто знаю, что это плохо, вот и все. – Девушка посмотрела на Шарлотту и добавила: – А твой Ричард – просто дурак, если до сих пор этого не прекращает.

– Ты прекрасно знаешь, я никогда не разговариваю с Ричардом о его делах, – холодно ответила Шарлотта.

– Как бы там ни было, а маме ты изрядно потрепала нервы, – снова обратилась к Кэролайн Мадлен. – Ты ее до инфаркта собираешься довести или как?

– Это жизнь, – пожала плечами Кэролайн, – и немного поволноваться никому не повредит… Иначе она бы просто умерла от скуки на своих светских раутах.

– Ну, что касается сегодняшнего вечера, – вмешалась Шарлотта, – дело тут не в Кэролайн.

– Спасибо, сестричка! Вот видишь? – Младшая сестра с торжествующим видом посмотрела на Мадлен. – Не меня будут убивать восставшие мятежники в Монтедоре…

– Я не говорю, что дело в Мадлен, – пояснила Шарлотта и робко добавила: – Все это показное беспокойство мамы за столом преследовало только одну цель – сконцентрировать внимание присутствующих на собственной персоне.

Кэролайн пожала плечами. Мадлен, чуть заметно кивнув, сосредоточенно уставилась в чашку с недопитым кофе. Наступило неловкое молчание. Первой заговорила Кэролайн:

– Ты считаешь, что будешь там в безопасности?

– Да, – спокойно ответила Мадлен.

– Престон не слишком уверен, что этот, как его там, Рэнсом хорошо знает свое дело. По его мнению, этот парень – нахал и проныра.

– Господи, неужели Престон сказал тебе такое?

– Ну нет, он сказал что-то вроде: «Его нетерпение порой доходит до агрессивности».

– А, тогда понятно, – успокоилась Мадлен. – Сказать по правде, мистер Рэнсом действительно слегка вспыльчив и довольно дерзок на язык. Сегодня они чуть не повздорили с Престоном. Но папа вполне ему доверяет.

– А ты?

Мадлен растерянно заморгала, не зная, что ответить. Она размышляла о своих личных отношениях с Рэнсомом, но ей не пришло в голову оценить, насколько хороший из него получится телохранитель, от которого, возможно, будет зависеть ее жизнь в Монтедоре.

– Да, – сказала она наконец. – Я ему доверяю. Он не… Как мужчина он мне не нравится, но он точно высококлассный специалист.

Что ни говори, а это чистая правда В конце концов, ее отношения с Рэнсомом касаются только ее, он с самого начала показался ей умным и компетентным человеком. Да, если кто и сумеет защитить ее в Монтедоре, так это, несомненно, он.

К облегчению Мадлен, разговор перешел на другую тему. Кэролайн заговорила о своей работе, а Шарлотта не прочь была поболтать о детях. Мадлен наконец решилась поговорить с сестрой о ее диете – разумеется, с максимальной осторожностью и деликатностью.

– Мадлен, ты сама знаешь поговорку: никто никогда не бывает таким богатым – и таким худым, – как этого хочет, – улыбнулась Шарлотта.

– Фигня, – со смаком возразила Кэролайн.

Осуждающе посмотрев на младшую сестру, Мадлен снова обратилась к Шарлотте:

– Ты все еще сидишь на диете?

Та похлопала себя по животу:

– Тут еще есть жир, от которого нужно избавиться.

– Господи, Шарлотта, но ведь каждая женщина имеет жировые складки! Сама посуди: ну какому мужчине понравится скелет? – не сдавалась Мадлен.

– Послушай, я принимаю витамины, чтобы чувствовать себя нормально. Я знаю, что делаю.

– Ты уверена? У тебя очень уставший вид. По-моему, ты зашла слишком далеко в своем стремлении к совершенству, – мягко проговорила Мадлен.

И тут же пожалела об этом. Глаза Шарлотты вспыхнули – от боли и от гнева. Поджав губы, ярким пятном выделявшиеся на истощенном лице, она холодно произнесла:

– Спасибо, Мадлен, за совет. Не сестра, а само совершенство! Идеальная дочь, идеальная деловая женщина да еще и идеальная сестра… Как же это, наверное, скучно – быть такой идеальной!

Изумленная, Мадлен оторопело пробормотала:

– Но Шарлотта…

– Погоди, Мадлен! Я сую нос в твои дела? Даю тебе советы?

– Прости, я не хотела…

– Не хотела? – Шарлотта разозлилась не на шутку.

– Конечно, нет!

– Да ладно тебе, Мадлен! – вмешалась Кэролайн. – Знаешь, Шарлотта, ты и вправду выглядишь как ходячий покойник.

Мадлен взглянула на нее:

– Послушай, Кэролайн, это уж слишком…

– А ты, – снова перебила ее младшая сестра, – должна перестать быть такой совершенной и идеальной. Ясно? Я полностью согласно с Шарлоттой по этому поводу. Я бы многое отдала, чтобы хоть раз в жизни увидеть, как ты поступаешь как мы, простые смертные…

Наступила тишина. Сестры, стараясь не смотреть друг на друга, не знали, как выбраться из сложной ситуации. Перед глазами Мадлен неожиданно опять возникли видения той ночи в Монтедоре. Увы, ответить сестрам, пожалуй, нечего. Она всегда старалась быть понимающей и надежной, хотела оградить их от стрессов. А что получилось? Как выясняется, все ее замечательные качества только отдаляли ее от них!

Напряженную тишину нарушили веселые голоса детей, которые, обгоняя друг друга, вбежали в комнату. Через минуту в дверях показались Престон и Теккери Баррингтон. Атмосфера сразу разрядилась, и все присутствующие начали обсуждать детей, их игры и увлечения…

Мадлен поднялась и пошла в другой конец комнаты, чтобы налить себе еще кофе. Она не сразу заметила, как к ней подошел отец.

– Надеюсь, все уже приготовлено для завтрашнего путешествия?

– Да, папа, – ответила она.

– Никаких проблем?

Она отвела глаза в сторону, не выдерживая его вопросительно-пронзительного взгляда.

– Нет, папа.

– А мистер Рэнсом… Как он тебе понравился?

– Думаю, главное, что он понравился тебе, – ответила Мадлен.

– Да, но… – Отец, казалось, заколебался, не зная, как лучше выразиться. – Я почему-то не могу отделаться от ощущения, что вы виделись раньше.

У Мадлен екнуло сердце.

– Это он тебе сказа?

– Нет. – Теккери Баррингтон немного помолчал и добавил: – Как я понимаю, ты тоже ничего не расскажешь.

– Конечно, он довольно резок в общении, но его рекомендации в полном порядке. – Мадлен сделала вид, что не заметила вопроса отца. – Хотя характер у него, по-моему, отвратительный.

– Странно, Мадлен, я ведь никогда раньше не видел, чтобы кто-то успевал тебе не понравиться за такой короткий промежуток времени…

– Разве? – растерянно пробормотала она.

– Он неплохой человек, Мадлен.

Пораженная до глубины души, та в конце концов подняла голову и встретилась с отцом взглядом.

– Он тебе понравился?

– Да, – со спокойной уверенностью ответил отец. – Конечно, его поведение сегодня было несколько… странным, но… он мне понравился. – Теккери Баррингтон пожал плечами. – Если хочешь, назови это чутьем. Я совершенно убежден: это именно тот человек, которому можно доверять и на которого можно и нужно опираться в трудные минуты.

Мадлен понадобилось несколько мгновений, чтобы вполне оценить слова отца.

– И поэтому…

– Разумеется, Мадлен, – кивнул он, – я бы никогда не стал навязывать тебе общество человека, который тебе неприятен, однако, поверь, я очень волнуюсь за тебя.

– Больше, чем показываешь маме?

– Вот именно. – Теккери Баррингтон добавил крохотную ложечку сахару в кофе. – Рэнсом сказал, что оградит тебя от всех неприятностей, – и я ему верю!

Забота отца тронула Мадлен. Он ведь первым научил ее не бояться трудностей и принимать вызовы судьбы. И если сейчас он так беспокоился о ее безопасности, как могла она не подчиниться ему? Не послушаться, не поверить собственному отцу?

– Хорошо, папа, обещаю, что буду выполнять все инструкции и распоряжения, связанные с моей безопасностью, – сказала наконец Мадлен, спрашивая себя, находится ли она в безопасности рядом с Рэнсомом. Он сказал ей, что никогда в жизни не прикоснется к ней больше. Настроение у Мадлен испортилось.

– Думаю, мне пора, – сказала она решительно и поднялась, желая уйти, пока вечер не был испорчен окончательно. – Уже поздно, а мне завтра рано вставать.

– Да, конечно, – кивнул Теккери Баррингтон. – Я скажу Еве, чтобы она принесла твое пальто.

Испытывая некоторую неловкость, Мадлен простилась с Шарлоттой. С Кэролайн же ей, как всегда, было очень легко – та умела быстро забывать ссоры.

– Надеюсь, ты вернешься ко дню рождения отца? – спросила она у Мадлен.

– Разумеется. Думаю, буду здесь раньше.

Перехватив непонимающий взгляд Престона, помогавшего ей надеть пальто, Мадлен пояснила:

– Папе в этом году исполняется шестьдесят. По этому поводу у нас планируется большое семейное торжество.

Теккери Баррингтон кивнул и добавил:

– Приглашаю и вас, Престон.

– Благодарю вас, сэр. Непременно буду.

Когда они возвращались в город, Мадлен казалась Престону на удивление тихой и молчаливой. К счастью, машин на дороге было уже не много и ехали они довольно быстро. В голове Мадлен вихрем проносились мысли, в том числе и о Престоне. Разве раздумывают над предложением руки и сердца? Разве не знают сразу – выходить замуж или не выходить?

Она посмотрела на красивый, тонкий профиль Престона и вдруг почувствовала себя страшно одинокой. Ей захотелось рассказать Престону о Рэнсоме. О том, как она боится этого человека, о тех безумных чувствах и ощущениях, которые он в ней вызывает.

Прижавшись лбом к холодному стеклу автомобиля, Мадлен мечтала о том, чтобы нашелся на земле человек, который бы привлек ее к себе и прогнал прочь все ее страхи… Непонятная, неожиданная ссора с сестрами, натянутые отношения с матерью, боязнь ехать в Монтедору, тяжесть ответственности, ложащейся на ее плечи… И конечно, необъяснимые, мучительные чувства, связанные с Рэнсомом. Хорошо бы кто-нибудь взял ее сейчас на руки, убаюкал, приласкал как ребенка.

Мадлен вспомнила, как сделал это Рэнсом. Превратил тяжелую, одинокую ночь в волшебный праздник, сказку, чудо. Он избавил ее от забот, волнений и тревог – они растворились в темноте, подчиняясь его сильной воле. Он словно помог Мадлен выйти за пределы самой себя, заставил ее жить настоящим и желать следующего мига – страстно и радостно.

Если бы он не был таким мерзким и отвратительным типом, она бы, пожалуй, поблагодарила его за то, что он сделал. И даже попросила бы проделать с ней все это снова…

Мадлен широко раскрыла глаза и выпрямилась. Господи, о чем она только думает! Да ни за что на свете! В хорошенькую же она попадет историю, если будет умолять его… Почему она постоянно думает о нем?

Она снова с отчаянием посмотрела на Престона, который вел «мерседес» вниз по Семьдесят третьей улице. Он ведь хочет на ней жениться, не так ли? Так почему он не может успокоить ее сегодняшней ночью?

Престон остановил машину на стоянке рядом с домом Мадлен. Поймав ее взгляд, он чуть улыбнулся:

– С тобой все в порядке?

Да, почему бы не Престон? Они ведь еще не спали вместе. Она сказала ему как-то, что еще не готова к этому, и он ее не торопил. Итак, сегодня ночью? Мадлен был так нужен… хоть кто-нибудь. Пусть уж это будет человек, который собирается на ней жениться.

– Ты… – Мадлен осеклась, не зная, как попросить.

– Да? – с удивлением выдохнул Престон, слыша что-то новое в ее интонации.

– Ты не останешься со мной сегодня ночью, Престон?

Рэнсом чуть отодвинулся от женщины, рядом с которой лежал, и закурил сигарету. Нет, сексом лучше было не заниматься. Он понял это, еще не успев до конца раздеться. Не следовало приглашать ее сегодня. Но ему был так нужен хоть кто-нибудь…

– Что-то не так? – Гвен лежала на боку и, нахмурившись, внимательно глядела на Рэнсома. – Беспокоишься из-за поездки в Монтедору?

Рэнсом пожал плечами.

– Я просто подумала, – начала она, – с тех пор как ты вернулся оттуда в последний раз…

– Что? – рассердился он и тут же укорил себя.

Эта женщина ему нравилась, и его плохое настроение сейчас не ее вина.

До знакомства с Рэнсомом Гвен успела побывать замужем и развестись. Она много работала, часто ездила в командировки, и, по ее собственным словам, не нуждалась в мужчине, который цеплялся бы за нее день и ночь. Рэнсом познакомился с ней в самолете больше года назад, и с тех пор они периодически встречались, чтобы заняться любовью. Это было единственным, что их связывало, и устраивало обоих. Рэнсом не интересовался, есть ли у Гвен кто-то еще, хотя ее довольно напряженный рабочий график вряд ли оставлял свободное время. Сам он, за исключением той ночи с Мадлен в Монтедоре, давно не спал ни с одной женщиной. Он был из тех мужчин, которые могут иметь роман только с «одной женщиной в единицу времени» [2]. Однако думал он сейчас отнюдь не о женщине, которая лежала рядом.

– С тех пор как ты вернулся из Монтедоры, – снова начала Гвен, – ты сам на себя не похож. – Она села на постели, укуталась простыней и спросила: – С тобой там что-то случилось?

Рэнсом снова пожал плечами, с неудовольствием отмечая, что ведет себя довольно грубо, и буркнул:

– Вроде того.

– Не хочешь мне рассказать? – робко поинтересовалась она.

Он покачал головой:

– Нет. Это мои проблемы.

– Как хочешь, – сухо произнесла она.

– Прости меня, Гвен, но…

– Все в порядке, – успокоила она его.

Рэнсом с отчаянием указал на почти не смятые простыни:

– Я имею в виду другое. Прости…

– Тебе совершенно не за что извиняться, Рэнсом, – усмехнулась Гвен. – Все прекрасно. Мне всегда хорошо с тобой. Поэтому я и позволяю себе время от времени нарушать свой жесткий рабочий график.

Рэнсом кисло улыбнулся:

– Ты льешь бальзам на мое мужское самолюбие…

Гвен покачала головой:

– Разумеется, у нас были с тобой и лучшие ночи. Но даже когда мне совершенно ясно, что ты думаешь о ком-то другом… – Она выразительно помолчала и чуть нахмурилась. – Так вот, даже тогда ты знаешь, как нужно себя вести с женщиной в постели.

Рэнсом затянулся. Наступила неловкая пауза. Наконец он решился и заговорил первым:

– Мне нужно идти.

Гвен не пыталась удержать его. Как, впрочем, и никогда раньше. Это была, пожалуй, главная причина, по которой он продолжал встречаться с ней время от времени после своего возвращения из Монтедоры. Рэнсом быстро натянул джинсы и надел рубашку, носки и туфли. Гвен все еще смотрела на него.

– Пока, Гвен! Увидимся! – только и мог он выдавить из себя.

– Увидимся, Рэнсом…

Обычно он целовал ее на прощание, но сегодня не стал этого делать. Она обычно провожала его и закрывала за ним дверь. Но и она сегодня этого не сделала…

Он остановился возле дверей, повернулся и подумал, что, пожалуй, настало время сказать ей то, что он должен был сказать уже давно.

– Ты мне больше не позвонишь? – спокойно произнесла Гвен, глядя на него.

– Я… – Он покачал головой и решился: – Нет, не позвоню, Гвен… Ты тут ни при чем. По-моему, я просто схожу с ума.

На глазах Гвен выступили слезы. Она отвернулась, но потом, взяв себя в руки, посмотрела на Рэнсома и натянуто улыбнулась.

– Ну… – произнесла она тихо, – тогда и я тебе больше звонить не стану. Что ж, Рэнсом, спасибо тебе за то время, которое мы провели с тобой вдвоем, и… береги себя…

– И ты тоже, Гвен, – ответил он с нежностью.

Надев свою изрядно потрепанную кожаную куртку, он быстро вышел из дома Гвен и решительно шагнул в холодный осенний вечер. Октябрь. Он любил октябрь. Жаль, что придется ехать в Монтедору, – там сейчас проливные дожди.

Он вытащил из кармана сигарету и, прикрываясь ладонями от резкого ветра, прикурил. С тех пор как он снова увидел Мадлен Баррингтон, количество выкуриваемых им ежедневно сигарет увеличилось вдвое.

Стоило ему только подумать о ней, как кровь начинала быстрее струиться по жилам, зажигая желанием каждую клеточку тела. Нет, Рэнсому это не нравилось. Решительно не нравилось.

Ночь в Монтедоре представлялась ему сейчас волшебным, безумным сном. Цвета, звуки, запахи той ночи оставались с ним все эти полгода, жили в его сознании и памяти – будучи такими же яркими и горячими. Словно он только что выпустил Мадлен из рук, словно не прошло и пяти минут с тех пор, как они были вместе.

Он вдруг вспомнил о Гвен, которую обнимал всего несколько мгновений назад. Подумал – и сокрушенно покачал головой. Чертова Мадлен Баррингтон! Из-за нее, похоже, он уже не сможет получать удовольствие и радость от секса. После встречи с Мадлен в Монтедоре занятия любовью не приносили удовлетворения. Но свидания с Гвен были, конечно, более благоразумными, чем поиски женщины, подарившей ему незабываемые ощущения. Рэнсом прекрасно знал, чего хотел по-настоящему. Вернее, кого хотел. Не знал только, как ее разыскать.

Зато теперь знает, и ему придется ходить за ней день и ночь, пока она будет в Монтедоре. Черт возьми, он поклялся, что не прикоснется к ней больше!

Господи, ну откуда столько проблем?