Бумеранги. Часть 1

17

6 лет назад

Чикаго, штат Иллинойс

Март – Апрель

Джил застонала и почувствовала непреодолимое желание умереть. Сию же минуту. С очередным приступом накатившей тошноты и при полном климатическом совпадении с пустыней, где вместо скал красовались белые зубы. Долина монументов в отдельно взятом человеке. Решено. Она завещает своё тело науке.

Джиллиан вновь застонала и почти почувствовала привкус песка и пыли, когда попыталась облизать пересохшие губы. Было ужасно жарко, словно она оказалась в раскалённой сухой печи и медленно поджаривалась на противне вместе с парочкой отбивных. Однако всплывшее в отходившем от делирия мозгу сравнение оказалось лишним, потому что от мысли о еде Джил замутило.

Она завозилась, распласталась на животе и попыталась понять, в чём, чёрт побери, дело. Придавившее сверху тонкое одеяло прилипло к покрытой испариной коже и явно вынашивало кровожадные планы по удушению. В слабом сопротивлении Джиллиан дёрнула ногой, потом ещё раз, стремясь скинуть навязчивый кусок синтепона. Наконец, ей удалось полностью высунуть из-под одеяла конечность и свесить с края кровати, едва не касаясь пальцами прохладного пола. Следом, уже более уверенно, она махнула рукой и откинула остальную часть. И когда первые потоки едва заметного сквозняка дотронулись до влажной кожи, из груди вырвался вздох облегчения. Они огладили голень, пощекотали под коленкой, пробежались по обнажённой спине и заблудились где-то во всклокоченных волосах. Захотелось пролежать так целую вечность, но разбудившее её жужжание телефона не дало помечтать.

Джиллиан не представляла, какое сегодня число или час, лишь вяло обрадовалось, что сумела очнуться. Она плохо запомнила события после приёма. Если честно, в голове отпечаталось только одно – в порядке пьяного бреда искромсанное кухонными ножницами то самое платье. Джил вырезала из него фигуры, рвала на полосы и с истеричными всхлипами вспарывала тонкие нити. Разлетавшиеся по комнате лоскуты запомнились так ясно, что она всё же невольно засомневалась в реальности учинённого акта вандализма. Столько агрессии неповинному куску ткани.

Боже, надо было слушать Эмили и идти спать, а не бить очередные бокалы и напиваться прямиком из горла. Впрочем, в тот момент Джиллиан было настолько плевать, что даже крысиный яд показался бы не хуже найденного виски. Его она, кстати, прикончила ближе к семи утра, а потом долго и упорно страдала в ванной. Право слово, просто вылить пойло в унитаз, минуя вспомогательное звено в виде желудка, было бы проще, быстрее и без таких последствий. Бога ради, в тридцать четыре года уже пора бы знать свою норму и не устраивать подростковых запоев. Действительно, стоит порадоваться, что она проснулась. Во время пьяных галлюцинаций мозг бился в безумных видениях и отзвуках голосов. Он трудолюбиво подсовывал то руки Гилберта, то поцелуи Бена, шептал признания вперемешку с угрозами и раз за разом рисовал замершего напротив окна Рида. От этого сердце билось чаще, пытаясь выцарапать Джил из лап едва ли не летаргического сна, но спутанное синдромом отмены сознание требовало одного – спать.

Однако нормально заснуть удалось только спустя почти сутки, когда в очередной раз исторгнув из себя что-то с привкусом желчи, Джиллиан почистила зубы, шаткой походкой доползла до кровати и не открывала глаз вплоть до этой минуты, когда чей-то звонок смог достучаться до мозга. Джил заворчала что-то невразумительное и пошевелила вырвавшейся на свободу ногой, проверяя, как сильно подмёрзли пальцы. Однако сама она остыла ещё недостаточно, чтобы вновь нырнуть в жерло пододеяльного вулкана. Нащупав телефон, указательный палец нажал кнопку ответа и сразу громкую связь. Удержать что-то в ладони было пока из разряда фокусов.

– О’Конноли, твою херову мать, где ты? – раздался вопль Энн, и Джил со стоном спрятала голову под подушку.

– Ликвидирую последствия алкогольного катарсиса…

– Что? – Правая рука и дополнительная совесть резко сбавила громкость криков. Где-то в динамике хлопнула входная дверь. – Ты вообще знаешь, какой сегодня день? Вторник! Долбаный вторник!

– Нет, но я за него чертовски рада… – пробормотала Джил, не находя причин для истерики. Право слово, её не было в этом мире лишь сутки.

– Джиллиан, – голос Энн из шипяще-гневного перешёл в ячейку обеспокоенности. – У нас сегодня брифинг. Прямо сейчас. Здесь собралась целая толпа долбаных репортёров, а начало было пятнадцать минут назад.

– И? – Она всё ещё не понимала, что от неё так неистово хотят. Конечно, миссис О’Конноли тоже было бы неплохо поприсутствовать на мероприятии, но ничего важного там не ожидалось. Переживут. – Если мне не изменяет память, организация встреч с журналистами именно твоя обязанность. Или тебе всё ещё нужен постоянный контроль, чтобы провести пустяковую пресс-конференцию? Извини, я не записывалась воспитателем в детский сад…

– Не нужен, – прорычала Кроули, – но только если главный участник всё-таки соизволит появиться, чего он так до сих пор и не сделал!

Джил почувствовала, как попытался собраться потрёпанный виски мозг. Вышло плохо. Прожив больше суток без стимуляторов, прогрессирующая заторможенность не давала сконцентрироваться. Потерев ладонью лоб, Джиллиан спросила:

– Рида нет? – Вышло подозрительно жалко и неуверенно.

– Нет, – выплюнула Энн и зачастила. – На звонки не отвечает, в офисе не появлялся, дома никого. Супруга не видела его с самого утра, а уже полдень. Чёрт знает что! И никаких зацепок!

Господи, ну почему? Почему с Беном так сложно? Будто ему это не надо, будто ему глубоко плевать на сенаторское кресло, будто единственная цель его существования – доводить Джил О’Конноли до истерики. Она тихо застонала и раздражённо высунула кончик носа из-под подушки. Пальцы на свешивающейся с кровати ноге нервно поджались.

– Так, а зачем ты звонишь мне? В твоём распоряжении весь телефонный справочник Иллинойса и пара миллионов номеров. Вперёд! Перебери каждый и где-нибудь ты непременно найдёшь этого осла. Может быть, на фамилии «Смит» или «Браун».

– Я думала, он с тобой, – тихо пробормотала Энн и, судя по шуму, прикрыла лицо ладонью. А глаза Джил непроизвольно распахнулись, уставившись в серый полумрак наволочки.

– Что?!

– Майк сказал, что видел вас… – осторожно начала было Кроули, но под разъярённым рыком Джил остановилась.

– Рот закрой! А ему заткни рогаликом, чтобы не болтал всякий бред!

Нервы стянулись в тугой комок. Чёрт! А что если их видел не только Майк, но кто-то ещё? Или слышал! Или сфотографировал! О боже… Это наверняка уже во всех местных газетах!

– Так он не с тобой? – в этот раз Энн выбрала деловой тон.

– Нет, – отрезала Джиллиан, а после недолгой паузы добавила: – Отменяй этот фарс. Скажи… соври как угодно! Наплети им, что Рид не успевает со встречи, что попал в пробку, захвачен в плен имперскими штурмовиками или сожран гигантским подземным червём… Плевать. Сочини любую чушь, потом будем думать. А я пока попытаюсь найти его и не убить…

– Сделаю, – коротко ответила Энн и сбросила вызов.

Телефон пискнул, а Джил почувствовала непреодолимое желание пристрелить Бена. Её не было всего сутки. Каких-то двадцать четыре часа, а он уже плюёт на протокол с высоты своего офиса. Право слово, эгоизм и самомнение Рида пробили все предусмотренные их сотрудничеством планки.

Приподнявшись на локтях, она скинула с головы подушку и попыталась перевернуться набок. Судя по ощущениям, у неё вышло отлежать даже пищеварительный тракт, не говоря уже о лице и руках. Но стоило Джил избавиться от завесы густых волос, как изо рта вырвался сиплый вскрик, а руки судорожно прижали к груди одеяло.

Взгляд Джиллиан немедленно заметался в поисках потерянной во сне рубашки, впрочем, та уже ничем не могла помочь. Однако нашлась на полу рядом с кроватью, видимо, сброшенная в бессознательной попытке снизить температуру. Мысленно чертыхнувшись, Джил снова подняла взгляд и посмотрела на… Рида. Да-да. На хренова Рида, который вольготно расположился в одном из кресел. На мужчину, что сидел с закатанными рукавами, в простой голубой рубашке. С чашкой кофе в одной руке и журналом в другой. В спальне на южном краю Петли, в то время как на противоположном её конце Энн и репортёры сходили с ума. Охренеть!

– Какого чёрта!

Пожалуй, это был тот этически одобренный максимум вежливого вопроса и крайнего недоумения. Джиллиан с раздражением уставилась в равнодушное лицо Бена, а он в это время небрежно скинул на пол журнал, облокотился на колено и подпёр кулаком подбородок. Роденовский «Мыслитель» молчал и пристально разглядывал представшее перед ним растрёпанное и заспанное зрелище.

Джил нервно облизала потрескавшиеся губы и огляделась по сторонам в поисках хоть какого-нибудь спасения. Но всё, что она увидела – разбросанные по комнате останки вечернего платья, пустая бутылка из-под вонючего виски, два разбитых стакана и выложенные в хронологическом порядке издания каких-то журналов. Боже! Страшно было даже представить, какой аромат витал в комнате, и какие мысли роились в темноволосой голове губернатора.

– Что вы здесь делаете? – выдавила, наконец, Джиллиан и поджала колени к груди. Святая Конституция, ей ещё никогда не было так стыдно, хотя она не понимала – почему!

– Сижу.

– Вам когда-нибудь говорили, что наблюдать за спящими и вламываться к незнакомым людям неприлично?

Тёмные брови в невинном недоумении поползли вверх.

– Я у себя дома.

Вот и всё. Не надо было вообще соглашаться на эту авантюру! Однако тут Бен подцепил длинными пальцами лоскут полупрозрачного шёлка и медленно поднял на уровень глаз. И Джил заметила его полыхавший гневом медный взгляд.

– Что здесь произошло?

– Дизайнерская вечеринка, – процедила она и холодно попросила: – Отвернитесь.

– Зачем? – И снова удивлённо вскинутые брови.

– Мне нужно в ванную!

– Так я тебя не держу.

То, что Рид едва контролировал своё бешенство, Джиллиан поняла мгновенно, стоило его пальцами стиснуть обиженно треснувшую ткань. Но от мозга по-прежнему ускользало, в чём она провинилась. Однако, поняв, что сегодня джентльменства не будет, Джил свесила ноги с кровати, замоталась в одеяло и попробовала встать.

Реальность оказалась на редкость устойчива в своём качании и позволила сделать несколько осторожных шагов в сторону ванной. Но стоило только оказаться поблизости с Ридом, как он немедленно схватил Джиллиан за руку и дёрнул вниз, вынудив замереть в нескольких дюймах от своего лица. Мир всколыхнулся головной болью, в висках застучало, а сильный аромат сигарет недвусмысленно намекнул о настроении. Рид был в шаге от убийства.

– Ты хоть понимаешь, сколько вылакала? Половину? Целую? – едва слышно произнёс он, отчего Джил испуганно дёрнулась и посмотрела Бену в глаза. Бешенство выжгло их цвет до бледной латуни, и стало страшно.

– Я возмещу расходы, раз уж тебя так беспокоит эта бутылка, – огрызнулась Джил, но кисть сжали сильнее, и она тихо вскрикнула.

– Идиотка! – припечатал Рид. – Я думал, ты в алкогольной коме! Думал, у меня здесь живой труп!

– Извини, но как-нибудь в другой раз, – нервно улыбнулась она и хотела вновь попробовать вырваться, но, оказывается, её уже не держали.

Едва заметно подрагивавшей рукой Бен водил по прикрытым от усталости глазам, а Джиллиан невольно задумалась, сколько он здесь сидит? Явно не полчаса и даже не час… Она выпрямилась и собралась было направиться в душ, но прилетевшие в спину слова вынудили остановиться и нервно стиснуть край одеяла.

– Было ведь что-то ещё, – пробормотал Бен, сделал глоток холодного кофе и откинул голову на спинку кресла. Он смотрел из-под полуприкрытых век, и его ищущий правды взгляд выжигал до самого сердца. – Я почти уверен. Слишком нетипичная симптоматика… Едва не пароксизмальная тахикардия, аномальная гипертермия в медленном сне, похоже, сильнейшее обезвоживание… Джил, какую дрянь ты принимала?

Она стояла вполоборота, понимая, что он почти у цели. За эти два месяца Бен много раз задавал нужные вопросы, которые только из-за его наивной уверенности в идеальной О’Конноли удерживали от разгадки. Но признаться она не могла. Слишком страшно, слишком больно, слишком бессмысленно… слишком стыдно. Она нуждалась в стимуляторах, чтобы жить. Работать иначе Джил не могла ни физически, ни психологически. А потому она лишь презрительно бросила:

– У тебя есть таблетка от похмелья?

– Нет, – последовал лаконичный ответ. Господи, он действительно ждал, что ему расскажут?

– Тогда ты уволен с должности моего личного врача. Впрочем, ты туда и не назначался.

Вода шумно стучала по пустой душевой кабине, пока Джил пыталась совладать со своими руками. Открыть проклятую по десятому разу капсулу и не рассыпать драгоценное содержимое оказалось сложно. Пальцы дрожали. Близость наркотика опьяняла, сносила любые зачатки мышления и порождала желание закинуть в рот сразу несколько доз. Но нельзя. Ей нужно чуть-чуть. Самую кроху, чтобы появились силы взять в руки чашку кофе, да и просто дышать. Джил не могла проторчать в ванной сорок минут, пока схлынут яркие симптомы «прихода».

Забавно, но она помнила, как всё начиналось. Это восхитительное ощущение безграничных возможностей, когда хотелось бежать и раскручивать на пальце купол самого Капитолия. Можно было не спать по несколько суток и коротать часы перелётов за изучением законов или справочников. Даже либидо, что лихорадило после амфетамина, Джиллиан умела использовать. Она томно улыбалась, вела себя чуть развязнее, флиртовала с заказчиком или с сенаторами. Джил никогда не переступала грань, но позволяла себе многое. Поначалу она просчитывала время и действие дозы, но потом в жизни случился Бенджамин Рид.

Та давнишняя кампания была тяжелее и жёстче. Джиллиан сутками просиживала за речами Лероя, выверяя каждое слово и малейшие нюансы пауз. То, что Бену давалось легко и непринуждённо, одной лишь интуицией, она пыталась вдолбить в голову своего кандидата и медленно сходила с ума. Как потом стало известно, за все шесть месяцев Риду не написали ни строчки из того, что он говорил. Не было ни буквы, ни запланированной запятой, вынуждая Джил поджимать губы и признавать, что некоторым просто дано. Природой ли, Богом, матушкой-эволюцией или обработанными пришельцами мозгами, неважно. Однако и сдаться она не могла. Поэтому доза стимуляторов увеличивалась. И на смену удовольствию пришли эпизодические судороги мышц, панические атаки, бессонница и психозы.

Сейчас же Джиллиан собиралась обмануть организм. Она крутила капсулу и пыталась осторожно разъединить половинки. Наконец, те поддались, но часть содержимого просыпалась на искусственный камень столешницы. Наплевав на брезгливость и чувство гордости, Джиллиан втянула носом белый порошок, а затем снова запечатала остатки наркотика желатиновой крышкой безнадёжно погнутой спансулы. Пятнадцать минут спустя она вернулась в пустую спальню, не чувствуя внутри себя ничего, кроме лихорадочного поиска новой дозы.

Проигнорировав положенную на заправленную кровать чистую рубашку, Джиллиан не стала повторять ошибок прошлого и сразу нацепила домашние штаны в безумных летающих единорогах. Тело скрылось под старым свитером. И только отвернувшись от зеркала, Джил заметила, что из комнаты исчезли осколки, обрывки ткани и пустая бутылка, а на кухне гудела кофемашина. Джиллиан резко зажмурилась, ощутив прилив стыда и полную безысходность.

Бен нашёлся напротив одного из шкафов. Он стоял около открытой дверцы и пристально разглядывал вереницу чашек. Без сомнений, искал именно ту: простую, с несмывающимися разводами на белой эмали. Ту, над осколками которой Джил просидела весь вечер и которую искала по магазинам на Стейт-стрит. Дурость, но почему-то это казалось важным.

Тем временем Рид заметил прислонившуюся к дверному проёму Джиллиан, отвлёкся от бессмысленного созерцания и захлопнул дверцу. Он ничего не сказал, только едва слышно хмыкнул на дикую расцветку её одежды и молча кивнул в сторону стола. Там уже стоял кофе, а рядом с яичницей пристроились два тоста. Типичный завтрак мужчины, не приемлющего извращений в виде мюсли, смузи, киноа или вредных, но таких вкусных вафель. Стараясь сдержать улыбку, Джил опустилась на стул и взяла в руки чашку.

– Ты хотя бы иногда ешь? Я выкинул больше половины нетронутых продуктов, – донёсся до неё сухой голос.

Бен уселся напротив, достал из пачки сигарету, раздражённо покрутил в пальцах и оглянулся в поисках зажигалки. А затем тихо фыркнул от раздавшегося рядом щелчка. Кажется, прикуривать из рук миссис О’Конноли становилось привычкой.

– Решил примерить на себя в придачу роль диетолога? – Она отщипнула кусочек тоста и сделала глоток. – Могу назвать пункты в Билле о правах, по которым частная жизнь неприкосновенна.

– Перечисление прав в Конституции не должно трактоваться как умаление других прав. – Рид криво усмехнулся и посмотрел ей в глаза. – Так что же?

– Поправка пять – я воспользуюсь правом не свидетельствовать против себя. А поправка четыре накладывает запрет на произвольные обыски. Что ты здесь делаешь?

– Хотел попробовать извиниться за тот вечер…

Она отвела взгляд и стиснула зубы.

– Вот как… И во сколько же ты приехал извиняться? – как можно более ровно спросила Джил. Последовала затяжка, выпущенный в трудолюбиво очищаемый вентиляцией воздух дым и короткое:

– В семь утра.

Рано. Чертовски рано, даже если она собиралась посетить брифинг или сбежать на другой конец света.

– Открыл дверь своим ключом. Ты не слышала звонка.

Конечно, нет. В таком состоянии измученная бессонницей Джиллиан не услышала бы и плещущийся под окнами двадцатого этажа Мичиган.

– Тебя настолько мучила совесть?

– Возможно. Моё поведение было неприемлемо. – Бен не смотрел в глаза, он старательно медитировал на светившийся алым конец сигареты.

– Бывает, – кивнула Джил, кроша в тарелку хлеб и не замечая этого. – Ничего страшного, я всё понимаю. Выпил лишнего, слава вскружила голову, захотелось разнообразия и приключений…

Господи! Неужели Рид настолько жесток, что заберёт свои слова назад? Больно. Но какой абсурд. Пока где-то там Джим рисковал жизнью, она мечтала о другом мужчине и боялась потерять единственную выпавшую радость – его признание.

– Нет. Ты не поняла, – перебил Рид, а затем откинулся на спинку стула и, наконец, поднял взгляд. – Я прошу прощения только за свою излишнюю настойчивость, остальное по-прежнему без изменений.

Сейчас он смотрел спокойно. Без той отчаянной болезненности, что запомнилась Джил. Нет, Бен действительно не сомневался в решении, не испытывал сожалений. Он не просил никаких шансов и не пытался выплеснуть годы накопленной нежности. Просто информировал о своих чувствах, будто те давно стали неизменной константой его бытия. Впрочем, было ли иначе у Джиллиан? Нет. Но они здесь собрались для другого.

– И ради этого ты сорвал мероприятие? Подвёл меня, Энн, команду. Только потому, что тебе захотелось извиниться?

– Мне плевать на них.

О, уж в этом она больше не сомневалась!

– Зато мне – нет. Ты подумал, что будет дальше?

– Я разберусь с этим, – небрежно бросил Бен, и Джиллиан взвилась.

– Хватит! Ты испортил достаточно и не надо делать ещё хуже! – Джил отбросила наполовину съеденный тост и вскочила на ноги. Эгоист! Она зашагала вдоль кухонных шкафов в тщетной попытке успокоиться. – Пойми же наконец! Моя карьера и моя жизнь напрямую зависят от успеха оперы «Бенджамин Рид и Конгресс». Но вместо того, чтобы помочь, ты из серьёзной драмы делаешь непонятную буффонаду, где главный солист почему-то играет в любовь и устраивает мятеж. А ведь второго шанса организовать представление не будет, актёра и меня вместе с ним выбросят на свалку.

– Сядь и прекрати паниковать. – Рид демонстративно спокойно затянулся, не обращая внимание на зарычавшую женщину.

– Паниковать?! Что ты, я всего лишь пытаюсь напомнить, ради чего мы все прыгаем вокруг тебя дрессированными мышами. Если мне не изменяет память, то в наш первый разговор твои амбиции были ничуть не меньше. Так хватит умалять собственную потребность во власти!

Она нервно расхаживала по кухне, машинально перешагивая через вытянутые ноги Рида, пока в один момент тот не преградил путь. Подошвой ботинка Бен упёрся в один из шкафов и теперь недвусмысленно мешал пройти.

– Амбиции? Мне казалось, это вам кое-что от меня нужно, – холодно проговорил он, и Джиллиан почувствовала скапливающуюся в голосе злость.

– Только нам? Неужели? – Наклонившись к его лицу, Джил усмехнулась и процедила: – Тогда, что здесь делаю я?

Оттолкнув его ногу, она снова пустилась в бесконечное путешествие по периметру кухни. Равномерный шаг успокаивал нервы. И Джиллиан продолжила, отходя прочь:

– Это чушь, Бен, и мы спорим на пустом месте. Я выполняю свою работу с положенным усердием, так изволь делать то же самое, каков был уговор. Иначе мне лучше поскорее вернуться в Вашингтон и попытаться решить мою проблему там.

Джиллиан замолчала. Она знала, что удар вышел нечестным, а потому врала, выстроив целый Капитолий из лжи. Они оба были здесь не ради Конгресса… Но Бен должен понять всю бесполезность душевных метаний. А ещё больше – неуместную попытку втянуть туда Джил, ведь иначе последствия будут гораздо серьёзнее, чем разбитое вдребезги сердце. Тому уже нечего терять, а вот карьеру ей не спасёт никто.

Вот только Рид посмотрел тяжёлым взглядом, прежде чем затушил невыкуренную сигарету и бросил кроткое:

– Хорошо.

Однако ничего хорошего не было точно. Ни в поджатых губах, ни в залёгшей между бровей морщинке Джиллиан не видела ни намёка на снисхождение. Только отсрочку. Бен хотел добиться глупой и ненужной правды, но вряд ли знал, что будет делать потом. Упрямец решил идти до конца.

– Раз не хочешь помочь, то не мешай. Если это так важно… я прощаю тебе несдержанность. А теперь, уйди, – сказала она и прикрыла глаза.

Бен промолчал. В оконном стекле Джиллиан видела отражение его пальцев, в которых блестела металлическая зажигалка. Её бок сверкал в тусклом свете и, словно азбукой Морзе, пытался донести какую-то мысль. Но время догадок прошло.

– Ясно, – наконец произнёс Рид.

Послышался скрежет стула, шелест одежды, шаги и… Джил ощутила, как легко, едва ощутимо Бен коснулся губами её волос на затылке. Наверное, стоило возмутиться, но она застыла, а через несколько секунд хлопнула дверь. Джиллиан осталась одна, и новая чашка разбилась о деревянные доски пола.

Апрель подкрался в суете взбесившихся туч и радостно зашумел льдинами проснувшегося озера. Он плясал на подсохшем асфальте, кружил свежими ветрами на зеленоватых водах реки и игрался под разведшими свои края мостами. Второй месяц весны шутя разносил по дорогам обрывки газет и выманивал под слепящее солнце характерных чикагских хипстеров. Те потягивали старбаксовский кофе, вступали в философские диспуты и повсюду разбрасывали крошки от булок, которыми зачем-то прикармливали и без того обожравшихся канадских гусей. Именно эти странные личности лучше всех знали, когда короткой оттепели наступит конец и сворачивали свои пикники перед очередным снегопадом.

Вообще, к чикагской погоде оказалось невозможно привыкнуть. Если в феврале Джил думала, что Иллинойс состоит из одних колючих метелей и резких ветров, то теперь окончательно растерялась. Утром в парках распускались цветы, а через пару часов их полностью укрывал снег, который к вечеру таял, и всё начиналось сначала. Казалось, что с приходом весны погода освоила игры в рулетку, меняла ставки по пять раз на дню и напрочь позабыла, зачем людям нужен прогноз.

Единственной стабильной величиной в мире хаоса и спорадических отклонений на температурной кривой, естественно, оставался Бенджамин Рид. Джил никогда не знала, что именно скажет, как пошутит или какие темы будет обсуждать её кандидат на встречах с избирателями, однако училась доверять. То памятное утро вторника принесло с собой молчаливую договорённость, и они оба старались её соблюдать. Бен больше не говорил о чувствах, не дотрагивался свыше необходимого минимума, и тот поцелуй уже начал казаться воспоминанием. Но каждый раз возвращаясь домой, Джиллиан находила полный холодильник витаминной воды, протеиновые батончики и никакого следа алкоголя. Рид забрал всё.

Так что жизнь постепенно входила в рабочую колею. Единственной проблемой оставалась Алиша, чья глупая несдержанность в нескольких совместных поездках стала причиной парочки бессонных ночей для команды и очень неприятного интервью. А потому Джил мысленно поклялась больше не связываться с миссис Рид, надеясь, что сумеет справиться как-нибудь без неё. Однако всё было не так-то просто.

Присутствие на приёме Гилберта Белла, как и планировала Джиллиан, обеспечило Риду поддержку крупнейших чикагских компаний. Аналитика последнего месяца была хороша, но этого было мало. Джил хотела что-то ещё… Мелочь, дабы оставить республиканского конкурента далеко позади и выдохнуть с облегчением. Нет, на самом деле, Джил знала, что могло им помочь, но отчаянно не хотела снова связываться с проклятой Алишей. А потому, когда на второй неделе апреля у них наконец-то выдался перерыв между встречами и интервью, она заперлась в офисе Рида и попыталась придумать хоть что-то.

Но дело не шло. Тишина молчаливого кабинета давила, и Джил бросала раздражённые взгляды на экран телевизора, где местный чикагский канал освещал прибытие четы Сандерсов в одну из больниц. В офисе было пусто – Бен пропадал на одном из своих патронажных заводов, команда с чистой совестью отсыпалась, так что слушать её ехидные комментарии было некому. На экране показывали радушно обнимавшего детей Сандерса, и Джиллиан громко фыркнула, а потом закатила глаза. Будь жена Рида нормальной, они могли бы поступить так же – заявиться в госпиталь, обняться с рыдающими пациентами и благодарными врачами. Идеальная картина социализации кандидата без лишних уловок. Просто. Доступно. Понятно. Но, увы, миссис Рид игнорировала любые попытки быть адекватной, а Бен игнорировал Алишу.

Вздохнув, Джиллиан снова посмотрела на остервенело замахавшего рукой Сандерса, которого основательно припорошило белыми хлопьями, а в следующий миг вздрогнула от неожиданности. Тяжёлая дверь громко хлопнула об ограничитель, и с безапелляционностью чикагской метели в офис влетел Рид. Он вихрем сорвал с вешалки пальто Джиллиан и остановился около ошарашенно замершей женщины.

– Бегом, – скомандовал он, словно не произошло ничего необычного, а затем одним лёгким движением встряхнул шерстяную ткань.

– Что происходит?

Видимо, из-за состояния аффекта, в которое она впала от такого внезапного появления, ей даже в голову не пришло сопротивляться. Руки послушно попали в положенные им рукава, и Джил повернулась.

– Мы опаздываем.

Бен оглянулся и с удовольствием выключил бормотавший телевизор. Подтолкнув к выходу застывшую в нерешительности женщину, он стремительно вышел из кабинета и понёсся по коридору. Джил бросилась за ним следом.

– Подожди!.. Рид! Чёрт тебя возьми… Бен!

Упрямец остановился так, что в последний момент успел повернуться и подхватить летевшую на него Джиллиан.

– Да, мартышка? – чуть наклонившись спросил он. И это прозвучало так нежно, почти интимно, что она растерялась.

– Ч-что?

– Я спросил, что случилось. – Рид разыгрывал из себя эталон недоумения.

– Ты назвал меня… обезьяной?!

Бен задумчиво склонил голову набок, словно хотел подсчитать, сколько именно уровней гнева пройдёт Джиллиан, прежде чем снова откроет рот. Но потом едва заметно улыбнулся и демонстративно принялся загибать пальцы.

– Ты маленькая, наглая, цепкая, невероятно упрямая и удивительно хитрая… А ещё постоянно и очень громко кричишь. Кхм… Да, пожалуй, я именно так тебя и назвал. Что-то смущает? Нет? Тогда пошли.

Возмущённо уставившись в удалявшуюся широкую спину, Джил напомнила себе срок за предумышленное убийство.

– Это оскорбительно!

– Не знал, что тебя принижает твой эволюционный вид. – Бен пожал плечами, ступил в лифт и нажал кнопку этажа подземной парковки.

– Дело в другом! Именование меня обезьяной неподобающе в рамках наших отношений, мистер Рид…

– Бен.

– Да господи! – воскликнула она. – Ты даже не попытался возразить! Значит, действительно считаешь подобное унизительное прозв…

– Я же говорил, – спокойно перебил Бен и меланхолично щёлкнул пару раз зажигалкой. – Очень громко кричишь. Хочешь банан?

Чт… Что?! Джиллиан задохнулась. Сглотнув тяжёлый воздух, она медленно моргнула, открыла рот и вознамерилась было проорать тысячу слов вперемешку с нечленораздельными визгами. Но затем мир дрогнул, чуть исказился и будто бы встал на положенное место. Потому что стоило Джил поднять голову, как она внезапно натолкнулась на невыносимую ласку. Споткнулась о плескавшуюся во взгляде нежность и нашла столько скрытой, глубоко спрятанной ото всех любви, что мгновенно захлопнула рот и резко отвернулась. Боже…Боже-боже-боже!

– Осёл, – всё же пробормотала она. Боже…

– Всегда к твоим услугам, – негромко хмыкнул Бен. И они замолчали.

Тихо звенел лифт, пока собирал в своё чрево пассажиров, гудели провода, а кабина стремительно неслась вниз.

– Куда мы? – решив не продолжать спор, Джиллиан попыталась вернуться на утоптанную дорогу делового разговора. Так было спокойнее.

– У нас намечено мероприятие. – Бен сверился с наручными часами и вновь беспечно уставился в металлический потолок. – Мы немного опаздываем, но это не страшно.

– Что? Какое мероприятие? – Выудив из кармана телефон, она судорожно пролистала календарь. – Тебя сегодня вообще не должно было быть в офисе, а завтра обычный рабочий день, в четверг интервью на «ABC», и снова пусто вплоть до вторника. О чём ты?

– О мероприятии, – невозмутимо ответил Рид.

Лифт в последний раз издал трель, и Бен шагнул в сторону, пропуская Джиллиан в открытые двери.

Подземная жизнь в этот час кипела особенно бурно, но Джил сразу заметила огромный внедорожник охраны. Если честно, Джиллиан не понимала, зачем двум телохранителям такой зверь. Потому что один всегда самозабвенно резался в телефонные игры, второй – непрерывно бубнил в подвешенную около уха гарнитуру. Энн утверждала, то были неплохие хокку, но Джил сомневалась. Так что машина создавала больше проблем, чем безопасности, потому что Рид разъезжал исключительно на своей демократично-экологично-безопасно-сверхэлегантно простой Тесле. Джиллиан каждый раз закатывала глаза, глядя на эту партийно-ориентированную электрическую дрянь, хотя признавала, что буксующий по чикагским снегам Бен смотрелся в ней удивительно мило.

Сейчас двое телохранителей курили в совершенно непредназначенном месте, наплевав на предупреждающие знаки и туша об них окурки. И рядом с ними, отчего брови Джил в недоумении поползли вверх, стоял Джонас. Он прислонился спиной к открытой двери и массировал зажившую ногу, пока время от времени с кем-то односложно ругался. Взгляд начинавшей гневно стучать каблуками ведьмы О’Конноли скользнул к торчавшим из салона туфлям Эммы, а через мгновение до ушей донёсся резкий голос Энн. Итак, похоже, все в сборе, не считая Майка и Колина, которые временно променяли ветра Чикаго на вашингтонскую слякоть. Прекрасно! Просто, чёрт побери, восхитительно!

– Что происходит? – процедила Джиллиан, хватая Джонаса за руку.

– Нам велено тебе не говорить…

– Что?! – Она даже остановилась в недоумении, чем вынудила шедшего впереди Бена едко хмыкнуть. Вот… зараза! – Вы на кого работаете? На меня или на него?

– Да ладно тебе. Рид сказал, будет забавно…

– ЧТО?! Напомню тебе, здесь решаю я, а не он. Или тебе захотелось на моё место? Соскучился по уголовной ответственности, как погляжу. Видимо, давно не сидел перед Сенатом на скамье провинившихся. Так я уступлю, бога ради!

И если в тусклом свете парковки ей не показалось, то предатель соизволил покраснеть. А потом и вовсе отшатнулся, когда последовала новая порция разгневанного шипения.

– Какого чёрта здесь происходит… Вы с ума посходили? Думаете, мне нечем заняться? Или я буду смеяться, точно буйнопомешанная, когда за моей спиной творится предательство?

Джил указала в сторону предполагаемого преступника, но тот уже галантно открывал дверь машины и нетерпеливо поглядывал на часы.

– Оставь их. Они здесь ни при чём, – спокойно отозвался Рид.

– Хотя бы ты помолчи! – крикнула Джил и снова повернулась к Джонасу. – Это мои люди, а не твои.

– Он привёл неоспоримые аргументы, – тем временем виновато пробормотал тот.

– Это какие же?

– Что ты будешь восхитительно орать от гнева…

Она открыла рот, потом закрыла и на мгновение со всей силы зажмурилась. Дурной сон… Это очень дурной сон. Но так и не найдя, что возразить на такое откровенное хамство, Джил сделала пару шагов, замерла около открытой двери и, естественно, безрезультатно прожгла взглядом Рида.

– Сядь, пожалуйста. Мы спешим, – мягко попросил он и протянул руку, желая помочь, но наткнулся на напряжённую спину и гордо расправленные плечи. Без его вежливости она уж как-нибудь сегодня обойдётся.

Балансируя на тонком каблуке, Джил изящно (едва не попрощавшись с парочкой связок в коленном суставе) опустилась в светлый бежевый салон глянцевой интерактивной кофеварки. Иногда ей казалось, что машина Бена втайне ведёт собственную колонку о моде в каком-нибудь «Marie Claire», где до основания разносит стиль попавших в салон бедняг. К своему же хозяину оцифрованное механическое сознание питало особый электронный pietät, безропотно прощая сугробы вместо гладких калифорнийских шоссе.

Двадцать минут спустя Джил уныло смотрела в окно на медленно ползущее по четырём автомагистралям движение. Внизу грохотали поезда и вагоны метро, из соседних машин слышалась то громкая музыка, то чьи-то гневные разговоры. Пробка гудела, пыхтела, шумела, а в их машине царила полная тишина. Электрическая Тесла была настолько бесшумна, что, кажется, скоро в ней можно будет расслышать потусторонние голоса. Не гудел даже мотор, ввиду полного отсутствия поршней как таковых. И это ватная глухота нервировала больше ждущей впереди неизвестности и очередных заговоров.

Рид тоже молчал. Он невозмутимо взирал на едва шевелившийся трафик и чуть заметно улыбался, наверняка наслаждаясь своим коварством. Наконец, Джиллиан не выдержала и вздохнула.

– Ты всегда ездишь… так?

– Да, – последовал краткий ответ. И больше ничего. Только ещё сильнее изогнувшиеся в улыбке губы, вздёрнутый вверх несуразно острый подбородок и чуть крепче сжавшие светлый руль пальцы. В салоне вновь повисло молчание.

Тем временем машина вырвалась из затора и резво понеслась по автостраде. Позади маячил автомобиль охраны. К удивлению Джиллиан, через несколько минут, не сбавляя скорости, Бен миновал Чайна-таун, пронёсся вереницей скверов и свернул на бульвар. И стоило комплексу зданий замаячить в лобовом стекле, Джиллиан догадалась, куда ехал Рид.

– Университет Чикаго официально заявил, что не будет участвовать в предвыборных агитациях, – рассеянно произнесла она, заприметив мелькнувший полосатый корпус учебной больницы.

– Серьёзно? – невинно отозвался Бен, но Джил лишь поджала губы.

Тесла свернула на маленькую улицу, проехала под воздушным мостом между корпусами и остановилась на площадке Центра Современной Медицины. Хлопнула одна дверца, затем открылась вторая и перед лицом Джиллиан завиднелась несоразмерно широкая ладонь. За время поездки вулкан раздражения успел порядком остыть, так что она машинально опёрлась на протянутую руку и вышла под суровые апрельские проблески солнца.

– Проведение акций без согласования может быть уголовно наказуемым.

– Интересно, в курсе ли об этом Сандерс, – легкомысленно откликнулся Бен, кивнул подошедшей команде и уверенно повёл их вперёд, прямо к прозрачным дверям, за которыми бурлила толпа.

– При чём здесь… – начала было она, но тут же разгневанно зашипела, заприметив красные флажки республиканской партии. – Он здесь? Чёрт побери, Бен, мы идём срывать ему мероприятие? Так не делается! Без подготовки, продуманного сценария и информаторов вся твоя эскапада обречена на провал, потому что, если Сандерс узнает – о, а он непременно узнает! – тебя ждут разбирательства.

– Что ты, – перебил Бен и галантно пропустил Джиллиан в огромный светлый холл, улыбнувшись сразу нескольким обернувшимся к ним лицам. – Никаких провокаций. Я всего лишь проведаю бывших коллег. Это же не запрещено.

Рид бросил быстрый взгляд на озадаченную Джил, чуть пожал плечами и привычным размашистым шагом двинулся дальше, легко прокладывая путь в толпе. А та счастливо загалдела, всколыхнулась цветастым морем хирургических костюмов и немедленно расступилась живым коридором. Джиллиан выдохнула и потянулась за салфетками.

– Восхитительный ублюдок, правда? – рядом неожиданно раздалось ехидное бормотание Энн. Она так и не оторвала взгляд от планшета, где пестрел диким количеством маркера документ, и уверенно посеменила следом за Ридом.

– Удивительное пренебрежение к правилам, – вторила Эмма.

– И у кого только научился? – вклинился Джонас.

– Уволю… – тихо прорычала Джил и расстегнула первую пуговицу пальто. Становилось жарко. То ли от духоты помещения, то ли от наркотиков, то ли от жара будущего скандала.

Заткнув куда подальше панику от неизбежного физического контакта, она устремилась за широкой спиной Рида. А тот уже успел добраться до стойки регистрации, сложил на груди руки и теперь с чрезмерным интересом внимал речи Сандерса. Вокруг немедленно замелькали вспышки неизбежно заметивших их репортёров, которые учуяли первый дымок непотребства. Два противника на нейтральной территории. Что может быть прекраснее? Но тут взгляд Джил упал на стоявших позади охраны людей, и она непроизвольно выдохнула сквозь сжатые зубы.

– Ты видишь? – тихо проговорил Бен, и его взгляд метнулся к стойкам с капельницами, прошёлся по бледным лицам и впился в уставшие глаза встревоженных врачей. – Он согнал сюда всех, даже детскую онкологию.

– Но зачем?

– Чтобы рассказать о планах открытия новой операционной, – неожиданно зло протянул Рид. – Интерактивной, многофункциональной. Столь нужной здесь каждому второму пациенту или хирургу.

– Но зачем? Это не его сфера, не его люди, даже не родной университет.

Бен неожиданно хмыкнул так едко, что Джиллиан обернулась.

– Я начал этот проект в последний год специализации, – почти неслышно проговорил Бен. – И у меня ушло пять лет, чтобы воплотить его в жизнь. Пять лет и выкинутая прочь медицинская лицензия. Ты не представляешь, сколько я выслушал обещаний, сколько слов и речей, пока не закрыл за собой больничную дверь. Тогда же я понял, что спасать жизни можно разными путями. И если у меня неплохо получался один, так, может, выйдет другой? Я не прогадал. Сейчас операционная наконец-то готова и…

– Но… – растерянно перебила Джил первое со стороны Бена откровение о своей жизни. – Они же должны понимать, благодаря кому.

– Зачем? Я больше не оперирую, однако мне приятно знать, что по-прежнему помогаю кому-то выжить. И это больше не пара людей в день, а добрый десяток. – Неожиданно Бен рассмеялся и покачал головой. – Пожалуй, я ещё тщеславнее, чем думал. Впрочем, здесь хватает талантливых хирургов.

Джиллиан перевела взгляд на продолжавшего свою воодушевлённую речь Сандерса, переждала вялые аплодисменты и задумчиво проговорила.

– Большинство пациентов больницы – жители Чикаго.

– Верно, – негромко согласился Бен, задумчиво выводя на локте Джиллиан тот самый узор. Казалось, он даже не понимал, что именно делает. – Кстати, три минуты назад Джонатан распинался о долге врача перед обществом, говорил о служении народу. Что настоящему врачу место за хирургическим столом, а не трибуной. Понимаешь почему?

– Убеждает, что ты бросил их…

– Именно, – прошептал Рид и хмыкнул. – Плохой врач, плохой политик… Его логика проста и до очарования примитивна.

Внезапно Джиллиан развернулась лицом к Бену и посмотрела прямо в его глаза, наплевав на недоумённо вскинутые брови.

– Ты любил то, что делал? – спросила она, как обычно требуют ответа в самой отчаянной, безвыходной ситуации. И Бен это понял.

– Безумно, – тихо ответил он.

– Значит, ты всё сделал правильно, – фыркнула Джил. – Нельзя получить что-то, не обменяв это на кусок души. Чем больше хочешь, тем больше отсекаешь. И чем выше цели, тем больше жертва, и поэтому они… – она кивнула в сторону персонала, – ни за что ему не поверят.

– Я знаю, – неожиданно подмигнул Рид. – Ведь кто-то же рассказал мне о мероприятии.

Джиллиан на секунду растерялась, а потом медленно прикрыла глаза и выдохнула. Нет, она ошиблась, и Бен не понял. Либо попросту пока не осознавал величины того, что в конце им обоим придётся принести на заклание в Сенат. И будет то личное счастье или карьера – решит время, случай и собственное отчаяние.

Однако ей следовало отдать должное хитрости одного с виду очень честного губернатора. План устроить молчаливую и оттого невинную провокацию прямо на глазах Сандерса был коварен. Что может быть унизительнее, чем разбегающаяся публика? Только если она бежит к твоему сопернику.

А потому случилось то, что должно было случиться. От толпы отделилось несколько человек и направились в сторону стойки регистрации, невольно привлекая к себе внимание остальных. Дойдя до Бена, который с непроницаемым лицом слушал шепелявую речь о важности хорошего оборудования в руках хирурга, они молча обменялись с Ридом рукопожатиями и покинули зал. Следом потянулись другие, медсёстры и врачи. Кто-то из них перебрасывался парой тихих слов с невозмутимым Беном, кто-то просто улыбался или хлопал по спине. И каждый жест, взгляд, слово сопровождались вспышками камер и гулом, который поднимался под своды стеклянного потолка.

Видел ли их Сандерс? Разумеется. Джиллиан слышала визгливый голос, замечала брошенные украдкой взгляды. А Энн обнаглела настолько, что махнула рукой знакомому ассистенту от республиканцев, явно заслужив в свой адрес парочку ругательных эпитетов. Однако Бен не нарушил ни буквы регламента. Он стоял, молчал и не мешал. Остальное сотворили сами люди, выбрав из двух кандидатов нужного.

Сделав несколько осторожных шагов в сторону, Джиллиан постаралась незаметно отойти. Её присутствие здесь больше не нужно. Если у кого-то возникнут вопросы, то Энн и Эмма прекрасно сориентируют потенциального избирателя, а она пока полюбуется.

Ей всегда нравилось смотреть, как искренне и внимательно Рид общался со всеми желающими. В простоте фраз и улыбок не было ни грана наигранности, и это невольно выводило культ его личности на новый уровень. В каждом городе, на каждой встрече Бен играючи справлялся со всеми неудобными вопросами, а после удивительно естественно давал людям почувствовать, что их услышали. Народ шёл за этой спокойной уверенностью, а у Джиллиан хватало честности перед самой собой, чтобы признать – Бену не нужен политический консультант. Совсем.

Тем временем толпа перед Сандерсом быстро редела. Она перетекала от одной группы к другой, а потом вовсе растворялась в коридорах огромного медицинского комплекса. Поэтому уже через пятнадцать минут продолжать декламировать речи стало бессмысленным. Прочитав последнюю строчку, Джонатан сложил бумаги в карман, быстро переговорил с оставшимися людьми и стремительным шагом направился к замершей у стены Джил. Что же, этого следовало ожидать.

– Миссис О’Конноли, – протянул он, отмахнувшись от запоздавшего репортёра. – Это ваших рук дьело, нье так ли? Врьяд ли наш дорогой Рид рьешился бы на такую провокацию самостоятьельно. Можьете нье отрицать, птичка приньесла, что вы его консультируете. Кстати, а куда вы дьели миссис Рид? Что-то её здесь нье видно.

– Я огорчена вами, – холодно бросила Джиллиан, проигнорировав имя Алиши. Супруга самого Сандерса, как и полагалось, стояла неподалёку. – Не имею ничего против оскорблений кандидатов, но подобное враньё слишком убого.

– Это был… – Джонатан взмахнул пухлой рукой и коротко рассмеялся. – Назовём это экспромтом.

– Я так и поняла, – с холодной улыбкой сблефовала она.

– А у вас отмьенное чутьё на события и блестящая реакция, – тем временем продолжил Сандерс, а Джил едва не фыркнула. Чутьё… Реакция… Господи, это смешно. Она действительно не нужна Бену. – Думаю, ваши родитьели гордятся такой дочерью и вложили в вас нье мало.

– Вам есть до этого дело?

– Дайте-ка угадаю. Гарвард, затьем Стэнфорд. А ещё фльейта. Разумеется, обьязательная обществьенная деятельность, куча инициатив и забавные протьестные дьемонстрации с аховыми плакатиками. У такой стервы, как вы, должен быть полный набор нужного образования…

– Фортепиано, – перебила она и нахмурилась. Внутренности стянуло томительным ожиданием – что-то было не так…

– М-м-м? – откликнулся сбитый с толку Сандерс. Да неужели?

– Фортепиано, не флейта. А в целом довольно точное описание.

– Я так и знал…

– И Йель. Гарвард, затем Йель. Лучших сук выращивают именно в этом питомнике. – Фальшивость лица зашкаливала, но она во что бы то ни стало хотела узнать в чём же подвох. Всем нутром, всей сущностью Джиллиан чувствовала настораживающую лёгкость происходящего. Слишком просто, слишком быстро.

– Ну, хоть в чьём-то я нье ошибся, – искусственно рассмеялся Сандерс.

– Разумеется. Моё резюме есть на сайте агентства. Наверняка вы просто невнимательно прочитали. – Джил отвернулась и случайно поймала мимолётный взгляд Бена. А тот равнодушно скользнул было дальше, но немедленно возвратился, стоило Риду заметить, с кем именно она говорила. – Чего вы хотите добиться, Джонатан? Вся эта клоунада с операционными и публикой разыгрывалась не для рейтингов. Я права?

– Вьерно, миссис О’Конноли.

– И?

– Знал, что вы нье усидите и примчитьесь. Наш губернатор отказался от дьебатов, в чьём я вижу вашу руку. Мудро и ньеожиданно, ведь столько грязи осталось лежать нетронутой, – притворно вздохнул Джонатан. – Но пришло врьемя перемьешать карты, и потому я хочу позвать на бьеседу вас. Скажем, ньебольшой диалог в конце сльедующей ньедели. Только вы, я и никакого Рида.

– Что я слышу? Неужели хотите попытаться меня переманить?

– Отчьего бы и ньет? – Пожал плечами Сандерс и качнулся с пятки на носок. Джиллиан захотелось прибить его к полу, чтобы остановить чёртов маятник.

– Бесполезно. Мне не о чем вести с вами дискуссии.

– Слышал, миссис О’Конноли нье из тьех, кто мьеняет свои убьеждения. Но, быть может, совсьем скоро это измьенится. Я пришлью приглашьение и буду надьеяться, оно вам понравьится.

Сандерс махнул пухлой рукой и направился прочь, увлекая за собой рыбоглазую супругу. А Джиллиан смотрела ему вслед ничего не понимающим взглядом и остро чувствовала, что где-то в прозвучавших словах скрылся подвох. Джонатан хотел разговора, и это не вызывало сомнений. Но… Личного или публичного? И почему, чёрт побери, она вдруг должна поменять мнение? Джил бросила задумчивый взгляд на окружённого людьми Рида.

Их бы не было здесь, не окажись Бен достаточно тщеславен и упрям в желании добиться своего. Джиллиан не любила открытых действий и предпочитала наносить удары исподтишка. Но чем дольше она смотрела на переполненный больничный холл, тем больше сомневалась, не был ли их пир спланирован. Они вкусили не своих яств и теперь оказались отравлены? Да, Джонатан ошибся в фигуре, зато вторая сделала ход не хуже. Джил не собиралась ехать сюда, зато это сделал Бен. И если суть лишь в официальном приглашении на словесный поединок, то не слишком ли сложный ход? Разве что…

Она снова бросила взгляд на Рида.

Разве что задумывалось нечто особенное. Такое, что сможет лишить Бена её поддержки. Но, ради бога, она лишь делала навязанную работу, которой прикрывала личную заинтересованность. Но Джонатану неоткуда было об этом знать. Ни о её чувствах, ни о чувствах Бена.

Стиснув пачку салфеток, Джил резко выдернула одну, затем другую, третью и дальше, пока не услышала рядом голос.

– Знаете, десять лет назад каждая девчонка в отделении была влюблена в доктора Рида. – Последовал сухой смешок, и взгляд Джиллиан упёрся в инвалидное кресло. – Ну, знаете, молодой врач, ореол спасителя, да и внешность.

Тихо скрипнуло колесо, а худая фигурка, в которой лишь по глазам узнавался подросток, неловко поёрзала. Колыхнулась хитрая система капельниц, обтянутый серой кожей лысый череп наклонился вперёд, а потрескавшиеся бесцветные губы разошлись в небольшой улыбке.

– Вы только не ревнуйте, пожалуйста, – добавило создание, пока Джил ошарашенно моргала. – Просто они соскучились, а доктор Рид… В общем, похоже, ничего не изменилось.

Девочка-подросток передёрнула тощими плечами и застенчиво потёрла переносицу. А Джил, на секунду задумавшись, подвинулась к краю скамейки и осторожно спросила:

– Что не изменилось, и почему я должна ревновать?

– Я видела вас по телевизору. – Девочка подъехала ближе, осторожно переложила на подлокотники скрытые под толстым свитером костлявые руки, а затем переплела тонкие пальчики. – И ещё на фото. Знаете, здесь особо делать нечего, но опять оказавшись в этих стенах, невольно вспоминаешь людей из прошлого. Говорю же, детская влюблённость нелепая, но её вряд ли забудешь. А уж что говорить про медсестёр.

Худое тело внезапно зашлось в приступе мучительного кашля, и Джил начала кое-что понимать.

– Бенджамин Рид был твоим лечащим врачом? – протянула она и, нервно стиснув в руках салфетки, повернулась к содрогавшемуся в кресле-каталке тельцу.

– Да! – хрипло обрадовалось худое чудо, вызвав у Джил иррациональное желание убежать прочь.

Сколько этой девочке лет? Четырнадцать? Шестнадцать? Бен никогда не говорил, что оперировал детей. Он занимался лёгкими… Джиллиан распахнула глаза, почувствовав, как в момент осознания внутри что-то разом оборвалось. Она не знала, как это… Не жила в информационном вакууме, но никогда не видела таких людей. Не сталкивалась с ними на улице, не читала в новостях, сознательно избегала даже думать об их существовании. Зачем ей эти проблемы? А потому она оказалась не готова к увиденному.

Внимательно разглядывая девчонку, в которой всё орало о неизбежности диагноза, Джил почувствовала ужас. Ибо вот так неожиданно, в полноту лёгких осознать, что в мире бывает такое, было страшно. Чудовищно. До отчаяния несправедливо! И она хотела спросить – как так случилось? Почему? И за что?! Но смогла лишь длинно выдохнуть и молча кивнуть в ярком осознании своей эмоциональной неполноценности. А глаза на лысом черепе почему-то тепло улыбались, пока провал сухого рта нёс милую наивную чушь.

– Вы не обижайтесь, но я сначала очень вас невзлюбила. Возможно, дело в глупых репортажах, но вживую вы выглядите иначе. У вас даже взгляд другой. А ещё нет жуткого акцента.

И вот тогда Джил поняла. И хотела возразить, но не смогла. Убогая, искалеченная наркотиками и работой фантазия отказывалась искать решение, не находила в словаре нужных фраз и оборотов, чтобы объяснить. На неё смотрели большие карие глаза под редкой сеточкой ресниц, и всё, что смогла сделать Джиллиан – это открыть в телефоне чужую фотографию.

– Ты ошиблась. Это Алиша Рид, а меня зовут Джил О’Конноли, и я не его жена.

Поднявшись на ноги, она повернулась, чтобы выйти отсюда прочь, но лицом к лицу столкнулась со стоявшим позади Беном. Не было сомнений, он слышал окончание разговора и теперь искал малейшее подтверждение своим догадкам. Хоть что-нибудь, кроме едва различимой горечи, что прорвалась в слова Джил. Он нетерпеливо шарил по её лицу взглядом в поисках невысказанных вслух, навсегда замолчанных желаний. Знака, что ей не всё равно. Что там, под деловыми костюмами, ядом и холодом жила женщина, которая хотела быть с ним столь же сильно, как мечтал об этом он сам.

Но Джил молчала. И неизвестно, сколько бы они простояли напротив друг друга, не ворвись в их односторонний, мучительный диалог новый приступ кашля и ехидное:

– Разве?

Пожалуй, на этом стоило рассмеяться и обратить разговор в шутку, но Джиллиан не успела. Бен повернулся, зацепился взглядом за висевшие над головой пакеты лекарств и читал названия. А потом на бесконечную секунду остекленело замер. Но вот Рид сделал шаг и опустился на корточки рядом с инвалидным креслом. Простое движение, такое обыденное, но Джиллиан пошатнулась от почти ощутимой волны боли, которая осталась за спиной Бена. Лицо же его было открыто и спокойно.

– Привет, Ребекка, – мягко произнёс он и осторожно коснулся худой руки, незаметно поворачивая кисть, чтобы взглянуть на сожжённые химиотерапией вены.

– Здравствуйте, доктор Рид!

Девичий череп расцвёл такой искренней улыбкой, что Джил едва сдержала всхлип. Господи, она ведь даже не любит детей. Ненавидит маленьких орущих созданий, которые потом превращаются в наглых подростков, а после – в лживых людей. Так отчего здесь и сейчас для неё иначе? Почему приоритеты и ориентиры дрожат до самого основания? Лишь потому, что слишком уж трогательна картина чужого мужчины с чужим, почти мёртвым ребёнком? Но тогда, отчего так хотелось схватиться за низ живота? Прижать руку там, где ещё полгода назад была жизнь? Та не стала вдруг любимой или желанной, нет. Для Джиллиан О’Конноли всё осталось по-прежнему… кроме яркого озарения причины своей чудовищности. Что поделать, похоже, заводчик и правда оказался не тот.

– Давно ты здесь? – тем временем ласково спросил Бен.

– О, уже пару часов. Этот толстяк собрал всех без разбора, чтобы зачитать речь в знаменательный день открытия чего-то там… – Ребекка вдруг прервалась, заметив взгляд Рида, и смутилась. – А, вы не об этом. Ну, месяца три уже, наверное. До этого только приезжала на курсы химии.

– Тебе нельзя здесь быть, ты же знаешь. – Бен махнул рукой в сторону кишевшего людьми фойе. – Твоего иммунитета почти нет.

Джил не представляла, каких трудов стоило Риду держать дружелюбный тон, отшвырнув прочь досаду и горечь. Не имела ни малейшего представления, что вычитал он над головой ребёнка в подвешенных на специальных крюках прозрачных пакетах. Но следующие прозвучавшие слова вынудили зажать рот рукой в безотчётной попытке сдержать… Всхлип? Ругательство? Она сама толком не знала.

– А разве это ещё важно? – пожала плечами Ребекка и снова улыбнулась. А Бен на секунду прикрыл глаза, прежде чем отрицательно покачал головой.

– Нет. Уже нет.

– Ну вот! Зато увидела вас, док. Знаю, вам сейчас не до больницы, и я желаю успеха в том, что вы делаете… – Она смущённо перебирала костлявой рукой прозрачные трубки. – Но мы здесь скучаем без вас.

Ребекка говорила весело, почти шутливо. А Джиллиан стояла за спиной коленопреклонённого Рида и понимала, что отчаянно хочет заплакать, выплеснуть раздиравшую изнутри чужую боль. Однако лишь молча комкала в руках салфетки. Заметив это, ребёнок обогнул недоумённо обернувшегося Бена и подъехал ближе, чтобы неожиданно закончить прерванный несколько минут назад разговор.

– Не уверена, что ошиблась именно я.

А потом Ребекка неожиданно обняла ноги поднявшегося Рида, ещё раз попросила не забывать больницу и медленно покатила в сторону разгневанной медицинской сестры.

Откуда-то издалека донёсся голос зовущего Бена, но Джиллиан не обратила внимания. Она ринулась прочь, наталкиваясь на людей, потому что перед глазами всё расплывалось. Джил выбежала под пронизывающие апрельские ветра и, зажмурившись, с судорожными всхлипами вогнала в здоровые лёгкие холодный воздух. Она глотала влажную свежесть, но никак не могла надышаться.

– Это всегда так тяжело? – пробормотала Джил через некоторое время, безошибочно узнав руки, что педантично застёгивали на ней пальто.

– Нет, – вздохнул Бен. – Со временем привыкаешь. Гораздо сложнее смириться с тем, что не знаешь причины… Я не заметил метастаз, или мы неправильно выявили очаг, теперь можно только гадать.

– Ясно.

– Что она хотела тебе сказать в конце? – после небольшой паузы спросил Рид.

Джиллиан закусила губу, убрала от себя нелепо огромные ладони и направилась к машине.

– Можно только гадать…