Бриллиант

Глава вторая

За то время, которое понадобилось им, чтобы пройти из библиотеки через фойе, спуститься по лестнице, пересечь холл и, минуя столовый зал, оказаться в менее официальной комнате для завтраков, Джеффри вновь обрел самообладание. Он только что пережил момент растерянности, как и утром, когда заметил в часовне Сару. В напряжении последних нескольких дней его ни на минуту не оставляло предположение, что она может прибыть на похороны.

Тем не менее, он не мог избавиться от удивления. Насколько ему было известно, после их развода Сара ни разу не приезжала в Сан-Франциско. Учитывая, сколь много неприятных воспоминаний связано у нее с этим городом, решение явиться сюда далось ей тяжело. Но все же она здесь.

Теперь Джеффри наблюдал, как она с грацией, которой у нее никогда не было прежде, опускалась на стул, который он придерживал. В прежние времена в формальной обстановке она вела себя неуклюже, казалось, протестуя против ограничений, которые приходилось терпеть взамен привилегий. Обтесалась? Подходит ли к ней это слово? Или просто… созрела?

Заняв место справа, он откинулся на стуле, изучая ее. Пожалуй, именно созрела. В библиотеке ему довелось наблюдать на ее лице череду переживаемых ею эмоций, ее взгляд, выдавал затаенную боль, когда он вернулся в комнату, но потом она постепенно успокоилась и, в конце концов, обрела равновесие. Теперь же от нее исходила внутренняя сила. Жаль, что она не имела ее тогда.

Погруженная в свои мысли, заново знакомясь с обстановкой, Сара не заметила его пристального взгляда.

— Я всегда предпочитала эту комнату, хотя мы в ней только завтракали, — вслух подумала она. — Здесь спокойнее, уютней.

Просторная восьмиугольная комната соединялась с кухней парой стрельчатых дверей. Ее стены были сделаны из прозрачного оконного стекла, разделенного на маленькие сегменты, весело рассеивающие солнечный свет. По утрам комната выглядела ободряюще-радостно. Даже теперь, в послеобеденный час, в ней стояла освежающая прохлада.

Джеффри заметил, что комната произвела на Сару приятное впечатление.

— Теперь я всегда здесь ем. Это… проще. — Появилась женщина, которая открыла им дверь, когда они прибыли в дом, и Джеффри моментально перевел взгляд: — Миссис Флеминг, это Сара Маккрей, моя бывшая жена. — Это сообщение вызвало некоторое удивление, даже удовольствие в глазах женщины, но Джеффри уже снова повернулся к Саре. — Миссис Флеминг работает у меня уже два года. Не знаю, что бы я без нее делал. — Это не было пустой похвалой, он говорил совершенно серьезно.

Сара с улыбкой кивнула худощавой женщине средних лет, одетой в простые юбку и блузку, в отличие от накрахмаленной униформы мышиного цвета, которую носил обслуживающий персонал при Сесилии Паркер. Миссис Флеминг поставила перед Сарой тарелку с большим куском дыни; Сара тепло поблагодарила ее и стала вежливо ожидать, когда снова останется наедине с Джеффри.

— Она кажется симпатичной, более человечной, чем… чем другие.

Джеффри печально улыбнулся.

— Ты никогда не любила слуг моей матери, не правда ли?

— Скорее наоборот, — невозмутимо возразила Сара.

— Возможно, — согласился он все так же грустно. — Как бы то ни было, они ушли.

Ушли. Это слово рикошетом пронеслось от стены к стене, прежде чем Сара смогла отреагировать на заключенную в нем безысходность. Она сосредоточилась на изящном контуре дорогой ложки, лежавшей рядом с ее тарелкой.

— Джефф, — мягко начала она, — я очень сожалею… о твоей матери.

— Как ты можешь сожалеть? Она относилась к тебе ужасно.

Сара подняла глаза.

— Мне жаль, что ты потерял ее. Я знаю, как все вы были близки.

Он пожал плечами.

— Близость бывает разная. Моя мать была назойлива, она глаз не спускала со всех нас. Во многих отношениях ее смерть явилась благом. — Помолчав, он ухмыльнулся. — Я думаю, ты понимаешь. Ты же не бросилась на ее похороны.

— Я об этом думала.

— Но?..

Спокойно и честно Сара пояснила свое решение:

— Я чувствовала, что мое присутствие на ее похоронах оскорбило бы ее, если бы она о нем узнала. Она с самого начала презирала меня.

Еще более задумчивый, Джеффри ковырял свой кусок дыни.

— На самом деле она презирала не тебя. Как она могла тебя презирать? Ведь она так тебя и не узнала. Ее возмущал тот факт, что ты была из другого мира… и то, что мы осмелились бросить ей вызов, женившись без ее согласия.

— Тебе тогда было двадцать восемь!

— Я это знаю, и ты знаешь, — ровным голосом ответил он, — но моей матери это было в высшей степени безразлично. Она хотела, чтобы в этом доме все было по ее или вообще никак. Поэтому я так и сказал о ее смерти. Она принесла всем нам освобождение.

Сара вернулась к своей прежней мысли.

— А где все, Джефф? Ты же живешь здесь не один?

— Именно один.

— А как же Горди? И Эмили?

— Горди только что исполнилось тридцать. Он возглавляет наш отдел исследований в Пало-Альто и живет в своем доме там поблизости. Что касается Эмили… — вспоминая о своей младшей сестре, Джефф, вздохнув, стал рассматривать заросли болиголова за окном, — …то она где-то ездит со своим гуру. Я думаю, в этом месяце она в Париже.

— Со своим гуру? — Сара понимающе улыбнулась. Эмили, которая была младше ее на три года, могла бы стать ее подругой, если бы не была так поглощена протестом против всего того, чему Сара так отчаянно пыталась подражать. — Эмили всегда отличал свободолюбивый дух. Я помню сражения, которые она вела с вашей матерью.

Джеффри также это помнил, даже слишком хорошо.

— Эти двое были… как лед и пламя. Эмили не желала, чтобы из нее вили веревки.

— А ты, Джефф? Тебя это не беспокоило?

Он бросил на нее острый взгляд.

— Когда мы были женаты, ты никогда не задавала мне подобных вопросов.

— Мне это никогда не приходило в голову, — спокойно ответила она. — Пока я жила в этом доме, у меня было чувство, что я не имею права спрашивать ни о чем. Твоя мать слегка… подавляла.

Джеффри обдумывал то, что она сказала, зная, что Сара могла бы использовать другие, гораздо более горькие слова. Глядя на нее, он восхищался ее хладнокровием. Потом не выдержал и дал волю своим чувствам.

— Могла бы она тебя подавлять сейчас, будь она жива?

В его взгляде и в этой фразе было такое напряжение, что Сара на какой-то момент растерялась, но, когда заговорила, в ее словах звучала уверенность:

— Нет, не думаю. — Она даже слегка вздернула подбородок, продолжая тише: — Она не могла бы предложить мне ничего, чего у меня нет сейчас. — В этих словах не было высокомерия, Сара просто констатировала факт. Джеффри это почувствовал.

— Ты добилась успеха, Сара. Жаль, что в нем нет ни малейшей моей заслуги. С тех пор как мы разошлись, ты же не прикоснулась к деньгам, правда?

Отложив ложку, Сара покачала головой.

— Нет. Они по-прежнему лежат в банке. Ты же знал, что я не хотела…

Он поднял руку, прерывая ее.

— Я знал. Но здесь действовали эгоистические мотивы. Я хотел быть уверен, что ты никогда не будешь нуждаться. — Он криво улыбнулся. — Похоже, что ты сумела о себе позаботиться. Когда-то у тебя не было денег на авиабилет до Денвера. А теперь ты можешь позволить себе прилететь через всю страну ради двух часов. — Улыбка исчезла с его губ, и он внезапно помрачнел. — Откуда ты узнала про Алекса и Диану?

— Я… прочитала в газете.

— В «Нью-Йорк тайме»? — Насколько он знал, там не было некролога.

Она покачала головой.

— В «Кроникл».

— В нашей газете? — Когда Сара кивнула, он пристально посмотрел на нее. — А зачем тебе ее читать?

Саре вдруг сделалось не по себе. Она много лет получала сан-францисские газеты, говоря себе, что хочет знать, что делается в городе, где, хоть и недолго, был когда-то ее дом.

— Я… я периодически собираюсь заняться бизнесом на Западном побережье, — сымпровизировала она. На самом деле эту идею отстаивали ее финансовые советники. Она лично наложила на нее вето.

— Понятно. — Джеффри поднял глаза, когда миссис Флеминг принесла две тарелки салата из морских продуктов, и продолжил лишь после того, как за ней закрылась дверь. Не обращая внимания на еду, он откинулся на спинку стула. — Расскажи мне о своем бизнесе, Сара. — Судя по напряженности его тона, это было больше чем просто любопытство.

Она отогнала от себя чувство смущения.

— Ничего потрясающего. Я делаю ювелирные изделия.

— Это мне известно, — заметил он более мягко. — Но скажи мне, как ты начинала? Не каждый день бывшая официантка становится преуспевающим дизайнером ювелирных изделий.

— Да, пожалуй, не каждый, — пробормотала Сара, а потом продолжила, подчеркивая каждое слово. Но не каждый день бывшая официантка в течение двух лет вращается в высших кругах. Просто удивительно, как многое можно перенять, даже из собачьей конуры. — Голос ее возвысился, но она быстро перешла на более спокойный тон: — Ты знал, что я люблю рисовать.

Его серые глаза были спокойны.

— Мне было известно, что ты часто скрываешься в солярии, когда бываешь расстроена. Лишь после твоего отъезда я нашел там кипу твоих набросков.

— В этом я находила отдушину. Рисование успокаивало меня.

— Но как ты перешла от рисунков к живым изделиям?

Если не считать нескольких глотков воды, которые Сара время от времени отпивала, она уделяла еде, приготовленной миссис Флеминг, не больше внимания, чем Джеффри. Она застенчиво посмотрела на него.

— Когда оказываешься в чужом городе и у тебя кончаются деньги, то начинаешь читать всякие маленькие объявления. В моем случае этим городом был Туксон, а в объявлении в витрине ювелирного магазина говорилось: «УКРАШЕНИЯ. ДОЛЛАР ЗА ШТУКУ».

Лицо Джеффри выражало абсолютное спокойствие.

— А что ты делала в Туксоне?

Разговор теперь переходил на слишком чувствительную тему, касавшуюся того времени, когда они разошлись. Обращаясь мыслями в прошлое, в тот полный боли период, Сара почувствовала, как видимость самообладания начинает покидать ее, но она изо всех сил старалась держать голову высоко.

— Пожалуй, можно сказать, что я странствовала. Уехав отсюда, я не могла вернуться в Айову.

— Не могла?

Против воли ощутив себя, как будто ей сделали строгий выговор, Сара отвела взгляд. Но он лишь упал на его руку, лежавшую на подлокотнике кресла. Мягкий темный пушок выступал из-под манжет, очень сильные пальцы лежали подчеркнуто расслабленно. Она вспомнила, как любила гладить эти пальцы, как вовлекала их в сладкую эротическую игру. Правда, особых трудов для этого в те дни не требовалось. Их тела были идеально совместимы, воспламенялись от малейшей искры.

Из осторожности Сара переключила внимание на накрахмаленную белую салфетку, лежавшую у нее на коленях. Потом, испытывая отвращение от сознания собственной слабости, она посмотрела на него более дерзко.

— Против нашего брака была не только твоя семья, Джефф. Как бы мои родители ни хотели меня поддержать, они были уверены, что я совершила ужасную ошибку. Как, по- твоему, почему они ни разу нас не навестили? — спросила она, окинув его пылающим взглядом. — Дело было не только в деньгах. Господь свидетель, сколько раз я предлагала им оплатить проезд. Дело было в них. Они не подходили к твоему миру, и они знали это.

Несколько секунд Джеффри сидел молча, с мрачным видом.

— Ты никогда мне об этом не говорила.

— Я тебе о многом не говорила, — прошептала она, — но это полбеды. — С печальным взглядом, а затем вздохом она вернулась к своей истории. — Как бы там ни было, у меня тоже была своя гордость. Я не могла бежать обратно в Де-Мойн с поджатым хвостом. Мне было гораздо проще написать им о нашем разводе и о том, что я собираюсь немного попутешествовать.

— Разве они не были обеспокоены?

«А разве ты беспокоился?» — спросила она про себя, подавляя боль.

— Я написала, чтобы они не волновались, что ты позаботился о моем финансовом положении. Это была не совсем ложь.

Он взглянул на нее с упреком, но воздержался от слов.

— Итак, все это началось в Туксоне?

Сара лениво ткнула вилкой, подцепив хрустящий кусочек креветки.

— Ты же на самом деле не хочешь, чтобы я рассказывала…

— Хочу.

Его низкий, серьезный тон не допускал возражений. Так же как и пристальный взгляд серых проницательных глаз. К Саре вернулось смущение, которое она отгоняла и раньше, чувство, что она является объектом внимания, выходящего за пределы простой сентиментальности. В конце концов, она решила, что все это плод ее воображения, что его внутренняя напряженность является результатом стресса, в котором он находился после несчастья, произошедшего с Оуэнсами.

— Ты стала продавать свои изделия в Туксоне? — Она кивнула. — Что это были за украшения?

— Сначала в основном сережки, потом браслеты. — Замолчав, она оторвала виноградинку и положила ее в рот. Ощутив сладость на губах, взглянула на Джеффри. — Ты действительно должен это съесть. Очень вкусно.

Ее слова пролетели мимо его ушей.

— Как тебе удалось прожить, по случаю продавая свои украшения по доллару за штуку?

— Это было… испытание. — Губы ее искривились, когда Сара погрузилась в воспоминания. — Скажем так, что некоторое время я жила очень скромно. — Не стоило рассказывать о лачуге, которую она снимала, или о том, что, к счастью, у нее был маленький аппетит. — Вырученных денег мне хватало, чтобы покупать немного материалов: бусины, проволоку и все такое, чтобы начать делать собственные сережки. Продав их, я смогла приобрести лучшие материалы и инструменты. — Она искоса посмотрела на него. — Ты же знаешь, Джеффри, как развивается бизнес. Воспользуйся своим воображением.

В глазах его мелькнула слабая искорка.

— Я пытаюсь, принцесса, но можно сломать голову над тем, как за восемь коротких лет можно несколько долларовых сережек превратить в многомиллионный ювелирный бизнес.

Сара могла бы спросить его об источнике столь точных сведений, если бы не одно слово, произнесенное им так беспечно — «Принцесса». Именно так он называл ее в минуты величайшей близости; это ласковое слово родилось лунной ночью в Колорадо, когда он рассказал ей о своем мире. Принцесса… это было верно только в его объятиях.

Стерев потрясенное выражение со своего лица, Сара откашлялась.

— Они… не кажутся такими короткими, когда их надо прожить. Даже сейчас дни иногда тянутся бесконечно.

Джеффри изогнул свою темную бровь.

— Но это не та бесконечность, что бывает от скуки?

— Конечно. Я люблю свою работу. — Она говорила тихо и искренне, глаза ее светились гордостью.

— Мне приходится ее любить, иначе я не выдержала бы семидесятидвухчасовой рабочей недели.

Она и не ожидала какого-либо ответа, хотя привыкла вызывать удивление и восхищение, Джеффри не выказал ни того, ни другого. К ее изумлению, выражение его лица посуровело.

— Семидесятидвухчасовая работа оставляет мало свободного времени. И как же ты, Сара? Когда же ты занимаешься тем, что тебе хочется?

Она и глазом не моргнула.

— Мне хочется, чтобы мой бизнес успешно развивался. Работа — вот чем я хочу заниматься.

— Ты никогда не хотела снова выйти замуж?

Только не от недостатка предложений. Но она никогда не любила другого мужчину. А если однажды она потерпела неудачу, даже когда любила…

— Нет.

— И детей ты не хотела.

Первая фраза содержала вопрос, а вторая лишь констатировала факт. Сара пристально взглянула на Джеффри.

— Откуда ты это взял? — не задумываясь, выпалила она.

Он не отвел взгляд.

— Ты же настаивала, что будешь принимать противозачаточные таблетки все два года нашего брака, хотя и знала, как мне хочется детей.

Ее сердце громко застучало.

— Ты никогда мне этого не говорил прямо. И, если уж на то пошло, как можно было думать о детях, когда наш брак был таким неустойчивым? — Ее голос упал до шепота: — Я и сама была почти ребенок. Во многих отношениях, в очень многих.

Остро чувствуя свою вину, Сара не могла сказать ему, что никогда не принимала эти таблетки, а каждый вечер выбрасывала их в унитаз, не решаясь признаться ему, что сомневается в своей способности иметь детей. Она была молода, не уверена в себе, не могла поверить, что он все равно будет ее любить.

Каждый из них был погружен в свои мысли, и некоторое время они ели молча. Сара давно уже просто передвигала еду на тарелке с места на место, когда Джеффри резко встал, бросил салфетку на стол и направился к двери. Там он остановился, но не обернулся.

— Какие у тебя сейчас планы? — спросил он громким глубоким голосом.

Окинув внимательным взглядом его широкие плечи, Сара отложила вилку, откинулась на стуле и перевела взгляд на свои колени.

— Я должна вернуться в Нью-Йорк, — спокойно ответила она.

— А что будет, если ты этого не сделаешь? — Медленно обернувшись, он настороженно посмотрел на нее. — Что, если бы ты решила провести здесь несколько дней? Если бы болезнь или непредвиденные обстоятельства на некоторое время оторвали тебя от «Сара Маккрей Ориджиналз»?

Уловив в его голосе нотку презрения, она не дала себя задеть.

— Мой бизнес далек от женской индивидуальной трудовой деятельности. Он бы не пропал. Мне достаточно повезло: я нашла хороших людей. Они без труда возьмут все заботы на себя.

Глаза его сузились.

— Но ты, конечно, его сердце?

— Пожалуй. — Сара украдкой взглянула на часы и спокойно встала, чувствуя, что пришло время.

— Мне действительно надо ехать. Пожалуйста, поблагодари миссис Флеминг за ланч. Было очень вкусно. Если бы ты вызвал для меня такси…

Фраза замерла у нее на губах, когда Джеффри вдруг вырос прямо перед ней. Сара рефлекторно вскинула голову. Его высокий рост, великолепное телосложение, мрачноватая напряженная красота пробудили тревогу ожидания в тех нервных окончаниях, которые давно уже в ней дремали.

Взгляд Джеффри упал на ее губы. Отметив про себя их беззащитность, Джеффри прямо посмотрел ей в глаза. — А что, если бы я попросил тебя остаться, — начал он, не обращая внимания на ее испуганное выражение, — только до завтра? Что, если бы я попросил тебя составить мне компанию…

Но она уже начала качать головой.

— Я не могу…

— Просто побыть со мной. Больше ничего…

— Джефф, д…

Хотя он говорил с достоинством, на лице его была написана мольба.

— Я не хочу быть один, Сара. Не сегодня.

Пока они обедали, ей удалось изгнать из мыслей главную трагедию этого дня. Теперь же она снова нахлынула на нее, проявившись бледностью на щеках и болью в сердце. Сегодня утром в часовне он потянулся к ней за помощью. Сейчас она ощутила ту же тягу, но на сей раз исходящую из чего-то более глубокого и личного.

— Я не могу… — прошептала она дрожащим голосом.

Джеффри услышал каждое непроизнесенное ей слово, и тон его смягчился до ласкового.

— Только то, что хочешь ты…

— Но я не могу дать тебе то, что нужно тебе, — более взволнованно пробормотала она. Сара чувствовала, что ее решимость слабеет, но было чрезвычайно важно, чтобы он понял.

Его ладони нежно сжали ее плечи.

— Всего лишь время, Сара. Только один день твоего времени. Это все, чего я прошу.

Если бы Сара не была поглощена отчаянной попыткой сдержать свой несущийся галопом пульс, она могла бы серьезнее отнестись к такому повороту событий. То, что было правдой сегодня утром на похоронах, было правдой и сейчас: Джеффри нуждался в ней. Эта мысль была главнее всех других, приходивших ей в голову. Но она пугала ее.

— Я не знаю..

— Пожалуйста, Сара…

Его полные боли глаза сказали ей больше, чем целые тома книг. Перед ней был страдающий человек, который нуждался в помощи. Более того, когда-то он был ее мужем, мужчиной, которого она обожала много лет. Как могла бы она от него отвернуться?

Бессознательным утешительным жестом она подняла руку, чтобы дотронуться до его груди, но, одернув себя, опустила ее. Опустила и взгляд. Приняв решение, Сара глубоко вздохнула.

— Мне нужно сделать несколько звонков.

Испытанное им облегчение было едва ли не осязаемым, оно ощущалось и в его пальцах, сжимавших ее плечи, и во всей его фигуре. Когда Сара вновь решилась взглянуть на его лицо, оно светилось благодарностью. Затем, словно желая скрыть эмоции, которые так ясно и неожиданно отразились на его лице, Джеффри отступил назад.

— Почему бы тебе не воспользоваться телефоном в библиотеке? Там тебе будет удобно.

Кивнув, она прошла мимо него, изо всех сил стараясь не обнаруживать своей неуверенности. Но эта неуверенность не уменьшилась, когда спустя несколько секунд она разместилась за красивым массивным дубовым столом и деловитым жестом, как это столько раз делала Сесилия Паркер, подняла трубку.

Держа в руке трубку, она бросила взгляд на дверь, где молча стоял Джеффри, позволив себе присутствовать при ее разговоре. Если бы его не было поблизости, Сара, наверное, поддалась бы искушению погрызть свой красиво наманикюренный ноготь, который он так нежно ласкал. Однако ей пришлось, стиснув зубы, набрать номер своего нью-йоркского офиса.

Джеффри следил за каждым ее движением, хотя и знал, что должен был оставить ее одну, но он абсолютно не в состоянии был оторваться от двери. Он был заинтригован самообладанием, звучавшим в ее голосе, когда она тихо разговаривала по телефону. Самообладание… и она сидела в кресле его матери — ни больше, ни меньше.

Она прекрасно подходила к этому креслу, окруженная ореолом царственности, несвойственной никому из членов его семьи, несмотря на полученное ими прекрасное воспитание. Он обещал сделать из нее принцессу, она сделала себя королевой. Судя по тому, как смягчилось ее лицо, когда она сейчас разговаривала со своим заместителем, нетрудно было поверить, что ее двор обожал ее.

Кто еще обожал ее? Конечно, в эти годы в ее жизни были мужчины. Красивая женщина, талантливая, богатая… она могла привлечь любого, если, конечно, он был готов стать второй скрипкой при «Сара Маккрей Ориджиналз, Инкорпорейтед».

О, он знал про ее бизнес! Постоянно читая «Уолл-стрит джорнэл», Джеффри был прекрасно информирован о росте и феноменальном успехе фирмы. Ему было известно, что Сара разрабатывала частные коллекции для самых дорогих ювелиров с Пятой авеню, что она сотрудничала с несколькими известнейшими кутюрье, создавая украшения для их проводившихся дважды в год показов мод, и что ее изделия шли нарасхват у женщин, принадлежавших к сливкам политических, театральных и светских кругов.

Что ему было неизвестно, так это детали, и это сбивало его с толку. Как она добилась, как сумела, эта милая, наивная Сара, которая ни разу не была в театре, пока он не повел ее туда в Сан-Франциско? Теперь она жила в Нью-Йорке, и, скорее всего, посещение премьер стало для нее привычкой… если, конечно, у нее хватало на них времени. Джеффри пронзила острая печаль при мысли, что она могла превратиться в ту же женщину-автомат, какой была его мать. Но нет… Сара ведь согласилась остаться, разве не так? Сесилия Паркер никогда бы не вняла личной мольбе, особенно если дело касалось бизнеса.

Плотно сжав зубы, Джеффри мрачно смотрел, как Сара кивнула, улыбнулась, сказала напоследок что-то приятное своему собеседнику и повесила трубку. Он настороженно ждал.

Сара с минуту собиралась с мыслями, а потом подняла глаза, чтобы встретиться с его взглядом.

— Я все устроила, — пробормотала она. — Дэвид отложит мои встречи и заменит меня, где сможет. К счастью, у нас сейчас нет особой гонки.

— А она у вас часто бывает?

— Не очень. Я стараюсь, по возможности, этого не допускать. Нет ничего хуже, чем пытаться создавать произведение искусства, когда на тебя оказывают давление. — Она виновато улыбнулась. — Случается, конечно, что этого не избежать, когда какой-нибудь темпераментный клиент надумает что-нибудь переделать в последнюю секунду. К счастью, в данный момент этого нет.

Воцарилась неловкая тишина, пока оба осознавали тот факт, что Сара остается на ночь в Сан-Франциско. Затем, оторвавшись от двери, Джеффри подошел к столу.

— Если ты скажешь, где оставила свой багаж, я пошлю Сайруса забрать его.

— Он здесь. — Сара невозмутимо указала на маленькую сумочку, которую положила у ножки дивана.

— Это все? Там же может поместиться только записная книжка.

— Я же собиралась сразу вылететь обратно, — пояснила Сара, забавляясь его недоумением. — У меня там кое-какая косметика и расческа. А так ты видишь весь мой багаж.

Он рассеянно потер подбородок. Тень, которая падала на него от пятичасового солнца, лишь подчеркивала мужественное выражение его лица.

— Мне казалось, деловые женщины всегда готовы к неожиданностям.

— Я тоже. У меня есть чековая книжка и кредитные карточки. Все, что мне понадобится, я смогу купить. Насколько я помню, — ехидно заметила она, — в Сан-Франциско есть магазины.

Он еще с минуту вглядывался в нее, а затем, покачав головой, криво улыбнулся.

— Я это заслужил. По правде говоря, ты сейчас прекрасно выглядишь.

Несмотря на его комплимент, Сара почувствовала себя несколько изнуренной. С раннего утра она была одета в один и тот же костюм. И она внезапно ощутила усталость, словно, решив остаться, уже не могла сдвинуться с места.

Джеффри заметил на ее лице тень усталости.

— Послушай, — рассудительно сказал он, — почему бы тебе не пойти наверх и не отдохнуть немного? Располагайся в любой из комнат для гостей. А позднее мы сможем прокатиться по побережью. — Глаза его затуманились. — Это может помочь… встряхнуться…

Сара не спорила. Поднявшись из-за стола, она взяла сумочку и вышла из комнаты. Он не сводил с нее глаз. Когда она шла через фойе и медленно поднималась по винтовой лестнице на второй этаж, ей казалось, что от его взгляда у нее на спине остаются отпечатки.

За восемь лет ее знание этого дома несколько стерлось из памяти. Повернув налево, она спустилась в холл и попала в гостевое крыло, где вошла в последнюю комнату справа по коридору.

Это была ее любимая комната — всегда. Благодаря угловому положению ее окна выходили на две стороны, в результате чего здесь было больше света и свежести. Здесь она чувствовала себя в отдалении от всего остального дома, от гнетущих тенет жизни Паркеров.

К ее радости, убранство комнаты существенно не изменилось с тех пор, как она в последний раз переступила ее порог. Австрийские жалюзи по-прежнему загораживали окна, а яркий зеленый ковер лежал на полу. На кровати королевских размеров лежало то же покрывало с растительным орнаментом в желтых и голубых тонах, а обои были, как и раньше, выдержаны в тех же цветах. Та же самая белая, покрытая лаком мебель придавала комнате провинциальный колорит.

Комната была все в том же безупречном состоянии. Вздохнув, Сара утонула в кресле с подушками, стоявшем у окна. Откинув голову, закрыла глаза. Казалось, она так давно этого не делала. Сара подумала о том, сколько миль ей пришлось сегодня преодолеть, и поняла, что географическое расстояние — всего лишь незначительная толика ее путешествия.

Она вновь встретила Джеффри. Годами она размышляла о неизбежности этой встречи. Когда-либо их путям суждено было пересечься; если бы только их свели не эти трагические обстоятельства!

Вместе с воспоминанием ее захлестнула волна усталости. И только с большим трудом ей удалось встать с кресла, раздеться и пройти в душ. Спустя несколько минут в одних трусиках и лифчике она улеглась на постель, натянула на себя простыни и почти мгновенно погрузилась в сон.

Усталость взяла свое: Сара так глубоко заснула, что не слышала ни тихого стука в дверь, ни слабого щелчка, когда дверь отворилась. Несколько секунд Джеффри помедлил на пороге, потом медленно ступил внутрь.

Он пришел лишь убедиться, что она ни в чем не нуждается, но было очевидно, что она прекрасно освоилась. Когда он, как в трансе, подходил к кровати, его шаги заглушал толстый ковер.

Она была такая хорошенькая, лежа на животе под простынями, плечи обнажены, их кремовый загар нарушали только узенькие бретельки лифчика. Лицо было повернуто к стене, золотые волосы белокурым шелком разметались по подушке. Джеффри протянул было руку, чтобы прикоснуться к ним, но более трезвые мысли заставили его отдернуть руку.

Сара спала, и без своего официального делового костюма, без самообладания, которое напоминало ему о ее теперешнем положении, она была такой же свежей и невинной, как десять лет назад, когда он в нее влюбился.

Что случилось с их любовью, которую они клялись пронести через все испытания? Да, Сара была молода… но она сдалась слишком легко. Она подвела его.

С гримасой на лице он запустил пальцы в волосы и стал массировать затекшие мышцы шеи. Это была и его вина. Лишь недавно он оказался в состоянии признать это. Он тоже был молод и совершенно неопытен в том, что касалось любви и связанных с ней обязанностей. Тот факт, что он никогда не видел любви, рос во всевозможной роскоши, за исключением этой, едва ли извинял его за то, что он дал ей уйти.

Кроме того, воспринимая как должное свою способность увиливать от материнского диктата, он не отдавал себе отчета в возможном воздействии домашнего матриархата на непосвященных. Лишь после того, как Сара ушла от него, он дал матери бой. Но было уже слишком поздно, чтобы спасти их с Сарой брак.

Джеффри преисполнился чувством отвращения к самому себе, которое несколько рассеялось, когда он стал с нежностью и любовью рассматривать женщину, лежавшую на постели.

Она была прекрасна… прекраснее, чем всегда. Даже теперь он ощутил знакомое напряжение в пояснице. Может, он совершил ошибку, попросив ее остаться? Сможет ли он сдержать свое слово не давить на нее, когда больше всего ему хотелось сбросить с себя одежду и оказаться рядом с ней в постели? По крайней мере, криво усмехнулся Джеффри, ее присутствие изменило его мысли.

Ненадолго. Почти тут же поток печальных горьких воспоминаний вновь захлестнул его. Алекса и Дианы, его ближайших друзей, больше нет. А малышка? Что ему делать?

Согнувшись под бременем необходимости принятия решения, Джеффри медленно направился к двери и лишь однажды оглянулся, чтобы посмотреть, не проснулась ли Сара. Потом, одинокий и встревоженный, он тихо прикрыл за собой дверь.

Когда спустя час Сара проснулась, ничто не говорило о том, что в комнате был посетитель. Почувствовав себя свежей и отдохнувшей, она оделась, вновь собрала волосы в узел и обновила макияж, а потом направилась на поиски Джеффри.

Она не нашла его ни в библиотеке, ни в передней гостиной. Его удалось обнаружить лишь в большой гостиной, где он вытянулся в большом кресле с высокой спинкой, стоявшем напротив старинного мраморного камина.

Пребывая явно в рассеянности, он вначале не заметил ее, устремив невидящий взгляд в холодный очаг и приложив к губам сплетенные пальцы. Сара шагнула вперед и вдруг заколебалась, напоминая себе о пережитой им потере. Возможно, спросила она себя, ему нужно побыть одному? Она уже почти собралась уйти, когда Джеффри стряхнул с себя оцепенение.

— Сара? — Он сел прямо. — Не уходи.

— Может быть, тебе стоит…

— Нет. Останься. Чувствуешь себя получше?

Она улыбнулась в ответ на это проявление нежной заботы.

— Гм, я действительно чувствую себя лучше. Извини, что я так долго проспала. Я думала, что мне хватит и двадцати-тридцати минут.

— Сон тебе был необходим. — Вспоминая, как она крепко спала, когда он стоял перед ее кроватью, Джеффри разглядывал румянец на ее щеках. — Ты выглядишь лучше.

Она кивнула, чувствуя какое-то странное волнение. Он смотрел на нее и раньше, и ей удавалось сохранять спокойствие. Но теперь в его взгляде было что-то более личное, нечто, обращенное в прошлое. Она вновь почувствовала себя юной и невинной, хотя огонь в крови противоречил этой наивности. Она — женщина, зрелая женщина, и ее реакция на присутствие такого изысканного и красивого мужчины вполне понятна. Химия всегда срабатывала.

Колдовство рассеялось, когда Джеффри пошевелился. Направив энергию в свои длинные ноги, он рывком поднялся с кресла.

— Пожалуйста, не вставай. Если ты устал…

— Надо, — он помассировал напряженный мускул плеча, — иначе я приросту здесь и уже никогда не смогу двигаться.

Сара тихонько хмыкнула, вспоминая, что для этого человека физическое бездействие всегда было проклятием.

— Сомневаюсь. — Но в его тоне все еще слышалась нотка отчаяния, смущавшая ее. — А как насчет обещанной мне автомобильной прогулки? Мне кажется, глоток свежего воздуха нам обоим не помешает.

И они получили этот свежий воздух. Джеффри сел за руль своего маленького голубого «мерседеса», и они медленно поехали по живописному побережью на юг, по направлению к Монтерей. Оба говорили мало, в словах не было нужды. В молчании они находили утешение, в тихом обществе друг друга — успокоение. Когда ехали между величественным горным массивом и ритмично пульсирующим Тихим океаном, мысли обоих обратились к жизни, смерти и постоянстве природных сил.

За окном со стороны Сары солнце садилось, а когда они, развернувшись, поехали обратно на север, оно зашло за окном Джеффри. Лучи фар высветили одиноко стоявший придорожный ресторанчик, и они остановились перекусить здесь. Это простое действие символизировало возвращение к обычной жизни. Ни один из них не испытывал особого голода, и они просто спокойно и коротко обменивались своими мыслями.

Если Сара надеялась, что ей удастся хоть немного улучшить настроение Джеффри, то она потерпела горькую неудачу. Чем ближе подъезжали они к дому, тем тяжелее казалось бремя его мыслей, и их молчание вновь приобрело трагическую окраску. К тому моменту, когда машина заняла свое место в гараже на четыре автомобиля, Сара была не менее печальна, чем в самый тяжелый момент похорон. Из-за Алекса и Дианы у нее щемило сердце, и она чувствовала свою полнейшую беспомощность.

Они тихо, бок о бок направились к дому, прошли через заднюю дверь на кухню, а оттуда в холл, где, остановившись, молча посмотрели друг на друга: куда им идти отсюда? В доме так много разных дверей, можно выбрать так много разных направлений. Взгляд Джеффри выражал растерянность, ее был едва ли более уверенным. Слова куда-то ускользнули.

В конце концов, чувствуя себя неловко, Сара отвела от Джеффри взгляд, повернулась и, придерживаясь за полированные перила красного дерева, стала подниматься по лестнице.

Наконец она оказалась в своей комнате одна и тут же отбросила свое притворное спокойствие. Не потрудившись даже включить лампу, скинула туфли и тихонько подошла к окну. Но темнота за стеклами показалась ей еще гуще, она словно впитала ее внутреннюю пустоту, как зеркало, в котором ничего не отражалось.

Раньше Сара спрашивала себя, каким стал Джеффри, теперь задала тот же вопрос самой себе. В глазах окружающих она была преуспевающей женщиной, в руках которой были бизнес, власть, все самое лучшее в жизни. Лишь она знала о тех одиноких ночных часах, когда ее преследовали воспоминания о минувшем дне. Только ей было известно, что она работала в неделю семьдесят два часа за неимением ничего лучшего.

С печальными глазами Сара начала раздеваться. Не успела она повесить в гардеробную жакет и расстегнуть верхнюю пуговку на блузке, когда мысли ее прервал тихий стук. Подняв голову, она обратила взгляд на дверь. Онемев, Сара следила своими карими, как у совы, глазами, как она медленно-медленно открывается.