Бумажная луна

Глава 23

Питер поцеловал ее. Этот поцелуй был так глубок и так полон желания, что ее собственные тщательно сдерживаемые эмоции прорвали свои плотины. Дженис думала, что утонет в волнах выплеснувшегося наружу желания, и крепко ухватилась за плечи Питера как за единственный свой якорь в море неизвестных ей чувств.

Но этот бурный поток быстро нашел выход в том, что он делал с ее телом. Все напряжение и вся страсть прихлынули к бедрам, и этот сокрушительный вал ждал лишь одного — когда откроются шлюзы. Одних прикосновений было мало. Она жаждала большего.

И он дал ей большее. Издав глухой победный стон, Питер погрузился в нее. Дженис вскрикнула от сладкой боли, когда он наполнял ее, сразу избавив от мук одиночества, пробив ту пустоту, которой она была до этого.

Он был быстр и яростен в своем стремлении обладать, словно боялся, что она снова отвергнет его, и спешил взять свое. Блаженная радость накатывала на Дженис волнами при каждом сильном движении его тяжелого тела. Она упивалась мощью этого счастья, понимая, что это скрещение двух тел дает наслаждение не только ей, но и ему.

А потом он извергся у нее внутри, погрузившись так глубоко и с такой страстью, что у нее прорвалась еще одна плотина. Дженис закричала, переполненная этим взрывом, унеслась вместе с ним к вершинам блаженства, сотрясаясь всем телом. Ее плоть сжала его плоть, проталкивая глубже. Питер смеялся, стонал и обнимал ее все крепче, пока оба не выдохлись окончательно.

Наконец он нашел в себе силы оторваться от нее, скатился рядом на постель, однако крепко прижал ее к своему бедру. Дженис охотно прилегла к нему, еще не готовая вернуться к раздельному существованию, она еще оставалась частью его. Она так устала от одиночества!

— Вы гораздо щедрее, чем я мог мечтать, миссис Маллони, — тихо проговорил он возле ее уха. — И так хороши, что я уже снова вас хочу.

Странно, но она совсем не испугалась этого.

— Я не знала, что это может быть вот так. Если подумать, ведь мы могли сделать больно друг другу.

Его рука спустилась на вершину ее бедра.

— Я не хотел делать тебе ничего плохого. Наверное, когда двое живут вместе, они иногда делают друг другу больно. Без этого трудно обойтись. Но я не хотел причинить тебе боль в постели, просто попользовавшись тобой.

На этот раз сердце Дженис затрепетало не только от звука его голоса, но и от самих слов. Теперь она поняла, что раньше ею просто пользовались, а то, чем они занимались только что, было совершенно другим. Осмелев, она провела пальцами по его груди, исследуя ранее запретную территорию.

— Ты не причинил мне боли, — медленно произнесла она, не зная, как выразить свою мысль.

Это было нелегко. То, чем они только что занимались, Дженис считала темой, неприличной для разговоров. Она не смела даже думать о таких вещах и сейчас отчаянно подыскивала слова.

— Я не знала… Я думала, что для женщины это бывает совсем не так, как для мужчины.

Он провел рукой по ее волосам.

— Нет, так не должно быть. Хотя, признаюсь, у меня мало опыта по этой части. С тобом я узнал неподдельное наслаждение. Ни с одной женщиной мне не было так хорошо. Я хочу, чтобы и тебе было так же хорошо со мной. — Питер взглянул на нее. — Ты не расскажешь мне о своем первом мужчине?

Даже сейчас, чуть не тая от блаженной слабости, Дженис почувствовала, как прежние защитные барьеры встали на место. И все же это произошло не настолько быстро, чтобы отгородить ее от всего.

— А откуда ты знаешь, что у меня был один мужчина, а не дюжина? — спросила она с раздражением. — Разве не так обычно думают мужчины? Согрешив однажды, женщина будет кидаться в постель к каждому встречному.

Фыркнув, Питер повалил ее на спину.

— Я мог бы подумать подобную глупость про какую угодно женщину, но только не про тебя. Ты же ни черта не знаешь о том, как надо заниматься любовью! Ты даже не умеешь целоваться. Ты так чертовски ловко пряталась под маской классной дамы, что никто никогда и не пытался научить тебя. Да, я согласен, миссис Маллони, вы что-то скрываете, но уж никак не вереницу любовников.

Он подобрался слишком близко к истине! Дженис не видела смысла раскрывать свою тайну, если больше никто о ней не знал. Зачем? Подобно тому, как мама-утка защищает своих утят, уводя врага подальше от гнезда, Дженис перевела разговор на менее опасную тему:

— Когда-то я думала, что влюблена. Я была очень молода, а он очень эгоистичен. Вот и все.

Питер откинул волосы с ее лица.

— Я думаю, он был не только эгоистичен, но еще глуп и жесток. Как он мог обидеть молодую красивую девушку, а потом еще и бросить ее?

Ну, на этот вопрос легко ответить. Питер сказал, что люди, живя вместе, иногда обижают друг друга. Так вот у Дженис было целое ведро обид, которое она готова была выплеснуть ему на голову. Она нарочно шла на этот неприятный для нее разговор, лишь бы только отвлечь его от Бетси.

— Стивен тоже был молод. Молод и честолюбив, — медленно произнесла она. — Когда твой отец уволил всех железнодорожных рабочих, Стивен потерял работу и уехал искать ее, но больше не вернулся.

Даже спустя столько лет Дженис не знала, что стало со Стивеном. Сначала думала, что он напишет. Шесть ужасных месяцев она ждала от него вестей, мечтая сообщить ему, что беременна. Но он пропал. Может, его уже нет в живых? Если и так, она не стала бы его оплакивать. Услышав такое признание, Питер замолчал. Он гладил ее волосы, нежные щеки, шею и наконец опустил руку ей на грудь. От одного его взгляда Дженис почувствовала прилив желания. Содрогнувшись, она с трудом удержалась от того, чтобы не подняться навстречу его давящим пальцам.

— Моя семья разрушила много человеческих судеб, — грустно признал он. — Я не могу ни восстановить их, ни даже исправить. Будь это в моей власти, я бы вернул все деньги, но деньги никогда не были моими. Ты его сильно любила? Может, мне попросить Дэниела, чтобы он его нашел?

— Мне было пятнадцать лет, — прошептала она, — что ребенок в таком возрасте может знать о любви?

Пятнадцать! Питер покачал головой — то ли отрицая, то ли не веря. Пятнадцать! Значит, это возможно! Бетси вполне могла быть плодом этого несчастного союза. Он поцеловал уголок ее глаза, почувствовав там теплую слезинку. Если Бетси ей больше чем сестра, то он не хочет этого знать. По крайней мере не сейчас. Он не готов к этому. Ему достаточно только одного — теперь Дженис принадлежит ему, и эта девочка будет его ребенком. Губы Питера нашли губы Дженис.

На этот раз они занимались любовью медленно, смакуя каждое новое ощущение. После первого раза Дженис так обессилела, что считала себя уже неспособной реагировать на любовные ласки. Но Питер доказал ей ошибочность этого предположения. Она испытывала радость от того, что доставляла ему удовольствие. Возбуждая его, возбуждалась сама, и это было для нее открытием. Когда наконец Питер, не в силах больше сдерживаться, со стоном погрузился в нее, Дженис задрожала от непереносимого желания. То, что она смогла довести и его до такого же состояния, смутно радовало ее.

Кульминация на этот раз была намного сильнее и интимнее, ибо теперь они оба знали, чего ожидать. Дженис закусила губы, чтобы не закричать, когда семя Питера изверглось в нее. Тело предательски и с готовностью открылось, впитывая в себя эту горячую жидкость. Но ее разум по-прежнему ужасно боялся происходящего. Как бы ни было ей приятно в эти минуты, она знала, какие страшные могут быть последствия.

Дженис никогда не смогла бы объяснить ему это, рассказать, как жутко чувствует себя беременная женщина, оставшись одна и не имея средств прокормить своего ребенка. Раньше она надеялась убедить Питера уехать, не трогая ее. Но сейчас, когда он научил ее желать этих прикосновений, Дженис не хотела, чтобы он уезжал.

— А мы не можем остаться здесь? — сонно пробормотала она.

— И что мы здесь будем делать? — Питер повернул ее к себе и подложил ей под голову свое плечо. — Засыпай, Дженни, и хватит переживать. Я вернусь.

Он знал, что жена переживает, но отделывался одними обещаниями. Как все мужчины! Вздохнув, Дженис на время отказалась от борьбы, решив сначала выспаться.

Но и утром разговора не получилось. Она проснулась вместе с Питером, обнаружив сразу две вещи: что она голая и что он возбужден. Солнечные лучи падали сквозь занавески на их тела, возвещая о том, что уже позднее утро. Питер склонился над ней, и Дженис поняла, что не остановит его. Она ласково провела рукой по его щетинистому подбородку, улыбнувшись от сознания того, что это ее мужчина.

Питер поцеловал свою жену. Натирая щетиной ее нежную кожу, он жадно упивался ее растущим возбуждением. Она трогала его везде, куда только могла дотянуться, удивляясь силе мышц под загорелой кожей, восхищаясь стальной крепостью торса. Он легко мог придавить ее к постели и сделать с ней все, что хотел, — Дженис не смогла бы остановить его. Да она и не захотела бы его останавливать. В этот краткий момент глубокого счастья она была его.

Позже, когда, насытившись друг другом, они лежали на мятых простынях, Питер властно накрыл ее грудь рукой. Трудно было не заметить его радость.

— Мы с вами будем хорошей парой, миссис Маллони. Как только я куплю гору и дам тебе телеграмму, ты накупишь себе здесь красивых платьев и всего, что нужно для шикарного дома. Если захочешь, купишь хоть целый вагон мебели. Нам потребуется время, чтобы перетащить ее в гору, но мы сделаем это. Я хочу, чтобы у тебя было все самое лучшее.

Она уже слышала подобные обещания. Стивен, уезжая, тоже сулил ей золотые горы, говорил, что вернется богатым. Грустно взглянув на Питера, Дженис вывернулась из его рук и скатилась с постели. Между ног у нее болело. Она знала, что это значит. Она еще ощущала его глубоко в себе и знала, что даже сейчас его семя может приняться в ней. Сильный страх сковал ее тело.

— Мне не нужно самое лучшее, Питер. Мне нужен дом. Здесь. Разве нельзя на деньги Тайлера открыть какой-нибудь магазин или лавочку? Я бы с удовольствием помогла тебе. Возможно, в Натчезе найдется особняк с комнатами над магазином, где мы могли бы жить до тех пор, пока не встанем на ноги. — Накинув халатик на голое тело, она умоляюще взглянула ему в глаза. — Мне не нужно золото, Питер. Мы и здесь можем быть счастливы.

Судя по его лицу, он был потрясен.

— Ты хочешь, чтобы я сделался лавочником? Дженис, я целых пять лет искал такой случай, как сейчас, и не могу вот так просто отказаться от него. И потом, меня там ждет партнер. Я обещал вернуться и помочь ему купить эту гору. Он на меня рассчитывает. Мы с ним прошли огонь и воду, и я не могу подвести его.

Питер встал с постели, взял свою одежду и, держа ее перед собой, с улыбкой встретил тревожный взгляд Дженис.

— Ну вот, ты опять переживаешь, Дженни! Я же сказал: оставь все заботы мне раз и навсегда. Мы будем богаты. Просто мне надо ненадолго уехать. Я очень хочу взять тебя с собой, но мне придется скакать до Бутта верхом, причем очень быстро. Я вернусь, и мы поедем с шиком. Так будет лучше для Бетси.

Он так чертовски уверен, что все пойдет, как он задумал! Вот что бывает с человеком, который вырос в роскоши и привык получать все, что хочет. Он никогда не знал неудач и трагедий. Там, в горах, с ним может случиться все, что угодно, но как заставить его открыть глаза, если он слеп?

Дженис не привыкла с кем-либо спорить. Просто всегда шла своим путем и делала то, что считала лучшим. И будет так делать и впредь. А Питер пусть себе мотается где хочет. Она сама найдет себе работу и жилье, а если забеременела… Что ж, тогда она попросит помощи у Дэниела. На этот раз она по крайней мере замужем, и у ее мужа есть родственники, к которым можно обратиться.

Спустившись по лестнице, они встретили Тайлера, вошедшего через парадную дверь. Он понимающе поднял бровь и хмыкнул, но лишь пожелал им доброго утра и направился в столовую. Дженис вопросительно взглянула на Питера.

— Я забыл пораньше убрать лестницу.

Дженис вспыхнула, и он усмехнулся:

— Иди завтракай. В этом веселом доме никто не удивится, если на одну занимательную историю станет больше. Но я все-таки уберу лестницу, пока ее не увидела Бетси. Она еще маленькая и не поймет.

Поцеловав Дженис в волосы, он легонько подтолкнул ее к столовой.

Несмотря на то, что ночью все легли поздно, сейчас, похоже, уже весь дом был на ногах. Дженис заметила, как люди, заходившие в столовую, перемигивались и усмехались, завидев ее, но все разговоры крутились вокруг большого парада и бегов, намеченных на полдень. Дженис очень хотела бы перенять всеобщее радостное возбуждение, но при слове «бега» ей казалось, что близится роковой час.

На какой-то миг она даже пожелала Питеру проиграть. Они будут должны Тайлеру тысячу долларов, но это не страшно: как-нибудь заработают и отдадут. Просто Дженис не хотела, чтобы Питер уезжал. Но это было очень эгоистично с ее стороны. Там, в Нью-Мексико, какой-то бедолага ждет не дождется, когда приедет его спаситель. Да и сам Питер стремится к своей золотой горе. Нельзя осуждать мужа за его мечты только потому, что сама она давным-давно отказалась от своих.

Дженис заставила себя радостно улыбнуться, когда в комнату влетела Бетси и взволнованно заговорила о бегах, которые выиграет ее «дядя» Питер. Понятие «зять» было пока выше разумения девочки, тем более что все ее друзья называли взрослых «дядями» и «тетями».

Женщины все утро собирали огромные корзины с едой для пикника после парада. Дети вместе с братьями Кармен, Мануэлем и Хосе репетировали на своих музыкальных инструментах маршевые мелодии, подняв во дворе такой шум, что куры в панике разбежались по кустам, а лошади нервными кругами ходили по загону. Бетси отбивала ритм двумя жестянками, и восторг, написанный на ее детском личике, стоил каждой минуты этого шума. Все корзины были собраны, и мамаши столпились в галерее, с гордостью глядя на своих маленьких музыкантов.

Дженис с трудом скрывала свою материнскую гордость. Сегодня утром ее Бетси была похожа на маленькую принцессу-златовласку, ее личико сияло волшебным светом. Белое кружевное платьице доходило девочке только до колен, а белые чулки уже испачкались в пыли и морщили, но Дженис она казалась самым красивым ребенком на свете.

Она подумала о том, что, возможно, уже носит под сердцем еще одну девочку, которая станет сестренкой для Бетси. И в этот момент подошедший сзади Питер положил ей руку на плечо и прошептал:

— Знаешь, Бетси — вылитая ты. Если наша дочка будет хотя бы наполовину такой же красивой, я буду гордиться ею вдвое больше, чем ты сейчас.

Потрясенная Дженис подняла глаза и взглянула на мужа. Он знает!