Бог Ярости (Рина Кент) читать бесплатно онлайн полную версию книги

Эпилог 1

Брэндон

Шесть месяцев спустя

— Не дергайся, — приказываю я, отталкивая руку Николая от своей талии.

Он стонет, и его ладонь, словно резинка, снова ложится на мое бедро.

— Это чертова пытка.

Я провожу кистью по выступу его грудной мышцы, стараясь, чтобы красная краска не попала на цветок лотоса.

Мои тонкие мазки медленно превращаются в изображение его подвески: я рисую пулю на его коже, затем рисую цепочку, чтобы она обвилась вокруг нее в форме цветка лотоса.

И чтобы поиздеваться над ним, я провожу неглубокими движениями по его соску. Сексуальное урчание под моими пальцами заставляет меня прикусить нижнюю губу, чтобы подавить собственные звуки удовольствия.

Он — самый привлекательный человек из всех, что когда-либо ходили по земле, красивый в своей уверенности, громкий в своей напористости и абсолютно горячий в своей преданности.

Каждый день я просыпаюсь с его потрясающим лицом и благодарю всех Богов и религии за то, что встретил его. Я никогда не верил в судьбу, пока этот мужчина-гора не перевернул мой мир с ног на голову и не заставил меня полюбить каждую секунду.

Наш путь не был легким. Далеко нет. Но он поддерживал меня на каждом шагу.

Он был рядом, когда папа сообщил, что Грейс покончила с собой в ванной и оставила записку, в которой призналась в содеянном и попросила у нас с мамой прощения.

Моя мама ответила на это тем, что опозорила ее в кругу художников и навсегда исключила из Зала славы художественного совета. Ее также лишили титула.

Часть меня была рада такому исходу. По крайней мере, это означало, что справедливость восторжествовала, и мне не пришлось тащиться в суд.

Хотя я никогда не хотел ее смерти, но и жаль мне ее не было. Мне было жаль себя. Вот почему следующей сложной частью было наконец-то получить помощь.

Терапия — это хорошо, но трудно. Самое главное, что она помогает, и я не настолько заблуждаюсь, чтобы думать, что мог бы справиться с этим сам.

Мне повезло, что у меня самые любящие и понимающие родители, друзья, которые меня поддерживают, очаровательная сестра, и даже Лэн. Мой брат-близнец наконец-то снова стал моим близнецом после восьми лет игры в прятки друг с другом.

Он никогда не будет мягким или эмоциональным, но он всегда будет моим братом. Частью его самого, о чем он часто напоминает мне. Наконец-то в наших контактах появилась «Вторая половинка».

Однако этот процесс был бы невозможен без человека, стоящего передо мной. То, как он поддерживал меня, справляясь с собственными проблемами, стоило всего этого.

Николай позволяет мне видеть его в трудные дни. В те дни, когда не может усидеть на месте, вышагивая взад-вперед, курит и не может заснуть, но это мало отличается от того, когда он буйствует. И что самое приятное, в эти дни он очень, очень выматывает меня. Физически, а не эмоционально. Он не может оторваться от меня и утягивает в темные углы, чтобы мы могли делать друг с другом грязные вещи.

Не то чтобы я жаловался. Мне нравится, когда он становится грубым.

Он говорит, что я успокаиваю его демонов, и это лучший комплимент, который он может мне сделать, тем более что именно благодаря ему я могу бороться со своими собственными демонами.

Иногда, когда он думает, что его разум выходит из-под контроля, он принимает таблетки, и они… ну, мне они не нравятся. Они убивают свет в его глазах и превращают в вялого зомби, который двигается как робот, говорит без интонаций и отказывается выходить из дома. Он не улыбается, даже мне, и выглядит чертовски подавленным.

Я сразу же встал на сторону его отца и посоветовал ему бросить их. Но Николая всерьез пугает перспектива причинить мне боль — чего никогда не случалось.

— Одного раза было достаточно, малыш, — сказал он мне с таким жалким выражением лица. — Я никогда не смогу простить себя, если даже случайно причиню тебе боль, прикоснусь к тебе слишком агрессивно или толкну слишком сильно. Я скорее разрежу свою душу пополам, чем сделаю это с тобой.

Страх в его взгляде тогда разбил мне сердце. Возможно, потому, что это исходило от Николая, который, по словам отца, сразу отказался от самого понятия таблеток.

Но он пил их ради меня.

Мы поговорили с его врачом, и он сказал, что есть вероятность появления нового лекарства, которое способно взять под контроль маниакальные приступы, не убивая при этом его душу. Мы находимся на стадии тестирования, и он принимал их всего один раз, но мне они нравятся гораздо больше.

По крайней мере, они позволяют ему смотреть на меня, не глядя сквозь. Он просто менее игрив, с чем я иногда могу смириться. И действительно, за последние полгода у него было ровно четыре приступа. Первый закончился секс-марафоном, второй и третий — зомбированием из-за идиотских таблеток, а четвертый — смесью того и другого, и я могу с этим справиться. Он тоже был рад этому, так что вернулся в прежнее состоянии всего за два дня.

Поначалу, когда он чувствовал, что закипает, он отправлял мне сообщение.

Мой разум становится все громче. Мне становится плохо. Может, тебе стоит навестить своих родителей на неделю или около того. Просто держись от меня подальше, малыш.

Я ни за что на свете не стал бы этого делать, но он все равно пытался убедить меня держаться подальше во второй раз. И снова ничего не вышло. Я все бросил, чтобы быть рядом с ним, как он всегда был рядом со мной. И я говорил ему об этом. Я сказал ему, что отношения — это быть рядом друг с другом в плохие и хорошие времена. Я не буду брать, пока он отдает, — так не бывает.

В третий и четвертый раз он усвоил урок и изменил тон своих сообщений.

Мне становится плохо. Ты нужен мне, малыш.

Это были самые трогательные сообщения, которые он когда-либо отправлял, и я никогда не чувствовал себя счастливее, чем когда он начал зависеть от меня и быть со мной откровенно уязвимым. Это справедливо после того, как он увидел меня на самом дне и поднял. В прямом и переносном смысле.

Он украдкой скользит рукой по моей талии под рубашкой. В местах, где его пальцы ритмично поглаживают кожу, появляются мурашки.

Неважно, как долго мы вместе и как часто он ко мне прикасается — а это очень часто, — когда я с ним, мое тело, сердце и душа гудят от неудержимой энергии.

Потребность прикоснуться к нему постоянная, яркая и со временем становится все сильнее.

Но сейчас для этого самые неблагоприятные условия.

— Николай, — предупреждаю я.

— Да, малыш?

— Перестань вести себя как нетерпеливый ребенок и убери руку.

— Но это нечестно, что ты трогаешь меня, а я тебя нет.

— Веди себя хорошо, иначе не получишь свой приз.

— Нет, блять. Мы с Колей хотим приз, — он крутит бедрами и притягивает меня к себе, потянув за шнурки на штанах.

Мой член оживает и встает, когда он прижимается к нему. Мне приходится поднять кисть в воздух, чтобы не испортить то, над чем я работал последний час.

Я кладу свою палитру на его стол и пробираюсь пальцами к его волосам. Теперь они длиннее и восхитительно ниспадают на плечи. Я положительно и бесповоротно одержим ими, поэтому запрещаю ему стричься.

Он слишком наслаждается вниманием и опирается на мою ладонь, потирая наши члены в чувственном ритме. Несмотря на мои треники и его шорты, я мгновенно становлюсь твердым.

Я дергаю его за волосы.

— А кто попросил меня нарисовать ему новые татуировки, чтобы заполнить пустые места?

— Ты можешь сделать это после того, как отдашь мне мой приз.

— Я потеряю вдохновение.

— Ты можешь рисовать на мне, пока я в тебе, малыш. Я умираю от желания почувствовать, как твоя попка сжимается вокруг моего члена, как ты умоляешь меня трахать тебя сильнее.

— Господи. Твой рот требует срочного урока.

— Ты же знаешь, что хочешь этого. Брэн-младший требует встречи с Колей.

Я смеюсь.

— Тебе серьезно нужно перестать давать имена членам.

— Не всем членам. Только твоему и моему, — он проводит пальцами по моей V-образной линии мышц, вызывая резкий вдох глубоко в моем горле. — Я могу сначала дать тебе приз и подавиться твоим членом. Тебе нравится, когда ты трахаешь мой рот, дергая меня за волосы. У тебя такое собственническое выражение на лице, когда ты смотришь на меня такими трахающими глазами и наполняешь мое горло своей спермой.

— Твою мать.

— Я приму это как «да», — его дыхание обдает мои губы смесью меда и виски из того напитка, который он пил до этого с отцом.

Кстати говоря…

Я рывком возвращаю его на место с неизмеримым самообладанием.

— Прекрати. Мы идем на ужин с твоими родителями.

— Они могут подождать еще немного.

— Ни за что. Я не хочу произвести плохое впечатление.

— Э-э, малыш. Ты шутишь? Они в тебя чертовски влюблены. Больше, чем в этого придурка Лэна, это точно.

— Все равно не хочу рисковать.

Его губы растягиваются в злой ухмылке.

— Тебе ведь нравится, когда моя мама и сестры называют тебя тем, кто приручил дикого Нико, не так ли?

— Ну что могу сказать? Я приветствую это выражение.

— Ну ты говнюк.

— Добавь сюда еще Кайла, Джереми, Гарета, твою тетю Рейну и даже Килла.

— Похоже, ты этим гордишься.

— Потому что так и есть, — я глажу его по волосам и говорю в дюйме от его губ. — Мне нравится занимать особое место в твоей жизни. Это меня заводит.

— Я так хочу тебя трахнуть, — рычит он и уже собирается преодолеть едва существующее пространство между нами, когда раздается стук в дверь его спальни.

— Нико? — доносится голос его отца. — Ты в порядке, или мне еще придется наблюдать за твоими буйствами?

— Иди, папа. Я сейчас выгляжу неприличнее, чем проститутка на коленях у Сатаны! — кричит он, когда я с хмурым видом отталкиваю его и иду открывать дверь, одновременно пряча свою эрекцию.

После нескольких вдохов мне удается привести себя в нормальное состояние. Я улыбаюсь Кайлу, который в это время качает головой.

С тех пор как я окончил университет, я работал над своими картинами, продолжая жить в пентхаусе с Николаем. Мы и так практически жили вместе. Вскоре после этого он впервые привел меня познакомиться со своими родителями, и я пришел к ошеломляющему осознанию.

У Николая самые прекрасные отношения с мамой и папой. Рай называет его своим маленьким чудом. Кайл для него больше, чем просто отец. Он его близкий друг и доверенное лицо, и я часто слышу, как Николай разговаривает с ним по телефону, когда он находится или выходит из состояния покоя.

Внешне Кайл более худощав, но его голубые глаза остро смотрят. Он хорошо сложен и часто носит дизайнерские костюмы, которые придают ему изысканности.

Что мне в нем нравится, помимо того, что он вырос в Великобритании и, следовательно, обладает очень британским чувством юмора, так это то, что он на сто процентов поддерживает всех своих детей. В этом плане он немного напоминает мне моего отца, который сейчас определенно в команде Николая.

Он никогда его не ненавидел, но после того, как он спас меня в тот черный день, папа проникся к нему огромным уважением.

На данный момент только Киллиан отстает в голосовании за популярность в семье Кингов.

— О, — Кайл смотрит на нас и делает вдох. — Я думал, что помешал вам.

— Так и есть, — Николай появляется рядом со мной, дуясь как ребенок. — Награда «Секс-стоппер Года» достается всемогущему Кайлу Хантеру.

— Николай, — я толкаю его локтем.

Кайл, однако, не выглядит смущенным и даже приподнимает бровь.

— Кажется, ты в порядке. Наконец-то хоть какая-то месть, за все твои проделки с членом в детстве.

— Я был буквально малышом. Смирись с этим.

— А также в твои младшие и школьные годы, — перечисляет он на одной руке. — Подростковые годы и годы учебы в колледже… мне продолжать считать?

— Я не могу в это поверить! — Николай вскидывает руки вверх. — Алло, Мелочная Полиция? Я заявляю на своего отца.

— Попробуй посади меня.

— Я могу снять обвинения, если ты просто уйдешь. Сейчас, блять, пожалуйста.

Я улыбаюсь, глядя на их препирательства. У них самые комичные отношения, которые я когда-либо видел, и с ними очень весело находиться рядом.

— Твоя мама и сестры ждут вас на ужин. Тебе придется отложить свои планы на потом, — он смотрит на меня с мягкой улыбкой. — Я прошу прощения за его неуправляемое поведение.

— Папа!

— Что? Ты держишь его здесь взаперти уже несколько часов.

— Скорее, он держал меня взаперти, а я даже не получил свой приз, — бормочет он, как побитый щенок.

— Я действительно в порядке, — говорю я Кайлу.

— Эй, пап, — он подталкивает его. — Сделай это.

— Что сделать?

— То, о чем мы говорили.

Я смотрю между ними, пока Кайл закатывает глаза.

— А я должен?

— Да ладно, я тебя уже несколько месяцев прошу!

— Ладно, — его глаза встречаются с моими, когда он выдыхает. — Это смешно.

У меня закладывает уши, и я чувствую, как к ним поднимается жар.

— Что происходит?

— Брэн, мне нужно задать тебе очень серьезный вопрос.

Я выпрямляюсь, весь юмор исчезает.

— Что угодно.

— Что тебе нравится в моем придурке-сыне?

— Не нужно было говорить про «придурка»! — Николай дразняще подталкивает отца.

— Мне также не нужно было задавать этот глупый вопрос, когда вы уже вместе.

— Это сделал его отец. Я хотел, чтобы ты тоже спросил его об этом.

Мой смешок прерывает их шутки, и я прочищаю горло.

— Мне нравится, что он излучает уверенность, иногда даже слишком. Мне нравится, что он яростно предан, сильно защищает и любит всеми фибрами своего существа. Мне нравится, что он никогда не притворяется в своих действиях или эмоциях — то, что вы видите, буквально то, что получаете. Но больше всего мне нравится, нет, я люблю то, что он любит меня.

На лице Николая появляется ехидная ухмылка, и я улыбаюсь в ответ, даже не смущаясь того, что говорю все это вслух.

— На самом деле это было очень трогательно, — говорит Кайл, а затем подталкивает сына ногой. — Теперь ты счастлив?

— Очень. А теперь уходи, папа. Серьезно. Или я потом буду спать на полу в твоей чертовой спальне.

— Пять минут, Нико, — говорит он через плечо. — И надень футболку!

— Ни за что на свете! — кричит он в ответ и наклоняется для поцелуя, но я отстраняюсь, и его губы приземляются на мое горло, пропуская поцелуи и покусывая мое адамово яблоко.

— Малыш, пожалуйста? Ты не можешь говорить такое дерьмо и ожидать, что я не трахну тебя.

— Не выйдет. Все внизу будут знать, что мы занимаемся сексом.

Он отстраняется, слегка надувшись, и бормочет:

— Ладно, — после чего направляется в ванную, вероятно, чтобы вымыть руки.

Я знаю, что должен был спуститься вниз первым, но я, как известно, слаб на его очаровательные обиды.

Поэтому следую за ним и останавливаюсь, когда он вытирает руки. Я встречаю свое отражение в зеркале и сглатываю, не обращая внимания на ощущение, подползающее к горлу.

Это не тошнота. Это осознание.

Наконец-то я могу смотреть на себя в зеркало, не испытывая потребности разбить его вдребезги. Я до сих пор не могу улыбнуться себе, как призывал меня терапевт. Это просто странно.

Татуированные руки обхватывают мою талию сзади, а подбородок Николая ложится мне на плечо. Я даже не заметил, как он сменил местоположение и скользнул ко мне за спину.

— Ты самый красивый на свете, — шепчет он мне в шею, осыпая поцелуями, пока встречается с моим взглядом в зеркале. — Мне повезло, что ты позволил мне войти в твою жизнь, — поцелуй. — Мне повезло, что ты меня любишь, — поцелуй. — Мне повезло, что ты позволяешь мне бороться с твоими демонами вместе с тобой.

Сердце подползает к горлу, и мне приходится сглатывать нахлынувшие эмоции, чтобы остаться на месте. Что, черт возьми, я сделал, чтобы заслужить этого человека?

— Это мне повезло, что у меня есть ты, малыш, — я высвобождаю его руки из своих, поворачиваюсь к нему лицом. — Я должен был подарить тебе этот подарок сегодня вечером, но ты не даешь мне шанса.

Я стягиваю с себя футболку, и его ухмылка возвращается.

— Ты все равно собираешься отдать мне мой приз…?

Его слова обрываются, а губы приоткрываются, когда он видит реальную причину, по которой я снял футболку.

— Что думаешь? — осторожно спрашиваю я.

Его пальцы скользят по элегантному шрифту без засечек, который я вытатуировал на своем сердце. Как и там, где он сделал татуировку для меня.

Это первая и последняя татуировка, которую я когда-либо сделаю, так как я совершенно не люблю колоть кожу, но я должен был нанести ее над сердцем, которое бьется, потому что он существует.

— У тебя на груди татуировка «цветок лотоса Нико»?

— Не на груди, — я беру его руку в свою и прижимаю к коже. — На моем сердце.

— Твою мать.

— В хорошем или плохом смысле?

— Я чертовски люблю тебя, малыш, — он целует мои губы долго и крепко. — Не могу поверить, что у тебя есть татуировка.

— Для тебя.

— Для меня, — повторяет он с яростным чувством собственничества.

— Эй, Нико?

— Хм?

— Помнишь, мы встретили ту девочку в парке, и ты спросил меня, что я ей прошептал в ответ?

— Ты сказал, что это секрет, — ворчит он.

— Я сказал ей, что мне не нужна помощь, потому что я влюблен в тебя.

Его губы растягиваются в самой заразительной улыбке. Мне нравится быть причиной его счастья. Мне нравится, что я единственный в мире, кто оказывает на него такое влияние.

— Помнишь, ты просил меня сказать тебе что-то по-русски?

— Ты сказал, что я красивый.

— Нет. Я сказал «я не могу жить без тебя», а у нас в России это воспринимается буквально.

— О, Николай.

— Дело в том, что я люблю тебя до сумасшествия, малыш.

— Я тоже люблю тебя до сумасшествия.

Он обхватывает меня руками и с силой поднимает вверх, пока мои ноги не отрываются от пола.

Я смеюсь и пытаюсь оттолкнуть его, а он кружит меня и целует мою грудь, ключицы, горло. Везде.

Я продолжаю смеяться, даже глядя в зеркало.

Потому что впервые я не вижу там одинокого мальчика. Я даже не вижу исцеленную двадцатичетырехлетнюю версию себя.

Впервые я не вижу ни прошлого, ни настоящего.

Я вижу свое будущее с самой загадочной загадкой.