Бывший. Неверный. Родной

Глава 53

Я поднимаюсь по лестнице, ведущей в кабинет папы на втором этаже тренажерного зала. Сквозь стеклянные стены открывается вид на зал. Внизу люди, склонившиеся над тренажерами, монотонный звук беговых дорожек, тяжелое дыхание.

Но уютный кабинет папы с большим столом и креслом, за которым он сидит, всегда создает ощущение другого мира. Это его место силы.

Услышав мои шаги, поднимает голову и довольно улыбается.

— Привет, Катюш, ты как тут?

— Давно у тебя не была, — захожу, осматриваюсь.

На полке его кубки, фотографии с соревнований. На одном из снимков он с широкой улыбкой стоит рядом с молодым парнем — это его воспитанник, который стал чемпионом. Папа всегда гордился своими учениками.

— Как Коля?

— Более-менее, я хотела про Алексея рассказать.

— Что на этот раз? — взгляд сразу становится жестче.

— Подал заявление в полицию на меня. Якобы я довела Колю до такого состояния. Не даю видеться с ребёнком. Чуть не истязаю его.

— Мразь, — рубит папа коротко. — Я тебе говорил, что этот урод на все пойдет.

— Меня вызывали в полицию, но я сказала, что не могу уехать, у меня тут ребёнок.

— Надо ответное заявление на него писать. Юрка говорил про это.

— Ещё опека, скорее всего к вам придёт, посмотреть, в каких условиях мы живем.

— Я этому козлу завтра устрою. Заявление он писать будет. Мало получил, видимо.

— Пап… ты же не мальчик. Пусть его по закону накажут.

— У тебя сейчас и так проблем выше крыши, а этот… тварь… Даже не понимает ничего. Только из-за угла не боится тявкать.

Он резко поднимается и начинает мерить кабинет шагами. Через стеклянную стену видно, как внизу кто-то ставит штангу на место. Я смотрю на это и пытаюсь хоть как-то вернуть спокойствие в наш разговор.

— Пап, я справлюсь. У меня есть Влад. Он поможет.

Папа останавливается и медленно поворачивается ко мне.

— Влад, — говорит он холодно. — Тот самый Влад, который тебя тогда…

— Да, тот самый, — перебиваю, не давая ему продолжить. — Он изменился, пап. Поддерживает меня и Коля к нему хорошо относится.

— Про Алексея ты мне когда-то так же говорила, — хмыкает и садится обратно за стол и смотрит на меня долго, с прищуром, будто пытается разобрать каждое мое слово. — Ты ему веришь? После всего, что он сделал?

— Я тоже там была виновата.

— Ты?

— Да. Провоцировала, проверяла. И мама же тебя простила.

— Вот… — усмехается сам себе, — есть что отцу припомнить, да?

— Пап, я очень рада и благодарна ей за это. Чтобы там у вас ни было до этого. — Слова встают в горле, и я замолкаю, чтобы не расплакаться. Но от этого они и ещё ценнее. — Да, так получилось. Да, я не одобряю. Но мне и Коле с ним спокойно.

— А если снова?

— Ты же не предал маму снова? Почему он должен?

— Я за твою маму…

— Влад ещё ни разу, как мы снова встретились, — не отказал в помощи. Я ему могу позвонить и он всегда поможет.

— Всегда?

— Да.

Папа откидывается на спинку кресла и тяжело выдыхает. Через стекло видно, как один из тренеров что-то объясняет девушке, помогая ей с тренировкой.

— Ты догадываешься, чего я боюсь.

— Если Коля будет против него, то мы просто останемся друзьями. Потому что сын и я — это главное. Если ему не нравится мужчина, значит, мы не будем счастливы.

— Собираешься рассказать все Коле? — спрашивает он, наконец.

Я киваю.

— Врач сказал, что это может ему помочь. Дать ему чувство защищенности. Но… я не знаю, как правильно это сделать.

Папа снова хмурится, сцепляет пальцы в замок и упирается локтями в стол.

— А ты уверена, что сейчас время? Что он готов это услышать?

— Никто не знает, готов он или нет, пока я не скажу. Но… Влад тоже считает, что Коля должен знать.

Папа откидывается в кресле, смотрит в сторону, будто обдумывает что-то. Потом возвращает взгляд ко мне.

— Ладно. Только будь готова, что Коля может все воспринять по-разному. У детей свои логика и свои эмоции. Главное — будь рядом, не оставляй его одного с этим.

— Конечно, пап, — киваю, чувствуя, как его слова ложатся тяжелым грузом, но всё же добавляют уверенности.

— Иди ко мне.

Я поднимаюсь и сажусь к папе на колени, как в детстве.

— Ты справишься. Главное, помни, что я и мама всегда рядом.

— Я помню.

— Обещай, что не будешь нас жалеть и терпеть, если что-то не так. Сразу будешь говорить.

— Обещаю, но думаю, что мне это не понадобится больше.

— Завтра с дядей Юрой поедем в квартиру, и пусть только попробует нам помешать.

Обнимаю его за шею и целую в щеку. Знаю, что папа за меня горой, даже если он ещё не до конца принял Влада.

Выхожу из кабинета с ощущением, что мне дали нужный щит, чтобы двигаться дальше.

До дома доехать не успеваю, как звонит мама и предупреждает, что у нас гости. Опека. Уже.

Без приглашения и предупреждения.

Дома появляюсь минут через пятнадцать только, но меня ждут уже.

— Екатерина Егоровна? — женщина встает и делает шаг ко мне.

— Да, это я.

— Здравствуйте. Я Захарова, представитель органов опеки, — голос нейтральный, но в нем проскальзывает нотка деловитости. — Это мой коллега Павлов. Мы пришли по поводу вашего сына, Николая. Нам необходимо задать вам несколько вопросов.

Мама бросает на меня тревожный взгляд, а я успокаиваю ее легким кивком. Сердце стучит, но сдаваться нельзя.

— Конечно, — приглашаю их сесть, чувствуя, как холодок пробегает по спине. — Задавайте.

По дороге дядя Юра сказал, как с ними говорить.

Захарова раскрывает папку, достает оттуда листы. Павлов садится чуть в стороне, готовясь записывать.

— Мы получили заявление от Алексея Юрьевича Фирсова. В нем указано, что вы создаете неблагоприятные условия для ребёнка, эмоционально его подавляете и ограничиваете общение с отцом, — начинает женщина, глядя на меня внимательно. — Как вы это прокомментируете?

Делаю глубокий вдох.

— Алексей Юрьевич Фирсов не является биологическим отцом моего сына, — смотрю на неё и отвечаю без дрожи в голосе, — у нас уже есть подтверждение экспертизы ДНК. Николай официально признан сыном Владислава Артемовича Амосова. Алексей об этом знает, но продолжает свои попытки манипулировать ситуацией.

Захарова слегка хмурится, Павлов что-то записывает.

— Почему он считает, что может выступать в интересах ребёнка? — уточняет она.

— Алексей — мой бывший муж. Он прописан в нашей квартире, которая принадлежит моему отцу. После нашего разрыва он остался там жить. И с тех пор пытается использовать любую возможность, чтобы давить на меня. В том числе и через моего сына.

Женщина изучает меня взглядом, словно пытается понять, лгу я или нет.

— А как вы объясните его обвинения в том, что ребёнок находится в критическом состоянии из-за вас? Он предоставил документы из медицинского учреждения.

— Документы? — улыбаюсь я, хотя внутри закипает злость. — Эти документы подтверждают только одно: я регулярно лечу своего сына в лучших клиниках, не жалея времени и сил. Он серьёзно болен, это правда. Но именно я была с ним на каждом обследовании, при каждой операции и процедуре. Алексей за все это время ни разу не появился в больнице. Собственно, мы собрали чеки, где видно, что все лечение оплачивал мой отец.

— Почему, по вашему мнению, он подал это заявление? — снова спрашивает Захарова.

— Думаю, из мести, — прямо говорю я. — После того как я сказала, что ухожу от него, забираю свою квартиру и машину, он начал активно угрожать мне и пытаться вернуть контроль над ситуацией.

— Угрожать?

— Да, аудиозаписи я уже передала в прокуратуру и с ними работают.

Женщина и мужчина переглядываются. Павлов записывает каждое мое слово.

— Расскажите, в каких условиях сейчас проживает ребёнок?

— Мы живем в доме моих родителей. Здесь у Николая своя комната, уютная и полностью оборудованная для его нужд. Но конкретно сейчас, он лежит в больнице. Но к нему нельзя. У него сложная форма астмы и любые вопросы про отца или наш развод вызывают у него приступы. Врач запретил все беседы. Даже в моем присутствии. И да, я ограничила доступ Алексея к нему, потому что он может навредить моему сыну. Это мера предосторожности, о которой знает клиника.

Мама подносит чай, неловко ставит чашки на стол. Захарова отказывается жестом, но взгляд ее становится чуть мягче.

— Мы должны будем проверить все это, — в голосе уже нет былой строгости. — Также, возможно, потребуется составить характеристику вашей семьи. Мы можем поговорить с вашими родителями?

— Конечно, — киваю, хотя внутри все сжимается.

Мама с готовностью кивает. Захарова задает ей пару вопросов о том, как мы живем, как часто я бываю дома, как отношусь к сыну.

Мама отвечает четко и уверенно.

Захарова делает небольшую паузу, пролистывает бумаги в папке и поднимает взгляд на меня.

— Екатерина Егоровна, ещё один вопрос. Вы сказали, что Алексей Юрьевич — ваш бывший муж. Почему вы решили развестись?

Вопрос звучит просто, почти буднично, но внутри все снова напрягается. Всю душу хотят вывернуть. Вдох. Выдох.

— Потому что жить с ним стало невозможно, — произношу ровно, но в груди все кипит. — Он морально давил на меня, манипулировал, угрожал. Это касалось не только меня, но и ребёнка. Алексей позволял себе постоянно кричать и оскорблять меня в присутствии сына.

Павлов снова начинает что-то быстро записывать, а Захарова кивает, будто подбадривает продолжать.

— Он часто говорил, что я ничего без него не добьюсь, что я слабая, никчемная. А когда у Коли начались проблемы со здоровьем, Алексей стал обвинять в этом меня. Говорил, что я плохая мать, что довела ребёнка своими нервами. Но сам ни разу не помог — ни морально, ни финансово.

Голос предательски дрожит на последних словах, но я быстро справляюсь.

— Почему вы не обратились за помощью? В полицию, в кризисные центры?

Эти слова будто вырывают из меня воздух. Я отвожу взгляд, сжимая пальцы на краю стола.

— Он не причинял физическую боль, чтобы обращаться в полицию и просить помощь. Скорее это было психологическое давление, — отвечаю тихо, но с каждой секундой голос становится увереннее. — Боялась, что он сделает хуже. Алексей умел... умел казаться правильным, надежным человеком. Перед другими он всегда выглядел идеальным мужем и отцом. Я думала, что никто мне не поверит. И, честно, я надеялась, что это пройдет. Что ради ребёнка он изменится. Но стало только хуже.

Захарова кивает, ее взгляд смягчается, а в голосе появляется нотка сочувствия.

— Это, к сожалению, частая ситуация, Екатерина Егоровна. Но важно, что вы решились уйти и защитить себя и ребёнка. Это уже большой шаг.

Павлов продолжает писать, но я чувствую, что их вопросы закончились. Захарова закрывает папку и отводит взгляд.

— Спасибо, мы учтем это при проверке, — говорит она. — Если понадобится дополнительная информация, мы с вами свяжемся.

Она встает, и Павлов следует за ней. Провожаю их до двери, чувствуя, как в груди начинает спадать напряжение.

Когда закрываю дверь, мама снова кладет руку мне на плечо.

— Катя, ты все правильно сказала, — говорит она тихо.

— Спасибо, мам, — выдыхаю я, но внутри все ещё что-то ломается. Потому что теперь я понимаю: мне не нужно было терпеть так долго. Нужно было защищать себя и Колю с самого начала.