Глава 5

Роман

Спускался с трапа своего джета, дочь плелась где-то сзади. Кивнул помощнику на салон самолёта:

— Видишь исчадие, что спускается из самолёта? Глаз с Эвелины не спускать. Хлопнешь глазами, Игнат, отвлечёшься на минуту, она успеет добежать до Канадской границы. Головой отвечаешь.

Краем глаза засёк, как Эвелина спускается с трапа. Злая, встормошенная. Плевать. Теперь эта мелкая дрянь под моей ответственностью, рад, что моё путешествие за ней в немецкий интернат закончилось.

Пошёл к своей машине, на лётном поле стояло их две. Одна моя и вторая для дочери, вон той красотки, что специально еле переставляла ноги, считала каждую ступеньку мне на зло, демонстрируя свою элитную значимость. Несносная, упрямая, вся в мать: конфликтная и злющая, как собачонка. Девочке 11 лет, а я охрану к ней приставил. Чтоб не сбежала, до компании своих ошалелых друзей-подружек не добралась.

— Пап, — Эвелина манерно протянула, — А я что, не с тобой поеду.

Отвернулся. Хватит того, что я съездил в Германию, договаривался во всех инстанциях, оплатил задолженности, позорился, выслушивая очень неприятные вещи. (Я ведь передавал деньги Марине, мамаше Эвелины в полном объёме для оплаты).

Оказалось, в интернате с Эвелиной не было никакого сладу, дралась она как обозлённая пантера, хамила и того крепче. Ещё и сбегала регулярно. Правда, к удивлению, училась замечательно. Но даже это не перевесило решение педагогов исключить её из заведения.

Всё, теперь всё.

Будет жить тут, у меня, под охраной, ровно до тех пор, пока не мутирует в человека. Вплоть до тех пор, пока замуж не выйдет. Никаких интернатов за рубежом, никаких встреч с мамашей здесь, в Мытищах. Учиться будет в обычной школе.

— Шеф!

По глазам Игната видел, что-то случилось. Мой верный помощник придерживал дверь машины, ветер на лётном поле бил в грудь, в нос, мешал говорить. Не лучшее место для переговоров:

— Слушаю, — сощурившись, вслушивался в долетающие до меня обрывки слов помощника:

— Ваша жен… женщина, Марина, мать Эвелины находится в зале ожидания аэропорта.

— Марина? — у меня раздражение сорвалось сжатой пружиной: — Что она там делает?

— Шеф, она вот вот устроит истерику. Ходит с плакатом на картонке: “ Доченька, мама ждёт тебя”. На неё обращают внимание люди и полиция тоже.

— Она пьяна?

Игнат кивнул.

— Едем. Машину с Эвелиной протяните вперёд. Дочь не должна встретиться с мамашей.

Сел в салон, дал команду Кириллу, водителю:

— Подвези меня к терминалу, к зоне встречающих.

Зашёл в шумный зал, Марину заметил сразу. Худая, длинная, она нетвёрдо бродила в толпе, то и дело натыкаясь на людей, размахивая картонкой с намалёванными сердечками. Вот же…

Строит из себя святую, хотя к ребёнку не приехала ни разу за три года. Только на летних каникулах встречалась, когда интернат высылал учеников по домам. Правда, я тоже хорош. Тоже не видел ребёнка все эти годы, надеясь, что это дело матери смотреть за девочкой. Платил то я! Марина, Эвелина — всё это меня не касалось. Я о них не знал толком, не интересовался.

Иногда Марина вползала нетрезвой гадюкой ко мне в кабинет, просила денег, орала, визжала, обвиняла во всех грехах… Выныривала из чёрной дыры моего прошлого, измарав и испаганив моё будущее. Из-за неё я развёлся с Ольгой 5 лет назад и после не нашёл никого, чтоб забыть бывшую жену навсегда. Лучше об этом не вспоминать, иначе я придушу вон ту ведьму, что тычется во всех со своей картонкой.

Подошёл, взял Маринку под локоть, потащил за собой к машине.

— Ромашечка, это ты? — залебезила елейным голосом.

Убил бы за это “Ромашечка”, как же она меня вымораживала этим словом. Молча тащил её к своей машине, Кирилл, водитель, выскочил, открыл перед ней дверь. Я зыркнул на него глазами:

— Дама с нами не поедет, — захлопнул дверью, Кирилл исчез.

— Ты тут зачем?

Смотрел в глаза Марины, раздражение только крепло. Она пила и, как видно, всё больше. На лице уже проявились припухлости треугольниками под глазами, там, где позже появится отёчность. Что она с собой делала.

Я никогда не был холостым. В том смысле, что всегда женщины проживали со мной в качестве подруг, но женат я был только один раз, по настоящей любви, по страсти. Это была Ольга… Нет, только не об этом сейчас. Единственная вина, которую я себе простить не смогу. Женщина, которую потерял вот из за этой самой Марины, чёрт бы её побрал.

Познакомился с Мариной на заре молодости. До сих пор не мог понять, как такое могло случиться. Молодость, юность, мне за двадцать, чужой корпоратив, пара встреч без обязательств с девушкой, которую даже не помнил. А через год у меня в офисе оказалась лохматая старуха с визгами и угрозами сообщившая, что я счастливый отец девочки Эвелины.

Встреча с Мариной, мамашей моей дочери до сих пор стоит перед глазами. Марина скулила на все лады, что она не хотела мне говорить про беременность, что её мать без её согласия, по собственной инициативе добралась до меня. Я смотрел на свёрток с розовым бантиком в её руках и ничего, ну вот совсем ничего не чувствовал. Зато я чувствовал раздражение и злость на ту, что держала ребёнка на руках.

Во-первых, меня никто не спрашивал нужен ли мне ребёнок. Но тут дело чести и честь для меня, как для мужчины всегда впереди. Родил — получи. Финансово помогать я не отказывался, но быть папой… В лучшем случае воскресным, ещё куда не шло. Причём, потом, когда ребёнок подрастёт. Что тут трудного, пришёл, подарил куклу, погладил по голове, вышел из квартиры и забыл.

Да не тут то было.

Мамаша Марины называла себя не иначе как “ тёща”. Мерзкая, базарная баба, горластая и хитрая. Мы с ней быстро установили границы, договорившись о деньгах. Она не появлялась у меня до тех пор, пока с Эвелиной лет с шести не начали происходить странные вещи. Девчонка стала убегать из дома, драться, как злая кошка, со сверстниками и просто вела себя не нормально. Мне бы сразу забрать ребёнка и заняться им, я ведь слышал от знакомых, что Марина пьёт.

Так нет, всё думал, девочка должна быть с мамой. В тот самый день, когда Марина припёрлась ко мне в очередной раз, рассказывая, как её дочь достойна высшего общества и она нашла лучший в мире образовательный интернат с углублённым изучением языков для девочек за рубежом, я долго думал, стоит ли отправлять малышку туда или отобрать Эвелину у Марины и заняться ею вплотную.

И надо же, как раз, когда Марина в своём амплуа бросилась ползать передо мной на коленях, умоляя подписать согласие и заплатить, нас увидела Ольга.

Нашла коса на камень. Моя принципиальность и гордость (почему я должен давать кому то пояснения) схлестнулись с подозрениями Ольги и мы… развелись.

Ненавижу себя за это, не горжусь. Но, что было, то было. В конце-концов я не виноват в фантазиях Ольги. Она обязана была мне верить несмотря ни на что. А оправдываться, объяснять— для мужчины значит унижаться.

Всё это вихрем пронеслось в голове, пока я стоял возле Марины. Из-за этой вечно пьяной женщины я буду вынужден мучиться с ребёнком, а ребёнок мучиться со мной, потому что я не знаю, что делать с девочкой 11 лет, возомнившей себя злой пантерой и приготовившейся мстить всему миру. Меня, кстати, Эвелина назначила главным врагом.

— Ты снова пьяна? — я зажмурился, вдохнув амбре портвейна, стоя рядом с Мариной.

— А ты как думал, и ничего я не пьяна. Просто мне было надо подкрепиться перед встречей.

Она пыталась заглянуть в машину:

— А где моя дочечка?

— О дочери вспомнила? Я ездил в этот чёртов интернат, разговаривал с учителями: Эвелину исключили несмотря на мои деньги!

— Так тебе до этого тоже дела не было, Ромашечка. А так девочка была под присмотром импортных педагогов. Мне все завидуют. Это я придумала для неё элитное будущее.

Воздух вокруг меня стал густым, как кисель. Я горлом будто толчённого стекла вдохнул. Перед глазами появилось настороженное, злющее лицо моей дочери, когда забирал её из кампуса. Девочки, которая ненавидела меня и весь мир. Моей дочери, которую буду воспитывать, которую только сейчас я принял под свою ответственность и теперь не отдам никому.

Отвернулся от Марины, смотрел на суету вдалеке из подъездающих такси, людей с чемоданами. Кто то носился со стаканчиками кофе, кто то держал на руках ребёнка, некоторые были с цветами. Чёрт, живут же люди. Радуются друг-другу. А я стою, теряю время, объясняя противной бабе, что она отвратительная мать.

— Марина, даже не думай появляться мне и дочери на глаза. Я забираю Эвелину под свою опеку и ответственность. Поняла?

— На каком основании, я её мать, мне надо выводить её в свет…

— Заткнись! — мне хотелось намотать ей шарф на лицо и чтоб больше не слышать эту дуру: — На том основании, что я вписан в графу отец. Эвелину отчислили за поведение. Мой телефон нашли случайно, с тобой не могли связаться.

— Ну, я…

— С тобой свяжутся мои юристы. И только попробуй не подписать документы, которые тебе принесут.

— Какие документы?

— Эвелина в сентябре пойдёт в обычную московскую школу.

— Нееет! — завизжала Марина, — Для моей девочки должно быть другое будущее, элита, иностранные друзья.

Покачал головой:

— Я предупредил. На пороге не появляйся. Ты меня знаешь.

Сел в машину, скомандовал Кириллу:

— Домой.

Смотрел в заднее зеркало на уменьшающуюся фигуру той, что, как скоро выяснится, и не думала исчезать из моей жизни.

После измены мужа и развода я дала себе обещание соблюдать правило трёх «Н».

Не звонить. Не вспоминать. Не влюбляться снова.

Четыре года я держалась. Работала в банке, растила дочку, ухаживала за больной мамой. Было сложно, но я верила, что справлюсь сама.

Пока не пришла новость: моего единственного брата объявили пропавшим без вести.

Мир рухнул. Искать правду было некому.

Мне пришлось нарушить правило. Переборов себя и свою гордость я позвонила ему — бывшему мужу, тому, кто когда-то разбил мне сердце.

Я попросила о помощи.

И теперь боюсь, что за первыми нарушенными «Н» последует и третье…

Загрузка...