Будь моим мужем

23

Снег хлопьями падал на ветровое стекло лимузина Рейчел, плавно ехавшего по Мерсер-стрит. У галереи Уордлоу из роскошных автомобилей выходили респектабельные люди, ступая на уже покрытый снегом тротуар, и устремлялись по ступенькам в теплое помещение. Рейчел успела заметить, что район грязноватый: в проулках – мерзкий кошачий запах, в сточных канавах – мусор после дневной суматохи и сутолоки, старые газеты связаны в кипы и брошены прямо на углу.

С четырех ярко освещенных этажей галереи доносились громкие голоса и смех вперемешку со звуками оркестра, исполнявшего мелодию в стиле «регги». Рейчел увидела знакомый фургон, на котором ее помощники приехали из студии чуть раньше. Хорошо. Вся тяжелая подготовительная работа ляжет на их плечи. А сама она сможет тогда сосредоточиться на главном – на поисках Чарльза Форда.

Рейчел придирчиво посмотрела на себя в зеркальце пудреницы. Выглядит она неплохо, вот только косметики, пожалуй, маловато, совсем бледная. Он-то будет загорелым после пустыни. Боже, до чего быстро в Нью-Йорке пропадает загар.

Водитель затормозил у входа в галерею. Рейчел ступила на тротуар. Интересно, а он уже там? Почти наверняка. Невольно сдержала шаг. Она опоздала намеренно. Конечно, это смешно. Вот стоит Рейчел Ричардсон, одна из самых опытных журналисток Америки, и волнуется, как школьница. Однако это ожидание встречи наполняет ее душу смятением и восторгом, что, конечно же, и является самым главным.

На лестнице, ведущей в галерею, стояла Дженни, поджидая ее.

– Привет, Джен, как дела?

– Великолепно. Уордлоу стал просто законодателем моды в живописи. Полным-полно знаменитостей и целый сонм смазливых девиц. Сам Уордлоу называет это выставкой-представлением. У него классно получается. Для нас это как подарок. Очень удачно можно будет подать на экране. Отличный коктейль из представителей богемы и «шишек». Уже отсняли кучу материала.

– Здорово, Джен! А Чарльз Форд? Не появлялся?

– Вообще говоря, да, я появлялся, – раздался голос сзади.

Рейчел обернулась, словно ужаленная. Он стоял прямо перед ней. Темно-синее пальто классического покроя придавало ему строгий вид. Увидев ее, Чарльз напрягся, и по выражению, мелькнувшему в его глубоко посаженных глазах, она поняла, что он моментально узнал ее.

– Я уже встречал вас, – сказал он.

У Рейчел было слишком мало времени на то, чтобы прийти в себя от шока, испытанного при виде его, да и от осознания того, что она ненароком выдала причину своего появления здесь.

– Та встреча была совсем короткой. Очень мило с вашей стороны, что вы запомнили ее.

– Мы столкнулись в холле отеля, – добавил Чарльз, явно пытаясь разобраться, что к чему. – Кто вы? Как узнали, что я буду здесь? – И сам же ответил на свой вопрос: – Я знаю, вы – Рейчел Ричардсон. – Он помолчал. – Известная личность.

Она облегченно рассмеялась. Как забавно слышать такое о себе со стороны. Похоже, он растерян не меньше ее. Это хорошо, хотя и непонятно почему. По-прежнему стоя на верхних ступеньках лестницы, Дженни терялась в догадках, не понимая, что же происходит на ее глазах. По всей видимости, это и есть тот самый Чарльз Форд, который нужен им для передачи. С чего же вдруг такое замешательство? С чего вдруг вспыхнула невозмутимая Рейчел? Куда же подевалось ее хваленое самообладание, ставшее притчей во языцех?

– Так, значит, вот кто я по-вашему. В таком случае, вы, стало быть, и есть тот самый художник-отшельник, отказавшийся участвовать в моей передаче.

На его лице появилась лукавая улыбка. Самообладание возвращалось к нему.

– Думаю, ситуация мне ясна. Я вам нужен в передаче, чтобы поболтать о живописи. Я ответил «нет», а вы не из тех, кто соглашается с отказом на свое предложение. Выяснили, что я буду здесь, и явились сюда сами.

– Стало быть, я, по-вашему, покривила душой?

Рейчел неопределенно улыбнулась. Теперь у них все может сложиться как угодно. Она почувствовала, как у нее сладко заныло внутри. Сейчас он выглядит более спокойным и расслабленным, чем тогда, в «Гасиенде-Инн», но все равно столь же волнующим.

– Вероятно, всем журналистам, добивавшимся успеха, приходится кривить душой.

– Послушайте. Может быть, сначала все-таки познакомимся как принято. – Она протянула ему руку в перчатке. – Я Рейчел Ричардсон. А вы Чарльз Форд. Надеюсь, такое начало катастрофы нам не предвещает.

Он взял ее руку и, крепко сжав, задержал ее в своей, глядя Рейчел в глаза.

– Нет, – он отрицательно покачал головой, как бы подчеркивая это слово.

Чарльз внимательно смотрел ей в лицо, словно пытаясь запечатлеть его в памяти. Ее руку он так и не отпускал. А она и не пыталась ее отнять. Ей хотелось только, чтобы они оба были без перчаток. Он по-прежнему пристально разглядывал ее. Ее забавляло, как явно и открыто он делал это. Похоже, Чарльз Форд естественен в своих проявлениях, неважно один он или находится на людях, – самая притягательная разновидность мужского обаяния. В какое-то мгновение ей вдруг подумалось, что вот прямо сейчас он поднимет ее, перекинет через плечо и унесет туда, где стоит на привязи его лошадь.

– У меня размазалась помада или еще что-то не в порядке?

– Нет. А что? А-а, хотите сказать, что я на вас уставился.

Дженни напомнила о себе:

– Я подойду к тебе попозже, Рейчел, – и направилась в здание галереи.

Рейчел не обратила на это внимания. Чарльз наконец отпустил ее руку.

– Вы пойдете за своей подругой?

– А вы идете? Я же пришла сюда, чтобы увидеть вас.

– А не картины?

– Нет, вас. – Она ощущала себя отчаянно смелой.

Первая часть их беседы подошла к концу. Рейчел никак не могла отделаться от ощущения нереальности происходящего.

Он поднял глаза и посмотрел на ярко освещенные окна галереи. Оттуда доносились голоса и смех. Там были мужчины в дорогих костюмах, женщины в элегантных платьях. Официанты разносили шампанское. Заурядный светский прием. Рейчел проследила за его взглядом. По отношению к происходящему там она испытывала ощущение дежа вю, уже виденного однажды. Ей вдруг стало совершенно безразлично, попадет ли она на этот прием или на какой-нибудь вообще. Испытывает ли и он сейчас то же самое?

Они стояли, не двигаясь, у основания лестницы. В сторону галереи ни один из них не сделал и шагу.

– Вашей программы я не видел, – внезапно сказал Чарльз.

В констатации этого факта ей послышался оттенок враждебности, словно она подбиралась к нему слишком близко и у него возникла потребность отгородиться от чужого вторжения.

– Прощаю вам это, – улыбнулась Рейчел.

– Она наверняка интересна. Так говорят многие. – Казалось, он тут же пожалел о проскользнувшем в его голосе оттенке агрессивности.

– Но не настолько, чтобы согласиться участвовать в ней.

Чарльз ничего не ответил. Отведя глаза от ее лица, он снова скользнул по ней взглядом.

И опять посмотрел вверх, на видневшихся в окне участников шумного приема.

– Прежде чем мы с вами погрузимся в этот водоворот, не хотите немного прогуляться?

– Да, – ответила она. Было ясно, что ему нравится принимать решения. Как и ей.

Они шли медленно, молча удаляясь от освещенного шумного здания галереи. Выпавший снег приглушал их шаги. Они прошли мимо двери, исписанной лозунгами и похабщиной. Чарльз вдруг остановился как вкопанный.

– Точно. Вот тут все написано. – Он показал на надпись жутковатого содержания: «Всех художников перестрелять».

– Вы одобряете? Только самоубийца способен согласиться с этим.

– О-о, в настоящее время я не пишу, так что меня это не касается. Художник я скорее бывший.

– Как священник, усомнившийся в Вездесущем?

– Именно так. – Он деланно рассмеялся, скрывая свои истинные чувства, в которых явно не было ничего забавного. Как репортер, Рейчел отметила эту боль. Как женщина – была тронута ею.

– Психологический барьер?

– Так вам сказал Уордлоу? Полагаю, это часть того, что вы именуете исследованием предмета и сбором информации.

– Слова из него мне пришлось буквально вытягивать, – призналась Рейчел.

– Чем вызван такой интерес ко мне?

– Вы художник. Вы ясно формулируете мысль, умны, талантливы, привлекательны. И вы испытываете вселенскую боль, я чувствую. Поэтому вы интересны мне. – Сердце ее колотилось. Они продолжали медленно идти по узкой, слабо освещенной улице.

– Это говорит Рейчел Ричардсон – звезда тележурналистики и блестящий интервьюер, – он помолчал, – или же просто человек?

– Разве я не могу быть и тем и другим?

– Одним из них всегда приходится быть в большей, другим – в меньшей степени.

Внезапно ей показалось, глядя на него, что ему захотелось поиграть, он словно бы придумывал правила детской игры.

– Одним больше, чем другим… – Она пыталась выиграть время. – Будем говорить друг другу только правду?

– Всегда считал, что это интереснее. А вы – нет?

И она тоже. Всегда так считала.

– Рейчел Ричардсон… женщина.

– Ах, так!

Она закинула голову и посмотрела вверх. Крупные хлопья кружились белым роем, свет уличных фонарей с трудом пробивался сквозь них. Медленно проехало желтое такси в поисках пассажиров.

Чарльз потянулся к ней, и она остановилась. Подняв руку, он смахнул снежинку с кончика ее носа. Рейчел затаила дыхание, завороженная этим внезапным и неожиданным проявлением близости. Этот жест начисто смел напряженную неловкость в отношениях между ними, вызванную поначалу его словами. Рейчел почувствовала, как их соединяет взаимная нежность. Ее. Его. Это мгновение и этот жест она запомнит. Навсегда.

– Спасибо, – проговорила она тихо.

Улица была пустынной и тихой. Рейчел испытывала блаженство от того, что все ее существо вновь пронизало уже знакомое ей волшебное ощущение. Близость, возникшую между ними, ей хотелось теперь как-то закрепить, хотя бы словами.

– Когда мы встретились в тот вечер, я почему-то сразу поняла, что это нечто особенное.

Она продолжала идти, ожидая его ответа.

– Да, – сказал Чарльз. – Я тогда тоже это почувствовал.

– Правда?

Больше он ничего не добавил. Возможно, он, как и она, был не в силах анализировать происходящее. Они были достаточно зрелыми и опытными людьми. Могло показаться, что во внутреннем мире каждого из них чувствам, которые они собрались было обсуждать, попросту нет места.

Снег повалил еще гуще, подул сильный ветер. Сквозь сплошную белую пелену они увидели раскачивающуюся на ветру вывеску кафе, подсвеченную сверху. Это был бар под названием «Танзис».

– Послушайте, – предложил Чарльз, – может быть, зайдем, выпьем чего-нибудь? Вряд ли там намного тише, чем на приеме у Гарри, но хотя бы нет никого из знакомых.

Узкий вход вел в тесный коридорчик с двумя дверьми по обеим сторонам. Им пришлось едва ли не протискиваться. Чарльз задержался в проеме, пропуская ее вперед. Она прошла, невольно прикасаясь к нему. Плечом коснулась его груди и вытянутой руки. Его близость Рейчел ощущала даже через несколько слоев одежды. То же повторилось и в крохотном коридорчике. Она оказалась прижатой к нему ближе, чем в вальсе, вдыхая запах его одеколона и ощущая его сильное мускулистое тело.

Внутри бара было тепло и светло. Вдоль одной из стен тянулась стойка из некрашеных сосновых панелей, вдоль другой – столы, покрытые скатертями в красно-белую клетку. Здесь царила фривольная, но в то же время богемная атмосфера, что было видно по посетителям. Этот бар напомнил Рейчел о парижском кафе «Флор» на бульваре Сен-Жермен. Там даже горькие пьяницы походили на когда-то знаменитых, но уже утративших былой лоск представителей богемы.

У стойки сидело много народу, однако им удалось обнаружить два незанятых табурета. Справа от входа стояла вешалка. Рейчел начала снимать пальто, он помог ей раздеться. И хотя это была всего лишь верхняя одежда, ей показалось, что в данном случае такая галантность символизирует собой нечто большее. Повесив ее пальто, Чарльз снял свое. Они сели у стойки, прижавшись друг к другу. Рейчел заказала себе бокал шампанского. Он предпочел пиво. Без перчаток его руки оказались изящными и выразительными. Ей захотелось коснуться их и погладить его пальцы.

– Здесь хорошо, – улыбнулась она ему.

– И даже очень, – согласился он.

Рейчел коснулась его рукава. Он не отстранился от нее, а напротив, подался навстречу, чтобы лучше ощутить ее прикосновение.

«Ты нравишься мне, – как бы говорила она ему этим жестом. – Нравишься гораздо больше, чем мне позволяют сказать правила приличия». Рейчел знала, что тоже нравится ему. Но ей хотелось знать, чем именно.

Одна парочка, сидящая чуть поодаль, явно узнала Рейчел. Мужчина что-то прошептал своей приятельнице. По его губам ясно можно было прочесть: «Рейчел Ричардсон». И почти тут же ее заметил стоящий у кассового аппарата толстяк.

– Пожалуй, здесь тоже нельзя уединиться, – обронил Чарльз.

Сама Рейчел давно уже привыкла к своей известности, однако для него было необычно, что человека могут узнавать везде и повсюду. Она вдруг поняла, что отчасти это было ответом на ее вопрос. Чарльзу Форду нравится в ней то, что она достигла успеха. Нравится, что она так выдвинулась только благодаря своим способностям. Ему-то, наверное, все в жизни дается легко, и он понимает, что для Рейчел, женщины, стремящейся пробиться в этом принадлежащем мужчинам мире, жизнь – это не что иное, как дьявольски трудный бизнес. Уважает ее за настойчивость, целеустремленность, за то, что она преодолевает массу трудностей.

Чарльз внимательно посмотрел на нее. По выражению его лица было видно, что ему приходится задавать ей нелегкий вопрос.

– Мне бы не хотелось казаться самонадеянным, но не задумали ли вы свою передачу о живописи только для того, чтобы встретиться со мной?

Рейчел глубоко вздохнула. Придется ли ему по душе правда?

– У нас имелся лишь каркас, костяк передачи. Образно говоря, он, вероятно, так и остался бы скелетом, если бы нам не удалось облечь его в вашу плоть и кровь.

– Понимаю, – слегка улыбнулся он, отхлебывая пиво. – Стало быть, в известном смысле, только от меня зависит, обретет она жизнь или же так и останется нереализованным замыслом.

– Да. Вы – доктор Франкенштейн. Было бы весьма жестоко с вашей стороны оставить этот проект в состоянии вечного зомби, которому не суждено ни умереть, ни стать настоящим человеком.

– А вы явно не та особа, кто сможет сдаться.

– Никогда!

– Стало быть, та, кто получает желаемое.

– Всегда.

– И кого она желает сейчас?

– Люди никогда, собственно, не становились объектами ее желаний. – Рейчел внимательно смотрела на него поверх бокала с шампанским.

– Но в один прекрасный день такое желание может у нее возникнуть?

– Да.

Он поднял свой бокал.

– Выпьем за день, когда вы получите того человека, которого желаете.

Охваченная радостным возбуждением, Рейчел улыбнулась и подняла свой бокал.

– За день, когда человек, которого я желаю, согласится стать участником моей телепередачи.

– Неужели в жизни Рейчел Ричардсон нет ничего важнее работы?

– Раньше было именно так.

– Тогда кто я такой, чтобы стоять на пути вашей карьеры?

Чарльз еще раньше фактически согласился участвовать в ее передаче, потому что она ясно дала ему понять, что для нее сам он мог бы значить неизмеримо больше. Он тогда сразу же почувствовал, что между ними что-то зарождается. И вот теперь она – тоже. В знак этого Рейчел протянула руку и коснулась наконец его пальцев – случилось то, что ей давно хотелось сделать. Он взял ее руку в свою и сильно сжал. Рейчел буквально затрепетала от чувств, нахлынувших на нее и затопивших все ее существо, словно теплая и животворная волна, столь долгожданная и столь необходимая ей сейчас.