Джон и не подозревал, какая беда поджидает его дома. Пока он воевал во Франции, бароны, отказавшиеся сопровождать его в походе, решили, что больше не будут терпеть власть тирана.
Стивен Лэнгтон прекрасно понимал, что дело зашло слишком далеко и необходимо достичь какого-то компромисса. Порывшись в архивах Кентерберийского диоцеза, он разыскал старинный документ, озаглавленный «Хартия Генриха I». В этой грамоте были изложены обещания, которые дал Генрих I подданным перед коронацией. Экземпляров этого документа сохранилось очень мало, потому что впоследствии Генрих постарался их все собрать и уничтожить.
Архиепископ нашел грамоту в августе и тут же созвал к себе баронов. Он зачитал им перечень свобод и привилегий, обещанных Генрихом I, тем самым наглядно доказав, что в прежние времена у подданных было куда больше прав, чем сейчас.
После этой встречи сопротивление баронов перешло в следующую стадию, от слов к делу.
Двадцатого ноября был церковный праздник, и под этим предлогом бароны встретились вновь, на сей раз в монастыре святого Эдмунда.
Перед алтарем они дали торжественную клятву, что не успокоятся до тех пор, пока Джон не подтвердит условия «Хартии Генриха I».
Свои требования они решили предъявить королю на Рождество, когда Джон будет находиться в Вустере. Однако по некотором размышлении лорды пришли к выводу, что славный христианский праздник — не время для распри, и перенесли свидание с королем в Лондон. К Джону отрядили гонцов, дабы известить его, что бароны предлагают своему монарху вступить в переговоры.
Предчувствуя недоброе, Джон покинул Вустер и отправился в Лондон. Бароны уже ждали его там.
Они подготовились к войне, привели с собой большое войско. Представитель знати сообщил королю, что он должен подтвердить законы, изложенные в «Хартии».
Сначала Джон держался высокомерно, грозил баронам страшными карами, но, увидев, что они настроены решительно, изменил тон:
— Вы хотите от меня слишком многого. Такие важные вопросы в мгновение ока не решаются. Дайте мне время на раздумье. Я сообщу о своем решении на Пасху.
Бароны поворчали, но в конце концов согласились.
Джон же немедленно отправил послов к папе, прося управы на мятежных лордов. Он писал, что, будучи смиренным слугой его святейшества, нуждается в поддержке сюзерена. Пусть папа велит баронам сложить оружие и подчиниться своему королю.
Иннокентий отправил буллу предводителям мятежников и Стивену Лэнгтону, строго-настрого повелев им всем слушаться своего монарха. Но Лэнгтон, человек чести и слова, не покинул баронов в беде. Он сказал, что папа не знает истинного положения дел в Англии. Когда на Пасху бароны встретились вновь в Стэмфорде, что в графстве Линкольншир, архиепископ был с ними. У мятежников было двухтысячное войско, вооруженное до зубов, — пусть король знает, что отсрочек больше не будет.
Джон с Вильямом Маршалом находились в Оксфорде. Король все время одергивал себя, чтобы не впасть в неистовство. Подумать только — жалкие рабы, еще недавно трепетавшие от его гнева, настолько обнаглели, что взяли в руки оружие!
Вильям Маршал, как всегда, был верен своему монарху, но, сочувствуя королю, в то же время понимал и справедливость требований мятежников.
— Я отправлюсь к ним, милорд, и выясню подробнее, в чем состоят их притязания. Затем доложу вам, а вы как следует все взвесьте и обдумайте.
— Бывало ли прежде, чтобы государь оказывался в столь плачевном состоянии? — жалобно воскликнул Джон.
— Бывало, но редко, — довольно резко ответил рыцарь.
Он считал, что Джон сам виновник своих бед. Союзником столь жалкого короля рыцарь оставался лишь потому, что искренне верил в принципы монархии и был готов отстаивать их до последней капли крови.
К королю Маршал вернулся со Стивеном Лэнгтоном. Они привезли письменные требования баронов.
Прочитав послание, Джон побагровел.
— Клянусь рукой и ногой Господа! Может, им еще и мою корону отдать?
— Они не уступят, милорд, — предупредил Маршал.
Джон швырнул грамоту на пол, наступил на нее ногой.
— Никогда не получат они таких свобод, которые сделают меня их рабом! — напыщенно произнес он и, хитро прищурившись, добавил: — Пускай это дело рассудит его святейшество. В конце концов королевство принадлежит не мне, а ему. Подите и скажите баронам — пусть обращаются с прошением к папе.
Бароны ответили отказом, и тогда Иннокентий велел своему легату Пандульфу, который в это время как раз находился в Англии, отлучить мятежников от Церкви, ибо они посмели восстать против своего сюзерена и святого престола.
Лэнгтон встретился с Пандульфом и стал убеждать его, что папа не понимает истинного смысла происходящих событий. Страна более не желает мириться с тиранией короля. Бароны не бунтуют против своего государя, а лишь требуют восстановления прав, изложенных в «Хартии».
— Нужно не баронов отлучать от Церкви, а королевских наемников, — сказал архиепископ. — Если бы не они, Джон не смог бы воевать с собственным народом.
Встревоженный враждебностью примаса, Джон укрепился в лондонском Тауэре, чтобы держать столицу под контролем.
Этот акт был равнозначен объявлению войны, и бароны решили избрать себе маршала. Неудивительно, что им стал Роберт Фитцуолтер, заклятый враг короля, поклявшийся отомстить за убийство дочери.
Многие простолюдины, разоренные королевскими податями, присоединились к мятежным баронам. На Лондон двинулось мощное войско, и горожане открыли перед ним ворота. Против короля поднялась вся страна. Джон понял, что борьба проиграна.
Хочет он того или нет, но условия баронов придется принять. Встреча короля с мятежниками была назначена на пятнадцатое июня в местечке Раннимед.
На широком лугу между Стейнсом и Виндзором сошлись обе партии. Джон приехал с немногочисленной свитой, зато бароны прибыли с огромным войском. Здесь были и закованные в латы рыцари, и простые крестьяне. Обширное поле было все запружено народом.
Переговоры продолжались двенадцать дней. Джон спорил, торговался из-за каждого пункта, видя, как власть уходит у него из рук.
Отныне Церковь обладала неприкосновенными правами и свободами; права подданных тоже гарантировались; никто больше не сможет выдавать вдову замуж против ее воли; кредитор не может забрать имущество должника, если тот в состоянии выплатить долг; король не имеет права облагать население податью на войну, если это решение не одобрено советом представителей. Мало того — король вообще не может вводить новых налогов без санкции совета. Древние привилегии городов восстанавливаются. Правосудие отныне будет отправляться лишь в соответствии с законами. Ни один человек не может быть заключен в тюрьму на долгий срок без расследования его виновности.
Пунктов в «Хартии» было много. Ставя свою подпись под этим документом, Джон отказывался от многих привилегий, которые считал исконными прерогативами королевской власти. Великая «Хартия» была составлена таким образом, что король переставал быть бесконтрольным самодержцем, а Англия становилась свободной страной.
Бароны и их предводитель Роберт Фитцуолтер загнали короля в угол. У него не оставалось выхода — лишь скрепить «Хартию» своей подписью.
Родив еще одну дочь, нареченную Элеанорой, Изабелла узнала, что, пока она ходила на сносях и рожала, в стране произошли великие события, потрясшие самые основы престола.
Рано или поздно это должно было произойти. Джон сам навлек на себя беду. Слишком уж много нажил он врагов. Ему никогда не простят исчезновения Артура и те оскорбления, которым он подвергал знатнейших лордов королевства.
Изабелла часто думала о Матильде Фитцуолтер, в которую, как рассказывали, Джон был влюблен. Если это правда, то непонятно, почему король ее не обесчестил. Неужели Джон приказал отравить девицу только из-за того, что она не желала ему уступать? Душа Джона — потемки, никогда не знаешь, в чем истинный смысл его поступков.
Сколько зла доставил он Изабелле! Достаточно вспомнить изуродованное тело ее возлюбленного, подвешенное над кроватью. Потом — решение выдать маленькую Джоанну замуж за Лузиньяна. Изабелла пыталась понять, почему Юг за все эти годы так и не женился. Неужто он остался верен ее памяти? Что он почувствовал, когда ему предложили в невесты ее дочь? Впрочем, это будет еще очень не скоро. Кто знает, что к тому времени произойдет?
Что-то Джон давно не наведывался к своей супруге. Должно быть, слишком занят баронами и их требованиями.
Поразительно, сколь многого этот человек лишился за годы своего царствования. Разве в этом кто-то виноват, кроме него самого?
Здоровье короля пошатнулось. Изабелла давно уже это заметила. Тревоги последних лет и припадки ярости должны были свести его в раннюю могилу.
Качая новорожденного младенца, Изабелла спрашивала себя, что она будет делать, когда Джон умрет? Предчувствие подсказывало ей, что ждать осталось недолго.
Подписав «Хартию», Джон впал в такую истерику, что приближенные боялись, не убьет ли он себя в припадке неистовства. Король совершенно обезумел. Он скрежетал зубами, рвал на себе одежду, катался по полу, брыкаясь и молотя руками. Он рвал зубами тростниковые циновки, и это, казалось, приносило ему облегчение. С уст короля срывались страшные угрозы и проклятья. На время он стихал, потом безумие подкатывало вновь. Затмение рассудка было для Джона средством самозащиты и разрядки.
Он кричал, что бароны, эти подлые изменники, опутали его цепями. Все желают его смерти, все хотят отнять у него корону. Всю жизнь он окружен врагами. Но ничего, настанет день, и они заплатят ему за все. Ни один не дождется пощады…
Немного придя в себя, Джон решил вновь обратиться к папе. Пусть поможет своему вассалу. Чего ради Джон преподнес свою корону Иннокентию? То-то великие предки в гробах перевернулись. А куда было деваться? Ведь со всех сторон враги! Но его святейшество Джону не враг. Король улыбнулся. Какая ирония судьбы! Последний оплот короля-нечестивца — Святая Церковь. В послании, отправленном в Рим, Джон писал, что всецело проникся интересами Церкви и смертельно раскаивается в своих былых грехах — до такой степени, что помышляет отправиться в крестовый поход. Лишь таким образом сможет он очистить свою совесть. Но для того, чтобы надеть плащ крестоносца, он должен сначала восстановить порядок в своем королевстве.
Смуту сеют безбожные бароны: семейство де Браоз, жаждущее мести за смерть исдохшей от голода старой ведьмы; барон Веши, помешавшийся из-за своей драгоценной женушки, и Роберт Фитцуолтер, чья дочь неразумно воспротивилась воле короля.
Юстас де Веши имел наглость при всех баронах сказать королю, что тот вовсе не обесчестил баронессу.
— Вы провели ночь с дешевой шлюхой, милорд. Вы были так пьяны, что даже не заметили, кого подложили вам в постель.
— Лжец! — завопил Джон, которому в этот миг больше всего хотелось отрезать дерзкому барону язык.
Но Веши ничуть не испугался, со всех сторон окруженный соратниками.
— Мы так потешались над вами, милорд. Ловко же мы вас провели.
Раз он посмел подобным образом разговаривать с королем, значит, был уверен, что Джон никогда не сумеет вернуть утраченную власть.
Джон попытался припомнить события той ночи, но в памяти почти ничего не сохранилось — лишь удовольствие от мысли, что он так ловко проучил надменного Юстаса де Веши, заставив его уступить собственную жену.
Видимо, барон и баронесса и в самом деле провели его. Подсунули вместо знатной леди дешевую шлюху и посмеялись над своим королем. Все бароны — подлецы и обманщики!
Зато у Джона есть верный друг и покровитель в лице — кто бы мог подумать — папы римского.
Его святейшество наверняка окажет Джону поддержку, ведь Англия — вассальное владение святого престола. Не захочет же папа увидеть своего вассала униженным.
Иннокентий внимательно прочитал донесение из Англии и пришел к выводу, что бароны намерены лишить Джона короны. Почему? Уж не потому ли, что Англия стала вассалом Рима? Нет, папа не допустит, чтобы Джон лишился престола. Неизвестно, что произойдет, если в Англии начнется междуусобица и Джона сменит новый государь. Согласится ли он выполнять обязательства своего предшественника перед Римом?
Папа вновь повелел Стивену Лэнгтону отлучить мятежных баронов от Церкви.
Архиепископ Кентерберийский ответил, что в Англии все совсем не так, как представляется его святейшеству. Король вел себя как тиран, а бароны всего лишь требовали справедливости. Джон осветил события по-своему, исказив их смысл.
Тут Иннокентий разгневался не на шутку. Архиепископ, ради избрания которого было приложено столько усилий, осмеливается проявлять строптивость! Как все это понимать? Король Джон ведет себя в этом конфликте самым безупречным образом. Он примирился с Церковью, вернул изгнанных церковников, готовится к крестовому походу. Бароны же, судя по всему, недовольны тем, что их монарх взялся за ум. Чем устраивать смуту, лучше бы помогли Джону готовиться к крестовому походу. В Святой Земле очень нуждаются в поддержке христианских государей. Английские смутьяны вредят Божьему делу не меньше, чем сарацины.
Лэнгтон же ломал себе голову, не зная, как сказать папе, что Джон — человек бесчестный, бездарный деспот, растерявший половину своих владений и едва удерживающийся на английском престоле. Неужели его святейшество не понимает, что разговоры о крестовом походе — не более чем пустая болтовня?
Переписка между папой и примасом закончилась тем, что Рим под угрозой отрешения от сана повелел Лэнгтону выполнять данный приказ.
Джон понемногу приходил в себя, чувствуя, что пришло время смотреть правде в глаза. Бездействие чревато тем, что он окончательно лишится короны. Нужно собирать войско и идти на баронов войной. Пусть знают, что Джон не намерен отказываться от своей власти.
На рассвете король в сопровождении немногочисленной свиты отбыл в Дувр. Еще раньше он отрядил на континент одного из своих помощников, Юбера де Бова, чтобы тот занялся вербовкой наемников. Пока армия не будет набрана, Джон должен затаиться, сидеть тише воды ниже травы.
Мало кто знал, где находится король, а те, кто был осведомлен, обязались держать язык за зубами. В стане баронов произошел переполох — никто не знал, куда исчез король.
Джон следил за происходящим со злорадной улыбкой. Сначала по стране поползли слухи, что король отправился во Францию — просить Филиппа о поддержке. Такой поступок был бы верхом безрассудства, но все знали, что Джон способен на любые глупости. Кто-то предположил, что король тайно отбыл в Святую Землю, однако эта версия мало кому показалась правдоподобной. Приближенные короля знали, что о крестовом походе король говорит исключительно в насмешливых тонах. Смешно даже представить Джона в роли крестоносца.
Затем распространился слух, что Джон мертв — его якобы убил кто-то из врагов. Поскольку врагов у Джона было предостаточно, на подозрении оказались многие. Особенно повеселила Джона версия о том, что он будто бы, пресытившись властью, уехал в дальнюю провинцию и стал простым рыбаком.
Тем временем с континента прибывали наемники.
Собрав внушительную армию, Джон двинулся на Рочестер и осадил замок, гарнизон которого поддерживал баронов. Осажденные держались сколько могли, но, когда их припасы иссякли и они съели всех лошадей, Рочестер пал.
Королю было стыдно перед наемниками, которые могли видеть, сколь дерзко англичане отвергают собственного монарха. В ярости он приказал повесить всех пленных, однако за них вступился один из кондотьеров. Он сказал, что такая жестокость повлечет за собой ответные меры баронов. Пусть лучше король проявит великодушие, тем более что пленники — его собственные подданные. Может быть, их вина заключается лишь в том, что они позволили увести себя с пути истинного.
Довольный победой, Джон сменил гнев на милость, и защитники Рочестерского замка остались в живых.
Когда из Рима прибыли посланцы, привезшие приказ папы об отлучении баронов от Церкви, мятежники поняли, с каким могущественным врагом им придется иметь дело. Ссориться с Церковью, особенно во время войны, — дело безнадежное. При малейшей неудаче солдаты падают духом, считая, что Господь не на их стороне.
Раз у Джона есть такой серьезный союзник, баронам тоже не мешает обзавестись поддержкой извне. Взоры лордов, естественно, обратились к Филиппу Французскому.
Этот мудрый и дальновидный монарх следил за событиями в Англии с пристальным интересом. С континента англичан он изгнал, теперь же лорды должны были согнать Джона и с английского престола. Филипп давно уже зарился на британскую корону, и если отступился от нее, то лишь из-за вмешательства Рима. Союз Джона с папой давал богатую пищу для размышлений. Филиппа забавляло, что столь нечестивый монарх умудрился заручиться поддержкой святого престола. Филипп давно понял, что Риму нужно угождать не святостью, а практической выгодой. Иннокентий сделал Джона своим вассалом, а это значит, что теперь он будет всеми правдами и неправдами защищать своего ставленника.
Тут как раз и прибыли посланцы от английских баронов. Если Филипп поможет им свергнуть Джона, они готовы короновать на английский престол дофина Людовика.
Сердце Филиппа забилось от радости. Итак, английская корона все-таки может достаться Франции!
Однако перед посланцами король изобразил сомнение:
— Согласится ли английский народ признать короля-француза?
— Милорд, принц Людовик может претендовать на английскую корону благодаря своей супруге.
Филипп задумчиво кивнул, хотя обоснование было недостаточно веским. Элеанора, дочь Генриха II и Альеноры Аквитанской, вышла замуж за кастильского короля Альфонсо. Принцесса Бланш, рожденная от этого брака, стала супругой дофина. Таким образом, когда у Людовика и Бланш родятся дети, они будут потомками английской королевской династии.
Не Бог весть какая зацепка, подумал Филипп, но все же стоит подумать. В крайнем случае, если ничего не выйдет, можно будет отойти в сторону, и пусть Людовик разбирается со своими проблемами сам. Филипп не очень-то любил воевать. Он предпочитал одерживать победы не мечом, а стратегией. Даже любопытно будет понаблюдать, как справится Людовик со столь сложной задачей. Великое свершение — увенчать английской короной француза.
Разумеется, лорды обратились к французскому королю с нелегким сердцем — они должны были найти противовес вмешательству папы римского. Джон сумел навербовать на континенте большую армию, по большей части состоявшую из французов, подданных Филиппа. Мятежные бароны оказались в крайне сложной ситуации. Обращение к Филиппу было с их стороны весьма ловким стратегическим маневром.
Пока при французском дворе шли дебаты, папа Иннокентий пригрозил отлучить Лэнгтона от Церкви, ибо примас по-прежнему упрямился и пытался защищать мятежников.
Тогда архиепископ Кентерберийский решил, что его единственная надежда — отправиться в Рим и лично объясниться с Иннокентием.
Узнав об отъезде Лэнгтона, Джон встревожился. Архиепископ — человек мудрый и красноречивый; он может изложить перед папой дело так, что Иннокентий изменит свою точку зрения. Это тем более некстати, потому что королевская партия в последнее время начинала брать верх. Наемники воевали хорошо, ибо им была обещана щедрая добыча. Это все были опытные, закаленные в сражениях солдаты. А войско баронов состояло в основном из необученных добровольцев, да и хорошего полководца среди лордов не было. Роберт Фитцуолтер, одержимый жаждой мести, умел воспламенить сердце, однако одно дело разглагольствовать, и совсем другое — командовать армией.
— Клянусь ухом и зубом Господним! — воскликнул Джон. — Я согну баронов в бараний рог. Они горько пожалеют, что осмелились подняться против меня.
Но тут удача вновь отвернулась от короля. Первым ударом стала смерть Иннокентия. Джон немедленно отправил послание новому папе, Ганорию III, но тот не проявил интереса к английским делам. Таким образом, на поддержку святого престола теперь рассчитывать не приходилось. Чем дальше, тем хуже: в Англию прибыл принц Людовик, восторженно встреченный баронами.
— Итак, они призвали французов! — возмущался Джон. — Это просто неслыханно! Мало же пользы принес мне союз с Церковью!
Верный Вильям Маршал уговаривал его не отчаиваться. Во-первых, у короля есть обученное войско. Во-вторых, против французов поднимутся простые англичане, а всякому известно, что человек, защищающий свою родину, силен вдвойне.
— А как же Вильгельм Завоеватель? — возразил Джон. — Пришел и преспокойненько завоевал Англию. Неужто французы поступят со мной, как нормандцы поступили с саксонцами?
— Пока вы сильны, этого не будет.
— Разве я силен? Ведь против меня вся знать!
Маршал лишь грустно качал головой. Не было смысла напоминать королю, что он сам настроил против себя своих вчерашних слуг.
— Те, кто любит свою родину, будут сражаться за законного короля, — лишь сказал он.
— А тем временем подлые изменники призвали французов!
— Это и в самом деле измена, — согласился Маршал.
— Как можно было звать иноземцев?
Можно подумать, наши наемники не иноземцы, мысленно возразил ему Маршал. И тут французы, и там. А противостоят и тем, и другим англичане!
Старый рыцарь не думал, что доживет до такого дня. Требуя справедливости, бароны составили «Хартию», а король был вынужден ее подписать. Мудрый государь Генрих I тоже даровал подданным хартию, но не для того, чтобы ослабить свою власть, а надеясь ее укрепить. Джон, увы, мудростью не обладает.
Лето подходило к концу. Иноземные солдаты бесчинствовали на английской земле. Теперь даже те, кто призвал чужестранцев, испытывали угрызения совести. Неужто бароны и в самом деле хотят стать вассалами французского короля? Неужто им хочется посадить на трон Людовика?
Когда французский принц прибыл в Англию, большинство лордов были рады его приезду. Теперь же общее настроение изменилось. Многие перешли на сторону Джона. Тот не упрекнул их ни единым словом, радуясь каждому перебежчику.
Затем пришла весть, что Юстас де Веши убит при осаде замка Барнард.
Радости Джона не было предела. Итак, наглец, осмелившийся обмануть своего короля, мертв. Возжаждав мести, он стал одним из предводителей мятежа, и вот теперь он лежит холодный и недвижный, а король Джон жив и весел.
Шотландцы встали на сторону мятежников и принялись опустошать набегами северные земли. И все же Джон не отчаивался — многие из баронов выражали недовольство присутствием французов.
Джон составил план: он отправится на север, разъединит шотландцев и мятежников. Во главе войска король прибыл в город Линн, один из оплотов королевской партии. Линн был городом торговым и, как и знаменитые Пять Портов, пользовался определенными привилегиями.
Здесь Джона радушно встретили, он хорошо поел, много выпил, послушал музыку.
Очевидно, в Линне король пировал чересчур усердно и злоупотребил крепкими напитками — во всяком случае, у него началась дизентерия, что весьма затруднило дальнейшее продвижение.
Однако задерживаться на одном месте было нельзя, и Джон отправился из Линна в Уисбеч. За войском тащился огромный обоз, где имелось все необходимое. Монарх повсюду должен жить в условиях, подобающих его сану, — особенно если корона на его голове держится непрочно. Кроме того, Джон повсюду возил с собой свои сокровища. С годами он еще больше полюбил драгоценные камни и роскошные одеяния; они поражали великолепием подданных и к тому же отвлекали внимание от потасканной физиономии монарха.
В обозе везли казну, драгоценную посуду, золотые и серебряные кубки, королевские регалии — одним словом, все достояние короля. Оставлять такое богатство было бы безрассудно — того и гляди враги захватят.
Армия должна была переправиться на северный берег реки Уош. Армия перешла вброд, а обоз пришлось отправить более длинным путем, вдоль берега. Здесь провезти тяжелые повозки можно было только во время отлива, да и то в сопровождении опытных проводников, шедших впереди обоза и тыкавших в зыбучие пески длинными шестами.
Король ждал обоз в Свайнсходе, на северном берегу реки Уош.
Громоздкая кавалькада медленно двигалась вдоль полосы прибоя. Проводники появились позже, чем обещали, поэтому нужно было торопиться, пока не начался прилив. Задачу усложнял густой туман, спустившийся на берег. Посреди дороги колеса повозок увязли в песке, так что весь караван остановился. Вскоре начала прибывать вода. Несмотря на отчаянные усилия возниц, королевский обоз быстро скрылся под водой.
Зыбучие пески бесследно проглотили все имущество Джона.
Когда король узнал о случившемся, у него вырвался вопль ярости.
Ему и без того нездоровилось, а утрата сокровищ, казны, драгоценной посуды окончательно подорвала его силы.
Джон совершенно пал духом. Как быть дальше? Он болен, окружен врагами. Французы хозяйничают на английской земле, бароны полны ненависти к королю, новый папа от него отвернулся. Это конец…
У Джона уже не было сил буйствовать, и он ярился молча.
Чего ради он так рвался к короне после смерти Ричарда? Из-за столь жалкого финала не стоило убивать Артура. Конечно, были и счастливые времена. Например, первые годы жизни с Изабеллой.
Но где Изабелла теперь? О чем она думает? Расстроит ли ее смерть Джона?
Теперь королю хотелось только одного — отомстить всем врагам.
По пути в свайнсходское аббатство Джон остановился отдохнуть в придорожном монастыре. Пищу ему принесла молодая монахиня, которую пылавший от лихорадки Джон счел очень похожей на Изабеллу. Изабелла в монашеском облачении — очень смешно. И все же именно так юная Изабелла выглядела бы, приди кому-нибудь в голову обрядить ее монахиней.
Король заговорил с девушкой, которая испуганно съежилась. Джон разозлился и в то же время почувствовал прилив желания. Увы, то была лишь слабая тень жгучей страсти, которую он знавал в молодые годы. Попивая эль, поданный монахиней, король грустно размышлял, что еще несколько лет назад он, не мудрствуя лукаво, забрал бы девицу с собой. С такой можно отлично позабавиться.
Но сегодня Джону было не до развлечений. Его бесценные сокровища утонули в зыбучих песках! А тут еще и французы, и мятежники… Король на миг вскипел гневом и тут же поник, чувствуя себя вконец обессиленным.
На ночь двор остановился в свайнсходском аббатстве.
Джон сидел в приорской, ел, пил, с тоской вспоминая дни, когда он был молод и силен. Ах, если бы вернуть молодость! Опьянев от выпитого, король заплетающимся языком пробормотал:
— Клянусь ушами Господними, надо вернуться в тот монастырь и забрать монахиню. Она должна быть моей! Не согласится добром — возьму силой. Как она глазками постреливала, а? Может, не такая уж она и недотрога.
Один из приближенных прошептал:
— Я слышал, милорд, что эта монахиня — сестра тамошней аббатисы.
Король хмыкнул:
— Тем занятнее. О Господи, куда катится наша страна? Чертовы мятежники! Я их всех голодом заморю. Они пожалеют, что призвали французов. Я оставлю их без продовольствия, спалю нивы и амбары. Заморю мерзавцев голодом!.. А сестра аббатисы все равно будет моя!
— Милорд, — приблизился к нему один из монахов, — мне говорили, что вы любите персики.
— Это верно.
— Наш сад славится своими персиками. Если угодно, я принесу вам их.
— Угодно, угодно! — воскликнул Джон.
Вскоре монах принес ему на блюде три больших персика. Джон жадно съел плоды, и сразу же после этого у него начались жестокие боли в животе.
Всю ночь король страдал от колик, но наутро все-таки пожелал отправиться в дальнейший путь. В Ньюарке, где находилась резиденция епископа Линкольнского, Джон велел остановиться, чувствуя, что силы его на исходе.
— Мне кажется, я умираю, — сказал он.
Епископ привел к королю аббата Крокстонского, славившегося искусством врачевания, однако целитель ничем не смог помочь больному.
Джон лежал в постели, вспоминая события своей жизни. Потом попросил аббата исповедовать его и причастить.
Но с чего начать исповедь? Джон совершил столько злодеяний, что его память была не в состоянии все их удержать. Страшнее всего было убийство Артура, совершенное в Руанском замке. Джон вспомнил, как волок по земле мертвое тело, как привязывал к шее камень, как над трупом сомкнулись темные воды Сены.
— Прости меня, Господи… — прошептал он, сам понимая, что это невозможно. — Что это за шум? — спросил король.
— Ветер, милорд. Ночь выдалась ненастной.
В народе потом говорили, что буря, грянувшая в ту октябрьскую ночь 1216 года, разыгралась неспроста: это врата ада распахнулись, чтобы впустить Князя Тьмы в его истинное царство.
Джон скончался на рассвете в восемнадцатый день месяца. По желанию короля его тело похоронили перед алтарем св. Вульфстана в Вустерском соборе. В последний путь гроб провожала вся армия наемников, нанятых на деньги короля.