Бог Ярости

Глава 12

Брэндон

— Я так сильно скучала по тебе, — шепчет мне на ухо мягкий голос Клары, когда она покрывает поцелуями мою шею и челюсть.

Мы стоим посреди моей комнаты, и она тихо стонет. Моя рука обнимает ее за талию, чтобы я мог прижать ее к себе, когда она пытается поцеловать меня в губы.

Это нелогично и не имеет никакого смысла, но я не целовал ее и не позволял ей целовать себя с той чертовой ночи, когда потерял контроль над собой неделю назад.

И ранее сегодня.

Мои глаза закрываются, вспоминая его губы, его твердое тело и то, как он меня целовал.

Я выкинул весь этот хаос из головы.

Ничего не было.

Ничего.

Если я буду думать так достаточно долго, возможно, все забудется, и я вернусь в свой маленький безопасный пузырь.

Клара не обращает внимания на скрытый отказ. Не думаю, что ей есть до этого дело. Именно поэтому я с ней встречался. Ее устраивает, что наши отношения остаются поверхностными. Она никогда не допытывается, не задает глупых вопросов. И уж точно не спрашивает каждый день, что случилось с моей перевязанной рукой, как один придурок, который отказывается сдаваться.

Поскольку я больше не мог ее избегать, то после ужина в шикарном ресторане пригласил к себе в комнату. Вместо того чтобы есть, я почти все время фотографировал ее и делал вид, что мне ни черта не скучно.

Я пытался высадить ее у общежития и уехать, но она отказывалась и настаивала на том, что я должен увидеть ее нижнее белье.

Я увидел. Думаю, красивое. Цельное прозрачное красное кружево, демонстрирующее ее соски и открывающее доступ к киске. Облегающий материал на бретельках прилипает к коже, дополняя ее соблазнительную фигуру.

Но я бы все равно предпочел, чтобы мы не делали этого. Для меня секс всегда был постоянным состоянием обыденной разрядки. Я мог обходиться без него даже в течение нескольких месяцев, но, по правде говоря, это могло длиться вечно, поэтому Клара и отправилась искать его в другом месте. В отличие от того, что думают Лэн и остальные, я не против. Единственная проблема — это секретность. Я сказал ей, что у нас могут быть свободные отношения, а она взбесилась и требует моногамии, которой не может придерживаться сама.

Она может трахаться с кем угодно, но сегодня она решила, что это буду я.

— Ты так хорошо пахнешь, малыш.

Я стараюсь не погружаться в мысли, правда, но теперь, когда она меня так назвала, я не могу не представить себе другие, более жестокие губы, целующие мою шею.

Ее — мягкие, его — чертовски дикие.

Сосредоточься.

Она не замечает пластырь, наклеенный на второй засос, который он поставил мне на том же самом гребаном месте. Как дикарь. Только теперь у меня не только след на адамовом яблоке. Они еще и по всей груди — темно-красные и фиолетовые, как будто у меня синяки.

Учитывая то, что Николай вытворял сегодня в углу, так оно и есть.

Пальцы Клары хватают мою футболку, пытаясь ее снять, но я стягиваю ее обратно, целуя ее в шею, отказываясь снова зацикливаться на своих мыслях.

Я вдыхаю ее цветочные духи и стараюсь не задохнуться ими. Мне никогда не нравился этот запах.

Это потому, что ты предпочитаешь что-то более мужественное. Воспоминания о бергамоте и мяте заполняют мое сознание, и я напрягаюсь.

Нет.

Она стонет, и я ненавижу, как мягко это звучит. Прижимается ко мне, и я ненавижу, насколько нежной ощущается ее кожа.

Ее грудь трется и скользит по моей, но все, о чем я могу думать, — это твердые мышцы.

Ты возбужден из-за меня, а не из-за нее.

Звук его голоса в моей голове вызывает подергивание в моем спящем члене.

Блять.

Блять.

Блять!

Я резко отстраняюсь от Клары, в голове царит тревожный хаос.

Она не понимает намека и снова направляется ко мне с блестящими глазами, ее светлые волосы развеваются по пояснице.

Я делаю еще один шаг назад и поднимаю руку.

— Я просто не в настроении, Клара. Прости. Думаю, устал после игры.

Ее улыбка в лучшем случае вынужденная, так как она тянется к моему ремню.

— Я могу помочь тебе избавиться от этого напряжения, красавчик.

— Нет. Я в порядке. Спасибо за предложение, — я беру ее платье, которое она дразняще сняла ранее, и протягиваю ей. — Еще раз извини.

Ее плечи горбятся, но она берет платье и начинает его надевать.

— Мы не трахались с тех пор, как снова сошлись, Брэн. Что-то не так?

Все, блять, не так.

Но я не говорю это вслух и вместо этого улыбаюсь.

— Просто мне нужно о многом подумать. Я приду в себя через некоторое время.

— Окееей, — протягивает она. — Люблю тебя, малыш.

Она выжидает, но, когда я не отвечаю, поворачивается, чтобы уйти.

— Клара.

Она поворачивается на каблуках, на ее лице появляется обнадеживающая улыбка. Наверное, мне стоит расстаться с ней. На этот раз навсегда. Неправильно обманывать ее, когда я абсолютно ничего к ней не чувствую.

С тех пор как я учился в средней школе, всякий раз, когда девушка приглашала меня на свидание, я соглашался, зная, что они просто хотели, чтобы я отвез их домой и они могли встретиться с Лэном.

Я не возражал. Так как у меня постоянно была девушка, даже если она смотрела на Лэна трахни-меня взглядом. Но он никогда этого не делал. И всегда пересылал мне скриншоты, на которых они кидали ему обнаженку и умоляли сделать с ними непристойные вещи.

А я никогда на это не отвечал. Просто расставался с ними по смс и удалял все, что присылал мне Лэн.

Это не имело значения. Все они были частью одного образа. Я никогда не задерживался на одной из них дольше пары недель.

Я познакомился с Кларой в университете, и она сделала своей миссией то, чтобы мы по «случайному совпадению» сталкивались в местах, которые я часто посещаю. Я распознавал ее тактику за милю, но, опять же, не был против. Причина, по которой я продержался с ней дольше всех, в том, что впервые кто-то пришел прямо ко мне, а не к Лэну.

На самом деле, похоже, он ей не нравится. Наверное, потому, что он часто обращается с ней как с ничтожным насекомым.

Поэтому я оставил ее себе. Она не сует свой нос в мои дела, пока я вожу ее в элитные рестораны, покупаю роскошные брендовые вещи и позирую для фотографий.

Мы расставались всякий раз, когда она изменяла, а это случалось, насколько я знаю, четыре раза, но потом она просила прощения и говорила, что больше так не поступит, и я ее прощал.

Технически я тоже ей изменил, так что будем считать, что мы квиты.

Лэн ошибается. Она никогда не делала мне больно. Чтобы причинить боль, я должен был что-то чувствовать, а я не чувствую ничего.

Она была просто удобством, а теперь ее нет.

— Нам нужно сделать перерыв, — говорю я небрежно.

Ее лицо вытягивается, и она чуть не роняет свою драгоценную сумку Chanel.

— Но почему? Я ничего не сделала.

— Дело не в тебе. Дело во мне. Я изменил тебе, — но даже когда я это говорю, мне кажется, что это неправильно. То, что я сейчас с ней, было похоже на то, что я изменяю ему. А не наоборот.

На этот раз мне нужно вонзить гребаный осколок стекла себе в шею.

Губы Клары приоткрываются, и она хмурится.

— Вау, ладно. Это дерьмово.

— Мне жаль, — я ни черта не имею это в виду, но все равно говорю. Потому что так и должно быть. Я чрезвычайно внимателен и потрясающе вежлив.

За исключением тех случаев, когда речь идет об одном придурке.

Она сокращает расстояние между нами и берет мою руку в свою, голые накладные ногти царапают по моей коже.

— Все в порядке. Мы уже проходили через это, малыш. Мне больно, что ты был с кем-то другим, но я могу простить тебя, как ты прощал меня все это время.

Я отталкиваю ее руку и делаю шаг назад.

— Мне не нужно твое прощение.

— Она тебе так сильно нравится? Мы можем заняться сексом втроем, если ты этого хочешь.

Отчаяние особенно раздражает.

Я отстраненно качаю головой.

— Мы расстаемся, Клара.

— Ты не можешь так со мной поступать! — она топает ногой по полу. — Я не расстанусь с тобой. Это так не работает.

— Именно так это и работает. Пожалуйста, уходи, — я подталкиваю ее к двери и открываю ее.

Она стоит в коридоре и кричит:

— Нет! Я отказываюсь.

— Между нами все кончено.

Она рвется обратно в комнату, но ее снова вытаскивают за волосы и отбрасывают в сторону, как мешок с картошкой.

Мой брат смотрит на нее сквозь пальцы.

— Ты его слышала. Он сказал, что все кончено, так что пойми намек и выпроводи свое дешевое присутствие с нашей территории.

Мой старший кузен Илай, который пришел с Лэном — вероятно, после того, как они устроили хаос в комнате моего брата, — оглядывает ее с ног до головы.

— Я почти уверен, что видел тебя раньше, но где?

— Я буквально прихожу сюда последние два года! — кричит она, ее высокий голос действует мне на нервы.

— О, точно! Ты же уборщица?

— Нет!

Он смотрит на Лэна.

— Она не уборщица?

— Конечно, нет, — мой брат насмешливо вздыхает. — У уборщицы больше изящества, чем у этой дешевой подстилки.

— Ладно, хватит, — говорю я раздраженный. — Просто уходи, Клара.

— Я не согласна с разрывом. Мы все еще вместе, — она съеживается под угрожающим вниманием моего брата и кузена. — Я напишу тебе позже, малыш.

— Не называй меня так, — бормочу я, чувствуя, как в затылке начинается мигрень.

— Что? — спрашивает она, выглядя растерянной.

— Не называй меня малышом. Я не твой малыш, — говорю я, на этот раз более четко, и ее глаза расширяются.

Она начинает говорить что-то еще, но Лэн встает передо мной и отталкивает ее, как будто она реквизит.

— Проваливай. И больше не показывайся на глаза моему брату, иначе я разрежу твое лицо на куски.

Мне хочется отчитать его, но я рад, что его слова наконец-то заставили ее сдвинуться с места. Она ускоряет шаги по коридору, напряжение волнами накатывает на нее.

— Я дам тебе знать, если нам понадобится твоя помощь! — Илай кричит ей вслед, а потом спрашивает нас: — Она действительно не уборщица?

— Унижать ее было не обязательно, — говорю я со вздохом.

Илай пожимает плечами. Он на дюйм выше нас, у него темные волосы и металлически-серые глаза, которые заставляют людей чувствовать себя некомфортно в своей шкуре.

В плане характера он похож на моего брата, и у них общая разрушительная натура, поэтому они и ладят друг с другом, хотя любят притворяться, что это не так. У них много общих интересов, включая игры в шахматы в доме нашего дедушки, которые длятся уже более десяти лет.

Но если Лэндон — выпендрежник, то Илай предпочитает действовать в тени.

Он все еще слишком антагонистичен, поэтому я предпочитаю компанию его младшего брата, Крея. Однако Илай всегда был для нас с Лэном как старший брат. Он сделал своей миссией защищать нас, когда мы росли, и продолжает делать это сейчас.

Илай, Лэн и даже Крей твердо верят в верховенство рода Кингов и считают оскорбление одного из его членов причиной для объявления войны. Не то чтобы я не разделял их чувств. Скорее, я никогда не чувствовал себя достойным этой фамилии.

Лэн сжимает мое плечо, на его губах играет злая ухмылка.

— Поздравляю, что вышвырнул эту сучку за дверь. Ради всего святого, не вздумай снова сойтись с ней. Она не для тебя.

— И откуда ты знаешь, кто для меня? Ты эксперт?

— Я — эксперт? Чушь. Но ты должен быть хотя бы с тем, кто действительно смотрит только на тебя.

— Ого, — Илай обхватывает меня за другое плечо и тоже его сжимает. — Уборщица посмела обидеть моего драгоценного Брэна? Почему ты не сказал об этом раньше, чтобы я мог выколоть ей глаза и скормить их собакам?

— Может, поэтому я и не сказал, — бормочу я. — Я просто хочу поспать.

— Нет, черт возьми. Мы должны напоить тебя, чтобы отпраздновать, — он прочищает горло. — Реми!!! Доставай кружки!

В коридоре опрокидывается несколько вещей, затем дверь распахивается, и оттуда выглядывает Реми с ухмылкой чеширского кота на лице.

— Кто-то сказал «кружки»?

— Да, столько, сколько сможешь найти, — Илай сжимает меня в объятиях. — Мы устраиваем Брэну «Поздравляем Что Уклонился От Пули Уборщицы» вечеринку.

— Понятия не имею, о чем речь, но я в деле! — он прыгает в комнату напротив в одних боксерах и пинком распахивает дверь Крея. — Просыпайся, отпрыск! У нас вечерииинкааа.

Меня против моей воли тащат в гостиную на вечеринку, в которой я не хочу участвовать. Я бы предпочел порисовать часок-другой до десяти тридцати.

Но, опять же, мое рисование принимают неприятный для меня оборот, и я прячу холсты, как будто они — маленький грязный секрет.

Может, так оно и есть.

Так что, возможно, эти бездумные посиделки с членами моей семьи — именно то, что мне нужно.

Я нахожу утешение в молчаливом присутствии Крея, который тоже не дал своего согласия на участие в этом неожиданном празднике.

Он примерно ровесник Глин, но у него душа старика, и именно его я ищу, когда мне нужно спокойствие.

Он прижимает свою бутылку пива к моей и поднимает подбородок.

— Поздравляю, что избавился от балласта.

Господь. Она не нравилась даже ему.

Я делаю глоток пива.

— Я не думал, что ты знаешь о ее существовании.

— Она позаботилась о том, чтобы все знали. Она была не для тебя, кузен. Ты заслуживаешь того, кто не будет использовать тебя.

— Спасибо, наверное.

— Даже мой Крей-Крей считает, что ты уклонился от пули, — Илай взъерошивает брату волосы и бьет его по голове, после чего они начинают игриво драться.

Лэндон отталкивает их и подходит ко мне, в его чертах появляется расчетливый взгляд, который мне не нравится.

— Так что послужило причиной для расставания? Она снова изменила?

Я делаю длинный глоток пива, чтобы избежать его пытливого взгляда. Конечно же, Лэн не оставит все просто так. Он всегда ведет себя как собака, обнюхивая все вокруг и пытаясь найти кость. Кости. Во множественном числе.

Он знает, что я держал ее рядом из соображений удобства, и, хотя он ее не одобрял, ему, как никому другому, хорошо известен этот образ. Камуфляж.

Но он и понятия не имеет, из-за чего я к нему прибегнул, и никогда не узнает, но он не мог не заметить его существования. Именно поэтому ему никогда не нравилось, как я перешел на рисование пейзажей. Он знает, что я делаю это в качестве части маскировки.

От него невозможно скрыться, что бы я ни делал. Это как проклятие.

Я выдохнул, уставившись на тонированную бутылку.

— Мне стало скучно.

— Значит, она не изменяла. Интересно, — его назойливые глаза прожигают дыру в боку моего лица, и я притворяюсь, что заинтересован тем, как Реми выставляет себя клоуном.

К счастью, Лэн отмазывается от меня простым «Ну, я рад, что тебе наконец-то стало скучно».

Не знаю, почему его так волнуют мои отношения с Кларой, или их отсутствие, но неважно.

Я опрокидываю в себя остатки бутылки и тянусь за второй. Может, лучше просто напиться сегодня.

Возможно, это заглушит неправильные мысли, пытающиеся прорваться в мой мозг.

Сегодня вечером я расстался со своей девушкой, с которой встречался два года — хотя мы и расставались время от времени, — но в мыслях у меня проносятся образы дикаря, опустошающего меня.

— Реми! Повтори вот это выражение, — Илай направляет свое пиво на кузена, возвращая меня в настоящее.

— Что вы имеете в виду, мой сеньор? — Реми говорит с драматическим средневековым акцентом. — Меня нельзя обвинить в измене, когда моя кровь десятилетиями орошала эти земли.

Я морщусь и скрываю это глотком пива. Учитывая мои сложные отношения с собственной кровью, меня тошнит при каждом упоминании о ней. Или, что еще хуже, когда я ее вижу.

— Отрубить ему голову! — кричит Лэн, похоже, слишком наслаждаясь театральной игрой.

— Мой дорогой, — Реми тянется к Крею и прячется за ним, говоря все тем же тоном. — Спаси меня от этих нецивилизованных варваров.

— Никто не спасет тебя от гильотины, — говорит Илай со злой ухмылкой.

— Эй, в средневековой Англии не было гильотины!

— Мы во времени Французской революции, mon ami — мой друг.

— Отпрыск! — Реми использует Крея как щит, пока Илай пытается обойти его. Лэн смеется от души, и я тоже.

Я вырос вместе с этими ребятами и их выходками, и я благодарен им за эти бездумные встречи и дерзкие подшучивания.

Они — моя семья, и я благодарен им не только за это.

В основном потому, что они предложили мне место, где я могу притвориться, что я — один из них.

Спустя полчаса мне нужно в уборную. Я покидаю шумную гостиную и направляюсь в гостевой туалет.

После того, как закончил, я мою руки и на секунду задерживаюсь на своем отражении в зеркале. Тошнота подкатывает к желудку, и я прерываю зрительный контакт, прежде чем разбить это зеркало вдребезги.

Вытерев руки, я поднимаю рубашку и смотрю на темно-фиолетовые засосы возле ключиц, плеч, груди, но в основном вокруг сосков.

Меня пробирает дрожь, и я провожу по ним пальцами, шипя от тени боли. Честно говоря, я никогда не думал, что у мужчин могут быть чувствительные соски или, что еще хуже, в моем случае, что меня возбуждает, когда Николай играет с ними.

Он не просто оставлял засосы. Он жестоко издевался над моей кожей, оставляя на ней злые следы от зубов.

Куда бы я ни прикоснулся, он там. Как постоянное напоминание о моей испорченной психике.

О том, как далеко я зашел и как глубоко потерял контроль над собой.

Мои товарищи по команде этого не заметили, потому что я принимал душ после того, как они выходили из раздевалки, притворяясь, что сначала должен кое-что сделать. Они отругали меня из-за засоса на шее, сказав, что у меня дикая девушка.

Они, очевидно, имели в виду Клару, но она и близко не дикая.

Тот, кто сводит меня с ума, — не кто иной, как мужчина.

Буйный, вечно без одежды, мужчина-гора, который смотрит на меня так, будто хочет разорвать на части.

Интересно, как я на него смотрю?

Мой взгляд останавливается на моих глазах в зеркале, и я стону, когда случайно касаюсь соска. Он все еще болит и ноет от его внимания, и сколько бы я ни пытался стереть это воспоминание, оно не проходит.

Я провожу пальцем по тугой вершине и снова сжимаю его, представляя, что это его зубы.

Мой член дергается, упираясь в брюки, и я прикусываю нижнюю губу.

Я пьян — или уже близок к этому. Это ничего не значит…

Он выглядел недовольным, когда я сбежал. Но почему? Он никак не мог ожидать, что я останусь там, пока все нас не заметят.

Мой телефон вибрирует, и я замираю, а затем спускаю рубашку, вытаскивая его.

Сердце застревает где-то в горле, когда я вижу его имя на экране блокировки.

Я должен игнорировать его.

Когда мы общаемся, ничего хорошего из этого не выходит.

Я точно проигнорирую его.

Мой большой палец колеблется над экраном, прежде чем я снимаю блокировку и открываю сообщение.

Николай: Добрый вечер, цветок лотоса. Подумал, что стоит начать сообщение именно так, раз уж ты любишь быть таким правильным.

Я сопротивляюсь желанию закатить глаза и жду следующего сообщения. Он всегда отправляет несколько штук подряд.

После той ночи в переулке он не только начал снова писать мне, но и возобновил пытки моего терпения каждое утро во время пробежки.

То, что раньше было священным занятием, теперь омрачается его бесконечными вопросами и постоянными попытками сблизиться со мной.

Я просматриваю его последние сообщения, стараясь не чувствовать нетерпения из-за точек, которые постоянно появляются и исчезают.

Его сообщения обычно многословны, и по какой-то причине он любит рассказывать мне истории о том, что происходит в особняке Язычников, как будто это меня касается.

Его сообщения могут быть слишком разрозненными. Например, вчера они были следующего содержания:

Николай: С нетерпением жду завтрашнего дня. Может быть, в этот раз я получу от тебя больше, чем пять предложений;)

К твоему сведению. Я так и буду представлять твои губы на своем члене, когда буду дрочить сегодня вечером.

Ты можешь делать то же самое, кстати.

Пожалуйста, сделай это. Я возбуждаюсь от одной мысли об этом.

Не могу не представлять, как ты задыхаешься моим членом.

Блять. Надо сменить тему, пока я не кончил в штаны.

Итак, Джереми проснулся сегодня и выбрал насилие. А мы такое любим. Потому что, будь уверен, я был с ним на каждом шагу. Лучшие друзья и все такое. Мы избили этих ребят, которые думали, что могут поднасрать нам и остаться в живых. Для меня это гребаная наглость. Хочешь, я привезу тебе сувениры в виде их выбитых зубов? Наверное, не лучшая идея, да? Просто спрашиваю. В любом случае, не могу дождаться, когда увижу тебя завтра в обтягивающей майке и шортах. Бегать еще никогда не было так весело.

Появляется новое сообщение, и я проверяю его липкими от пота пальцами.

Николай: Итак, я жду.

Брэндон: Чего?

Николай: Не морочь мне голову. Ты уже расстался с той сучкой?

Я с трудом сглатываю, вспоминая совершенно очевидный разрыв, произошедший сегодня вечером. Но если я скажу об этом Николаю, это просто запудрит ему голову, а нам это не надо.

Брэндон: Что бы я ни делал со своей личной жизнью, это не твое дело.

Николай: Значит сделаю его своим. Я сказал тебе, что если ты не разберешься с ней, то я сделаю это вместо тебя.

Я смотрю на экран широко раскрытыми глазами, когда он присылает мне фотографию девушки, сидящей рядом с ним в пабе.

Клара.

На ней то же платье, что и раньше, и она улыбается, потягивая напиток.

Николай: Будь по указанному адресу через двадцать минут, или я пришлю тебе видео, где она скачет на моем члене.

Уши закладывает, и я борюсь с волной тошноты, подкатывающей к горлу.

Я ударяю рукой по раковине и шумно вдыхаю и выдыхаю, но ничто не успокаивает мое бешено бьющееся сердце. Какая-то часть меня знает, что я должен либо написать ему и сказать, чтобы он этого не делал, либо вообще игнорировать его, но я не делаю ни того, ни другого.

Блять!

Я выбегаю из дома и сажусь в машину. Наверное, мне не стоит садиться за руль, когда я немного пьян, но, похоже, мне наплевать, когда я выезжаю из дома и направляюсь по адресу, который прислал мне этот придурок.

Проходит целых семнадцать гребаных минут, прежде чем я оказываюсь в жилом комплексе рядом с кампусом Королевского университета.

Я ввожу код для входа, который он мне прислал, и поднимаюсь на лифте в пентхаус. Еще один код. Еще одна потраченная впустую гребаная минута, на которую у меня нет времени.

Лифт открывается посреди просторной квартиры с прозрачным потолком, на котором виднеется частично затянутое облаками небо и несколько звезд.

Освещение приглушенное и интимное, словно это обстановка для романтической ночи.

Мой гнев едва скрывается под поверхностью, разрывая и растягивая шатко стоящие стены, пока я шагаю в направлении, должно быть, спальни.

Сначала до меня доносится хихиканье, а затем гул очень знакомого голоса. Я останавливаюсь перед приоткрытой дверью, втягивая в горящие легкие несуществующий воздух.

Я должен уйти и оставить все это позади.

Забыть.

Отрицать.

Притвориться.

Контролировать…

— Вау, у тебя такой огромный член. И, о боже, эти пирсинги просто фантастические!

Слова, произнесенные не кем иным, как Кларой, заставили меня отказаться от любой формы решимости, за которую я хватался. Я позволяю себе свободно падать головой вперед, мой мозг преодолевает тошноту в горле и разливается вокруг меня.

Я открываю дверь и вижу Клару, стоящую на коленях между ног Николая, ее руки обхватывают его член.

Он сидит на кровати, опираясь на ладони, и на нем только трусы-боксеры, которые Клара стянула, чтобы освободить его член.

Теперь она держит его в руках, наблюдая, удивляясь и восхищаясь.

Как только я появляюсь в дверях, его взгляд устремляется на меня, глаза мгновенно темнеют, а губы приподнимаются в жестокой ухмылке.

— Зови меня малышом, Клара.

— Не могу дождаться, когда ты засунешь в меня этот огромный член, малыш.

Все происходит за долю секунды.

Красная дымка застилает мое зрение, пока я не вижу только этот гребаный цвет.

По дороге сюда я думал, что ярость вызвана тем, что Клара снова стала Кларой.

Я думал, это из-за того, что Николай прикасается к ней.

Но только в этот самый момент на меня обрушивается удручающая правда.

Меня никогда не волновала Клара. Ничуть. Вообще.

Меня выводит из себя не она. А ее прикосновения к Николаю.

Дело не в ней. Дело в нем.

Черт побери.

Я протискиваюсь в дверь, хватаю ее за волосы и поднимаю на ноги. Она вскрикивает и спотыкается, наконец-то убирая от него свои когти.

— Что за… — она обрывает себя, когда я рывком поднимаю ее на ноги, и ее глаза расширяются, когда встречаются с моими. — Брэн… это не то, что ты думаешь. Мне просто было одиноко и больно от твоего отказа, и… и…

— Заткнись, — мой голос ровный, но твердый, и ее губы складываются в букву «О».

Я никогда не разговаривал с Кларой таким тоном. Не когда она изменяла. Не когда все называли ее золотоискательницей.

Все это время я не ненавидел ее.

Я ничего не чувствовал к ней, чтобы ненавидеть.

А сейчас мне хочется обхватить ее шею и смотреть, как жизнь покидает ее подлые глаза.

— Убирайся, — говорю я, по-прежнему спокойно, несмотря на сдерживаемый хаос, бурлящий внутри меня.

— Малыш, пожалуйста…

— Не-е-ет, — обрывает ее Николай, вырывая ее из моей хватки и подталкивая к двери. — Он не твой гребаный малыш.

Теперь он одет, если трусы-боксеры можно считать одеждой, и я отвожу взгляд от него.

Если я этого не сделаю, у меня возникнет искушение ударить его, а я, блять, не дерусь.

Клара смотрит между нами, нахмурив брови, и я пристально смотрю на нее, засунув руки в карманы, не говоря ни слова.

— Пошла вон, — рявкает Николай и швыряет в нее сумку Chanel. — Чтобы я тебя больше не видел.

Она хочет сказать что-то еще, но взгляд Николая, кажется, пугает ее до глубины души, потому что она выбегает из комнаты, как будто за ней гонятся.

Вскоре я слышу шум лифта, но ее запах не исчезает.

Чертовы цветы.

Он задерживается в комнате и на мужчине позади меня, как призрак.

Да пошел он к черту.

Не желая встречаться с ним взглядом, я направляюсь к двери.

— Ну, тогда спокойной ночи.

— Нет, блять, — он захлопывает дверь, ударяя ладонью рядом с моей головой. Его грудь прижимается к моей спине, прислоняя к дереву, а горячее дыхание шепчет мне на ухо: — Ты никуда не пойдешь, цветок лотоса.