Бунтарь Гейдж

20

Гейдж

Я несу Арию, пинающуюся и кричащую в свою комнату. Она кусает мою руку, и я чуть не уронил ее.

— Ты только что меня укусила? — Рычу я.

— Отпусти меня! — Она кричит.

Она сейчас почти в истерике. Я захожу в свою комнату и ставлю ее на пол, закрывая за ней дверь. Я использую свою ладонь как ключ, чтобы запереть дверь снаружи. Она стучит в дверь, крича, чтобы я ее выпустил. Через минуту она останавливается, и я слышу мягкие рыдания через дверь.

— Слушай, я не говорю, что мы позволим чему-то случиться с твоей мамой. Я просто говорю, что нам нужно пересмотреть план. Как правило, я был бы первым, кто просто зарядил бы оружие, но не могу позволить, чтобы с тобой что-то случилось. Так что, как только придумаю способ сделать это, чтобы ты была в безопасности, мы двинемся. Окей?

Приплыли. Я пытался поступить правильно и дистанцироваться от нее, но видеть ее такой было слишком. Она такая маленькая, но у нее достаточно веса, чтобы сломать даже Примуса. Я чувствовал, что смотрю, как все это обрушивается на нее. И знаю, что являюсь частью проблемы.

Она думала, что я оттолкнул ее, потому что она была как все остальные. Но я оттолкнул ее, потому что она отличалась от других. Я действительно забочусь о ней. Я хочу, чтобы она была в безопасности, настолько, что решил поставить ее безопасность выше того, чего хочу. И она мне нужна.

Это долгая пауза.

— Хорошо.

— Хорошо. Теперь ты ждешь здесь, — говорю я через дверь. — Ложись и отдохни немного. Я поговорю с остальными и что-нибудь придумаю.

Я возвращаюсь в общий зал и Давосо морщится, глядя на меня.

— Не похоже, что все прошло хорошо, — говорит он.

Я качаю головой.

— Не могу винить ее. Нам нужно придумать другой способ достать этот тотем, и побыстрее.

Тор кладет свои большие предплечья на стол.

— Магнари уступают по силе только союзу тольтеков и уманцев. Нас здесь четверо. Пятеро, если считать его, — говорит Тор, кивая на доктора, который качает головой.

— Я без колебаний отдаю свою жизнь за достойное дело, — говорит Велакс. — Но только если есть надежда на успех. Я не вижу здесь никакой надежды.

Давосо тоже качает головой.

— Я тоже хочу помочь Арии, но я склонен согласиться. Нет никакого способа на успех. Пока Магнари не переместят тотем, он недостижим.

Рамона решает заговорить от моего бедра, ее металлический голос дрожит в задумчивой тишине.

— Я была недоступна, но Гейдж изо всех сил пытался найти меня, — блаженно вздыхает она. — Первая любовь. Горит так жарко.

— Как бы мне не хотелось это говорить. У нее есть точка зрения. Ты смотришь на главного агента наемников.

— Бывшего наемника, — отмечает Давосо.

Я стиснул зубы.

— Вы смотрите на лучшего бывшего наемника в галактике. Если кто и может найти брешь в непроницаемой защите, так это я.

Тор вздыхает.

— Я даже не понимаю, почему так важно остановить Гая. Что если он начнет новую войну? Примусывоюют. Это то, что мы делаем.

Несколько дней назад, я бы согласился. Но у меня появился новый взгляд.

— Это важно, потому что Гай — это новый вид угрозы, не только для Примуса, но и для галактики. Я видел обе стороны людей с тех пор, как они прибыли. С одной стороны, они могут быть невероятно добрыми, заботливыми, любящими, и яростно защищающими. Как бы они ни были способны на великие дела, они также могут направить эту способность на великое зло. Что делает Гая настолько опасным, так как он верит, что поступает правильно. Он действительно верит, что галактике будет лучше, если люди будут диктовать нам, как жить. Вот почему его нужно остановить. Если не тотем, так будет что-то другое. Пока он жив, будет продолжать искать эту цель, потому что, по его мнению, это правильно.

— Я не думал об этом в таком ключе, — говорит Давосо.

Девушка Колари рядом с ним говорит мягким, музыкальным голосом.

— Простите, что прерываю, милорды. Но я хотела быть уверена, что вы знаете, что окна в этом здании не запираются.

Ее слова доходят до нас в миллисекунды. У меня занимает еще меньше времени, чтобы вскочить со стула и бежать обратно к моей комнате. Я прикладываю ладонь к замку и открываю дверь, чтобы найти пустую комнату, открытое окно и скрученную простыню, привязанную к кровати и свисающую вниз на улицу.