Черный принц

ПРИЗРАК АРТУРА

У Джона хватало и других проблем. Если сидеть сложа руки, того и гляди лишишься всех владений на континенте. Посоветовавшись с министрами и военачальниками, король решил отправить в Ла-Рошель, все еще сохранявшую верность Англии, небольшое войско. Может быть, удастся развернуть оттуда наступление и отвоевать часть утраченных земель. Гарнизон крепости все равно нуждался в подкреплении — в одиночку ларошельцы долго против Филиппа не продержатся. Джон объявил, что отправит туда наемников. На них он полагается больше, чем на рыцарей. Наемный солдат воюет за деньги, в войне его интересует только добыча. А так называемые «люди чести» вроде Маршала чересчур переборчивы, от таких пользы немного.

В июне, когда конфликт по поводу архиепископства был в самом разгаре, Джон с немногочисленной армией отплыл в Ла-Рошель. К великой радости короля выяснилось, что Аквитания по-прежнему на его стороне — тамошние бароны опасались непомерно разыгравшихся аппетитов Филиппа.

Укрепив город, Джон отправился в Ниор, еще одну крепость, сохранившую верность английской короне. В нескольких стычках Джону удалось добиться успеха. Сами по себе эти победы стоили немногого, но осторожный Филипп решил, что время для широкомасштабного наступления еще не настало.

В результате французы наконец согласились на двухлетнее перемирие. Джон был в восторге. Он и не надеялся на такую удачу. По условиям перемирия Изабелла, чей отец недавно скончался, получила титул графини Ангулемской. Это означало, что теперь у Джона появятся новые союзники. Двухлетняя передышка давала ему возможность как следует подготовиться к следующему этапу войны, в результате которой он надеялся вернуть все утраченные владения.

В Англию король вернулся в прекрасном расположении духа, потешаясь над баронами, которые смели упрекать его в бездеятельности. Он показал им всем, на что способен. Если уж Джон берется за дело, успех обеспечен. Дайте срок, и он возвратит все потерянные земли.

И тут пришли вести из Рима. Папа осмелился отвергнуть кандидата, выдвинутого английским королем, и назначил вместо него Стивена Лэнгтона.

В первый момент Джон от ярости чуть не задохнулся. Он зашлепал губами, выпучил глаза, и слуги бросились врассыпную, зная, что сейчас разразится припадок неистового бешенства.

Джон кинулся к Изабелле, сообщил ей о случившемся. Из его глаз текли слезы ярости, пальцы гневно обрывали золотые пуговицы, швыряли их на пол.

Изабелла лениво спросила, почему король так расстраивается из-за пустяков.

— Из-за пустяков?! — взвизгнул Джон. — Этот римский мерзавец назначил мне своего архиепископа!

— Что это за человек?

— Стивен Лэнгтон? Говорят, великий ученый. К черту ученых! Вот я выколю ему глаза, тогда посмотрим, как он будет книжки читать! Папа пишет, что Лэнгтон — большой умник. Я тоже не дурак, можешь мне поверить!

— Я верю вам, — кивнула Изабелла. — К тому же вы король. Папа не смеет присылать к вам своего ставленника. Или смеет? Ведь он все-таки наместник Божий.

У Джона в углах рта выступила пена.

— Нет, я этого не потерплю! Лэнгтон может оставаться в Риме. Если он посмеет явиться сюда, я засажу его в тюрьму, но сначала как следует изуродую, можешь в этом не сомневаться!

— Успокойтесь, Джон.

— Успокоиться? Как я могу успокоиться, когда мне наносят такое оскорбление! Я король или не король?

— Разумеется, вы король, вот и ведите себя подобающим образом.

Гнев Джона обратился на супругу:

— Вы слишком далеко заходите, мадам! Я был мягок с вами, потому что вы чертовски хороши в постели, но сейчас мы не в опочивальне!

Его тон насмешил Изабеллу, и она хихикнула. Тогда Джон схватил ее за плечи, но она бесстрашно обняла мужа за шею и прижалась к нему всем телом. Джон ощутил привычный огонь желания. Поразительно, но Изабелла до сих пор волновала ему кровь. Просто невероятно! Может быть, она и в самом деле ведьма? Впрочем, это совершенно неважно. Изабелла ему нравилась. Время от времени он пользовался и другими женщинами, но ни одна из них не могла сравниться с его женой. Если б Изабелла узнала о его маленьких изменах, она бы обезумела от ярости. Хорошо, что у него есть от нее секреты. Это означает, что она зависит от него больше, чем он от нее.

Но дело было слишком важное, чтобы пренебречь им ради плотских утех. Папа оскорбил короля Англии, такую выходку без ответа оставлять нельзя.

Джон отстранился и воскликнул:

— Если я уступлю, надо мной будет смеяться весь мир! Я назначаю архиепископа, а папа пренебрегает моей волей и навязывает мне своего ставленника. Ни один король с этим не смирился бы. И я не смирюсь. Ну, что ты сидишь и улыбаешься?

— Вы хотите, чтобы архиепископом был ваш человек, а папа хочет, чтобы архиепископом был его человек. В этом споре победит тот, кто сильнее.

— Ты знаешь, кто сильнее.

— Вы, ваше величество. Конечно же, вы.

Но Джон от этих слов не смягчился. Он еще покажет Риму, кто правит в Англии — король или Церковь. Нельзя допустить, чтобы Рим навязывал свою волю монарху.

Джон вновь отправился в Кентербери и вызвал к себе перепуганных монахов. К тому времени король немного успокоился, гнев его вошел в русло.

— Клянусь зубами Господа, здесь собрались одни изменники! — рявкнул он на монахов. — Вы лжецы, враги короля! Кто уверял меня, что Реджинальд не был избран архиепископом? Вы меня обманули! Утаив от меня правду, вы избрали своим пастырем Джона де Грея. Теперь папа объявляет и первые, и вторые выборы недействительными, а взамен присылает мне своего кандидата. Я ни за что его не приму! Архиепископа для Англии буду выбирать я, и только я. Мне должны служить люди, которым я доверяю, которые преданны мне, а не папе. Вы хотели меня обмануть, не пытайтесь оправдываться. Я знаю ваш трусливый нрав. Как вы посмели тайно избрать примаса? Черт бы вас всех побрал! Вы больше не монахи! Убирайтесь отсюда. Этот монастырь вам больше не принадлежит. Вон! Вон! И не завтра, не послезавтра — убирайтесь немедленно. Иначе я брошу вас в темницу. Вы это заслужили! Не знаю, какой каре вас подвергнуть? То ли выколоть лживые глаза, то ли вырвать вероломные языки!

Увидев, как посерели от ужаса лица монахов, король немного повеселел. Вряд ли они так испугались бы, пригрози он им смертной казнью.

— Так и поступлю! Если вы сегодня же не уберетесь отсюда, вас ждет страшная кара. Куда идти? — спросите вы. Это не мое дело. Ползите к своему римскому господину, ведь вы служите ему, а не мне. Подите, попросите о помощи своего Реджинальда. Ведь вы отдали предпочтение ему, а не вашему королю. Вот пусть он вас и кормит!

Король уже вполне овладел собой. Куда приятнее причинять боль другим, а не себе. Припадок — штука скверная, можно и пораниться.

В тот самый день шестьдесят семь монахов покинули Кентербери и переправились на континент. Джон мог радоваться — отныне доходы монастыря принадлежали ему.

Король не торопился разрешать спор. Пока суд да дело, доходы архиепископства шли в королевскую казну.

Составляя письмо папе, Джон вновь дал волю своему негодованию. Пусть Иннокентий знает, что покорить английского короля ему не удастся. Джон писал, что никогда не примет Стивена Лэнгтона, ибо отлично понимает, какими мотивами руководствовался папа, выбирая этого человека. Рим хочет навязать королю Англии свои законы. Не выйдет! Неужто его святейшество не понимает, как опасно ссориться с английским королем? Джон ни за что не смирится с подобным неуважением. Что же касается Стивена Лэнгтона, то этот человек королю неизвестен; Джон знает лишь, что Лэнгтона опекал Филипп Французский, злейший враг английской короны. Неужто папа своевольно, даже не спросив английского короля, назначит такого человека архиепископом Кентерберийским? Это переходит все границы!

Прочтя письмо, Иннокентий, в свою очередь, тоже воспылал гневом и в ответном послании напомнил Джону, что владыка Небесный превыше владык земных: «Слуга слуг Господа сообщает королю Английскому, что принял решение, не нуждающееся в одобрении земной власти, и будет действовать так, как предписывают законы Церкви, не отклоняясь с этого пути ни вправо, ни влево…»

Джон читал письмо, трясясь от злости. Далее папа писал: «Мы не нуждаемся в мирском одобрении наших поступков и не отменим своего решения, дабы не нанести ущерба своей чести и совести».

Король заскрежетал зубами:

— Будь ты проклят! Покарай, Господи, всех моих врагов, а более всех того, кто именует себя слугой Твоих слуг!

«…Подчинитесь нашей воле, проявите достохвальное смирение. Не думайте, что вам удастся противостоять Господу и его Церкви. Помните о святом мученике Томасе, о его безвинно пролитой крови».

Это напоминание о Томасе Бекете испортило Джону настроение. Из-за казни Бекета отец Джона был вынужден подвергнуться унизительной церемонии покаяния в Кентербери. Джон ни за что не согласился бы пойти на такой позор. Будь прокляты церковники, именующие себя святыми!

Далее папа писал, что не верит, будто Джону ничего не известно о Стивене Лэнгтоне. Этот достойный муж и в самом деле прожил в Англии немного, но снискал себе такую славу на ниве служения Господу, что заслужил глубочайшее уважение земных владык, в том числе и короля Французского. Джон наверняка слышал о научных трудах отца Стивена, например, о его исправлениях в тексте Священного Писания. Имя Лэнгтона славно не только в Париже. Папа услышал об ученом и благочестивом муже из Рима, да и сам Джон после назначения Лэнгтона кардиналом прислал ему свои поздравления. Король должен гордиться, что такой великий человек родился в Англии.

Дочитав письмо до конца, Джон заметался по комнате, выкрикивая:

— Он что же, думает, у нас своих ученых нет? Есть, сколько угодно! Можно подумать, Англия населена одними невежами!

Король написал еще одно письмо папе, куда резче предыдущего. Стивена Лэнгтона в Кентербери не пустят. Архиепископом будет Джон де Грей, ибо такова воля короля. Если папа не согласен, можно обойтись и без его санкции. Никто не позволит Иннокентию командовать в Англии. Если папа хочет, можно пойти и на разрыв. Только пусть Иннокентий сначала подумает, как это скажется на его казне. Из Англии в Рим перестанут ездить церковники с богатыми подношениями. Больше не будет ни подарков, ни взносов в папскую казну. От разрыва Рим пострадает куда больше, чем Англия.

Ответ папы был выдержан в ледяном тоне. Иннокентий лаконично написал, что король Джон, оскорбляя Святую Церковь, подвергает себя смертельной опасности. Этот намек означал, что папа готов подвергнуть Англию интердикту, то есть отлучить всю страну от Церкви.

Джон отнесся к этой угрозе без внимания. Короля в этот период занимали мысли куда более приятные: в начале года выяснилось, что Изабелла беременна.

Королева была в восторге. Ей почти двадцать лет, она седьмой год замужем, а до сих пор ни разу так и не зачала. Изабелла уже начинала беспокоиться, не бесплодна ли она. Допустим, в начале замужества ее тело было недостаточно зрелым для материнства, однако ведь прошло уже столько лет! Долгое время король и королева не придавали этому обстоятельству значения, ибо и он, и она интересовались лишь чувственной стороной любви, не думая о потомстве.

Но теперь все встало на свои места. Королева ждала ребенка.

Изабелла тщательно оберегала свое прекрасное тело, боясь, что роды его испортят. Но нет, это невозможно. Когда ребенок родится, ее формы восстановятся. Ах, как это интересно — быть матерью. Хорошо бы родился сын!

Джон был в совершеннейшем восторге:

— Давно пора, а то уже народ ропщет. Люди говорят, что Господь покарал нас за сластолюбие, и оттого у нас нет детей. — Он расхохотался. — Помнишь, дорогая, как мы с тобой по целым дням не выходили из опочивальни?

— Очень хорошо помню.

— Так старались, а ребенка все не было. Люди шептались, сплетничали. Теперь мы заткнули им рты.

— Вы полагаете, родится мальчик?

— Несомненно. Первый из наших сыновей.

— Надеюсь, их будет не слишком много, — заметила Изабелла. — Вспомните, сколько сыновей было у вашего отца и что из этого вышло… — Она бросила на мужа лукавый взгляд. — И сколько неприятностей вам доставили дети этих сыновей.

Джон вспыхнул. Он не любил, когда ему напоминали о племяннике — в памяти сразу всплывала кошмарная сцена в Руанском замке: окровавленное тело племянника, труп с камнем на шее… Можно ли доверять немому слуге? Хотя без языка проболтаться трудно. Ведь поэтому Джон и воспользовался услугами безъязыкого.

Однако, сколько ни осторожничай, слухи все равно просачиваются. Люди желают знать, куда подевался принц. А более всего это интересует Филиппа Французского.

Зачем только Изабелла напомнила об этой неприятной истории? Слишком уж она дерзка. Должно быть, считает, что муж всецело в ее власти. Конечно, он любит ее, но уже не так, как прежде. Ласки других женщин вновь обрели для него привлекательность, хотя — и это поистине удивительно — с Изабеллой ему все равно лучше. Однако дерзить ей он не позволит.

— Каждый получил по заслугам, — угрожающим голосом прорычал король.

Изабелла молитвенно сложила руки, возвела глаза к потолку и тоненьким, насмешливым голосочком пролепетала:

— Да будет так, аминь.

Ладно, не буду злиться, подумал Джон. Изабелла хороша собой, брак получился удачным. А если она еще и родит сына, будет совсем замечательно.

Сначала долгожданный успех в войне на континенте (даже злейшие враги не станут этого отрицать), а теперь еще и рождение наследника!

Изабелле всего двадцать лет, она еще успеет родить много детей.

Царственные супруги чувствовали себя совершенно счастливыми.

Изабелла была на седьмом месяце, когда из Рима пришла весть, что папа посвятил Стивена Лэнгтона в сан архиепископа Кентерберийского.

Джон лишь посмеялся по этому поводу, заметив, что Иннокентий зря старался — его архиепископ в Англии признан не будет. Лэнгтон не посмеет ступить на английскую землю, а примасом будет Джон де Грей, и никто иной.

Однако дело приняло скверный оборот: папа разослал письма князьям церкви Англии и Уэльса, напоминая о том, что долг небесный превыше долга мирского. Троим самым влиятельным епископам — Вильяму Лондонскому, Юстасу Элайскому и Могеру Вустерскому — Иннокентий повелел отправиться к королю и напомнить ему об обязанностях христианина.

Епископы с нелегким сердцем отправились к Джону.

— Входите, мои славные друзья! — приветствовал их король. — Я вижу, вы хотите со мной потолковать. Должно быть, вас прислал ко мне ваш хозяин. Представляю, как вы храбрились, прежде чем ко мне явиться. Почему же вы так дрожите сейчас?

— Милорд, — начал Вильям Лондонский, — мы прибыли по приказу его святейшества.

— Его святейшества?! — взвизгнул Джон. — Этот человек мне не друг. И мне не нравятся люди, которые ценят его дружбу превыше моей.

— Умоляем вас, милорд, — вставил слово Юстас Элайский, — прислушаться к мнению его святейшества.

— В этом королевстве распоряжаюсь я, — надменно ответил Джон.

— Да, но лишь в делах мирских, — напомнил ему Могер Вустерский.

— Нет, во всех! — рявкнул Джон.

— Милорд, — сказал епископ Элайский, — как было бы славно, если б вы согласились принять Стивена Лэнгтона и позволили монахам вернуться…

— Вы обезумели, приятель! — накинулся на него король. — Неужто вы думаете, что я позволю обращаться с собой подобным образом? Я вижу, вы явились, чтобы мне угрожать.

— Нет! Нет! — хором воскликнули епископы. — Мы всего лишь передаем вам слова папы.

— Он что, угрожает моему королевству интердиктом? Вы это должны мне сообщить?

— Боюсь, милорд, — сказал епископ Лондонский, — что его святейшество и в самом деле отлучит Англию от церкви, если вы откажетесь принять Стивена Лэнгтона и изгнанных монахов.

— Так я и знал. И послушайте, что я вам скажу, — Джон зловеще прищурился. — Если кто-то из священников моего королевства посмеет подчиниться приказу папы, я лишу его всей собственности и выгоню из прихода. Пусть отправляется к своему римскому хозяину. Мне такие слуги не нужны.

— Но его святейшество подобного поведения не простит, — попробовал возразить Юстас.

— Я знаю. Он снова пришлет ко мне своих посланцев с новыми угрозами. Ничего, я покажу всем, кто в стране господин. Здесь распоряжаюсь я, король, а не папа римский. Сообщите своему хозяину, которому вы так верно служите, что послов ко мне присылать бессмысленно — я отошлю их обратно, но вид при этом у них будет менее цветущий, чем прежде. Они будут искать обратную дорогу на ощупь, ибо я велю выколоть им глаза. А кое-кому и носы отрежу, для пущей убедительности.

— Милорд, но ведь это будут посланцы самого папы римского!

— Я помню об этом. Потому-то я и поступлю с ними подобным образом. Прощайте, милорды епископы, мне надоело с вами разговаривать. Меня тошнит от вас, убирайтесь! Иначе, клянусь ухом Господним, вы тоже поплатитесь. Сейчас я кликну стражу, и вы увидите, что ожидает подданных, осмелившихся перечить своему государю.

Епископы увидели, что это не пустая угроза — король вот-вот впадет в неистовство. Потому почтенные прелаты поспешно откланялись и удалились.

Джон со смехом крикнул им вслед:

— Прощайте, мои храбрые епископы!

Изабелла ждала разрешения от бремени в Винчестерском замке, построенном Вильгельмом Завоевателем.

Был октябрь, листва на деревьях отливала золотом, медью и бронзой. Королева лежала в постели, со страхом и надеждой ожидая начала схваток. Больше всего ее занимало, кто родится — мальчик или девочка?

Конечно, Изабелла предпочла бы мальчика, но и девочка — тоже неплохо. Как славно будет обряжать ее в нарядные одежки! Но на кого она будет похожа — на мать-красавицу или на отца?

Джон уже немолод, ему сорок лет. Но это неважно, главное, что она, Изабелла, юна и хороша собой. Ребенок ей очень кстати. Будет отличный предлог, чтобы поменьше времени проводить в компании Джона. Изабелла по-прежнему отличалась страстностью и чувственностью, но муж ей порядком поднадоел. В месяцы беременности, как большинство женщин, Изабелла много думала о ребенке и о своем будущем. Эти мысли изменили ее характер. Но она знала, что после родов плотские желания возгорятся в ней с новой силой. Однако теперь Джон уже не будет предметом ее страсти.

Пока же главное — родить ребенка. Королева не случайно отправилась рожать в древний Винчестер. Самое подходящее место для рождения наследника престола. Во всем королевстве не сыскать города древнее. Ранние бритты называли его Каер Гвент, Белый Город. Потом пришли римляне и нарекли город Вента Белгарум. Саксонцы называли его Витансистер, откуда и произошло современное название.

Говорят, здешний замок построен самим королем Артуром. Во времена нашествия датчан именно здесь захватчикам был нанесен смертельный удар. По приказу короля Этельреда Неготового каждая добропорядочная саксонская женщина должна была взять себе в любовники датчанина, а в назначенную ночь перерезать ему горло или же, если не захочет отягощать свою совесть убийством, то рассечь ему сухожилия. Изабелла подумала, что такой приказ вполне мог бы отдать и ее супруг.

Когда начались схватки, Изабелла думала только об одном — скорей бы закончилась эта мука. Вокруг ее постели столпились прислужницы, готовые помочь и ободрить. Роды были легкими и недолгими.

— Ее величество легко рожает, — сказала повивальная бабка.

Изабелла испытала глубочайшее удовлетворение, когда услышала:

— Мальчик! Красивенький, здоровенький мальчик!

Ребенка окрестили Генрихом в честь деда, Генриха II. Весь народ ликовал, надеясь, что принц пойдет в великого короля, чьим именем его нарекли. Вряд ли радость была бы столь же бурной, если бы мальчика назвали именем отца.

Отношения между королем и королевой едва заметным, но коренным образом переменились. Изабелла быстро восстановила былую красоту, в ней с новой силой проснулись чувственные аппетиты, которые ей суждено было сохранить до самой смерти. Но за время беременности супруги Джон позабыл дорогу в ее опочивальню, утешаясь в компании других женщин.

После родов Изабелла была главным образом увлечена своим младенцем. Материнство доставляло ей столько радости, что королева решила: у нее будет много детей. Маленькому Генриху нужны братья и сестры. Да и в любом случае всегда лучше, когда у монарха не один наследник, а несколько.

После бурного объяснения с епископами Джон ждал от папы гневного ответа. Долго ждать не пришлось. Накануне Пасхи Рим подверг Англию и Уэльс папскому интердикту.

Это означало, что богослужения в храмах запрещены, отменены благословения и причастия. Проповеди можно читать лишь по воскресеньям, да и то не в церкви, ибо церковные врата должны быть заперты, а на кладбище. Венчания допускаются лишь на ступенях храма, похороны в освященной земле запрещены, поминальные службы отменяются.

В народе воцарились страх и уныние. Что может быть хуже захоронения в канаве? Разве можно надеяться, что после таких похорон попадешь на небеса?

Джон знал, что народ ропщет, но уступать папе не собирался.

— Итак, его святейшество лишил моих подданных религиозного утешения, — воскликнул он. — Отлично, я покажу папе, что его слуги по-прежнему в моей власти! Всякий священник, который закроет свою церковь, лишается прихода. Если пастырь пренебрегает нуждами паствы, пусть остается без средств к существованию.

Английское духовенство оказалось перед тяжким выбором. Как поступить? Лишиться земных благ или же пожертвовать бессмертием души? Многие священники предпочли отказаться от доходов, что вполне устраивало короля.

— Клянусь рукой Господней, — радовался он, — благодаря интердикту я быстро разбогатею. Вот уж не думал, что его святейшество окажет мне такую услугу.

Священники метались меж двух огней. Если подчиниться папе, останешься без куска хлеба. Если же ослушаешься приказа из Рима, будешь подвергнут отлучению. И многие, очень многие, включая трех епископов, встречавшихся с королем, предпочли бежать из страны.

— Ну и черт с ними! — говорил Джон. — Главное, что их богатства достались мне. Надеюсь, Иннокентий понимает, что своей политикой обогащает королевскую казну.

Королю все было мало. Он знал, что многие богатые церковники втайне содержат любовниц, и Джону пришло в голову использовать грехи пастырей для вымогательства. Король разослал повсюду своих шпионов, чтобы те выведали, с кем сожительствуют церковные иерархи. Затем по приказу короля несчастных женщин похищали, а с церковников за возвращение любовниц требовали большой выкуп.

Все это очень забавляло короля. Несмотря на интердикт, Джон вовсю наслаждался жизнью.

У него был здоровый наследник, а год спустя Изабелла снова забеременела.

Второй сын тоже родился в Винчестере. После стольких лет бесплодия — сразу два здоровых сына. Что может быть лучше!

Маленький Генрих рос живым, резвым мальчиком, и Изабелле нравилось с ним возиться. Второго сына назвали Ричардом — в честь дяди. Выбор имени опять понравился народу, и теперь, с рождением двух принцев, популярность короля и королевы возросла.

Но супруги по большей части жили врозь. Для Изабеллы уже не являлось секретом, что Джон имеет любовниц. Это вызвало в ней чувство протеста, однако королева решила до поры до времени помалкивать, тем более что общество мужа уже не доставляло ей никакого удовольствия.

Все чаще она заглядывалась на красивых молодых мужчин. Те тоже посматривали на нее со страхом и обожанием, чувствуя в ее глазах вызов и приглашение. Однако любого храбреца охватил бы ужас при мысли о том, каким карам подвергнет преступных любовников могущественный и жестокий супруг.

Чувство опасности делало соблазн еще более привлекательным, и Изабелла понимала, что рано или поздно не сможет удержаться от искушения. Конечно же, она тоже думала о возможных последствиях. Предположим, родится ребенок. Ну и что? У Джона уже есть два сына, в отцовстве которых никто не усомнится. Сам Джон еще до женитьбы на Изабелле успел произвести на свет целый выводок бастардов. Возможно, он плодил ублюдков и в недавнее время, но Изабелле об этом ничего не известно. Она знала лишь одно: в первые годы брака Джон хранил ей верность — его просто не хватило бы на то, чтобы искать приключений на стороне.

И вот все переменилось. Другая женщина, возможно, решила бы относиться к мужу с удвоенной нежностью и лаской, но не такова была Изабелла. Еще с детства она привыкла считать свои чары неотразимыми. Ныне же, достигнув зрелости и обретя любовный опыт, она твердо знала, что перед ней не устоит ни один мужчина. Ей достаточно шевельнуть бровью, и любой из них будет у ее ног. Самые молодые и страстные не побоятся рискнуть жизнью ради краткого мига наслаждения в ее объятиях. Интересно, как поступит Джон с тем, кто осмелится наставить ему рога?

Изабелла все чаще и чаще размышляла на эту тему. Ее взгляды, ее жесты манили и искушали мужчин. Королева нуждалась в любовнике, который ради страсти пойдет на любой риск.

То, что неизбежно, рано или поздно свершится. Ах, как это интересно! Тайное свидание, страстные поцелуи в королевской опочивальне, боязнь чужих глаз. Какая увлекательная игра!

С какой стати Изабелла должна мириться со стареющим самодуром, когда вокруг столько молодых красавцев, готовых ради ее любви на что угодно? А ведь тяжкое увечье — это самая легкая кара, которой подвергнет король своего оскорбителя.

Жизнь сулила Изабелле много новых острых ощущений.

Джон все не мог нарадоваться на свою разбухшую казну. Довольны были и жители Лондона — новый мост, соединивший берега Темзы, наконец был закончен — после тридцати трех лет строительства. Мост был длиной в девятьсот двадцать шесть футов и в сорок футов шириной; он опирался на двадцать арок различной протяженности. Поистине величественное сооружение и великое благо для торговли. Лондонцы гордились своим новым мостом. Но даже столь знаменательное и отрадное событие не могло заставить горожан забыть об интердикте.

Скверно было уже то, что добрых христиан нельзя было похоронить в освященной земле. Еще хуже — жить без религиозного утешения. Люди страшились гнева Господнего, который наверняка обрушится на нечестивцев, не посещающих церковь. А как попадешь в храм, если его врата закрыты? Опять же, не дай Бог, разразится очередная война. Как должны чувствовать себя солдаты перед боем? Ведь Господь наверняка будет не на их стороне, поскольку они отлучены римским папой от Церкви.

Хорошо королю препираться с его святейшеством, но продолжаться так до бесконечности не может. В конце концов Джон был вынужден пойти на уступки: он заявил, что, так и быть, позволит кентерберийским монахам вернуться в Англию и даже готов встретиться со Стивеном Лэнгтоном для переговоров.

Иннокентий ответил ему, что это шаг в правильном направлении. Стивен Лэнгтон отправился в Англию, сопровождаемый несколькими опальными епископами. Однако папа дал понять, что интердикт будет отменен лишь в том случае, если Джон примет все условия без оговорок. Иначе папа отлучит от Церкви уже не Англию, а персонально Джона.

И вот настал день, когда прибыли Лэнгтон и три епископа. Джон встретил князей Церкви на берегу, переговоры начались незамедлительно.

Король согласился пустить монахов обратно, не возражал он и против того, чтобы Лэнгтон стал архиепископом, однако предупредил, что встречаться с примасом не будет и на королевскую милость Лэнгтон пусть тоже не рассчитывает.

На это епископы сказали, что Джон под страхом отлучения должен принять все условия, предложенные его святейшеством.

— В том числе, — заявили они, — вы должны вернуть Церкви все конфискованные владения.

От одной мысли, что придется расстаться с добычей, король пришел в ярость.

— Прочь отсюда! — закричал он. — Пусть Иннокентий отлучает меня, если ему этого хочется! Плевать мне и на него, и на его угрозы! Что мое, то мое. А главное мое право — распоряжаться в собственной стране по своему усмотрению. Убирайтесь обратно к своему господину, пока я не поступил с вами так, как поступают с изменниками.

Епископы немедленно покинули английский берег, и король Джон был отлучен от Церкви.

Дела шли чем дальше, тем хуже. Джон бесился, ощущая свое бессилие перед Римом. Иноземный владыка поверг население Англии в трепет и ужас, а Джон, законный король, ничего не мог с этим поделать. В ярости Джон искал все новых и новых жертв.

Папский эдикт гласил, что всякий, имеющий дело с английским королем, будет считаться оскверненным. Всякий, кто повинуется Джону, — враг католической церкви и погубитель своей души. Как должен поступить в такой ситуации честный христианин?

Джеффри, архидьякон Норвичский, публично заявил в Вестминстере, что отказывается выполнять волю короля, ибо король отлучен от Церкви. Джон приказал тут же арестовать ослушника.

Архидьякона бросили в темницу, и Джон лично посетил узника.

— Ты плохо выбрал хозяина, Джеффри Норвичский, — сказал Джон. — Нужно было сначала как следует подумать.

— Моя совесть чиста, — смело ответил архидьякон.

— Так знай же, изменник, что скоро тебе суждено расстаться со своей совестью.

— Я послушен воле Государя, который стоит неизмеримо выше вас, милорд.

— Значит, с небесным владыкой у тебя отношения лучше, чем со мной. Посмотрим, как Он позаботится о своем слуге.

Король вышел из темницы, велев заковать архидьякона в оковы.

— Пусть на голову нашего благочестивого архидьякона наденут свинцовый колпак, — приказал король. — Пусть наш праведник поразмыслит под этой ношей о своей совести и государственной измене.

Приказ был выполнен, и люди в ужасе пересказывали друг другу весть о каре, которой был подвергнут священнослужитель.

Всех епископов, считавшихся сторонниками Стивена Лэнгтона, Джон усадил в тюрьму, а их земли и имущество конфисковал.

— Церковники нажили несметные богатства, — сказал Джон, — а теперь их богатства достанутся мне. В отлучении от Церкви есть свои радужные стороны.

Но король храбрился — он чувствовал, что народ от него отворачивается. Бароны и без того постоянно выискивали повод для мятежа, а этих могущественных лордов Джон боялся куда больше, чем Святой Церкви.

Если знать сейчас поднимется против монарха и вступит в союз с Церковью, положение Джона станет отчаянным. Поэтому король решил, что каждый из баронов должен прислать ко двору одного из своих сыновей в качестве заложника. Тогда можно будет не сомневаться в преданности отцов.

Приказ был выполнен. Затем Джон отправился в поездку по стране, чтобы показать людям, как он силен, богат и могуществен. Пусть знают, что их государь ничуть не удручен отлучением от Церкви.

Как-то раз король увидел на дороге толпу людей. Все они избивали какого-то мужчину со связанными руками.

— Что тут происходит? — громко спросил Джон. — В чем виновен этот человек?

— Это убийца, милорд. Убийца и вор, — ответили ему. — Он убил и ограбил путника на дороге. Мы застигли его на месте преступления.

Преступник дрожал всем телом, зная, что его ждет неминуемая казнь. В лучшем случае просто повесят. В худшем — сначала отрубят руки. И это еще не самое страшное. Лучше уж болтаться на виселице, чем лишиться глаз.

— И кого же он убил? — спросил Джон.

— Священника, милорд.

Тут король расхохотался.

— Развяжите его!

Приказ был исполнен.

— Пойди сюда, — повелел король.

Убийца остановился перед Джоном, в страхе глядя на него снизу вверх.

— Иди своей дорогой. Ты свободен. Ведь ты убил одного из моих врагов.

Преступник низко поклонился и крикнул:

— Благослови вас Боже, милорд король, — после чего повернулся и бросился бежать со всех ног.

Люди в изумлении смотрели на своего короля. По толпе пронесся ропот.

— Это еще что такое? — накинулся на них Джон. — Если есть желающие возразить мне — милости прошу.

Желающих не нашлось. Каждый знал, что за дерзкое слово, сказанное королю, можно лишиться языка.

Но весть об этом происшествии разнеслась по всей стране. Король отпустил убийцу, ибо убитый оказался священником!

Семейство де Браозов попало в опалу еще с тех пор, когда Вильям де Браоз был освобожден от обязанностей коменданта замка Фалез. А между тем Вильям был не из тех людей, чьими услугами можно пренебрегать. Он умел постоять за себя, а обид не прощал никогда и никому. Однажды уэльсцы убили одного из родственников Вильяма. Де Браоз сделал вид, что хочет помириться с врагами, и пригласил их к себе в замок. Когда же гости наелись и напились до отвала, де Браоз и его люди истребили уэльсцев всех до последнего человека — пусть знают, как поступает Вильям де Браоз с врагами своего рода.

Когда принц Артур исчез, Вильям находился в Руане и без труда догадался, какая судьба постигла юного герцога Бретанского. Супруга Вильяма Матильда, женщина волевая и решительная, была того же мнения. Итак, супруги догадывались о том, что произошло убийство, но подробности им были неизвестны. Матильда при всей жестокости своего характера успела проникнуться к юному пленнику материнской любовью и теперь вся кипела от негодования.

— Король Джон вызывает у меня глубочайшее отвращение, особенно с того дня, когда исчез Артур, — заявила она.

Вильям посоветовал жене держать язык за зубами, но Матильда все не могла успокоиться, рисуя себе картины одна страшнее другой.

Когда король дал понять, что недоволен Браозами, Матильда не слишком опечалилась. Она не привыкла скрывать своих чувств и не умела притворяться. Лучше уж в открытую враждовать с королем, чем прикидываться его сторонниками. Нет, опала ее совсем не огорчила.

Когда король обложил баронов дополнительными податями, Вильям де Браоз отказался платить. Это произошло в конце 1207 года. Король разгневался и потребовал, чтобы в уплату долга Вильям передал казне замки Хэй, Брекнок и Раднор.

Было и еще одно обстоятельство, усугубившее недовольство короля. Младший сын Браоза, Жиль, был епископом Херфордским. После отлучения короля от церкви Жиль вместе с другими епископами покинул Англию, тем самым показав, что в конфликте между Римом и Джоном стоит на стороне папы.

Теперь Джон и вовсе ополчился на род Браозов, считая их своими открытыми врагами. Вильям слыл человеком могущественным, и Джон решил во что бы то ни стало дать ему укорот. Этим и объяснялось требование отдать три замка. Джон потирал руки, представляя, как возмущается Вильям.

— Не верю я этим Браозам, — говорил король. — Давно пора показать им, кто в стране хозяин.

Пусть пришлют ко двору заложников, лишь тогда можно быть уверенным в их послушании. Матильда де Браоз догадывалась, что этим закончится. Она заранее обсудила проблему с мужем. Неужто он согласится отправить заложниками к королю своих внуков?

— Король будет обязан обращаться с ними достойно, — сказал Вильям.

— Разве он понимает смысл слова «обязан»?

— Но ведь у нас нет выбора.

Матильда повысила голос, так что ее могли слышать слуги:

— Я не позволю, чтобы мои дети или внуки отправились заложниками к королю! И на то у меня есть веская причина!

— Тише, вы слишком неосторожны, — встревожился муж.

— Ничего, — отмахнулась от него Матильда. — Иногда лучше называть вещи своими именами.

Он вновь призвал ее к осторожности, но Матильда не привыкла скрывать свои чувства.

Вскоре прибыли люди короля и заявили, что им нужно перемолвиться словом с сэром Вильямом и его супругой. Посланцы сообщили, что его величество недоволен поведением Браозов и требует, чтобы они отправили ко двору двоих внуков, причем безотлагательно. Мальчики должны отбыть из замка вместе с посланцами. Тревожиться не о чем — при дворе внуков де Браоза встретят с почетом. Да и королю так будет спокойнее.

Прежде чем Вильям успел рот открыть, Матильда воскликнула:

— Неужто вы думаете, что я доверю своих внуков вашему господину! Ни за что на свете! Ведь этот человек убил собственного племянника!

Воцарилась гробовая тишина. Матильда гордо вскинула голову и, взглянув на мужа, сказала:

— Это правда, о которой знают все. Пришло время, чтобы об этом узнал весь свет! Я не отдам своих внуков в руки убийцы.

Сэр Вильям попытался исправить положение. Он взял жену за руку и сказал:

— Прошу вас, не говорите так о короле. Если я чем-то его прогневил, я готов исправить свою ошибку, но можно обойтись и без заложников.

— Приказ короля ясен: мы должны вернуться с вашими внуками, — ответил один из посланцев.

— Никогда! — повысила голос Матильда. — Отправляйтесь к своему господину и скажите ему, что моих внуков он не получит.

И посланцы удалились. Сэр Вильям грустно посмотрел на жену и покачал головой.

— Вы поступили безрассудно.

— Я не отдам своих внуков этому убийце! — парировала жена.

Когда посланцы вернулись к королю, тот спросил, где юные Браозы. В ответ он услышал, что леди де Браоз отказалась их выдать.

— Она осмелилась меня ослушаться?!

— Она сказала, милорд, что не отдаст своих внуков человеку, который умертвил собственного племянника.

Джон побледнел, сердце его сжалось от недоброго предчувствия.

Призрак Артура возвращается вновь! Несколько секунд король молчал, словно утратив дар речи. Потом, захлебываясь от ярости, возопил:

— Клянусь рукой и ногой Господа! Клянусь его ухом и зубом! Они заплатят мне за это! А горше всего будет участь миледи Матильды!

Потом он заперся у себя в опочивальне, рухнул на пол, содрогаясь в корчах. Джону неудержимо хотелось кататься по полу, биться головой о стену, и он едва сдерживался. Из темного угла на него смотрел хрупкий подросток. Безжизненные глаза светились зловещей улыбкой. Джон вспомнил, как вдвоем с немым бросал бездыханное тело в Сену.

Артур вернулся, он не оставит короля в покое!

Джон растревожился не на шутку. Обвинение Матильды де Браоз взбудоражило народ. Сегодня об убийстве болтает вся Англия, завтра слух донесется до Франции. Филипп сразу же ухватится за такую возможность. Но это бы еще полбеды — до Франции далеко. Хуже, если Джона станут обвинять собственные подданные. До сих пор англичане мало интересовались судьбой юного герцога Бретанского, однако теперь все переменилось. Сначала Джон потерял Нормандию, затем по его вине Англия и Уэльс были подвергнуты интердикту, недавно его персонально отлучили от Церкви. А тут еще зловещий призрак из прошлого! То-то враги обрадуются.

Будь проклята Матильда де Браоз! Она дорого заплатит за свои слова. Проклятая старуха никак не уймется, продолжает злословить. Значит, нужно ее убрать.

Вильям де Браоз понимал, что посланцы передадут королю слова Матильды. Можно было не сомневаться, что кара последует незамедлительно. Джон постарается уничтожить Браозов, поэтому лучше нанести упреждающий удар. Вместе с сыновьями Вильям попытался отвоевать замки, которые Джон отобрал у него в уплату долгов, однако король предвидел это и успел укрепить крепости. Де Браоз был объявлен государственным преступником, а всякому, кто станет на его сторону, грозила суровая кара.

Пришлось де Браозам перебраться в свои уэльсские поместья, однако люди короля последовали за опальным бароном и туда. Тогда Браозы уплыли морем в Ирландию.

Дело в том, что одна из дочерей Вильяма была замужем за Уолтером Лейси, лордом Митом. Его отец, Хью Лейси, в свое время руководил завоеванием Ирландии. Семейство Лейси было в натянутых отношениях с королем Джоном, однако в последнее время между Ирландией и Англией установился мир.

В Ирландии Браозы чувствовали себя в относительной безопасности, однако их беспокоила судьба английских и уэльсских поместий. Король Джон потребовал, чтобы беглецов ему немедленно выдали. Род Лейси пообещал сделать это, но время шло, а Вильям и его семья продолжали оставаться в Ирландии.

Но мстительный Джон не успокаивался. Он вбил себе в голову, что Браозы — его злейшие враги, особенно Матильда, посмевшая открыто обвинить короля в убийстве племянника. Не будет Джону покоя до тех пор, пока он не заткнет рот этой особе! Король тешился тем, что изобретал для нее все новые и новые мучения. Она даже не представляет себе, как глубоко уязвила короля! В минувшие годы Джон уже начал забывать историю с Артуром. В народе посудачили-посудачили, да и забыли, решив, что в тайне исчезновения принца разобраться все равно не удастся. Матильда же вновь разворошила угаснувший было костер. О, если б только она попалась Джону в руки!

Браозы засели в Ирландии. Давно пора навести там порядок, эти Лейси взяли себе слишком много власти. Но нужно соблюдать осторожность. Английские бароны ненадежны. Того и гляди стакнутся против своего короля. Проклятые Лейси ведут себя так, будто Ирландия — независимое королевство. Как они смеют давать убежище беглым преступникам?

Джон решил, что сам отправится в Ирландию и заставит лордов Лейси потесниться. Не мешает им напомнить, кто в королевстве хозяин. А заодно можно будет уничтожить Браозов. Джон не успокоится до тех пор, пока не расправится с Матильдой.

Когда Вильям де Браоз узнал, что король высадился в Ирландии, у него упало сердце.

— Спаси нас, Господи, — сказал он жене, — если мы попадем к нему в руки.

— Нужно позаботиться, чтобы этого не произошло, — ответила бесстрашная Матильда.

Однако Джон привел с собой большое войско, и ирландские вожди поспешили явиться в Дублин, чтобы засвидетельствовать королю свою покорность. Джон без особого труда захватил земли, принадлежавшие роду Лейси, а ирландским наместником назначил своего дружка Джона де Грея. Раз уж тот не смог стать архиепископом Кентерберийским, пусть возвысится на другом поприще.

Больше всего на свете Джон любил легкие победы, а потому остался вполне доволен собой. Правда, задерживаться в Ирландии он не мог — нужно было возвращаться в Англию. Но в Дублине оставался Джон де Грей.

— Вы пробудете здесь недолго, — инструктировал его король. — Ваша задача — показать местному населению, что звезда рода Лейси закатилась. В скором времени вы, я надеюсь, схватите Браозов, и тогда вместе с ними возвращайтесь ко двору. У меня свои планы насчет этого наглого семейства.

Джону де Грею король мог вполне доверять. Он и без того являлся верным слугой Джона, а теперь еще и рассчитывал на должность примаса — когда конфликт с папой разрешится.

Но король недооценил свою противницу. Когда его войска осадили замок Мит, Матильды там уже не было — она успела переправиться в Шотландию.

Джон был в ярости. Ему пришлось довольствоваться одним Вильямом де Браозом, которого король велел отправить в Англию.

Но на этом возня с Браозами не закончилась. По дороге в Англию Вильям сумел бежать и объявился в Уэльсе, объявив Джону войну. Гнев короля был беспределен. Во всем виновата эта чертова баба! Она опозорила его на весь мир, она затеяла смуту. Вот и теперь она твердит всем и каждому, что Артура убил собственный дядя!

Матильда и ее старший сын Вильям переплыли пролив на маленьком корабле. Они ушли от одной опасности, но впереди подстерегали новые, неведомые. Когда судно наконец достигло гавани, мысли Матильды обратились к мужу, ставшему пленником короля.

— Ему повезло меньше, чем нам, — сказала баронесса сыну. — Страшно подумать, какая участь ожидает его в руках тирана.

— Отец слишком умен, — успокоил ее Вильям-младший. — Думаю, он сумеет перехитрить короля.

— Джон все еще слишком могуществен. Но так будет не всегда. В стране зреет бунт. Короля никто не любит. Бароны готовы восстать против него. Ваш отец — лишь первый из многих, кто стал Джону поперек дороги. Ничего, настанет день, когда королю придется прислушаться к голосу своих подданных.

— Надеюсь, так и будет, матушка.

— Я не сомневаюсь в этом. Ах, если бы бароны восстали уже сегодня. Какой вождь получился бы из вашего отца!

Мать и сын не знали, куда им податься. Шотландские берега выглядели негостеприимно.

Местные рыбаки пожелали узнать, кто пристал к их берегу. Увидев, что пришельцы — люди знатные, рыбаки пригласили их к себе в деревню, накормили и известили лорда Дункана Каррика, местного помещика, о прибытии корабля. Каррик предложил гостям свой кров, и они с благодарностью согласились.

Матильда рассказала хозяину, кто они такие и почему покинули Ирландию. Каррик внимательно слушал, сочувственно кивал, но, когда гости удалились в опочивальню и уснули, он отправил гонца в Англию, к королю.

Ответ не заставил себя ждать.

Матильда и ее старший сын были переданы людям короля. А Вильям де Браоз тем временем, не удержавшись в Уэльсе, был вынужден бежать во Францию.

Матильду и ее сына везли в Виндзор.

Что ее там ожидает? Тюремное заключение? Баронесса повторяла себе, что королю не удастся ее запугать. Нет, она совсем его не боится. Джон — трус, а выказывать страх перед трусами не следует. Так говорила она своему сыну.

Во времена саксонцев Виндзор был известен под именем Виндлсофра, или Виндлшора, то есть Извилистые Берега. Дело в том, что Темза текла здесь весьма причудливым образом, петляя по долине. При Эдуарде Исповеднике здесь находился королевский двор, а Вильгельм Завоеватель построил в Виндзоре замок, как, впрочем, и в других английских городах. Сын Вильгельма Генрих I возвел в Виндзоре храм и обосновался здесь со своим двором.

Джон ждал пленников с нетерпением, радостно потирая руки. Теперь, моя гордая леди, думал он, вы прикусите язык и не станете больше болтать обо мне всякие гадости.

Он стиснул зубы. Уж, во всяком случае, живой Матильда отсюда не выйдет.

Король велел сразу же привести к нему Матильду и ее сына. Джон отметил, что у Вильяма-младшего вид слегка испуганный, но женщина держится гордо, с вызовом. Жаль, самому барону удалось ускользнуть. Но ничего, самый опасный враг — Матильда. Это она заварила всю кашу, она подбила мужа на измену.

Джон велел страже удалиться, так как боялся, что Матильда при посторонних вновь начнет тыкать ему в глаза убийством Артура. Другая на ее месте в подобных обстоятельствах притихла бы, но от Матильды де Браоз можно было ожидать чего угодно.

Джон развалился в кресле, разглядывая стоявших перед ним пленников.

— Ну, вот мы наконец и встретились, — язвительно начал он. — Клянусь ухом Господним, я долго ждал этого дня. Вы много путешествовали, миледи, — Уэльс, Ирландия, Шотландия.

— Не по своей воле, милорд. Я бы предпочла жить в своих замках, которые вы у нас отобрали.

Какая дерзость! Если б Джон не боялся этой женщины, он, пожалуй, даже восхитился бы ее смелостью.

— Ничего, теперь вы отдохнете у нас в Виндзоре, — сказал король. — Рад таким гостям.

Последнее слово он произнес с особым нажимом. «Не человек, а сатана, — подумала Матильда. — Он убьет нас так же, как убил Артура».

— Полагаю, вы разделяете мои чувства, — насмешливо улыбнулся Джон, а когда Матильда не ответила, повысил голос. — Не слышу ответа, миледи. Когда к вам обращается король, вы не смеете молчать.

— Не думала, что вы ждете ответа, милорд. Ведь он очевиден.

— Значит, вы не рады быть моей гостьей, — констатировал Джон. — Я знаю, вы женщина откровенная, так что можете не стесняться.

— А я и не стесняюсь. Я не из тех людей, кто говорит одно, а думает другое.

— Знаю, знаю. Известно об этом и вашему мужу. Вы сильная женщина, миледи.

Матильда слегка поклонилась.

— Вот вы стоите передо мной, — продолжил король, — зная, что возводили на меня хулу. Любой на вашем месте трясся бы от страха.

— Я говорила чистую правду. — А это, сударыня, решать не вам.

— Нет, милорд, решать будут люди.

— Да вы несносны! — взорвался Джон.

Матильда знала, что смотрит в лицо смерти, но, беззаботно дернув плечом, сказала:

— Мои слова оскорбили вас, но мне до этого дела нет — ведь я говорила правду. А если я вас оклеветала, то где же Артур Бретанский?

— Вы не в том положении, чтобы задавать мне вопросы! Не забудьте, что вы моя пленница. Вы и ваш сын в моих руках, а ваш муж сбежал, бросив вас на произвол судьбы.

— Нет, — возразила Матильда, — нас разлучила беда. Вильям не тот человек, чтобы покинуть жену в злой час.

— Вы противоречите каждому моему слову!

— Я всего лишь отстаиваю правду.

— Смело, очень смело. Однако советую вам, миледи, поберечь смелость — она вам еще понадобится.

— Я это знаю. Мои уста произнесли вслух то, о чем думает вся Англия — с той самой ночи, когда исчез Артур. Вам не удастся сохранить грех в тайне.

Джон крикнул:

— Стража! Взять этих двоих и отвести в темницу. Я решу, как с ними поступить.

Матильду и ее сына увели прочь. Напоследок, гордо вскинув голову, она метнула на короля испепеляющий взгляд и губы ее прошептали: «Убийца».

Какую же кару для них придумать? Когда Джон вспоминал Матильду, его начинало трясти от ярости. Но необходимо сохранять трезвость рассудка, ведь Вильям де Браоз все еще на свободе. Можно себе представить, какой шум он поднимет, если его жене выколют глаза и, что было бы еще справедливее, вырвут язык. С Джона достаточно и призрака убиенного Артура. Проклятый Артур! Никак от него не отвязаться! Бароны перешептываются по углам, замышляя недоброе. Осторожность и еще раз осторожность!

Однако живой Матильда де Браоз из Виндзора не выйдет — это решено.

— Заковать обоих в кандалы, — приказал Джон. — Пусть сидят в одной камере.

Он улыбнулся, представив, как мать и сын будут медленно умирать, видя муки друг друга. Приказ короля был немедленно выполнен.

Каждый день Джон вспоминал об узниках с наслаждением. Каково им там, в сырой темнице? Пищи Матильде и ее сыну не давали. Даже такая сильная женщина без пропитания долго не проживет.

Просыпаясь утром и садясь завтракать, король с особым аппетитом лакомился сочным мясом и сдобными пирогами. Его согревала мысль о том, что гордая Матильда и ее сын умирают от голода.

Через две недели король велел стражникам спуститься в темницу. И мать, и сын были мертвы. Судя по всему, Вильям-младший умер первым, а его мать, обезумев от голода, грызла зубами плоть сына.

Когда Джону об этом рассказали, он долго смеялся.

Достойный конец для гордой Матильды! А также хороший урок для всякого, кто посмеет обвинить короля в убийстве племянника.

Но Джон просчитался. После смерти Матильды де Браоз слухи не стихли, а, наоборот, вспыхнули с новой силой.