Глава 2

Замерла мать, кругляш из теста с ладони на стол соскользнул. Повернулась резко.

— На какой дороге? — спросила испуганно.

— Да недалеко отсюда, — кивнула Лена головой в ту сторону. Дождь застучал по металлическому подоконнику, окрапляя стекло брызгами. Телефон зазвонил, но Лена сбросила.

— Кто?

— Свекровь, — грустно вздохнула. — Я ж ее ненароком в это тоже втянула.

— Ее сын, пусть краснеет, нам скрывать нечего.

— Не хочу ничего говорить, — сказала Лена и отключила гаджет.

— Погоди, — мать вытерла руки о передник и вышла, а вернулась с бутылкой чего-то янтарного. Стукнула днищем о стол, так громко опустила, и за стопками полезла. Хрюпнуло стекло друг о друга, утроились рядком небольшие ёмкости.

— Не в положении? — на всякий случай спросила мать, откручивая крышку, и Лена покачала головой. — Тогда во благо, — разлила она наливку. — Главное — меру знать. — Подала стопку дочери, которая принимала ее недоверчиво. Никогда мать такого себе не позволяла, строго за ней следила, а тут сама подносит.

— Чего смотришь, пей? — сказала и в себя опрокинула, пирогом занюхала и румяный бок откусила.

Не принято было такое в доме Ерёминых. Отец бывало принимал по праздникам, а мать и того реже, лишь иногда за компанию. Лёшка тоже не пристрастился, позволял себе, как любой мужчина, но всегда в пределах, а Лена как-то попробовала, и так не понравилось, что смотреть не могла. Но сейчас душа требовала. Выдохнула и тоже залпом. Горло как запылает, обожгло огнем. Вытаращила глаза, рот открыла от удивления и испуга.

— Закусывай, — тычет мать в рот пирогом. — И рассказывай по порядку.

Встала Галина из-за стола, вытащила огурцы маринованные из холодильника. Вилкой из банки наколола, на тарелку выложила. Подлила еще наливки, голову рукой подперла, слушать приготовилась.

— Так пирожки, — напомнила Лена.

— Бог с ними, — махнула мать рукой, — успеется. Глянула на те, что в печи, и ручку на ноль повернула.

Лена глаза потупила, думает, с чего начать.

— Если не хочешь — не говори, — предупредила мать.

— Какая разница когда, все равно расскажу. Глупая я, — горько усмехнулась Лена. — Не заметила даже, как у мужа другая появилась.

— Знаешь ее?

— Имя только, — покачала головой. — Чувствую, что наша, институтская. Мы ж почти всегда вместе, а вот все равно не уследила.

— Он тебе не ребенок годовалый, чтоб за ним глаз да глаз, — отрезала Галина. — Грош цена тому, кого на поводке держать надо, — сузились глаза, и отвернулась мать.

— И вот стали к вам собираться, как договаривались, — продолжила Лена. — Вещи сложили. Никита настоял, чтобы я свои отдельно укладывала, мол, так удобнее, чтоб не искать. Я в том подвоха не увидела, только какой-то он нервный был, дерганный. Помню еще, сообщение пришло. Он в телефон посмотрел, и быстро в карман его спрятал.

— Что-то случилось, — спрашиваю. — А он: родители написали, просят приехать срочно. Ну вместе давай, предлагаю, только он отнекиваться стал. Говорит, поезжай к матери, будь там, сколько потребуется, я потом приеду. Что произошло, так и не ответил. Только сказал, до матери отвезу и обратно в город. Я потому свекрови украдкой сама и написала, а она ни сном, ни духом, о чем я. Вот тогда мне страшно стало. Смотрю я на мужа и не узнаю, будто человек чужой. Не к родителям собрался, в другое место. Я ему сразу говорить не стала, что знаю, едем дальше, а мне дурно прямо, кровь к лицу прилила, страх одолел. Попросила остановить водички купить, а сама сижу газетой обмахиваюсь. И вот как вышел, я сразу за телефон. А там куча сообщений от Юли какой-то. Уж не буду я тебе, мама, дословно пересказывать, какие слова она ему там писала, только договорились они вместе на море отдохнуть. Представляешь! Меня в деревню, а сам на две недели на пляже развлекаться с кем-то.

Галина вновь всучила в руку дочери стопку, и жидкость разлилась по телу, становящемуся от нее ватным. Дождь усиливался.

— Скорей бы отец вернулся, — всматривалась в улицу мать, — ужо до нитки промок, как бы не заболеть. А ты дальше говори, дальше, а как придет — сразу молчи, ни к чему мужикам в такое лезть, у него последнее время сердце что-то прихватывает. Потом скажем, позже. Пока тут все равно, а как в город соберешься — с тобой поеду, вещи соберу, квартиру найду. Это мать одна, а мужей может быть много, — говорила она слова своей матери. — Не нужен такой зять, даже совесть негде взять.

— Вернулся он, отпираться не стал. Люблю, говорит, а к тебе ничего не чувствую, будто сестра ты мне.

— Ишь, подлец!

— А я сижу, и слова его до меня, как издалека долетают, не понимаю до конца, как так можно. Была жизнь счастливая, и в одночасье не стало, а что такого сделала — не знаю. Высадил почти у самого села и уехал, а до меня только потом все и дошло.

— Отец пришел, — вскочила мать с места, услышав, как по крыльцу ступают тяжелые шаги. — Пойду одежду сухую принесу, — и выскочила из кухни.

— Оооо, приехали, — услышала Лена отеческий голос в коридоре, и сердце радостно запрыгало. Хороший у нее отец, каждому бы такого. — Только где ж машина, не пойму, — разувался он.

Лена вышла встретить его, прислонившись к дверному косяку.

— Переоденусь, — предупредил, — тогда обнимемся.

— Рыбу принес? — показалась мать с сухой одеждой.

— А как же, — поднял вверх пакет, хвастаясь, — двенадцать хвостов!

Мать забрала дергающийся пакет и ушла на кухню.

— Пила что ли? — недоверчиво уставился на дочь Николай, принюхиваясь. — А Никита где? И Машина?

— К родителям Никита уехал, помочь там что-то просили, — ответила мать, крикнув из кухни. Не за блудного зятя беспокоилась, за мужа любимого. Знала, что близко к сердцу примет, переживать начнет, а там, не дай Бог, с сердцем что. Представила уж, как трясется от злости, что дочку родную обидели, как хватает ключи от машины, чтоб в город ехать, найти негодного и по-мужски поговорить. Нет, не для того, чтоб обратно вернулся, чтоб ответил за поступок гадкий. Подумать надо, с холодной головой подойти, а не с горячим сердцем.

— Ясно, — кивнул отец, проходя в ванную.

Лена вернулась на кухню, смотря как мать вытряхивает из пакета приговоренных рыб.

— Иди переоденься, вдвоем быстрей сделаем, — командует мать, а у самой внутри все клокочет. Хочется позвонить зятю, высказать все. Что в личине овцы волк оказался, что как родного приняли, что порядочность людям к лицу. А потом решила, недостоин он того, чтоб еще о нем думали.

— Праздник какой-то? — вошел отец на кухню и увидел наливку.

— Дочь приехала, сессию на отлично сдала, — улыбалась Галина. Оно ведь как, коли радоваться хочется — душа всегда повод найдет. Хорошо еще, что сейчас все открылось, не нужен такой мужчина Ленке, пусть другие к рукам прибирают.

— А все же, что с родителями? — уселся за стол Николай, а Лена вернулась в домашнем и встала чистить рыбу.

— На даче помогает, — придумывала Галина, и Лена удивилась, как у матери складно выходит, не то, что у нее. — Ты Лёшке набери, пусть приходят, — попросила Галина.

Встал Николай и за телефоном в дальнюю комнату пошел. Старенький он у него, на зарядку все чаще ставить надо. Уж другой пора покупать, а кому ему прям звонить? Изредка и пользуется.

Стоит Лена у раковины чешую с рыбы счищает. В любви и заботе росла при хороших родителях. Ссорились, бывало, но всегда знала, что любят друг друга, помогают во всем.

Вдруг слышит опять шаги по ступенькам. Быстрые-быстрые, будто человек бежит-торопится. Дождь уже кончился, лишь с деревьев и крыш падают большие капли прямо за шиворот. Ворвался вихрем Лёшка, грудь вздымается, глаза бешеные. Смотрит на сестру, а у той душа в пятки ушла, так он страшно смотрит.

— Где он? — чуть ли не кричит, и чувствует Лена, что беда в воздухе витает.

— Чего кричишь, скаженный? — вмешалась мать, собираясь вытолкать сына, а сама глазами вращает, чтоб внимание на нее обратил, да шепчет что-то.

— Димка из города звонил, друг мой. Говорит, Ленка наша теперь брошенка!

Загрузка...