Босс. Служебное искушение (СИ)

Глава 18 Вера

Нажимаю кнопку вызова стюардессы, почти отчаянно вцепившись в неё пальцами. Наверняка в салоне найдётся свободное место, или меня хотя бы смогут поменять с кем-то. Я готова на любые варианты — хоть в самый хвост, хоть рядом с плачущим младенцем, лишь бы оказаться подальше от Жигулина.

Проходит минута. Другая. Пять. Никто не идёт. Понимаю, что я попала по полной. Во время взлёта и набора высоты всё внимание экипажа приковано к безопасности, и моя просьба никого не интересует. Ладони становятся влажными, я вытираю их о ткань пледа и чувствую бессилие.

Так что какие у меня варианты? Только снова сделать вид, что его не существует. Только вот сделать это в тесном салоне, когда от него до меня буквально пара сантиметров, гораздо труднее, чем в офисе.

Накидываю на колени заранее выданный плед, словно тонкую защитную стену между нами.

— Пожалуйста, дай мне отдохнуть, — тихо, но твёрдо произношу, даже не оборачиваясь к нему.

Не дожидаясь ответа, откидываюсь на спинку кресла и прикрываю глаза. Музыка в наушниках уже не гасит напряжения — я слышу, как он рядом шевелится, ощущаю каждое его движение кожей. Сердце гулко бьётся, пока я отчаянно притворяюсь спящей.

Я напряжённо жду, что Антон не будет молчать, что непременно выскажет что-то колкое, выведет меня на разговор или подколет так, что я сорвусь. Но, к моему удивлению, вокруг остаётся тишина, и под убаюкивающий шум турбин я постепенно проваливаюсь в тревожную дрему.

И именно тогда чувствую: тяжёлая ладонь ложится на моё колено. Слишком ощутимо, слишком реально, чтобы быть сном. Но я упрямо убеждаю себя в обратном: нет, это сон, мне всё это только мерещится. Ведь так проще…

Тепло его пальцев проступает сквозь тонкую ткань пледа, обжигая и парализуя одновременно. Я не открываю глаза, не двигаюсь, словно если сделаю вид, что сплю, то смогу всё это отменить.

Но Антон не торопится убирать руку. Напротив, его пальцы чуть сильнее сжимают моё колено, двигаются выше, осторожно, но уверенно, будто проверяют — позволю ли я. Внутри меня всё взрывается: сердце колотится, дыхание становится рваным, и я чувствую, как горячая волна томления медленно накрывает живот.

— Ты правда думаешь, что можешь прятаться даже здесь? — его голос едва слышен, почти шёпот на ухо, пробирающий до дрожи.

Я прикусываю губу, но не отвечаю. Всё моё тело предательски выдало реакцию ещё раньше: ноги сжались, а потом сами собой чуть раздвинулись, чтобы дать ему доступ.

Его ладонь скользит выше по бедру, медленно, будто нарочно растягивая мучение. Я открываю глаза, и встречаюсь с его взглядом. Насмешливым, но в то же время таким хищным, что воздух в лёгких будто кончается.

— Антон… — едва слышный шёпот, больше похожий на стон.

— Тише, девочка, — его пальцы находят край пледа и легко ныряют под него, туда, где ткань платья предательски тонкая. — Никто ничего не увидит.

Я сжимаю пальцы в кулаки, пытаясь удержаться. Но как только его ладонь касается моей горячей кожи, я забываю обо всём. Музыка в наушниках заглушает шум самолёта, и кажется, что весь мир сузился только до его прикосновений.

Его пальцы пробираются выше, скользят вдоль внутренней стороны бедра, и я не могу сдержать тихий вздох. Он ловит его, губы растягиваются в почти незаметной улыбке.

— Вот так, Вера. Мне нравится, когда ты честная, — горячим дыханием касается мочки уха, отчего я выгибаюсь под пледом, будто подчиняюсь его ритму.

Пальцы находят самую чувствительную точку, и я едва не вскрикиваю, вовремя прикрыв рот рукой. Мышцы сводит, я дышу короткими, сбивчивыми вдохами, а он играет со мной медленно, нарочито, будто наслаждается моим бессилием.

Я уже не думаю о том, что мы в салоне, что рядом сидят люди. Всё моё сознание сосредоточено только на том, как его пальцы уверенно ведут меня к краю пропасти, оставляя в каждой клетке сладкое, мучительное томление.

— Ты вся дрожишь, — шепчет он. — Скажи, что хочешь меня.

Я зажмуриваюсь, срываюсь на шёпот:

— Хочу…

И в этот момент он резко ускоряет движения, пальцы входят в меня глубже, настойчивее, и я теряю контроль, зажимая зубами плед, чтобы не закричать. Взрыв удовольствия накрывает меня прямо здесь, в кресле самолёта, и я понимаю, скрыться от него не получится, он всегда будет находить дорогу ко мне.

Я ещё не могу прийти в себя. Грудь вздымается, дыхание рваное, пальцы судорожно сжимают плед. В голове гул, а внизу живота всё ещё пульсирует тёплая волна удовольствия.

Антон убирает руку очень медленно, как будто специально затягивает момент. Его пальцы ещё раз лениво скользят по моему бедру, и я вздрагиваю. Потом плед аккуратно укрывает обратно, словно ничего не произошло.

Я не решаюсь повернуться к нему, но чувствую, как его ладонь бережно накрывает мою руку на подлокотнике. Сначала крепко, властно — как и всегда. Но спустя несколько секунд давление смягчается, и теперь это больше похоже на жест… защиты? Утешения?

— Зачем… ты это делаешь? — мой голос дрожит, слова звучат едва слышно, словно я боюсь разбудить весь салон.

Он чуть наклоняется ближе, и я чувствую его дыхание у виска.

— Потому что не могу отпустить тебя.

Сердце снова начинает колотиться, но уже по другой причине. Я хочу отвернуться, сделать вид, что не слышала, но его пальцы сжимают мою руку чуть сильнее, не позволяя вырваться.

Мы сидим так ещё несколько минут: я будто в плену его тепла, он — спокойный и уверенный, словно заранее знал, чем закончится этот полёт.

Только когда капитан объявляет о начале снижения, он отпускает меня. Словно ничего и не было. Но моё тело всё ещё пульсирует от воспоминаний о его прикосновениях, и я понимаю: я уже не смогу сделать вид, что Жигулин для меня — лишь босс.

Самолёт мягко касается полосы, и салон наполняется привычным гулом — люди достают вещи, торопливо переговариваются, кто-то уже звонит близким. Я действую на автомате: снимаю наушники, поправляю волосы, натягиваю маску безразличия.

Я чувствую, что стоит мне задержаться рядом с ним хоть на минуту дольше — я сломаюсь.

— Спасибо за полёт, — выдыхаю почти шёпотом, когда очередь пассажиров двигается к выходу.

Он чуть наклоняет голову, и я вижу, как в его глазах мелькает знакомая насмешка, перемешанная с чем-то другим, слишком опасным для моего сердца.

Я опускаю взгляд и иду вперёд. Быстро, почти бегом. Выхватываю из багажной полки сумку и прижимаю к себе, как щит. На трапе уже чувствую его взгляд в спину, тяжёлый, пронизывающий, такой, от которого кожа покрывается мурашками.

Вхожу в зал прилёта и резко ускоряю шаг. Толпа — мой спасательный круг. Люди с чемоданами, встречающие с цветами, объятия, смех… всё это шумное движение словно стирает его присутствие.

Я не оглядываюсь. Ни разу. Даже когда внутренний голос отчаянно шепчет, что он стоит где-то позади, следит, готов перехватить. Я просто бегу вперёд, цепляясь за мысль: я должна успеть уйти первой, пока он не догнал меня.

И только выбравшись наружу, вдохнув прохладный московский воздух, позволяю себе остановиться. Ладони дрожат, дыхание сбивается, а в груди зреет тяжёлое, но отчётливое чувство.

Я сбежала.