Бумеранги. Часть 1

19

6 лет назад

Чикаго, штат Иллинойс

Апрель

Боже, что же она творит…

Джил провела пальцем по ещё саднившим губам, чуть облизнула их и сползла по стене на пол. Спустя неделю после инцидента в больнице, одной апрельской ночью в квартире на двадцатом этаже было темно и пусто. Слишком темно и слишком пусто. Но для потерявшейся в себе женщины одиночество казалось ей лучшим лекарством и единственным оставшимся утешением. Без сомнений, Джиллиан запомнит этот вечер надолго, потому что… Потому что это случилось. И до чего же по-дурацки всё вышло, когда, не успев оправиться от встречи с Ребеккой, которая, кажется, перевернула всю её жизнь, Джил нарвалась на новые доказательства своих ошибок. А после призналась в этом не только себе, но и другому. Тому, кто наверняка понял.

О, она не сомневалась, Бен в совершенстве освоил её иносказательность и научился распутывать миллионы вложенных смыслов. Так что теперь он, конечно же, знал. А она…

Видит бог, она должна была всё понять, когда, придержав дверь своего кабинета, Рид предложил прогуляться. Всего лишь пройтись. Воспользоваться неожиданно тёплым вечером и выпить кофе, в кои-то веки поговорив не о работе. Только вернувшийся из тура по городкам штата Бен обещал просто беседу, а она не могла даже подумать, что он осмелится на такое! Снова рискнёт и на этот раз так удачно. Проклятье… Джиллиан нервно хохотнула, инстинктивно облизнула горевшие огнём губы и ощутила кофе с горьким привкусом сигарет.

Боже, что же она натворила…

Джил не запомнила, о чём они говорили, пока вместе спускались в переполненном лифте. Людей в этот час набилось так много, что она оказалась прижата к широкой груди и с трепетом ощущала лопатками дыхание Бена. Вдох-выдох, и желание содрать с себя кожу медленно растворялось в тихом гомоне голосов и аромате лакрицы. Вдох-выдох, и, наверное, идея прогулки не столь плоха, ведь закатное солнце так красиво играло меж зеркальными небоскрёбами. Вдох-выдох, и отказывать Бену становилось с каждым разом сложнее. Слишком нежно придерживала его рука, слишком заботливо защищала от острых локтей невнимательных офисных рыбок. А Джил с каждым днём становилась слабее, и потому почувствовать всегда окружавшее Бена спокойствие, напитаться им до предела, до звона в ушах и попробовать пережить очередную бессонную ночь казалось таким соблазнительным…

Проблема со сном стала закономерным исходом возросшей дозы амфетамина. Каждую ночь Джиллиан плавала в мешанине из звуков и голосов, словно те до сих пор звучали где-то поблизости. Под закрытыми веками мелькали лица и города, строчки текстов… заставки новостных репортажей. Она очень хотела спать, но лишь на пару часов проваливалась в нервную дрёму. От безысходности Джил чаще глотала таблетки и старалась не замечать тяжёлый взгляд Рида. В общем, прогулка обещала стать хоть каким-то спасением.

Они вышли на улицу, когда махина башни «Уиллис» купалась в последних отблесках солнца. Её окна отбрасывали яркие всполохи на асфальт, где ложились поверх тени от соседних высоток. В этот час на улице было людно. Освободившись от гнёта бумаг, работники офисов создали небывалое оживление около припаркованных вдоль дороги разноцветных фудтраков. Отовсюду слышался смех, шипение масла и звон кассовых аппаратов.

Бен медленно шёл сквозь толпу и не смотрел на окружавшие их каменные соты зданий. А Джиллиан не могла перестать любоваться. Своей геометрией Чикаго сильно отличался от Нью-Йорка или Лос-Анджелеса, где каждая вертикальная поверхность немедленно покрывалась рекламой. Здесь же царила стеклянно-бетонная чистота, которая лишь иногда разбавлялась экранами внутри какого-нибудь делового центра. И Джил нравилось это. Нравился город. А потому она с любопытством смотрела по сторонам, вдыхала ароматы карамельного лука и щурилась в алых отблесках солнца. Именно один из лучей, отразившийся от хромированного бока фудтрака, заставил зажмуриться, а в следующий миг Джиллиан поняла, что сейчас упадёт. Она споткнулась о неровную плитку и точно рухнула бы на мостовую, не подхвати Бен в последний момент её заметно ссохшееся тело.

– Так голодна, что уже падаешь с ног? – пошутил он и вопросительно остановился около окошка, где ярким маркером светилось меню. Там говорилось что-то о кальмарах, и Джиллиан поморщилась.

– Нет. И даже не думай. Я не ем подобную пищу.

– Ты вообще никакую не ешь, так есть ли разница, что предлагать? – философски откликнулся Рид и предложил для опоры свой локоть, который проигнорировала Джил. Бен закатил глаза. – Твой феминизм иногда устрашает.

– Не путай этику, личные взгляды и профессионализм.

– Бог с тобой, даже не пытался.

– Это хорошо. Потому что в нашей ситуации важны причины, а не итог, – сказала она. И то ли вечер был слишком хорош, то ли обстановка действовала даже на привыкшую молчать о своих взглядах ведьму, однако она зачем-то пустилась в пространные рассуждения. – Я уважаю борьбу за права. В конце концов, не будь движения суфражисток, я не работала бы сейчас на Конгресс, а шила чепчики на каком-нибудь ранчо. Но в любом мире нужно уметь договариваться. Радикальные лозунги без внятной позиции и аргументации обречены на негатив. Борьба со стереотипами и скудоумием привела к процветанию агрессии и…

– Господи… – тихо пробормотал Рид и сжал пальцами переносицу, явно ожидая лекции о сексизме. А Джиллиан вдруг рассмеялась.

– Прости, пожалуйста. Я всего лишь хотела сказать, что в такой ситуации нас могут превратно понять обе стороны.

– Какие же? – хмыкнул Бен.

– Дражайшие защитники чести и любительницы сильных женщин, – удивлённая тем, что вынуждена пояснять, Джиллиан вздёрнула брови.

– И тебе кажется это нормальным? Джил, это рука и воспитание, ничего больше. Зачем понимать банальный жест вежливости как-то иначе? – фыркнул позабавленный Рид. А она неожиданно остановилась.

– Боже. Какой же ты динозавр, Бен, – вздохнула Джиллиан, глядя на Рида. – Это так… удивительно, странно и необычно, но совершенно… нормально? Да, пожалуй, именно так, потому что твою естественность не назовёт унижающей даже самая ярая мужененавистница.

Он помолчал, прежде чем нарочито спокойно спросил:

– Могу я счесть твои слова за комплимент, или ты опять заподозришь меня в чём-нибудь непотребном? Похоже, моё миропонимание устарело.

– А разве я сказала, что это плохо? – с лёгкой улыбкой откликнулась Джиллиан, затем засунула руки в карманы шерстяного платья и уверенно застучала безумными каблуками.

Они медленно направились дальше, но теперь под внимательным взглядом Бена обходили выщербленные участки гранитных плит. Неоднозначная тема была задвинута до лучших времён, потому что обсуждать цвет последнего из галстуков Майка оказалось куда интереснее. Однако на углу с Мэдисон-стрит Бен неожиданно остановился. И Джил, следовавшая за ним попятам, едва не налетела на широкую спину, пока Рид прищурившись всматривался то ли в фонарный столб, то ли в афиши на другой стороне улицы. А затем он поджал губы. И именно в этот момент стоило догадаться, что в его черноволосую голову пришёл новый план. Но, увы, миссис О’Конноли оказалась слишком занята медными отблесками в лакричных прядях своего спутника, а потому пропустила единственный знак, что мог бы всё изменить. Мимо прогудел огромный синий автобус, и вслед за Беном она ступила на перекрёсток.

Со стороны набережной здание Лирической Оперы напоминало трон, где с удобством расположился бы какой-нибудь Гулливер. Тяжёлым бежевым монолитом оно так разительно отличалось от стеклянной хрустальности современных зданий, что, казалось, способно пережить даже всемирный потоп. Джиллиан шагнула под массивную колоннаду и взглянула на уже зажёгшиеся по вечернему времени кованные фонари.

Около центрального входа суетились люди, вероятно, опаздывавшие на спектакль, и Джил чуть ускорилась, чтобы как можно скорее их миновать. Мазнув взглядом по тяжёлым дверям, где белела афиша «Нормы», она скользнула было к колоннам, но вздрогнула и остановилась, когда кто-то схватил её за руку.

– Ты любишь оперу? – спросил Бен и оглянулся на хлопавшие двери.

– Что?! – растерялась Джил.

– Опера. Любишь или нет?

– Я не… Понятия не имею!

Но Бен уже не слушал. Нырнув в толпу, он поволок за собой вяло сопротивлявшуюся Джиллиан, а сам что-то торопливо листал в телефоне.

– Куда мы?!

– Надеюсь, мне повезёт, – пробормотал Рид. И только тогда Джил почувствовала нечто неладное.

– Что… Чёрт тебя возьми, Бен! Остановись! Какого дьявола ты творишь? Нельзя же просто взять и прийти на спектакль! Я не могу… Я не хочу! – закричала она и дёрнула рукой в попытке освободиться, но лишь услышала ехидное хмыканье.

– Потише. Это опера, а не Сенат. Здесь не общаются криком, мартышка. – Бен отсканировал что-то с экрана у электронного терминала и, дождавшись ответного писка, пропустил сопротивляющуюся Джиллиан вперёд, а затем сам вступил в большой вычурный холл.

– Перестань так меня называть! – возмутилась она, но уже шепотом.

– Хорошо, – просто согласился Бен, но Джил ему не поверила.

Уму непостижимо! Всего две минуты, и вместо прогулки они стоят в здании оперы, где собираются лицезреть какой-то спектакль. Джиллиан фыркнула себе под нос. Да она даже музыку никогда не любила. Ни классическую, ни какую-либо ещё, за что, конечно, следовало поблагодарить мать… Но Бен, проигнорировав явное нежелание спутницы, снова уверенно потащил их вперёд. И в ту же секунду Джиллиан вдруг поняла, что это было спланировано. От начала и до конца. С первой минуты в офисе утром, а может, раньше. И осознав это, она снова начала вырываться: вывернула кисть, попробовала остановиться… Но куда там! Её тянули вперёд с неумолимостью ледокола.

Честно говоря, для Джиллиан это было уже чересчур. Прямо сейчас она хотела вернуться домой, снять макияж и выкинуть прочь осточертевшие туфли. Всё. Никаких потрясений. Никаких чванливых певцов, которые будут три четверти часа распинаться о собственной смерти, а потом ещё полчаса выползать на поклон. Никакой темноты, оглушающей музыки и людей. Но Бен словно не понимал. Он тащил её вверх по ступеням, пока они не очутились почти под потолком. Там, где сходились бетонные рёбра купола крыши, и где по пролётам уже разносилась приглушённая музыка да чьи-то басившие голоса.

Успев нырнуть в закрывавшиеся двери, Бен приложил палец к губам и силой втащил за собой запыхавшуюся мартышку, чем окончательно решил за неё проблему досуга. Однако его молчаливая просьба вести себя соответствующе оказалась явно излишней. Джиллиан была так ошарашена, что смогла только гневно стиснуть мужскую ладонь, а после взглядом пообещать все пытки святой Инквизиции. Но Рид лишь улыбнулся, деликатно поцеловал напряжённые пальцы и направился куда-то вглубь заставленного вычурными креслами балкона.

Судя по всему, он неплохо здесь ориентировался, когда, несмотря на темноту, уверенно пробирался неровными полупустыми рядами. В оркестровой яме яростно синкопировали скрипки, уходя в парадоксальный мажор новой арии, и Джил постаралась не слишком громко стучать каблуками.

– Это возмутительно! – прошептала она, пока на сцене происходило какое-то невнятное действие под слишком радостный марш. – Ты не имел права портить мне вечер. У меня были другие планы, назначены встречи, звонки…

– Ты всегда можешь уйти. – Пожал плечами Бен, прекрасно зная, что ничего этого не было: ни дел, ни людей, ни разговоров.

Их обоих действительно никто не ждал, а потому, она никуда не ушла. Ощутив тепло ладони на своей талии, дыхание на щеке и едва заметный, отдававший горечью аромат, Джиллиан оказалась не в силах даже подумать об этом. Всё, на что хватило гордыни – метнуть потерявший в темноте свою остроту взгляд и в очередной раз натолкнуться на безмолвное «Сядь». А потом зазвучала нежностью флейта, и мир вокруг Джил испарился…

Осталась только она и чистый звук, что взлетел под самый купол и рассыпался искрами. И на первых нотах голоса Нормы Джил молча опустилась в старое кресло и замерла. Вокруг больше ничего не осталось. Только вьющаяся шёлковой нитью мелодия да переплетение нанизанных хрустальными бисеринами нот, что вынуждали покрыться мурашками. Они струились по коже, обтекали звуком каждый узор и длились, казалось, одно сотворение мира, прежде чем соскользнуть с новым изгибом фразы. Их не прерывало ни дыхание, ни резкие паузы – только трепещущая лента голоса, что опутывала каждый дюйм.

Джиллиан застыла в неестественной позе и поражённо посмотрела на сцену, боясь неловким движением спугнуть волшебство, что звенело триолями. Привыкнув бежать, не в силах усидеть спокойно больше минуты, она замерла и, кажется, вовсе перестала существовать. Почти воочию Джил любовалась сплетённым кружевом кантилены и не замечала ни своего немого восторга, ни тронувшей губы Бена улыбки.

Но постепенно действие двинулось дальше. И с каждым звуком, уроненным в зал новым словом, очередной разыгранной сценой, Джил сильнее вжималась в скрипучее кресло. Перед глазами, будто плохо нанесённая позолота, осыпалось очарование музыкой, пока в душе росла обида из-за жестокости Бена. Зачем он привёл их сюда? Почему именно «Норма»? Джиллиан попыталась очнуться и вырваться из воронки сюжета, но не смогла. Потому что… её не было здесь. Прямо сейчас она оживала за тысячу лет от этого места и ужасалась гротескной пародии на свою жизнь.

Конечно, вряд ли Бен знал, какую боль он всколыхнёт этой попыткой устроить свидание. Откуда? Но это её ноги бродили в лесах друидов. Это она, влюблённая против всех правил и законов, преданная и предавшая сама, была готова совершить самое страшное преступление. А потому, когда Норма подняла нож над своими детьми, Джил не выдержала.

Музыка рвала на части и не давала ни одной спасительной ноты. Джиллиан медленно поднялась. Спиной она чувствовала тревожные взгляды, слышала недовольное ворчание, но не отрывала широко открытых глаз от ножа. Она смотрела на сцену, Бен смотрел на неё и – о боги! – кажется, понимал. Не мог не понять аллегории происходящего. Со всей своей слишком развитой эмпатией не мог не заметить ужаса Джиллиан. И когда, зажав рот рукой, она выбежала из зала прочь, то молча направился следом.

Джил так спешила убраться подальше, что едва не падала с проклятых лестниц. Она знала, что её реакция неадекватна. Понимала, как странно и страшно смотрелась со стороны, ведь… Это же опера. Анахронизм. Мёртвая история. Глупый пережиток, невесть каким образом сохранивший остатки актуальности в технологичном мире. То, что давно следовало похоронить в пыли библиотек и старых записей. Однако… Сколько бы ни прошло времени, это не умаляло вечности сюжета. А потому Джиллиан бежала прочь и старательно убеждала себя, что во всём опять виноваты наркотики. Что, возможно, это новый виток психоза, а вовсе не совесть, которая вдруг ожила под могильной плитой прожитых лет. Нет-нет. Причина лишь в сумасшествии, усталости, стрессах… В чём угодно, но только не в сожалении.

– Джил!

Окрик Бена настиг её посреди перекрёстка, но Джиллиан не обернулась и не поморщилась на почти ненавистное:

– Мартышка, подожди!

Просьба Рида больше походила на полный раздражённой усталости рык, однако Джил лишь ускорилась и почти бегом устремилась по тёмной улице. Только куда ей было тягаться с длиной шага человека, у которого телеграфные столбы вместо ног. Проще было сразу остановиться, а лучше сесть, потому что он обязательно прикажет. Вернее, попросит так, что не ослушаться и не возразить. Так что Джил замерла и отвернулась, когда Бен осторожно взял её руку, разглядывая с высоты своего роста.

Только сейчас она поняла, как стемнело на улице. Давно село солнце, зажглись фонари, а фары машин слепили глаза.

– Что случилось? – прозвучал вполне закономерный вопрос. Нет, серьёзно, Джил тоже хотела бы знать, почему какой-то спектаклишко настолько сильно выбил из колеи.

– Ничего. Время развлечений вышло, мне нужно домой, – сухо откликнулась она.

– Лжёшь, – коротко отрезал Рид, и Джил послышалось в его голосе бешенство.

– Ты затащил меня туда, куда я не собиралась, и заставил смотреть то, что мне не нравится. А теперь требуешь ответа, почему я ушла? – Она посмотрела Бену в глаза и нервно дёрнула щекой. – Так может, потому, что мне не хотелось там быть?

Рид помолчал, посмотрел куда-то поверх её головы, а потом медленно втянул носом воздух. Джиллиан видела, как напряглась челюсть, как сжались губы, но он не стал спорить. Только через пару секунд молча, без лишних вопросов положил её руку себе на локоть и медленно двинулся вверх дальше по улице.

В неуютной и напряжённой тишине они миновали целый квартал, прежде чем Бен резко остановился около пустой остановки. Он бросил взгляд на яркую вывеску, что виднелась чуть дальше, а потом в упор посмотрел на Джиллиан. Однако она лишь невнятно пожала плечами. Поняв, что больше ничего не добьётся, Рид молча усадил её на скамейку, а сам направился в сторону забегаловки.

На самом деле Джил было плевать, куда он пошёл и зачем. Она стянула осточертевшие туфли и теперь сидела, уперевшись босыми ногами в сиденье на остановке. Голова гудела от пережитых эмоций, а внутри было так пусто, что Джиллиан не возмутилась ни на внезапно накинутый поверх платья тяжёлый плащ, ни на накрывшую замёрзшие ступни ладонь. Большую. Тёплую. Чуть шершавую. Вернувшийся Бен уселся рядом и протянул коробку с пончиками, сверху которой стояли два стаканчика с кофе.

– Наверное, мне опять нужно извиниться, – проговорил он, глядя на мерцавшую букву в вывеске той самой кофейни.

– Боюсь, это я сорвала тебе вечер, – тихо ответила Джиллиан и сделала осторожный глоток. – Тебе следовало остаться, пели действительно хорошо.

– Не думаю.

О чём именно он не думал, уточнять не хотелось, а потому Джил спросила:

– Как давно ты это спланировал?

Бен прикрыл глаза и улыбнулся, откинув голову на прозрачную перегородку. Он не стал отпираться, придумывать оправдания или отговорки, только хмыкнул и осторожно провёл большим пальцем по тонкой коже ступни.

– Недели две назад, – пробормотал он и пристально посмотрел на покрытый тройным слоем глазури пончик. Кажется, доктор Рид уже мысленно предсказывал себе диабет. – Ты тогда едва не заснула прямо в переговорной и выглядела настолько уставшей, что это даже Колин заметил. Хотя, сама знаешь, его зрение улавливает только цифры.

Джиллиан вымученно усмехнулась, отдав должное краткой характеристике. Действительно, даже ей иногда казалось, что рыжий мог написать целую речь из одних только арабских чисел.

– И поэтому ты решил привести меня в тёмное помещение? Чтобы я наверняка выспалась? – не удержалась она от подколки и с неожиданным удовольствием в три укуса прикончила пончик. Джиллиан знала, что через полчаса поплатится за обжорство болью в желудке, но было слишком уж вкусно. А потом Бен протянул ещё один.

– Нет. Просто хотел тебя отвлечь, и мне это почти удалось, – он замолчал, но затем… – Джил, что происходит?

Она замерла, почувствовав, как испаряется удовольствие от обычной беседы.

– Смотря какой именно аспект тебя интересует. Страна опять разбирается с делом о шпионаже и по всем углам ловит предателей, страны договариваются о ядерной политике… А я торчу здесь и зачем-то слушаю оперу о детоубийстве.

Аппетит пропал. Джиллиан швырнула недоеденный пончик в коробку и резко свесила ноги, немедленно ощутив холод там, где ещё недавно лежала мужская рука.

– Опера не об этом, но Норма не убила своих детей…

– Искренне за неё рада.

Вздохнув, Рид наклонился, подхватил огромной ладонью отчего-то мигом замёрзшие ступни и поставил себе на бедро, снова накрыв рукой. На самом деле, это было до чёртиков неприлично. Она попробовала вырваться, но Бен, разумеется, не позволил.

– Не надо…

– …Она не смогла их убить. Полагаю исключительно потому, что любила.

Джиллиан вздрогнула, стиснула горячий стаканчик и в панике уставилась на Бена, выискивая подтверждение мелькнувшим ещё в зале догадкам. Искал их и Рид, когда спокойно встретил перепуганный взгляд.

– Любила кого? – неожиданно прошептала Джил, хотя ещё секунду назад даже не думала так отчаянно выдавать себя. – Отца или детей?

– А как ты думаешь? – тихий вопрос Бена вынудил задохнуться.

– Звучит так, будто тебе всерьёз нужно узнать моё мнение. Это же глупая опера, где…

– А если мне действительно нужно?

– Что?

– Знать… – коротко отрезал Бен и наклонился вперёд, а Джил отшатнулась.

Господи, похоже, ему действительно это надо… Надо, чтобы понять Джил ради неё же самой и стать частью того, чем Рид никогда не был, но очень хотел. И потому он искал любую причину наверстать эти годы. Прямо, топорно, но оттого настолько действенно, потому что он ничего не скрывал. «Я собирал тебя по крупицам новостных сюжетов, чужих слов и своей памяти». Куда уж откровеннее, правда? И тогда Джиллиан облизала сухие губы. Впервые в жизни она призналась не только кому-то ещё, но и самой себе.

– Не любя их отца, я бы убила.

Слова вырвались сами, и если Джил показалось, что больше здесь сказать нечего, то она ошибалась. Как всегда не учла ослиного упрямства Бена доводить до конца свои начинания. Рид молчал долго, прежде чем неожиданно улыбнулся. Кончики пальцев скользнули вверх по обнажённой коже лодыжек, поднялись выше и замерли у прикрытого краем платья колена.

– Кто-то скажет, что моё утверждение эгоистично и предосудительно, – медленно произнёс он. – Но в тебе я оправдал бы что угодно…

Эхо слов в голове смолкло, и Джил почти окаменела, когда вдруг поняла, что не сможет принять это признание. Не найдёт в себе смелости примириться со своими решениями, не позволит хоть кому-то её простить, высыпав на голову свою утопию чувств! Так что она выплюнула:

– А не стоило бы.

– Почему? – Рид прищурился, наблюдая, как Джил пыталась судорожно нацепить неряшливо брошенные туфли. – Почему, Джиллиан? Потому что ты это сделала?

Услышав последние слова, она резко вздёрнула голову.

– Не надо, – процедила она и поднялась на ноги. – Не надо лезть туда, где тебя не ждут!

Стаканчик с недопитым кофе полетел на землю, плащ мазнул полами по каменным плитам и небрежно опустился на скамью, а Джил зашагала прочь. Бен устремился за ней.

– Ты знаешь, что я не могу. И не хочу.

– Тебе бы лучше так беспокоиться о жене, вместо того чтобы поднимать на неё руку, – презрительно бросила она и с глухим вскриком едва не свалилась, когда её резко схватили за плечо и развернули. Рид побледнел так, что стало заметно даже в желтоватом свете уличных фонарей.

– Я не бью Алишу!

– О, значит, мне померещились кровоподтёки и разбитая губа. А ваша с ней поза свидетельствовала о пылком акте любви.

Скинув его руку, Джил скептически подняла левую бровь и снова зашагала прочь. Бен нагнал её за считаные мгновения, перекрыв путь для сумбурного бегства. Опять.

– Да, не отрицаю, я был резок и груб в тот день. Хотел спокойно поговорить, но она даже не пыталась слушать. Всё вышло случайно, когда Алиша ударилась об угол стола…

– А как она оказалась с ним на одном уровне? Двуличный святоша!

– Святоша? – Рид покачал головой и посмотрел на неё из-под полуприкрытых век. Джил видела, как, словно от боли, скривился большой рот, как заострились скулы и упрямо выпятился подбородок. – Серьёзно? Ты действительно так думаешь?

– По крайней мере, твоё ангелоподобное поведение вряд ли можно объяснить как-то иначе.

Он слегка отстранился и удивлённо взглянул на стоявшую перед ним женщину, словно только сейчас осознал ту разницу и ту невероятную пропасть, которую она сама начертила между ними.

– Что ты… С ангелами мне давным-давно не по пути. – Бен покачал головой, а потом вдруг прошептал: – Джил! Джил… Какие небеса? Какие святые? Ведь нет на свете страшнее греха, чем желать чужую жену, годами сходить по ней с ума и беспрестанно думать, насколько иначе сложилась бы жизнь, будь она с тобой, а не с ним?

Бен рассмеялся, но в его голосе оказалось столько скопившейся горечи, что Джиллиан отшатнулась. Она оттолкнула Рида плечом и ринулась прочь, спеша убраться от причины своих волнений. Но с каждой секундой стук каблуков замедлялся и становился всё глуше, пока она не остановилась и не оглянулась.

Бен не пошёл за ней. Не стал преследовать или договаривать. Он стоял спиной к отказавшейся от него Джил и резко обернулся, лишь когда услышал ответ.

Она не знала, должна ли была говорить, имело ли хоть какой-нибудь смысл озвучивать накопившееся признание вслух, но молчать больше не было сил. Рид победил.

– Есть, Бен… – Джиллиан вцепилась ледяными пальцами в рекламный стенд. – Есть грех куда страшнее. Когда… Боже, страшно даже сказать, но… Грешно жене шесть лет желать не мужа, а другого. Пытаться не думать о нём, не искать, не вспоминать, но всё равно никогда не забыть. А встретив вновь, понять, что теперь уже поздно. Слишком много прошло времени, слишком всё изменилось…

Она замолчала, часто и безрезультатно заморгав, а потом до боли в руке стиснула холодный металл, когда за спиной замер звук знакомых шагов. Бен стоял молча, словно боялся спугнуть вырвавшиеся на свободу слова. Но те давно улетели в свежий весенний воздух чикагского вечера и навсегда остались витать где-то между каменными высотками улицы. Всё было сказано, добавить нечего.

– Джил…

– Ты этого хотел? Хорошо, случилось по-твоему. Но зачем? Зачем, Бен? Это ничего не меняет…

Мужские ладони сжали напряжённые плечи, и Бен уткнулся носом в растрёпанные волосы, вдыхая их запах. Он старался запомнить.

– Это меняет всё.

– Нет. Ты женат, а я замужем. У нас есть обязательства перед семьёй, страной и народом. Если узнают газетчики – будет скандал, а они непременно узнают! Вся моя карьера поставлена на твою карту, и я не могу рисковать.

– Дело только в этом? – Длинные пальцы пробежались по шее, играя с волнистыми прядями. Бен накручивал локоны на указательный палец и в тот же момент отпускал, словно всегда мечтал это сделать.

– Да… Нет… Бен! Я просто не хочу!

Повисла секундная пауза, прежде чем он прошептал ей на ухо:

– Ты врёшь… врёшь!

А потом одним неуловимым движением Рид развернул Джил к себе, заключил её лицо в ладони и поцеловал. Мгновенно нашёл своими губами слишком податливый рот, чтобы нежно его приоткрыть и тут же отчаянно ворваться туда языком. Он скользил внутри, кружил и уговаривал присоединиться. В каждый свой жест Бен вкладывал накопленные за эти годы отчаяние и безумие, тайные мечты и, конечно же, боль. Он до физической дрожи хотел рассказать обо всех совершённых и предстоящих ошибках. И Джил чувствовала это столь же ясно, как ощущала сладость сахара и горечь кофе, когда отвечала ему надеждой и разочарованием, каждой настолько же непоправимой ошибкой и никуда не девшейся за годы любовью.

А большие упрямые руки прижимали всё крепче, путались в волосах и путешествовали ладонями по спине. Они прогоняли прочь все сомнения, когда ласкали изгиб талии и нежность груди. И Джил с наслаждением царапалась о щетину, дрожала в объятиях и с ужасом понимала, что их в любой момент могут увидеть. Но всё равно цеплялась пальцами за жёсткие пряди волос и не хотела даже подумать, чтобы остановить это безумие. Ведь от ощущения скользивших по коже и растянутых в сумасшедшей улыбке губ наконец-то стало слишком спокойно и слишком мирно.

Однако реальность, как всегда, была против. В уши ворвался визгливый сигнал клаксона, чьё-то вульгарное улюлюканье, и Джиллиан будто очнулась. Она отстранилась, хватая ртом влажный воздух, и попыталась оттолкнуть Бена прочь, пока он рвался обратно. К ней.

– Нельзя! Нельзя! – бормотала она, но самоуверенные ладони уже скользили по животу, и огромное тяжёлое тело вжимало в край рекламного щита. – Бен! Остановись… пожалуйста.

– К чёрту! – прорычал он и коленом резко раздвинул Джиллиан ноги, впиваясь пальцами в оголённую задравшимся платьем кожу бедра.

– Нас увидят…

– Помолчи. Пусть смотрят, мне глубоко похрен!

Но как бы Джил ни хотела того же, она не могла этого допустить. Бен был бездумно настойчив, позабыв о творившимся с ними предвыборном беспределе. И, впиваясь в незащищённую шею, наверняка не думал о том, что они натворили. Казалось, он вообще утратил чувство реальности и погрузился в свои мечты. А потому, зашипев от боли, Джиллиан приняла единственное решение в этой страшной и непоправимой ситуации. Воздух взвизгнул пощёчиной, и Бен непонимающе отшатнулся.

– Засунь свой эгоизм себе в задницу, Рид! – чётко, едва не по слогам произнесла Джил.

А дальше всё случилось удивительно быстро и легко: требовательный взмах рукой, резко затормозившее рядом такси и громко хлопнувшая перед носом у Бена дверь. Водитель понял всё сразу и без промедления дал по газам, углубляясь в переплетения улиц. Он не знал ни адреса, ни хотя бы района, но вид растрёпанной, молча уткнувшейся в ладони женщины с опухшими от поцелуев губами говорил громче слов. Сердобольный афроамериканец не спрашивал, он петлял узкими улицами и тянул для Джил время. Однако, узнав в лобовом стекле знакомые очертания парка, она выдавила из себя адрес, а потом уставилась в покрытое каплями окно. Над Чикаго зарядил дождь, что принёс с собой влажный холод.

На нужный этаж Джиллиан поднималась с опаской, ожидая увидеть там злого Бена, который наверняка жаждал каких-нибудь разговоров или очередных извинений, чёртовых поцелуев или безумного предложения сбежать на край света. Но лестничная площадка оказалась пуста. Тишину здесь нарушал лишь доносившийся из квартиры напротив смех, да где-то громко вещал телевизор. Постояв немного около двери, Джил осторожно вставила ключ, повернула и вошла в коридор чужого жилища.

Уже с первого шага стало понятно, что здесь никого нет. Руки сами собой потянулись к трём замкам и щеколде, закрыв на максимальные обороты и до упора. Честное слово, она бы придвинула даже шкафы, но те, похоже, были намертво привинчены к полу и стенам. Только после этого Джиллиан позволила себе обессиленно сползти на пол, заметив, как покалывало от напряжения ноги. И… Боже, что же она натворила! Джил облизала губы.

Наверное, кто-то сказал бы – хорошо, что спонтанный разговор разрешился именно так. Одно признание, одна пощёчина, и вот он, финал притворства. Теперь они оба знали, что рядом ходит такой же безумец. Джиллиан хмыкнула, вытянула перед собой ладонь и даже в неверном свете уличных фонарей, что пробивался сквозь шторы в гостиной, посмотрела на дрожавшие пальцы. С этим ей тоже, видимо, придётся смириться. Тускло сверкнул голубой бриллиант, который захотелось сорвать и выкинуть прочь, но тут телефон вспыхнул от входящего вызова. Бенджамин Рид очень желал говорить.

Джиллиан фыркнула, поднялась с пола и неуверенно шагнула вглубь полутёмной квартиры. Губы по-прежнему жгло, во рту ощущался вкус Бена и кофе, а в душе камнепадом разевался провал, которому позавидовали бы лунные кратеры. Внезапно, уловив движение в зеркале, она замерла и всмотрелась в своё лицо. Отражение оскалилось, и захотелось его разбить.

За проведённые в Чикаго три месяца Джил изменилась. Некогда яркие, броские рыжие волосы потускнели, кожа истончилась, глаза беспрестанно краснели от недосыпа и запали так глубоко, что наверняка скоро ввалятся внутрь. Но виной тому был не Рид и не признания (хотя, конечно, и они тоже), а всего лишь бесконечные стимуляторы. Жить так было уже опасно, но иначе пока не получалось. Так какая уж здесь любовь… Пальцы сжали в кармане круглый бок упаковки – самую верную преграду на пути к глупой измене.

Дерьмовая ситуация. Переспать с Беном было так просто, легко и желанно, но… Но что делать потом, Джил не знала. Не имела ни малейшего представления, какая роль в его жизни удовлетворила бы её амбиции. А ведь она почти согласилась и наверняка бы урвала своё мгновение счастья. Но дальше…

Джил понимала, что Бен был готов на многое. Но лучше, чем возможный скандал, её останавливал вовсе не гипотетический страх о крахе карьеры, а стыд. Бен не дурак. Джиллиан хмыкнула и посмотрела на светившийся телефон. Она не питала иллюзий и знала, что когда-нибудь попадётся. И хорошо бы попозже. В тот момент, когда она сможет спокойно передать дела Энн и где-нибудь скрыться. Ибо видеть в глазах Бена брезгливость будет невыносимо, а прямо сейчас вполне хватало собственного отражения.

Телефон моргнул один раз, на несколько секунд погас, а затем завибрировал снова, рисуя на деревянном полу кривую спираль. Джиллиан вздохнула и покачала головой. Как же глупо всё вышло… Зачем произнесла те слова вслух? Из-за них Бен теперь хотел до неё дозвониться, хотя ничего не изменилось. Права именно Джил, а не он, плавающий в иллюзии собственных чувств. И оттолкнувшись от зеркала, она отчаянно попыталась убедить себя в том, что никогда не хотела бы вернуться на ту остановку.

Рассвет принёс головную боль, порцию амфетамина и новости. Так и оставшийся в коридоре телефон дребезжал целую ночь, прежде чем сдался и наконец-то затих. Джил прибавила громкости утренней передаче.

–Доброе утро, любимый Шикагоу!– радостно заголосил ведущий шоу, пока сонное подобие Джил пыталось разобраться в технике приготовления четверного эспрессо. –Должен сказать, вчера нас неспроста насторожил неожиданно тёплый вечер. Как и ожидалось, он обернулся тем ещё ударом.

– Вот уж точно, – поддакнула Джиллиан, вспомнив о своих потрясениях.

–И если капризы погоды за окном – полбеды, то вот шторма на политической арене готовы потопить парочку кораблей. – Послышался смех аудитории, а Джил фыркнула натужной острóте. Тем временем ведущий продолжил: – Сегодняшний номер «Чикаго трибюн»17 вышел под неожиданным заголовком, чем поверг в шок весь Иллинойс. Теперь выборы в Конгресс под вопросом. Ведь, возможно… выбирать будет не из кого. Поверьте, статья этого таблоида насытит нас сплетнями под завязку. И, должен заметить, я впервые не нахожу слов, чтобы достойно это прокомментировать.

Джил медленно повернула голову в сторону телевизора и замерла, понимая, что ей тоже нечего больше сказать. Она тупо уставилась на экран, где поверх фотографии чуть выцветшего за давностью лет заявления шёл заголовок газеты: «Её изнасиловал Губернатор?»

Один удар сердца, короткий вздох и…

– Тварь! – заорала Джил, швырнув в стену чашку с кофе.