18

– Мисс Ричардсон! Как приятно вновь видеть вас. С Новым годом! Мистер Хардинг пришел несколько минут назад. Сидит за вашим обычным столиком.

Марио, метрдотель ресторана «Цирк», повел Рейчел через весь зал. Со всех сторон, словно подсолнухи вслед за солнцем, в их сторону поворачивались головы любопытствующих посетителей. «Их» столик располагался в укромном месте в конце зала, отнюдь не в самой престижной его части. Им нравилось именно здесь – подальше от репортеров, преследующих знаменитостей в надежде сделать снимки или взять интервью, и охотников за автографами.

Мэтт поднялся ей навстречу, обнял за талию и слегка коснулся губами уголка ее рта, демонстрируя окружающим их близкие отношения. Вопреки расхожему мнению он был, пожалуй, чересчур высок и худощав для финансового магната. Его лицо излучало спокойную силу и уверенность в себе, что не в последнюю очередь происходило от сознания своего финансового могущества. От Рейчел не укрылось впечатление, которое он производил на женщин за соседними столиками. Они были буквально заворожены исходящей от него властной силой.

– Ну, как тебе понравилось в Санта-Фе? – спросил он, когда они уселись. – Дьявольская скучища, нет? Как и мое Рождество в Коннектикуте без тебя. У моих детей невероятно скучные жены и еще более скучные дети. Одному Богу известно, зачем ему только понадобилось выдумывать семейную жизнь…

Мэтт осекся, словно вдруг понял, что проговорился, невзначай выболтав постороннему подробности заключаемой сделки по слиянию двух крупных компаний. И быстро сменил тему разговора. Рейчел верила в существование счастливых семей, несмотря на то что у нее самой такой семьи никогда не было.

– Вернулась ты довольно быстро, – торопливо добавил он.

– Да. Наверное, уже разучилась, как надо расслабляться и отдыхать.

– Узнаю мою девочку, – усмехнулся он. – То же самое и со мной. Посади меня на яхту где-нибудь на островах в океане, устрой вечерком хорошую попойку и в завершение всучи удочку с уже насаженным на крючок черноперым тунцом, а у меня все равно из головы не выходят мысли о работе – как бы провернуть все повыгоднее да обойти конкурентов. Временами чувствуешь себя ну прямо как Никсон… утром встаешь, чтобы одолевать своих врагов.

– А разве супруги не должны во всем отличаться друг от друга? – спросила Рейчел, подбираясь к главной теме сегодняшнего их разговора – определенной ею, а не Мэттом.

– Послушай, дорогая. Ты – женщина, а я – мужчина. Разве это не достаточное отличие? – Он, конечно, понимал, что́ она подразумевала. За самоуверенной внешностью сугубо делового, не склонного к сантиментам бизнесмена скрывался тонко чувствующий проницательный человек. Мэтт Хардинг умел читать мысли и чувства людей столь же легко, как и биржевые сводки.

– Не знаю, Мэтт. Я имею в виду, не должен ли кто-то один из нас уметь расслабляться и отдыхать? Вынашивать и лелеять мысль о семье? Быть в состоянии думать хоть о чем-то другом, а не только о работе и борьбе с конкурентами?

Мэтт сразу же понял, что их беседа начинает принимать философский характер. Отвлеченное же философствование, как и всегда, было лишь прикрытием для обсуждения личных эмоций и переживаний.

– Что я слышу, ты отговариваешь меня? – осторожно улыбнулся он, внимательно следя за ходом ее рассуждений.

– Сама не знаю, Мэтт. Год-два назад меня вполне устраивало то, какая я есть, чем занимаюсь. Но совсем недавно я начала подвергать переоценке уже сформировавшиеся ценности. Возможно, я хочу стать новой Рейчел. Мне действительно хочется иметь семью, настоящую полноценную семью с яблочными пирогами, детьми и всем прочим. У тебя-то семья была, но ты никогда не придавал ей особого значения. Знаешь, дом и все твои скучные дети и внуки…

Мэтт выругался про себя. В жизни он всегда провозглашал золотое правило: никогда не трепать языком попусту. И вот теперь своей болтовней он сам же себя и наказал.

– Рейчел, я же не против семьи. У некоторых моих лучших друзей есть семьи. Ну вот, я опять. Это я так шучу. Такое у меня чувство юмора. О'кей, ну, значит, семья для меня не главное. Для меня главное – ты. Ты, Рейчел. – Он наклонился к ней и понизил голос: – Рейчел, я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Рейчел прислушалась к себе, пытаясь ощутить внутреннее волнение и трепет. А где же головокружение от счастья, колотящееся, готовое выпрыгнуть из груди сердце? А, черт! Куда же подевались чувства, когда они так нужны ей? Почему их нельзя наконец призвать к порядку? Внезапно она перенеслась в холл «Гасиенды-Инн»: даже воспоминания о тех чувствах несравненно сильнее, чем то, что она испытывает сейчас. О'кей, она польщена. Приятно сознавать, что ты желанна. Мэтт нравится ей, она восхищается им.

– Не знаю, Мэтт, – проговорила она.

– Только это одно и слышу от тебя. – В его голосе зазвучали раздраженные нотки.

Мэтт Хардинг – заметная личность. Сильный мужчина. Он не будет уговаривать ее до бесконечности. Рано или поздно поверит ее словам и станет вести себя соответственно. Рейчел разумно оценила ситуацию, и ее тут же захлестнули сомнения: а что, если она жертвует реальным благополучием ради недостижимой иллюзии романтической любви? Сколько женщин в истории человечества стояли перед подобной дилеммой? Как же ей следует поступить – продолжать удерживать синицу в руке или же стремиться заполучить журавля в небе, вернее, сказочного принца, который может вообще не появиться? Остановиться на надежном благополучном варианте или последовать велению сердца? Она уже испытала своего рода чудо, но существовало ли оно в действительности или просто-напросто было порождением мятущейся души тонущей женщины, не желающей идти ко дну и потому хватающейся, как за спасительную соломинку, за первого встречного, лишь бы удержать на плаву свои романтические мечты?

Мэтт – такой привлекательный, такой надежный, такой порядочный за своим внешним имиджем рвущегося в бой безжалостного неукротимого воротилы-бизнесмена.

Она вдруг перенеслась мысленно в Чикаго, в стужу и голод. Всю ночь напролет скреблись крысы, и Рейчел слышала, как щелкали крысоловки, когда грызуны пытались съесть наживку, обмазанную арахисовым маслом. Радость от этих маленьких побед меркла при мысли о том, что утром придется избавляться от искалеченных сильной пружиной сереньких тушек. И все время – книги, огромные стопки книг, жадно поглощаемых при тусклом освещении. Единственный путь в иной, лучший мир, в который она поклялась себе вырваться и добилась-таки намеченной цели.

И вот сейчас, здесь, с нею за столом сидит преуспевающий привлекательный мужчина, который желает ее. Да, черт возьми, ведь его бывшие жены сейчас одни из богатейших женщин Америки! Рейчел знала, что не в деньгах счастье. И тем не менее отдавала себе отчет, что далеко не каждая сорокалетняя женщина отважилась бы на такой шаг и с легкостью отклонила его предложение.

– Ну а что нового в финансовом мире? Я слышала, что Мэлоун хочет выкупить у тебя твою долю в сфере кабельных сетей?

– Откуда ты это взяла? – улыбнулся Мэтт, делая вид, что изучает меню. – Наверняка не в «Бэрронз» и не в «Уолл-стрит джорнел».

– Значит, это правда? Тебе же известно, я никогда не раскрываю своих источников.

Он рассмеялся.

– Только не для разглашения, причем действительно не для разглашения, а не так, как понимает эту формулировку ваша Конни Чанг, когда ведет свою передачу. Да, хочет.

– Гм-м. Мэлоун крутоват. Бьюсь об заклад, он схитрит.

– Да, он ловкач, но ведь и я не промах.

– А есть ли смысл отказываться от кабельных сетей сейчас, когда республиканцы скорее всего не будут так жестко ставить вопрос о контроле над ценами?

– О'кей, олицетворение женской мудрости, докладываю обстановку: на кабельные сети у меня самого крупные планы, а тот факт, что на них зарится Мэлоун, лишь взвинтит цену. Ничего ему продавать я не собираюсь. Ты слышала о «Радио-Комм»?

– «Радио-Коммьюникейшенс»? Да, кое-что. Это не они скупили все диапазоны, на которых осуществляется радиосвязь такси по всей стране?

– Ты совершенно права, скупили. Семьдесят пять процентов всех диапазонов в стране принадлежит им. Появилась новая технология, позволяющая такси переходить на цифровую сотовую связь, и они уже заручились согласием федерального комитета на такое преобразование. Если преобразовать все волновые диапазоны, принадлежащие «Радио-Комм», – а это обойдется в два миллиарда, – то сотовую телефонную связь в масштабах всей страны можно будет приобрести элементарно, вот так! – Он щелкнул пальцами. Его глаза светились от возбуждения. Мэтт Хардинг был в своей стихии.

– Ты хочешь прибрать к рукам «Радио-Комм»?

– Не прямо. – Он перешел на шепот. – Но «Кабель-Компани» хочет приобрести мою собственность в кабельных сетях, «Кабель-Компани» владеет пятьюдесятью одним процентом акций «Радио-Комм». Я хочу обменять одно на другое.

– Но тогда тебе придется изыскивать два миллиарда на преобразование волновых диапазонов «Радио-Комм».

Он засмеялся, она заставила себя вторить ему. Мэтт Хардинг сделал свои деньги перед тем, как заказать себе на первое суп. Так, во всяком случае, это выглядело. На скольких женщин это не произвело бы решительно никакого впечатления? Вряд ли на многих из обедающих сегодня в «Цирке».

– А ты крутой парень, Мэтт. Крутой, расчетливый и очень, очень умный.

– Ты тоже, Рейчел, – сказал он, не будучи вполне уверенным, что она сочтет это за комплимент.

– Думаю, что мне далеко до тебя, – сказала Рейчел.

На минуту оба замолчали.

– Помнишь репортаж о Дэвидсон? – спросил Мэтт без всякого перехода.

Рейчел едва не зажмурилась, словно вспышка из прошлого ослепила ее. Она мгновенно перенеслась туда из этого фешенебельного ресторана, оформленного в специфическом стиле, с его розовыми скатертями и самодовольными состоятельными посетителями. Машина времени – ее память – сделала свое дело.


Редактор, распределяющий поручения между репортерами, сидел за грязным письменным столом. Перед ним возвышалась кипа газетных вырезок и бланков телетайпных сообщений; пустые чашки из-под кофе и пепельница, доверху набитая окурками, занимали угол стола. Глядя на редактора слезящимися глазами, Рейчел оперлась руками о столешницу, пытаясь сохранить равновесие и не упасть. Она так устала, что у нее разламывалось все тело. Ныли мышцы, раскалывалась голова. Держалась она только благодаря аспирину.

– Этот грипп, мать его, – выругался редактор. – Иногда у меня такое чувство, что существует особый вирус для журналистов. И как только ты ухитряешься подхватить его?

– Ничего, здесь ни один вирус не выживет, – убежденно ответила Рейчел.

– Ха-ха. Твое чувство юмора как раз пригодится для этого. – Он нацепил очки и прочитал записку, написанную диспетчером от руки. – Только что поступила. Горячая новость. Нет худа без…

«Ну, конечно, – подумала Рейчел. – Транспортная пробка в центре города или скучнейшая конференция дерматологов в Мэриотт. Обычная рутина – съемка на камеру и интервью на месте действия».

– Кто-то расчленил электропилой школьницу в парке, в конце Четырнадцатой улицы. Повсюду раскиданы фрагменты тела. Мне самое время принять «Маалокс».

Сонливость с Рейчел как рукой сняло. О головной боли они моментально забыла.

– По телетайпу передали?

– Нет. Один приятель, за которым был должок, сообщил по знакомству. Так что у тебя есть фора примерно в час. Можешь попасть в общенациональную.

Рейчел осязаемо ощутила выброс адреналина в кровь. Как всегда, автоматически засекла время. Три часа до последней подачи материалов в «Вечерние новости» Эн-би-си. Голова у нее пошла кругом. Эн-би-си никогда не стала бы включать в вечерний выпуск ординарное, заурядное убийство. Но расчленение школьницы электропилой! Все ее эмоции, плохое самочувствие отошли на задний план. Это была новость, причем новость сенсационная, полученная ею раньше других репортеров благодаря тому, что она выслушивала нытье этого неудачника-редактора, его жалобы на жену, которая делала его жалкую жизнь еще более жалкой. И вот на столе у него лежит бумажка с самой что ни на есть горячей информацией. Для нее это был редкий шанс. Она могла получить время для собственного сюжета в «Вечерних новостях» Эн-би-си: «Передает Рейчел Ричардсон…»

– Насчет электропилы, это точно?

– Бросил на месте преступления. Оттяпал девчонке обе ноги. Трахнул. Обе руки. Голову. Ей было тринадцать.

– Имя?

– Джейн Дэвидсон. Поезжай-ка туда лучше с ребятами. Капитан Ходжес в курсе, что ты едешь. Говорит, ты наверняка блеванешь.

– Можно мне взять Фредди на звук и Пола на камеру? – отрывисто спросила она.

– Бери кого найдешь, детка… и удачи тебе.

Рейчел опрометью бросилась к себе в кабинку. Три часа. Электропила. Школьница. Для сюжета в выпуске новостей достаточно, но, чтобы привлечь к себе внимание, нужно подать это под каким-то новым углом.

Она схватила телефонный справочник, понимая, что время дорого и надо спешить: минуты бегут, и на место преступления скоро начнут прибывать конкуренты. Другие телестанции получат это сообщение в ближайшие полчаса. Абонентов с фамилией Дэвидсон было много. Точнее – двадцать четыре. Но один из них проживал на Четырнадцатой улице. Дрожащими пальцами она набрала номер.

Рейчел попала на мать убитой девочки. Она поняла это по зловещей тишине на другом конце провода. Она не соображала, что́ делает. Шла на автопилоте. Ужасная смерть девочки – и это ее шанс сделать карьеру, ее сюжет, который пойдет в «Новостях» через три часа с титрами, в которых будет стоять ее имя.

Лихорадочно произнося какие-то слова, Рейчел заметила Мэтта.

– Миссис Дэвидсон? Вы меня слышите?

– Мою девочку убили, – произнесла женщина безжизненным голосом. Она все еще была в состоянии шока.

– Послушайте, меня зовут Рейчел Ричардсон. Я телерепортер из Чикаго. Понимаю, вам сейчас больно, но прошу выслушать меня…

Она поймала на себе взгляд Мэтта. Он отвел глаза. Одним этим движением глаз он высказал все то, в чем Рейчел не осмеливалась признаться себе самой. Словно со стороны она слышала собственный взволнованный голос, бросающий фразы в трубку так, будто от них зависела вся ее жизнь: «Иногда человеку необходимо выговориться, и тогда ему становится легче… мы должны поймать этого типа… о преступлении этого мерзавца должно знать как можно больше людей… вы можете помочь другим, кто уже пережил подобное…» – и так далее, и так далее, изливая все это на несчастную, ошеломленную страшным горем женщину. И все время в голове у Рейчел неотступно звучал рефрен: «Мне нужно это интервью, мне необходимо это интервью для «Вечерних новостей». Боже, только дай мне этот шанс, и больше я в жизни ничего у тебя не попрошу!»

Швырнув трубку на рычаг, Рейчел облегченно вздохнула.

– Договорилась? – спросил Мэтт.

– Да, – ответила она, избегая смотреть ему в глаза.

– Грязная работенка, но кто-то должен делать и ее.

Она не ответила ему. Не смогла ответить. На размышления и на тонкие сантименты просто не было времени. Она сделала еще пару звонков. Отправила съемочную бригаду на место преступления и сформировала еще одну для своего интервью с миссис Дэвидсон.

После этого позвонила в офис исполнительного продюсера «Вечерних новостей» и выложила ему, что́ у нее есть. По нисходящей служебной цепочке он вывел ее на человека, непосредственно занимающегося криминальной хроникой.

– Звучит отлично, – сказал ей тот. – Убийство электропилой плюс изнасилование. В этом выпуске у нас как раз дефицит такого рода новостей. Если сумеете получить интервью с матерью – и чтобы побольше слез – плюс фото девочки, то у вас хороший шанс на… скажем, две, ну, от силы две с половиной минуты. Так что монтируйте сюжет в этих рамках. Редактора новостей я введу в курс.

Рейчел заключила союз с дьяволом из-за этих нескольких секунд в вечернем выпуске новостей. Вломилась в дом несчастной женщины, чья жизнь оказалась исковерканной чудовищной трагедией, и совершила на нее нападение с такой же бесчеловечной жестокостью, как маньяк-убийца – на ее дочь. Хладнокровно проследила за тем, чтобы в видоискатель крупным планом попала миссис Дэвидсон – заплаканная, жалкая, убитая горем.

Рейчел не забыла прихватить стоявшую на телевизоре фотографию улыбающейся во весь рот девочки со скобками на зубах. Сейчас было не до сочувствия и сопереживания, все эмоции она отложила на потом.

Рейчел метнула взгляд на часы и заторопилась на студию. Трясясь в фургоне, она лихорадочно набрасывала сопроводительный текст к интервью. Пленка с места преступления уже должна была быть на пути в студию. «Раз, два, три», – проверила Рейчел уровень звука, оператор включил освещение и навел объектив камеры на резкость.

– Репортаж – Ричардсон. Сюжет – убийство Дэвидсон. Обратный отсчет: пять, четыре, три, два, один… Сегодня мать Джейн Дэвидсон миссис Мэрилин Дэвидсон, обезумевшая от горя, поведала мне о зверском убийстве своей тринадцатилетней дочери…

Почти все было закончено. Бобина извлечена из камеры, пленка помещена в жестяную коробку и опечатана. Спустя некоторое время, уже на студии, все было отредактировано и подчищено, были добавлены заключительные вставки – до истечения предельного срока подачи материала оставались считанные минуты. Драгоценная пленка была заряжена в проектор для передачи картинки на контрольный пульт «Вечерних новостей». Изображение пошло. Обратный отсчет. Текст: «Сегодня миссис Мэрилин Дэвидсон… Рейчел Ричардсон».

Рейчел затаила дыхание. «Вечерние новости» оценивают полученный сюжет. Тянутся минуты. Технический отдел дает добро. От нетерпения Рейчел грызет ногти. И вот наконец то, что ей так хотелось услышать: «Редакционный отдел «Вечерних новостей» дает добро». Ее пускают в эфир. Она все-таки пробилась и всего-навсего ценой какой-то незначительной части своей души, проданной дьяволу.


– Эй, – окликнул ее Мэтт. – Эй!

Рейчел очнулась от нахлынувших на нее воспоминаний.

– Ах, извини. Я была далеко отсюда.

– В Чикаго?

– Да. В тот день я поступила погано. С женщиной по имени Мэрилин.

– Но благодаря этому ты стала корреспондентом Эн-би-си. Да не где-нибудь, а в самом Нью-Йорке. Это была компенсация тебе за мое «Метео-ТВ».

– Да уж, стала. Это точно. Шагала по ступенькам вверх. Жаль только, что ступеньками этими порой оказывались даже трупы.

– Я не хотел тогда, чтобы ты уходила. И сейчас не хочу, – сказал он просто.

– А я никуда и не ухожу. Я здесь, разве нет?

Рейчел все еще пыталась освободиться от гнетущих воспоминаний. Куда же подевалась ее элементарная человеческая порядочность в тот вечер? А если бы она присутствовала при смертной казни, хватило бы у нее духу попросить палача немного повременить, пока ее оператор заряжает пленку в камеру? Сейчас у нее нет необходимости быть настолько безжалостной. Одно из приятных преимуществ, которые ты можешь себе позволить, добившись успеха. Но в том-то и дело, что его никогда не добиться, если хочешь остаться чистенькой и незамаранной. Она глубоко вздохнула.

– А что закажете вы, мадам? – спросил официант, прервав ее тягостные раздумья.

Она выбрала тушеное филе лосося, залитое расплавленным сыром, под соусом из шампанского и телячьи почки. Мэтт заказал себе то же самое и попросил подать бутылку «Мюсиньи Граф Жорж де Вогюэ» урожая 1961 года. Рейчел доводилось как-то раз заказывать это вино, и она знала, что бутылка стоит шестьсот семьдесят пять долларов. Да, жизнь с Мэттом у нее была бы более чем обеспеченной.

– Мы с тобой знавали и добрые времена, – улыбнулся Мэтт. – Было ведь что-то и кроме жестоких убийств. Помнишь Мериэл Меррей и тот день, когда она нетрезвая вылезла в прямой эфир?

Рейчел рассмеялась.

– И я стала вести передачу вместо нее, а в эфир доносились ее истошные крики: «Эта стерва и прочесть-то ни черта не умеет! Эта стерва и прочесть-то ни черта не умеет!» Теперь всякий раз, когда я читаю текст на телемониторе, у меня в ушах звучит голос бедной старушки Мериэл. Интересно, что с нею стало? – Рейчел покачала головой и опять засмеялась, воскрешая в памяти тот случай, который отнюдь не казался тогда смешным.

– Вышла замуж за полицейского. Я никогда не превышал скорость в городской черте, после того как уволил ее.

– Ты и меня пытался уволить.

– А вот сейчас пытаюсь жениться на тебе.

– Что ж, на телевидение я действительно попала благодаря тебе. – Рейчел рассмеялась, обращая свои слова в шутку, однако, как и в любой шутке, в ней была доля истины.

Она в самом деле чрезвычайно благодарна Мэтту. Буквально на каждом этапе своей карьеры она неизменно получала от него помощь и поддержку – и в Эн-би-си, и в работе под началом Барбары в программе «20 на 20», и когда она временно отошла от телевидения, став спичрайтером в администрации Рейгана. Его карьера в сфере бизнеса началась вскоре после того, как она ушла с чикагской телестудии и открыла для себя великолепие Нью-Йорка и Рокфеллер-Плаза. Мэтт невероятно быстро достиг заоблачных высот в деловом мире, тогда как Рейчел пришлось долго и упорно пробивать себе путь наверх в тележурналистике.

Время от времени они встречались и беседовали, он давал ей ценные советы и даже пару раз вмешался, когда она могла пасть жертвой служебных конфликтов и интриг. Однако лишь только после того, как Рейчел добилась права вести свою собственную программу и создала себе имя, став телезнаменитостью, ему захотелось изменить ту роль, которую он играл в ее жизни, и стать не просто ее доверенным наставником и благодетелем, а мужем.

Она не винит его за это. То, чем ты занимаешься, изменяет тебя как личность. Более того, это изменяет и ту потенциальную личность, какой ты еще только хочешь стать. И уж, конечно же, того человека, который добивается тебя.

– Ну, так как же все-таки «Гасиенда-Инн»? – повторил свой вопрос Мэтт.

– О-о, там великолепно. После того как твое тело хотя бы раз натрут фруктовой мазью из гуавы и страстоцвета, можно считать, что все твои мечты сбылись.

– Вообще-то говорят, место это весьма интересное. И один из его совладельцев – человек тоже интересный. Некий Чарльз Форд. Его ты там вряд ли видела. Он предпочитает уединение и ведет жизнь затворника. Художник. Причем чертовски талантливый. Свои картины продает через Уордлоу. Я уже не один месяц пытаюсь выйти на него, чтобы встретиться, но он не проявляет заинтересованности. Хочу приобрести некоторые из его картин, но предварительно я всегда встречаюсь с художниками. Может быть, тебе как-то удалось бы выйти на него… Рейчел, что случилось?

– Ничего, – чересчур поспешно ответила она.

Однако что-то все же случилось. Все чувства, испытать которые ей хотелось, когда Мэтт делал ей предложение, нахлынули на нее именно сейчас, при одном лишь упоминании имени Чарльза. Она ощутила, как лицо ее заливается краской, и невнятно забормотала:

– Просто вспомнила – Стив просил меня кое-что проверить, а я напрочь забыла. Я обещала ему. Он придет в ярость.

Рейчел поражалась самой себе. Она не лгала. Это в самом деле совершенно вылетело у нее из головы.

– Я рад, что печальное повествование знакомого коллекционера настолько глубоко захватило тебя, – сыронизировал Мэтт, показывая своим видом, что ничего против он не имеет и мирится с тем, что профессиональные интересы всегда будут для Рейчел на первом месте, и что его это вполне устраивает.

Лицо Рейчел перестало пылать. Она глубоко вздохнула.

– Хочешь позвонить прямо сейчас?

– Да, обязательно.

Странная мысль озарила ее внезапно. Она должна извиниться и уйти. Только что она испытала момент истины. Простое упоминание имени Чарльза Форда повлекло за собой столь бурный поток чувств, захлестнувший ее до глубины души. А это последнее брачное предложение Мэтта в длинной череде аналогичных никак не задело ее, оставив совершенно равнодушной. Ей необходимо время, чтобы все обдумать, и необходимо оно прямо сейчас.

– Послушай, Мэтт, боюсь, что телефонного звонка будет недостаточно. Ты не будешь возражать, если я прямо сейчас поеду на студию, а пообедаем мы с тобой как-нибудь на днях?

Он был ошеломлен.

– Ты же сам всегда хочешь видеть во мне профессионала, – зачастила Рейчел, касаясь его руки. – Ведь ты любишь меня и за это тоже, разве не так?

Мэтт кивнул. Возразить ему было нечего.

– Дорогая, ну конечно, поезжай. Я бы тоже сорвался с места, разразись на бирже кризис. Просто я огорчен, что наш обед не состоялся, вот и все.

Рейчел резко встала, и тут же поднялся Мэтт, чтобы проводить ее до двери. К ним подлетел Марио с озабоченным выражением на лице.

– В другой раз, Марио. У мисс Ричардсон дела.

Рейчел поцеловала Мэтта на прощание, прежде чем сесть в такси.

– Мне так жаль, Мэтт.

– Ничего страшного. Скоро увидимся, – ответил он.

Но отделаться от тревоги, закравшейся в его душу, он никак не мог. В «Гасиенде-Инн» с Рейчел произошло нечто странное.

Загрузка...