Бумеранги. Часть 1

7

6 лет назад

Вашингтон, округ Колумбия

Февраль

Бенджамина Рида невозможно было просто забыть. Истинное дитя с Великих Озёр, он был тем самым политическим мамонтом, который удивительно органично вписался в реалии двадцать первого века. Рид искренне верил, искренне говорил, искренне улыбался, искренне хотел сделать что-то и, чёрт побери, действительно делал. Ещё во времена губернаторской гонки шесть лет назад он стал феноменом. Казалось, во всём штате не нашлось ни одного равнодушного: домохозяйки украдкой вешали на кухонный шкафчик его фотографию, а в барах и аналитических передачах обсуждалось каждое появление. Джил не могла сказать был ли он красив. Наверное… Впервые в жизни причина её восхищения оказалась в инстинктах. Не в разуме, не в интеллекте, а в интуитивном восторге. Одни назвали это явление аурой, другие харизмой, она же осознавала, что дело в эволюционном желании идти за вожаком.

Таков был Бенджамин Рид шесть лет назад. Таким, если верить всем новостям, он оставался сейчас, когда легко записывал в ежедневнике планы завоевать мир ко вторнику. И, храни его Господь, делал это. Потому что если внутри всех мужчин лежало естественное желание достижений, то Рид сначала непринуждённо возводил их в экстремальную степень, а потом вносил в разряд ежедневной рутины.

Убедиться в этом Джиллиан смогла через три дня, когда сразу после короткого разговора получила сообщение с местом и времени встречи. Застрявший в вашингтонских снегах губернатор не потрудился спросить согласна ли миссис О’Конноли. Нет. Он просто знал, что всё будет так. А потому без трёх минут пополудни Джил ступила на порог одной из кофеен, что располагались на Пенсильвания-авеню.

Несмотря на неутихающий снег, «Пит’с кафе» было наполнено до отказа. Скромное и не очень чистое на вид заведение располагалось прямо напротив здания Эйзенхауэра и служило местом для перекуса работников всех размещённых там офисов. В серой махине с кучей колонн находились и аппарат вице-президента, и исполнительная служба главы государства, и ещё миллион очень важных структур. Поэтому в забегаловке всегда было людно. Секретари и чиновники на ходу заливали в себя литры кофе, судорожно пережёвывали сэндвичи, но уже через десять минут суетливо подскакивали и уносились в пургу февральского дня.

Джиллиан лишь шагнула в наполненное горько-сладкими ароматами помещение, как в плотной толпе сразу заметила Рида. Он не изменился. Или так ей показалось издалека, когда его фигура за одним из центральных столиков словно воскресла из памяти и вытащила на свет все тщательно спрятанные образы. Он по-прежнему был монументален. Даже уместившись за маленький стол и подогнув слишком длинные ноги, Рид заполнил собой всё пространство в радиусе трёх с лишним футов. Его пиджак аккуратно покоился на спинке стула, а рукава рубашки оказались закатаны… Что же это, он здесь давно?

Однако обдумать эту мысль Джил не успела, потому что в спину упёрся локоть нового посетителя, а значит, пора бы уже перестать занимать двери. Так что, передёрнув от брезгливости плечами, Джиллиан двинулась вперёд, пока руки привычно доставали антисептик. Но взгляд не отрывался от Рида. Вокруг кружили люди, слышался смех, где-то проливался на столы кофе, а он задумчиво смотрел на мелькавшую между пальцами синюю зажигалку. Патриотично. Демократично. Джиллиан замерла около столика. Ну, здравствуй, чья-то сбывшаяся мечта.

– Добрый день, мистер Рид.

Услышав своё имя, благословение рода человеческого вздёрнул черноволосую голову и поднялся во весь свой неимоверный рост. Никакой спешки или суеты, он ждал и был готов, протягивая для рукопожатия ладонь. Тёплую, сухую, по-мужски широкую… Но Джил её проигнорировала и опустилась на незанятый стул. Верх неуважения, но дезинфицирующих салфеток оставалось критически мало. К тому же здороваться с шантажистом не хотелось из принципа и обиженной гордости.

Однако Рид не высказал недовольства такой невоспитанностью, лишь хмыкнул и расположился напротив. В таких же несоразмерно длинных, как и он сам, пальцах снова оказалась зажигалка. Взгляд жёлтых глаз на секунду задержался на скрещённых женских руках, споткнулся взглядом о тёмно-бордовую помаду и решил поиграть, кто кого пересмотрит.

– Кофе?

– Нет, благодарю, – немедленно откликнулась Джиллиан.

Похоже, приветствие не задалось. Между ними воцарилась тишина, пока Рид смотрел на неё, а она смотрела на Рида, который крутил в руках зажигалку. И публика вокруг них успела смениться целых два раза, прежде чем к Джиллиан начала подкатывать уже знакомая тошнота. Её раздражало всё: въевшиеся в столешницу пятна, толпы людей, запахи, звуки. И когда стало совсем невыносимо, Джил немного дёргано вскинула руку с часами и демонстративно приподняла бровь. Подождав пока секундный круг замкнётся, она поднялась.

– Вижу, диалог вышел очень конструктивным. Желаю вам, мистер Рид, победы на выборах в Конгресс и добросовестно нести возложенные Конституцией обязанности. К сожалению, в мою почасовую оплату не заложена трата воздуха. А потому, как надумаете что-нибудь мне сообщить, звоните. Мой телефон всег…

– Сядьте.

Он на неё даже не посмотрел! Не оторвал взгляда от проклятой зажигалки, а теперь одним только словом заткнул ярко накрашенный рот, ударил под колени и вынудил опуститься на стул. И как только Джил села, Рид добавил:

– Пожалуйста.

– Я уже сижу, – процедила она и резко поправила выбившуюся из укладки медную прядь. Под стать глазам Рида.

– Спасибо. А вы не изменились.

– Если это комплимент, то весьма слабый. В те времена я была слишком молода и наивна.

– Вы и сейчас молоды.

– Но не наивна, – отрезала Джиллиан и отвернулась.

Они опять замолчали, а Джил задумалась, сколько лет Риду. Она успела заметить первые седые пряди, что прочертили похожие на лакрицу чёрные блестящие волосы, разглядела тени морщинок в уголках глаз и в складках крупного рта, чуть посветлевшую в застенках рабочего кабинета смуглую кожу. Так меньше или больше сорока? Скорее, больше. Ещё во времена губернаторской гонки он казался слишком серьёзным рядом с весёлым Лероем. Забавно, прошло столько лет, а ощущение монументальности не исчезло. Слишком всеобъемлющей была его личность, слишком сложной для понимания.

За эти годы она вдоволь насмотрелась на разных политиков. Они все были одинаковы: прилизанная седина, стандартный пробор, отвратительный галстук. И каждый из этих штампованных головастиков циркулярными пилами кромсал свою задницу, лишь бы впихнуть ту в сенаторское кресло. Ну а Рид… Казалось, любое кресло в Конгрессе было слеплено исключительно для него. От секретаря до самого вице-президента. В общем, Рида нельзя было описать, его стоило просто увидеть. Джил была им восхищена. Да и кто не был? Не удивительно, что он переизбрался.

– Чего вы хотите? – спросила она наконец.

– Вас и предвыборную кампанию, – немедленно откликнулся Рид.

– Не будь мы знакомы, это прозвучало бы весьма провокационно.

– Но мы знакомы.

Ох уж эта его краткость.

– К сожалению. И потому я не могу сердиться на такое вопиющие пренебрежение к тонкому искусству дебатов. Почему?

– Вы лучшая, – просто ответил Рид, пожимая плечами.

– Хотите привилегий для своего инвесторского фонда, раз решили обратиться к лоббисту? Потому что будь я лучшей в другом, кресло губернатора досталось бы Лерою.

– Лерой виноват сам, – отрезал Рид, и за столом снова воцарилось молчание. Честное слово, у него язык отсохнет, если скажет больше трёх слов подряд?

Джиллиан устало потёрла лоб, машинально опёрлась о столешницу и немедленно дёрнулась. Руки сами потянулись открыть ставший тёплым в руках флакон санитайзера. Мерзко-то как! Ну почему нельзя было выбрать место, где на столах хотя бы есть скатерть? Отвратительно! Отвратительно! Отвратительно! Тщательно оттирая мизинец, Джил проигнорировала пристальный взгляд и поджатые губы Рида. Эй, если антисептик не вписывался в его картину счастья и для бацилл, то она ничем не могла помочь.

Если так подумать, Джиллиан не знала, в какой момент всё стало так плохо. Сначала дезинфицирующий спрей казался важной необходимостью, когда подчас приходилось здороваться с сотней людей. Она касалась чужих потных рук, принимала из них документы, дотрагивалась до кого-то намеренно или в толкотне заседаний. Но потом Джил стала бояться толпы. Стоило ощутить рядом чужое дыхание, понять, что повсюду витали капли слюны и бог ещё знает чего, как тело скручивало из-за рвоты. Она тонула в брезгливости. Протирала столы, прежде чем положить туда руки, предпочитала одноразовые стаканчики с кофе, не терпела дружеских поцелуев и не заметила, как ощущение пачки стерильных салфеток, наряду с амфетамином, подарили иллюзию спокойствия. Неправильного, болезненного, готового в любой момент сорваться с цепи. И надо было бы что-то делать, но… Что? Лечиться? Убиться?..

Вздохнув, Джил последний раз протёрла руки и решила нарушить невежливую тишину.

– Вы знаете, что за мной стоит Клейн. Он нанял меня в частном порядке. Однако всё равно согласились, хотя «презрение» достаточно ёмкое слово, чтобы описать ваше к нему отношение. Значит, поддерживаете закон о квотах. И снова – почему?

– У меня есть мозги.

Джил натянуто рассмеялась. Господи, это будет чертовски сложно…

– Сильное заявление. Придётся поверить на слово.

Рид чиркнул зажигалкой, последний раз крутанул и заговорил:

– Мне прекрасно известно о действиях Клейна. Не стану скрывать, у меня были планы на Конгресс, однако место в Сенате освободилось неожиданно и задолго до нужного срока. Сначала я отказался, потому что игра Артура не отвечала моим принципам. Но когда узнал чуть больше, понял, что было бы глупо не воспользоваться подвернувшейся возможностью.

Он неожиданно жёстко усмехнулся, и Джиллиан почувствовала скрытый подвох.

– Это не объясняет выбор меня в качестве объекта сделки.

– Почему нет? Не мог отказать себе в маленькой мести старику.

– Я не товар на рынке и не рабыня, чтобы служить разменной валютой. Вы поставили под вопрос мою карьеру…

– У комиссии по этике не раз были вопросы, но вы ловко их обошли. – Рид чуть надменно рассмеялся. Похоже, он был подозрительно хорошо осведомлён о жизни Джиллиан О’Конноли, раз позволил себе намёк на культивируемые вокруг неё слухи.

– Хотите добавить мне новых?

– Вы работаете в капитолийском цветнике, а этика – тот сад, который периодически надо пропалывать.

Зануда! Джиллиан отвела взгляд и в раздражении сцепила пальцы. Да, на поле сплошных достоинств встречались у Рида и минусы. Например, мораль, что мешалась на каждом шагу. И у Джил не было ни малейшего желания терпеть глазную резь от искр его святости.

– Сорняки вроде меня – отличный стимул выживать и расти.

Если он начнёт сейчас спорить…

– Согласен. Без вас наш розарий пал бы в пучине умственного вырождения.

Рид откинулся на спинку стула и не отрывал взгляд от удивлённо моргнувшей Джиллиан. А она впервые за день, а может, и за несколько месяцев искренне улыбнулась.

– Надо же! Ваши жизненные приоритеты претерпели некоторые изменения?

– В последнее время они весьма немощны, – так же с лёгким смешком откликнулся Рид. А Джил неожиданно протянула руку ладонью вверх.

– Не стану ничего обещать, мистер Рид, или гарантировать. Вы сделали выбор, и, понадеемся, он будет удачным. Мне нужна вся информация по вашей кампании: агитационные материалы, суммы пожертвований, имена спонсоров… В общем, именно то, что ваша педантичная дотошность положила вон в ту патриотично синюю папку.

Рид с недоумением дёрнулся и внезапно рассмеялся, а Джил прикусила язык, борясь с самой собой. Не человек, а её личное сумасшествие. Как бы ей не затоптать этот… светоч.

– Рад, что вы согласились.

Рука дрогнула от тяжести скрытых в пластике бумаг, в нос ударил лёгкий запах сигарет, а улыбку сковала подступившая горечь. Ах, если бы… Будь её воля, Джил бы никогда не пошла на такое самоубийство.

– Не обольщайтесь, – прошептала она. – Они не оставили мне выбора.

Выдернув папку из рук застывшего Рида, она демонстративно приступила к изучению содержимого. И у неё ушли все силы, чтобы не посмотреть на ошарашенного бывшего моралиста. Конечно, откуда ему знать о проблемах. О том, что Джиллиан О’Конноли из прошлого давно не брезгует ни шантажом, ни подкупом, ни угрозами. Не чурается подделкой документов, отчётов или статистики. А ещё легко обманывает Сенат, положив руку на Библию, Конституцию и совесть.

Тем временем Рид соизволил подняться, накинул пиджак и потянулся за пальто.

– Я найду способ компенсировать доставленное неудобство. Вас подвезти… миссис О’Конноли?

Пауза перед именем показалась Джиллиан странной, и она моргнула в попытке понять, что было не так. Но так ничего и не поняла.

– Спасибо, я на машине, – откликнулась она. И зачем-то добавила: – Можно просто Джил. Последнее время фамилия звучит раздражающе. Знаете, все эти «л». Тонешь, будто в болоте…

Она махнула рукой, пытаясь подобрать слово, но тут раздался негромкий голос:

– Соглашусь. Она вам действительно не идёт.

И прежде чем Джиллиан сообразила, что именно сейчас прозвучало, и что сказала сама, Рид покинул кафе. Господи! Это же… Она с силой зажмурилась.

Следующие два дня Джил провела в анализе непростой ситуации. Пока они с Ридом по очереди разыгрывали недотрог и ворчали на снегопады, республиканская партия оказалась быстрее. Их агитационная машина уверенно вела наступление. И Джил было немного тревожно, что на родине демократии и демократов их пропаганда нашла яростный отклик. Поэтому эти пару ночей спать было некогда, да впрочем, мозг бы не смог. В коротких поверхностных дрёмах он подсовывал то крутившие зажигалку пальцы, то лёгкий аромат сигарет. Это сводило с ума. Джиллиан распахивала настежь окна, но всё равно вдыхала мерещившийся терпкий дым «Мальборо». Как непатриотично красно, дорогой мистер Рид!

Она пыталась не думать об итогах их встречи. Но обрывки мыслей прорывались между строчек и пунктов, ведь если Рид следил за её жизнью все эти годы, то… зачем? Джиллиан откинулась на спинку дивана и почувствовала, как внутри непонятным волнением сдавило лёгкие. Значит, думал о ней? Вспоминал короткие встречи и ещё более быстрые разговоры? Она коротко рассмеялась. Глупости! Только Джиллиан думала! Только Джиллиан вспоминала! Это она была женщиной, у которой в глубине зашитого в деловые костюмы тела ещё жила та девчонка, что с размаху влетела в личность Рида и пропала там навсегда. Но теперь уже без шансов. Теперь оба уже несвободны.

И всё же… Всё же! Она стала условием. Почему? Только ради мифической мести? Бред… У Рида и Клейна не было ничего общего: ни денег, ни дел, ни секретов. Нет, господин губернатор потребовал Джиллиан, только когда узнал, что она тоже участвует.

Зажмурившись, Джил сползла по спинке дивана и улеглась прямо на разбросанные повсюду бумаги. Похоже, у вселенной было на редкость дурное чувство юмора. Ибо с чего спустя столько лет швырять друг к другу союзниками бывших противников? Да, Рид успешно выдержал испытание властью, но ведь Джил оказалась растоптана. И хуже того, сама не понимала, когда из молодой дерзкой девчонки превратилась в склочную суку неопределённого возраста и неопределённых моралей. В какой момент настолько разогналась, что теперь понятия не имела, как тормозить? Но на каждую провокацию найдётся ответ, на каждый подлог – репутация, на карьеру – стена. Стена одного-единственного человека, налетев на которую Джиллиан разобьётся. Вдребезги.

Взгляд скользнул на валявшуюся рядом безликую коричневую баночку. Интересно, сколько ещё получится насиловать собственный мозг? Убеждать саму себя, что ей нравится быть такой. Нравится ловить полные зависти взгляды и слышать вслед тягучее: «Сука!». Да, Джил, ты несёшься так быстро, что мысли о заветной стене с каждым годом кажутся лишь соблазнительнее. Ведь остановиться самой уже невозможно. Сколько капсул приведут тебя на порог наркоклиники или сумасшедшего дома? Восемь? Десять? А может быть, двадцать? Она слишком долго сидит на амфетамине.

Джиллиан длинно выдохнула, покачала головой и тут же нахмурилась. Неожиданно тишину пустого дома прервал тихий шорох шагов, а потом щеки коснулись холодные пальцы, отчего Джил открыла глаза. Её взгляд встретился с льдистыми глазами мужа. Увидеть знакомые черты бледного Джеймса вместо заполонившего мысли чужого лица оказалось удивительно неестественно.

– Джиллиан…

Его голос звучал глухо. Джим медленно опустился на колени перед лежавшей на диване женой и медленно огладил её затянутые в нелепые фланелевые штаны бёдра, вырисовывая большим пальцем улыбающиеся полумесяцы. От него пахло снегом и тянуло лёгким отзвуком авиационного керосина, что причудливо мешался с кожей перчаток. Вот почему так холодно. Видимо, он не успел даже раздеться, заметив едва не задремавшую на диване жену.

– Ты вернулся, – прошептала Джил, резко села и испуганно вгляделась в его лицо. Она выискивала следы бешенства или отражение изученных до последней цифры медицинских счетов. Но ничего не было. Только усталость и затаившаяся в уголках покрасневших глаз тоска. Джиллиан пробежалась пальцами по военным нашивкам, снова оцарапавшись об острые края звёздочек, и осторожно заговорила: – Вставай, надо переодеться. Не стоит ходить дома в форме…

– Подожди… мне нужно сказать тебе это прямо сейчас, – перебил Джеймс. Он не слушал, не делал попытки подняться, лишь обвил руками её талию и стиснул так отчаянно, будто боялся отпустить, а затем упёрся лбом в живот. – Я много размышлял. Думал о том, что наговорил тебе… О том, что сказала ты сама. И понял одну вещь: не могу. Я просто не могу, Джиллиан!

– Джим…

– Послушай! Мне плевать, что ты сделала или не сделала, врала или нет. К чёрту! К дьяволу это. Пустое. Когда ты заговорила о разводе, мне показалось, что я рехнусь. Сойду с ума, если вернусь домой и вдруг не найду тебя там. Но ты здесь… Джиллиан! Джил… Пожалуйста, останься. Давай попробуем ещё раз. Я… Я просто не смогу без тебя.

Джим замолчал, согревая дыханием низ живота и вбирая в себя такой родной запах, а потом сильнее сжал бёдра Джил. Он не заметил ни напряжения, ни одеревенелости пальцев, которые резко перестали ерошить бледные тонкие пряди. Джеймс был весь сосредоточен на ощущении замершей в руках жены, пока та сидела и с ужасом понимала – ей всё равно. Джиллиан смотрела на унижение мужа, что так отчаянно вымаливал какие-то шансы или возможности, и не чувствовала ничего. Разве что гулкую пустоту там, где раньше были чувства. Словно её тело – песочные часы, в которых год за годом медленно, но неумолимо пересыпались крупицы из чаши Джеймса О’Конноли на дно Бенджамина Рида.

– Это неправильно, так нельзя, – прошептала она, но вздрогнула от стремительного движения и задохнулась, когда в рот впились прохладные губы.

– Не отвечай сейчас. Не надо, – бормотал Джим и покрывал лицо Джил поцелуями. Снежными, когда-то такими знакомыми, но не теперь. Теперь это были не те руки, не те губы и совершенно неправильный запах. Пустой. Без отзвуков сигарет. – Подумай. Дай мне хотя бы один шанс…

Джеймс торопливо сдёрнул перчатки и потянулся к тонкой майке, едва не порвав на усыпанных веснушками плечах тонкие лямки. Он резко стянул её вниз, прикусил шею, а потом двинулся ниже и то захватывал обветренными губами грудь, то царапал подбородком нежную кожу ключиц. А Джил хотела бы возразить и попытаться остановить мужа, но накрывшее вдруг омерзение сжало лёгкие в узел, не давая вздохнуть. В ушах зашумело, и мир тошнотворно свернулся в спираль, когда она ощутила жадные прикосновения рук Джеймса и затряслась. Ей показалось, что вместо живого тепла, её коснулись отвратительно холодные змеи. Они обвились вокруг её тела, поволокли вниз и заскользили по ногам, бёдрам, животу, чтобы давить… давить. Джиллиан стиснуло в хватке и припечатало к спинке дивана, пока она пыталась вырваться из кошмара.

Это было неправильно. Хотелось крикнуть Джиму, что он ошибся. Что невыносимая, без остановки колотившая дрожь – это не возбуждение. Что плотно зажмуренные глаза – по-детски глупая иллюзия безопасности. А прерывистое дыхание – попытка выжить в стиснувшей шею удавке ощущений. Но тех оказалось чересчур много, чтобы Джил могла справиться, а потом не заметить влажного дыхания и резких толчков, от которых стиралась кожа на выпирающих позвонках. Джил пыталась оттолкнуть, отползти. Но голова упиралась в спинку дивана, а руки путались в капканах ледяных поцелуев. Но когда тошнота и отвращение стали невыносимы, из груди вырвался короткий скулёж… и всё резко закончилось.

Джиллиан лежала на краю дивана и невидяще смотрела в потолок, пока Джеймс широкой ладонью по-хозяйски стирал с её кожи испарину страха. Внутри ещё ощущались последние отголоски полученного им наслаждения, когда Джил медленно перевернулась. Почти скатившись на пол, она встала сначала на четвереньки, а потом на ноги, не обращая внимание на что-то забормотавшего мужа. Всё, что сейчас заботило исполнившую свой долг жену, – ощущение вытекавшего семени. Контрастно горячего, жгущего изнутри, словно там была кислота. Джиллиан сделала шаг, другой и медленно направилась в сторону ванной. Она шла, едва волоча ноги, ловила рукой ускользающие стены и чуть не сбивала с них размалёванные картины.

Однако стоило двери закрыться, как она провела ладонью меж бёдер, где в равнодушном свете ламп на коже липко заблестела белёсая жидкость, а потом моргнула. И в следующий момент, еле успев открыть до упора кран, Джил вырвало в сверкающую идеальной чистотой раковину. Желудок резануло болью от спазма, а стекавшая по ногам жидкость всё жгла… жгла её кожу. Джиллиан вырвало снова. Затем ещё и ещё.

Казалось, агония длилась нескончаемо долго, прежде чем, сотрясаясь от холода, слабости и накатывающей тошноты, Джил залезла под горячий душ и попыталась себя отмыть от малейшего следа чужого присутствия. Но оно упрямо ощущалось терпким запахом и осклизлым на ощупь телом. Шипя от боли в содранной спине, Джиллиан до красноты скребла кожу ногтями, словно хотела содрать её заживо. Казалось, что ту прожигает насквозь, плавит и перемешивает в отвратительное месиво вместе с остатками спермы, мыла и собственной кровью, что потекла из свежих царапин.

Однако, когда упаковка геля для душа опустела, безумие схлынуло. Джиллиан испуганно остановилась, не донеся руку до истерзанного тела, и ошарашенно уставилась в стену. Отвратительное хлюпанье бутылки словно прорвало невидимую пелену, и в голове разом взметнулись тысячи мыслей. Но громче всех орала только одна: это ненормально! Джил – ненормальная! Больная, свихнувшаяся, какая угодно, но только не нормальная. Потому что не может считаться здоровой такая реакция. Не могут быть естественными беспомощность и паника. И уж точно блевать от ощущения в себе мужа не вписывается в понятие хоть какой-нибудь нормы. Господи! Она сошла с ума! Двинулась рассудком на почве стимуляторов и грёбаного Рида.

И тогда, беззвучно вскрикнув, Джил запустила пустой флакон в стену. Она с наслаждением слушала прокатившийся по гулкой ванной такой реальный и нормальный грохот.

– Воробушек?

Голос мужа вынудил обернуться. Джиллиан в отупении уставилась на дверь, ожидая услышать металлический лязг замка. Если Джеймс зайдёт и увидит её в таком состоянии… Если поймёт, что произошло… Джил не знала, как объяснит. Что сказать? «Извини, дорогой, я рехнулась?»

– У тебя всё хорошо? Я слышал шум…

Секунды тревожно капали друг за другом, но дверь осталась нетронутой. И Джил едва не рухнула от накатившего облегчения.

– Да… я случайно…

Что именно случайно и почему, уточнять не потребовалось. Пробормотав в ответ неведомую чушь, Джим почему-то отстал, а она беспомощно опёрлась рукой на покрытую паром стену, выключила воду и прикрыла глаза.

«Ты теряешь контроль…»

Потеряла. Она уже его потеряла.

Снова открыв глаза, Джиллиан посмотрела на своё отражение в покрытом каплями зеркале и только тогда позволила себе осознать. Случилась ошибка. Ужасная, непоправимая и очевидная лишь для неё. Можно ли было считать это насилием? Да. Наверное. Или же нет? Джил тряхнула головой и зажала ладонью рот. Боже, она не знала! Настолько потерялась в психозе, что, кажется, сама не поняла, как это случилось. Почему вдруг эгоцентричная любовь Джеймса переросла в непонятое им надругательство? Он ведь не хотел… Джил знала точно! Джим никогда бы не смог так поступить, а потому это она виновата. Она отвратительна! Боже, но сколько таких же трагедий случается каждый день? Сколько таких же запутавшихся дурочек беззвучно ревут над судорогой своих жизней? Сколько таких же молчат? Тысячи… миллионы… И она одна из них.

Джиллиан вышла из душа, стёрла с зеркала конденсат и повернулась, чтобы разглядеть появившиеся на позвонках красные полосы. Взгляд скользнул ниже и упал на расцарапанные до крови бедра. Рука сама потянулась за полотенцем, но замерла на полпути, когда Джил вдруг поняла, что ей страшно. Страшно открыть дверь. Страшно встретиться с Джимом. Страшно дышать, думать и, кажется, жить. Но мгновение прошло, и она обернула вокруг себя полотенце. Да, разодранная ногтями кожа долго будет напоминать о случившемся, но Джил это подходит. Именно этого она и достойна.

Так что выдрессированная за годы привычка не подвела, когда Джиллиан вошла в комнату. Лицо было абсолютно спокойно, руки не дрожали, а ноги шагали в сторону лестницы на второй этаж. Джиллиан видела аккуратно сложенную на подлокотнике одежду, но прошла мимо. Только чистое. Только то, где не будет ни следа человека, которого она звала своим мужем.

Натянув нижнее бельё, толстовку и очередные дурацкие штаны, Джил спустилась в гостиную и замерла перед хмыкнувшим Джеймсом.

– Тебе звонили, – спокойно произнёс он и закинул ноги на журнальный столик.

А у неё перехватило дыхание. Как же просто! Пришёл, поговорил о высоких чувствах, оттрахал жену и, удовлетворённый проделанной работой, сел отдыхать. Джил мысленно усмехнулась. Какой фарс! И, наверное, ей стоило возразить, разозлиться, в конце концов. Но она промолчала и направилась к брошенному на столе телефону. Но на экране высветилось лишь одинокое уведомление. Больше ничего. Никаких пропущенных звонков. Поджав губы и нахмурившись, Джиллиан открыла почту и прочитала письмо.

«Пользуясь благосклонностью вашингтонской погоды, взял на себя смелость купить Вам билет до Чикаго. Надеюсь, лучшему политтехнологу не терпится вновь увидеть Чикаго…

С уважением, Б. Рид»

Джил фыркнула на шуточный комплимент, открыла вложенный файл и немедленно выругалась. Это шутка? Четыре часа! Рид дал ей всего четыре часа, чтобы собраться и примчаться в аэропорт. Вот так просто – без предупреждений, договорённостей и банальной вежливости, на одном чутье и поистине божественной уверенности, что Джиллиан О’Конноли приедет. Боже, а ведь она действительно сделает это. Примчится.

Но, несмотря на уже принятое решение, её разрывало от желания высказать своё недовольство этому наглому, самоуверенному губернатору. Поэтому рука всё же дёрнулась к списку недавних контактов и… замерла.

Итак, телефон действительно звонил. Три раза, если верить высветившейся рядом с именем цифре. Вызовы, очевидно, сбрасывали, а значит… Значит, Джим всё знал. Сжав зубы, Джил повернулась к мужу.

– Через четыре часа у меня самолёт. В Иллинойс.

– Это я уже понял, – медленно протянул Джеймс.

Он встал и тяжело поднялся на второй этаж, больше не удостоив жену ни взглядом, ни словом. Ровно через две минуты Джил услышала грохот и звон разбившегося стекла. Похоже, все в этом доме сошли с ума…