Чужие страсти

20

— Мам, можно с тобой поговорить?

Нил неожиданно возник прямо у рабочего стола Лайлы. Волосы его были растрепаны, рубашка не заправлена в брюки — как будто он только что слез с велосипеда. И это было очень похоже на правду: десятилетний «хюндай», купленный сыном по объявлению, так ни разу и не выехал из гаража, после того как он пригнал его домой, и, вероятно, не выедет и в дальнейшем, пока Нил не заработает денег на ремонт.

— Конечно. — Лайла нажала кнопку на телефоне и отключила гарнитуру. Она была на связи с одной из авиакомпаний, но это могло подождать. — Что случилось, дорогой?

— Прости, что отвлекаю тебя на работе. — Он вдруг засомневался, взглянув на ее стол, буквально заваленный всякими бумагами, проспектами и схемами маршрутов, которые нужно было отослать по факсу. А может, ему просто требовалось несколько секунд на то, чтобы привыкнуть к виду своей матери в гарнитуре и деловом облачении для офиса: сегодня на ней был светлый льняной костюм, бледно-голубая блузка и босоножки Кеннет Коул, которые она купила на распродаже. — Если ты занята, я, наверное, могу обратиться и позже.

Лайла улыбнулась.

— Для тебя у меня всегда найдется время. К тому же я могу сделать перерыв. Сижу здесь не вставая все утро. Давай пройдемся. — О чем бы ни собирался поговорить с ней сын, она не хотела, чтобы сослуживицы слышали это.

Барб Хаггинс, конечно, добрая душа, но она частенько совала нос не в свои дела, как выяснила Лайла за те месяцы, которые успела проработать на этом месте — временной должности, ставшей для нее постоянной, поскольку, как говорила их босс, она доказала свою «незаменимость».

Лайла испытывала некоторое беспокойство, пытаясь угадать, что за срочное дело было у сына, если он не мог подождать, пока она вернется домой. Она старалась держать все свои страхи под контролем, потому что психиатр Нила предупреждал ее об опасности прокручивания худших сценариев. Голос доктора Фрая до сих пор звучал в ее голове: «Помните, вы не в состоянии влиять на решения Нила. Вы также не можете нести ответственность за их последствия. Ваша роль сводится единственно к тому, чтобы подсказать сыну, когда он просит у вас совета».

Когда они вышли на улицу, их встретил порывистый ветер. Он с такой силой трепал желтый в полоску матерчатый навес у них над головой, что тот напоминал парус выходящей в море шхуны. Пройдясь немного по тротуару, они приблизились к комиссионному книжному магазину, который находился через несколько дверей от агентства Лайлы, и сели на стоявшую здесь кованую лавочку. Пару минут они сидели молча, глядя на проходивших мимо пешеходов, местных и туристов, в этот безоблачный летний день, похоже, никуда не торопившихся. Магазин «Колокольчики, книги и свечи», перед которым они сидели, принадлежал пожилой даме по имени Мэй Кроссли; кроме подержанных книг тут продавались поздравительные открытки и разные кустарные изделия вроде отлитых в песке свечей, «музыки ветра» и всяких безвкусных безделушек. Сейчас магазин был закрыт. В окне висела написанная от руки записка: «Закрыто на похороны». Лайла видела эту записку уже не в первый раз. Мэй, словно оправдываясь, сказала ей накануне:

— Когда вы доживете до моих лет, ваши друзья тоже будут умирать, как мухи.

— Так что все-таки случилось? — Лайла тщательно скрывала тревогу и старалась, чтобы ее голос звучал максимально спокойно. Рано пока делать какие-то жуткие заключения только потому, что сын захотел с ней поговорить. Может, она услышит хорошие новости. Нил ожидал ответа от одной юридической фирмы, куда обратился по поводу объявленной ими вакансии в службе технической поддержки, и Лайла с улыбкой, полной надежды, осторожно произнесла: — Стой, дай сама угадаю — ты получил работу.

Он покачал головой.

— Нет. То есть я еще не знаю. Пока ничего неизвестно. — Нил явно собирался поговорить с ней совсем о другом. Он сидел, упершись локтями в колени, и наклонил голову, чтобы видеть ее глаза. — Как бы там ни было, я решил отказаться, даже если они сделают мне предложение.

— Правда? А что же заставило тебя передумать? — Лайла по-прежнему пыталась не выдавать своего волнения, хотя каждый ее нерв был натянут как струна. Доктор Фрай предостерегал ее от чрезмерной обеспокоенности.

— Кое-что изменилось. — Нил провел рукой по волосам; казалось, он немного нервничал. Она подумала, что ему нужно подстричься: темные пряди, закрыв лоб, уже нависали над бровями. — Помнишь Джона Каплана из Ривердейла? — спросил он. Она кивнула: Джон был одним из тех, с кем Нил чаще всего проводил время в средней школе. — Ну, вчера, когда я был в городе, мы с ним встретились. В общем, поговорили и выяснилось, что парень, с которым они вместе снимают квартиру, съезжает. Вот Джон и спросил у меня, не хотел бы я поселиться с ним, взяв на себя часть оплаты, до этого приходившейся на его товарища.

Лайле потребовалось какое-то время, чтобы выдержать удар, который Нил нанес ей своей просьбой: он хочет уйти из дому. Уехать от нее. От своей страховочной сетки. Лайле стоило громадных усилий ответить ему нейтральным тоном:

— Ты считаешь, что сможешь себе это позволить? — Как будто главной ее заботой были чисто практические вопросы. Как будто все в ней не замирало от страха при мысли о том, что ее сыну придется самому заботиться о себе, да еще в Нью-Йорке, где он столкнется с тысячами проблем, таящих в себе потенциальное отчаяние.

Нил беззаботно пожал плечами.

— Я найду работу, — сказал он с небрежным оптимизмом, свойственным молодости. — Я уверен, что у меня с этим не будет никаких загвоздок. В городе есть масса таких мест.

— А как же школа?

— Я всегда могу взять академку.

«А как же я? — мысленно крикнула Лайла. — Мне останется только сидеть дома одной и каждый вечер ждать, пока зазвонит телефон, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке?» Но ему она сказала:

— Ты уверен, что это хорошая идея? — Свой главный вопрос, который неотступно преследовал ее с той ночи, когда произошел пожар, Лайла придержала при себе. Этот вопрос она никогда не произносила вслух: «Будешь ли ты снова пытаться наложить на себя руки?»

В ответ Нил иронически рассмеялся.

— Единственное, в чем я уверен, так это в том, что, если я не выберусь из этого дерьмового городка, я точно свихнусь.

— Неужели все так ужасно? — Она вспомнила, как сама чувствовала себя здесь загнанной в ловушку. Но тогда была зима, и обстоятельства, закинувшие ее сюда, были далекими от идеальных и скорее напоминали разрушительный ураган. Теперь же, когда Лайла смотрела вокруг — на людей, неторопливо выходящих из соседнего магазина мороженого с вафельными стаканчиками в руках; на пары, обедающие на другой стороне улицы за столиками, выставленными на тротуар перед «Габриэллой»; на молоденьких девушек в шортах и коротеньких топах, загорающих чуть дальше, на набережной у реки, и явно надеющихся, что их заметит какой-нибудь симпатичный парень, — ей уже трудно было назвать другое место, где бы она хотела находиться сейчас.

— Не могу поверить, что тебе действительно здесь нравится. — Нил недоверчиво покачал головой.

— Не знаю. Похоже, это и в самом деле так. — Она с улыбкой повернулась к нему: — А может, подождешь до конца года? Часто случается, что человеку через какое-то время все видится… как-то иначе.

— Я не прошу у тебя совета, мама. — По твердому тону, каким это было сказано, Лайла поняла, что сын не собирается обсуждать свое решение. Нил выпрямился и посмотрел ей в глаза. — Я уже сказал Джону, что он может рассчитывать на меня. Просто сейчас я ставлю тебя в известность. На случай, если ты строила какие-то долгосрочные планы.

Лайла ощутила знакомый спазм в области солнечного сплетения, и ее решимость оставить все свои тревоги при себе немного пошатнулась.

— Ох, Нил. Ты уверен, что готов к этому? Доктор Фрай…

Сын оборвал ее, не дав договорить:

— Как раз доктор Фрай был одним из тех, кто предлагал сделать это.

— Он? — Лайла почувствовала непонятную обиду, как будто эти двое тайно сговорились у нее за спиной.

— Да, представь себе. Он считает, что я готов к этому.

— И все-таки… почему ты сначала не обсудил это со мной?

— Единственная причина заключалась в том, что я… я знал, как ты отреагируешь.

— Неужели я такая предсказуемая?

— Именно. — В голосе Нила чувствовалась нежность, словно сын хотел дать ей понять, что не держит на нее обиды. — Ты иногда так смотришь, будто не доверяешь мне, когда я исчезаю из твоего поля зрения. Я не виню тебя за это. После того, что случилось, я бы и сам, наверное, вел себя так же, если бы речь шла о моем ребенке. Но, мама, это бывает трудно вынести, понимаешь? Словно половину времени нужно вести себя с особой осторожностью.

— Что ж, и для меня это тоже было далеко не просто. — В голос ее прокралась болезненная нотка.

— Я знаю. — Взгляд, который сын бросил на нее, был почти ласковым. — Прости, что я заставил тебя пройти через все это. Но где-то в глубине души, ты, как и я, знаешь, что это будет лучший выход для нас обоих.

— Говори только за себя, — возразила Лайла.

Нил покачал головой, глядя на нее со странной снисходительностью, будто это она была ребенком, а он — ее родителем, терпению которого пришел конец.

— Слушай, мама, пойми меня правильно, ведь тебе тоже нужно еще пожить.

Пожить. Но разве она не жила все это время? Разве не для этого она работает?

— Я не знала, что сдерживаю тебя, — сухо произнесла Лайла.

— Не меня. Ты все время сдерживаешь себя, — сказал Нил, ее неожиданно повзрослевший сын. — Ты никуда не выходишь по вечерам, только с Абби и женщинами со своей работы. А когда ты в последний раз ездила в город, чтобы пойти в театр или музей? Тебе же еще далеко до старости, мама. Тебе нужно ходить на свидания. И что случилось с Каримом? Вы с ним поссорились или что-то в этом роде?

— Нет, вовсе нет. Просто я думала, что ты не одобряешь наших встреч и не хочешь, чтобы мы с ним виделись.

Лайла была рада, что они сидели под навесом, в тени, иначе Нил мог бы заметить, как она покраснела. Ей казалось, что она уже прошла все это, но, видимо, ошибалась. Случайно сталкиваясь с Каримом в центре, когда она отправлялась за покупками или по делам, Лайла испытывала прежнее неспокойное чувство внутри. Она вспоминала, как ей было хорошо, когда его руки обнимали ее. Она тосковала по долгим беседам, которые они с ним вели, по не покидавшему ее ощущению, что этот мир, в конечном счете, не такое уж скверное место, что всегда есть надежда.

— Тебе не следовало обращать на это внимания, — сказал Нил. — Я вел себя, как эгоистичный придурок.

— Думаю, что я тоже была несколько эгоистична, — призналась Лайла. — Просто… — Она протянула руку, чтобы убрать гладкую темную прядь волос с его лба, как делала, когда он был маленьким мальчиком, и почувствовала, как у нее перехватило дыхание. — Я так боялась потерять тебя. — В отличие от других матерей, она никогда не считала само собой разумеющимся, что ее сын цел и невредим и сейчас готовится стать настоящим мужчиной; она знала, что ей очень повезло.

— Ты ведешь себя так, будто мы расстаемся навеки. Я буду приезжать к тебе, чтобы увидеться и поболтать. А ты будешь навещать меня, — мягко произнес Нил. — Я ведь еду не куда-то в сердце черной Африки, как дядя Вон.

— Чем меньше мы будем говорить о местах пребывания твоего дяди, тем будет лучше, — ответила она.

Лайле не нравилось, что ее брат уезжает так далеко. Особенно после всех тех страхов, которые он доставил им этой зимой.

Нил поднялся с лавочки.

— Ну ладно, мне нужно идти. Я должен уложить вещи.

— Так скоро? — Она озабоченно посмотрела на него.

— Расслабься, мама. До завтра я никуда не уеду. У тебя еще будет куча времени, чтобы позашивать все дырки в моих носках. — С лукавой улыбкой на лице он нагнулся и поцеловал ее в щеку.

Эта фраза сняла возникшее напряжение, и они оба рассмеялись. Ни разу в жизни Лайла не штопала носков; она даже не знала, как это делается. Но Лайла поняла, что хотел сказать Нил: он напоминал ей, что она по-прежнему его мама.

Когда Лайла смотрела, как он уходит, в ее памяти всплыл его первый день в детском саду. Она вспомнила, какой гордой, хотя и покинутой, чувствовала себя, когда наблюдала за своим мальчиком, который охотно поднимался по ступенькам навстречу воспитательнице, не порываясь вернуться и совсем не плача, как это делали другие дети. «Только посмотрите на него, он ничего не боится! — думала она тогда, точно так же, как думала и сейчас. — Он сможет прекрасно обойтись и без меня».

После того как сын ушел, Лайла еще несколько минут сидела на лавочке, обдумывая все эти новости. В одном Нил был абсолютно прав, решила она. На самом деле это она упиралась, причем не только из-за своей материнской тревоги. Пока рядом был Нил, ей не нужно было смотреть в глаза тому факту, что она совершенно одинока.

Конечно, в других отношениях жизнь ее шла своим чередом. Случались такие дни, когда ей хотелось ущипнуть себя, потому что не верилось, что у нее есть настоящая работа в настоящем офисе, где она постоянно доказывает, что действительно может быть кое в чем полезна. В этом месяце она зарезервировала пять круизов и еще несколько ждали своей очереди. А ее босс, Джанет Мансон, даже доверила ей организацию дегустационного тура в Бургундию на следующее лето, потому что Лайла была единственным человеком в их офисе, кто говорит по-французски (хотя ее язык был немного подзапущен). И если она на этот раз ничего не испортит, то будет ряд и других туров. Эта работа открывала перед ней целый мир новых возможностей.

Но личная жизнь — совсем другое дело. Нил задел ее за живое, когда сказал, что она погрязла в болоте рутины, — он, разумеется, использовал другие слова, но имел-то в виду именно это. Она и правда редко куда-то выходила по вечерам, да и то только со своими подругами. В результате того памятного разговора у нее ни разу не было свидания с Каримом, и ей уже казалось, что прошла целая вечность. Были мужчины, из их клиентов, приглашавшие Лайлу куда-нибудь пойти, а Боб Кушнер, которому принадлежала страховая брокерская контора рядом по улице, однажды позвал ее выпить с ним кофе (от чего она вежливо отказалась). Никто из них не был ей интересен. А от единственного мужчины, который интересовал ее по-настоящему, — и даже более того, если быть честной, — Лайла сама бегала, как от чумы.

Сейчас она думала о том, не потерян ли для нее Карим навсегда. Когда они с ним случайно встречались и обменивались обычными любезностями, между ними неизбежно возникала неловкость. Выглядел он хорошо, и, как и прежде, Лайла видела в нем очень привлекательного мужчину. Откуда ей знать, может, он встречается с кем-нибудь. Единственное, что ей было известно совершенно точно, так это то, что он все еще работал у Абигейл, хотя и непонятно, сколько это будет продолжаться. Абигейл как-то сказала вскользь, что он якобы подумывает о том, чтобы уехать из их штата.

Вспомнив об этом, Лайла почувствовала, как у нее внутри все сжалось от отчаяния. Неужели, пока она переживала, Карим успел забыть ее? Разве она сама еще не убедилась в этом?

Лайла огляделась по сторонам, словно желая впитать в себя все звуки и запахи городка, который она когда-то рассматривала как последнее средство своего спасения. С приходом теплой погоды центральная его часть, всю зиму простоявшая серой и унылой, вернулась к жизни и расцвела, как бегонии в торфяных корзинках, что были развешаны вдоль Мейн-стрит. В магазинах полно людей, в уличных кафе нет свободных мест. В кафе «Мороженое Рамсонс» выстроилась целая очередь, а на тротуаре перед магазином деликатесов на углу Мейн и Ривер толпа покупателей со всех сторон окружила продавца, раздававшего желающим попробовать бесплатные образцы продуктов. Издалека до нее донесся перезвон колокольчиков, без сомнения, в честь еще одной свадьбы (в этом сезоне, кстати, она уже зарезервировала несколько путешествий на медовый месяц), напомнивший ей, что жизнь продолжается. Люди делают решительные шаги навстречу друг другу. Составляются планы на будущую жизнь. В то время как она продолжает вечер за вечером сидеть дома одна.

Наконец Лайла оторвалась от своих невеселых мыслей и, взглянув на часы, с удивлением обнаружила, что сидит здесь уже полчаса. Вздохнув, она поднялась и отправилась обратно на работу. Когда Лайла зашла в офис, Барб подняла на нее глаза.

— Все в порядке? — спросила она тоном человека, который на самом деле хотел сказать: «Какие-то неприятности дома?»

— Лучше не бывает, — ответила Лайла, как будто ей нечего было опасаться в этом мире.

Барб была хорошим человеком, но закоренелой сплетницей, а Лайла вовсе не желала, чтобы о ее делах знал весь город. Она проскользнула мимо Барб к своему рабочему столу, чтобы заняться своими клиентами — Нэнси МакКормик, для которой она организовывала поездку в Барселону (предстоящее путешествие эта только что освободившаяся после развода женщина назвала «утешительным призом за тридцать лет жизни с одним и тем же несчастным мужчиной»); мужчиной, который зарезервировал номер на курорте Кабо-Сан-Лукас для себя и своей дамы под именем «мистер и миссис Кларен»; восьмидесятилетней миссис Симс, утверждавшей, что она нашла фонтан молодости в круизе по Норвежскому королевству, и страстно желавшей вновь отправиться туда. Все они должны были отвлечь ее от пристального исследования собственной жизни.

Остаток дня пролетел быстро, и, когда Лайла снова посмотрела на часы, было уже десять минут шестого. Барб готовилась идти домой, а Джанет и Черил Энн уже ушли. Лайла сняла гарнитуру и вытащила штекер из телефона. Затем она выключила компьютер и, черкнув на самоклеющемся листике записку, прилепила его к одному из находящихся в работе файлов. Когда все на столе было приведено в порядок, она откинулась на спинку стула и, уставившись в одну точку, потерла легкий след от гарнитуры, который остался у нее на висках. Она устала, но это было умственное изнеможение, в отличие от физического, которое ей приходилось испытывать, работая у Абигейл. А вместе с ним Лайла ощущала удовлетворение от осознания, что она полагается на свои таланты и способности, а не только на выдержку и решимость.

В себя ее привел звон ключей — это Барб собиралась запереть дверь. Лайла поднялась и вытащила из-под стола сумочку. Она подумала, что по дороге домой нужно что-нибудь купить на ужин, может, копченую индейку в магазине деликатесов — Нил ее очень любит. Но уже в следующий миг она спохватилась: Нил может сам прокормить себя, он не нуждается в том, чтобы она ухаживала за ним, и дал ей это понять совершенно определенно. Лайла тихонько засмеялась, неожиданно для себя почувствовав странную свободу, и сама удивилась этому.

Подняв глаза, она заметила, что Барб подозрительно смотрит на нее. В ее взгляде читалось понимание.

— Ты выглядишь, как кошка, дорвавшаяся до сметаны. Что-то намечено на сегодняшний вечер? — В переводе ее слова означали: «У тебя сегодня свидание?»

— Да нет, ничего особенного, — ответила Лайла.

Но Барб, должно быть, решила, что та всего лишь скрытничает, потому что вкрадчиво заявила:

— Да брось ты, мне-то можно об этом сказать. — В глазах пожилой женщины горело жгучее желание приобщиться к чужим секретам, тем более если они касались таинственного возлюбленного.

Но Лайла только пожала плечами и загадочно, хотя и довольно сдержанно, произнесла:

— Вы все равно не поверите, если я вам скажу. Мне предстоит горячее свидание с быстрозамороженной лазаньей «Стоуферс» и новым романом Тони Хиллермана. Я такая скучная, что даже не флиртую с мужчинами в Интернете. Пожилая миссис Симс ведет более захватывающую жизнь, чем я. У нее, по крайней мере, есть «Бинго» и шаффлборд[125].

Барб постояла еще немного, напряженно улыбаясь, словно ждала продолжения этой шутки, но когда Лайла так ничего больше и не добавила, улыбка ее угасла. Вместо своего обычного певучего «до свидания», которое она всегда щебетала, когда они шли к выходу, Барб с притворной бодростью в голосе заявила:

— Что ж, ты повеселишься лучше меня. Представления моего мужа о свидании сводятся к пицце с пивом перед экраном телевизора.

Когда они расставались, Лайла повернулась к Барб и таинственно улыбнулась ей. Пусть у бедной женщины остаются ее фантазии.

Через час, заехав по дороге в супермаркет за продуктами, а потом еще на заправку, она возвращалась домой, когда вдруг обнаружила, что, подчиняясь внезапному порыву, свернула вместо этого к Роуз-Хиллу. В последний раз она была здесь на следующий день после пожара, чтобы проверить, не сохранилось ли чего-нибудь стоящего из ее пожитков (не сохранилось — то немногое, что у нее было, пропало в огне, когда пламя охватило гараж). Зачем она это делает? Здесь уже не было ничего, что могло бы интересовать ее. Ничего, кроме…

Ее мысли вернулись к Кариму, и она вынуждена была признаться себе, что где-то в глубине души все же надеется встретить его.

Заехав на подъездную аллею, она увидела, что большая часть мусора была уже вывезена. От дома остался только фундамент да растрескавшиеся куски стен, торчавшие здесь и там, словно сломанные почерневшие зубы. Прежде чем выйти из машины, Лайла на какое-то время задержалась, задумавшись. Ей было грустно видеть, что былая гордость и радость Абигейл лежит в руинах. Но не так грустно, как было ей, когда она уезжала из пентхауса на Парк-авеню, где прошло несколько ее самых лучших лет; это была грусть, какая бывает при уходе старой и наступлении новой эпохи. Все, с чем было столько связано, оказалось уничтоженным в одно мгновение.

Лайла увидела белый «Додж Рэм» Карима, припаркованный рядом с тем, что раньше было гаражом, и сердце в груди заколотилось. Затем она заметила в отдалении и его самого — он был без рубашки и вытаскивал что-то из грязи лопатой. Когда она вышла из машины, Карим помахал ей рукой, а потом снова вернулся к своей работе. Только закончив с этим, он отложил лопату в сторону и направился к ней. Казалось, что он совершенно не торопился, шел себе потихоньку, словно издеваясь над ее бешено стучавшим сердцем.

Наконец он подошел к ней и довольно любезно поздоровался.

— Лайла, что привело тебя сюда? — Судя по голосу, ее неожиданный визит не вызвал у него ни восторга, ни раздражения.

— Да вот, случайно ехала мимо и решила заглянуть, как у вас идут дела. А что это ты работаешь так поздно? — спросила она, словно не рассчитывала увидеть его здесь.

Карим показал в сторону огромной кучи у подъездной аллеи — битый кирпич, куски бетона, обуглившиеся доски, стекло.

— Рано утром в понедельник должен приехать самосвал, чтобы забрать мусор, — пояснил он. — И я хотел убедиться, что все готово.

Во время работы он перепачкался. Легкая рубашка Карима, завязанная на бедрах, была в пыли, на руках и груди остались следы от потеков пота, а бандана не спасала от пепла, и мелкие хлопья, осев на кудрях, преждевременно сделали его седым. И все же Лайла никогда не видела ничего более привлекательного.

— Многое ли тебе удалось спасти после пожара? — спросила она, пытаясь как-то завязать разговор.

Ответ она уже знала, потому что говорила об этом с Абигейл.

— Боюсь, что почти ничего, — ответил он. — То, что не сгорело полностью, слишком повреждено, так что, думаю, толку от этого будет мало.

Лайла с волнением смотрела вокруг.

— Сейчас трудно поверить, что здесь действительно кто-то жил. Это больше похоже на археологические раскопки. — Ее взгляд скользнул по внутреннему дворику, по находившемуся чуть поодаль бассейну, который теперь превратился в обычную яму. Везде, где раньше росли кусты роз и стояли решетки для вьющихся растений, возвышались кучи выкопанной земли и мусора.

Он кивнул.

— В каком-то смысле да. Нам пришлось внимательно перебрать развалины, чтобы не повредить то, что удалось откопать. Но, как видишь, моя работа здесь подходит к концу.

— И что же дальше?

Карим вытер потный лоб тыльной стороной ладони.

— Наверное, поеду на север. У моего двоюродного брата Ахмеда есть ресторан в Провиденсе, и ему нужен управляющий.

Сердце Лайлы слегка екнуло.

— Провиденс, штат Род-Айленд? Я не знала, что у тебя там родственники.

— Это всего лишь двоюродный брат. Он приехал в США много лет тому назад, еще студентом, и остался после окончания института, чтобы заняться ресторанным бизнесом. Теперь они с женой собираются открыть второй ресторан, поэтому ему и нужен кто-то, чтобы управлять уже действующим.

— Провиденс далеко отсюда.

Карим взглянул на руины Роуз-Хилла и пожал плечами.

— Здесь меня ничего особо не удерживает.

«Неужели он обо всем забыл? Неужели я для него так мало значу?» — подумала Лайла, но в ту же секунду напомнила себе, что это Карим был отвергнут ею, а не наоборот. Так почему бы ему не уехать? Сама она даже не пыталась удерживать его от этого шага. Тем не менее Лайла заметила:

— Я уверена, что Абигейл захочет, чтобы ты остался здесь, если она решит перестраивать дом. И в этом случае у тебя будет масса работы. — Она окинула взглядом когда-то ухоженный участок, изрытый следами колес тяжелой строительной техники, раздавленные кустарники и клумбы, за которыми он с такой любовью ухаживал.

Карим с задумчивым видом кивнул.

— Да, она уже говорила со мной по этому поводу, — сказал он, но ничего не добавил.

Стараясь не выходить за рамки вежливой беседы, Лайла слегка вздохнула и произнесла:

— Ну хорошо, думаю, мне уже пора ехать домой, пока мое мороженое не растаяло. — Она показала в сторону своей машины, где на заднем сиденье лежали пакеты с продуктами. Лайлу переполняло сильное разочарование, хотя она и не могла понять почему, ведь ее поездка сюда была предпринята не с какой-то конкретной целью.

Или все-таки нет?

Вопрос Карима удивил ее:

— Не хочешь осмотреться здесь, прежде чем ехать?

Лайла вновь вспомнила о своем мороженом, но затем подумала, что не нужно было затевать этой поездки вообще, если она настолько практична, что готова предпочесть холодное лакомство «Хааген-Даз» нескольким лишним минутам общения с Каримом.

— Ну, разве что взглянуть. Я не могу задерживаться надолго.

Он повел ее на экскурсию по некогда величественному дому, слегка поддерживая под локоть, когда они проходили мимо куч битого кирпича и сломанных досок. Они прошли через место, где была гостиная, еще недавно наполненная ценными старинными вещами, знакомыми Лайле лучше, чем любой из предметов мебели, принадлежавших ей лично, от которых теперь осталось всего несколько обугленных деревяшек. На бывшей кухне, словно останки древней цивилизации, стоял разрушенный остов плиты, а на голом бетонном основании валялась разбитая кафельная плитка, похожая сейчас на рассыпанную колоду карт. Она остановила свой взгляд на обрушившемся пролете лестницы, оставшиеся ступени которой сейчас вели в никуда. Ей стало нехорошо от мысли о еще большей трагедии, которой едва удалось избежать.

— Как жалко, верно? — сказала Лайла, задержавшись, чтобы еще раз оглянуться через плечо, когда они уже шли к ее машине. — Что бы там ни решила Абигейл, даже если здесь в конце концов что-то будет построено, оно уже никогда не будет таким же.

— Нет, не будет, — согласился Карим.

— И если она все-таки продаст Роуз-Хилл, это будет, в первую очередь, финансовым решением. Ей придется либо сделать это, либо выкупить долю Кента, а я не уверена, что она сейчас может позволить себе такие расходы.

— Очень жаль, — сказал он, покачав головой. Лайла подумала, что Карим имеет в виду Роуз-Хилл, пока он не добавил: — Два хороших человека. Но оказалось, что два хороших человека совсем не обязательно составляют хорошую супружескую пару.

— Да, конечно. Тем не менее я думаю, что теперь они оба стали счастливее. — Лайла вспомнила, как накануне столкнулась с Кентом и его новой женщиной в супермаркете. И он, и она просто сияли, излучая свет своей любви. — Или, по крайней мере, счастливее, чем были бы вместе.

— Думаю, ты права. — Карим отвел взгляд в сторону, но она успела заметить печаль в его глазах.

Подталкиваемая каким-то порывом, Лайла вдруг спросила:

— А ты счастлив, Карим?

Он снова посмотрел на нее.

— Почему ты об этом спрашиваешь?

— Не знаю. Думаю, руины, — Лайла показала рукой вокруг, — навели меня на эту мысль. Я имею в виду, что в традиционных культурах огонь всегда использовался для очищения или изгнания злых духов. Я подумала, что, возможно, каких-то злых духов разогнали и здесь. — Стараясь не выдавать своих настоящих эмоций, она говорила несколько небрежным тоном.

Тень стоявшего возле нее Карима вытянулась на усыпанной мусором земле, отчего он казался выше своего роста и был похож на таинственную фигуру из мифологии этих самых традиционных культур.

— А твои духи тоже были изгнаны, Лайла-джан? — тихо спросил он.

От близости и звучавшей в его голосе ласки ей мгновенно стало жарко, как будто садившееся за горизонт солнце палило прямо у нее над головой. По тому, как он смотрел на нее, Лайла понимала, что это не праздный, ничего не значащий вопрос, и поэтому ответила ему, тщательно подбирая слова:

— Думаю, что в какой-то мере да. Я была настолько занята на своей новой работе, что у меня почти не было времени думать о чем-то еще. Мало того — у меня такое чувство, будто я начинаю освобождаться от всякого старого хлама. Признаться, я удивлена. Я даже не предполагала, что настанет день, когда я проснусь утром и у меня не будет тоскливо сосать под ложечкой.

— Тогда я рад за тебя, — с серьезным видом произнес Карим. — А как твой сын? Как дела у него?

— Забавно, что ты спросил об этом именно сейчас. Сегодня Нил сообщил мне, что уезжает из дому.

Карим пристально посмотрел Лайле в глаза, словно стараясь прочитать ее мысли.

— Это хорошо?

— Вначале я так не думала, — сказала она. — Но Нил, похоже, считает, что это лучший выход для нас обоих, и я уже начинаю подозревать, что он, возможно, прав. Ты сам об этом говорил: дети рано или поздно уезжают из родительского дома, и если ты не строишь свою собственную жизнь, то можешь быть наказан одиночеством.

Карим слабо улыбнулся.

— Признаюсь, что совет мой был несколько своекорыстным.

— Как бы там ни было, но ты, похоже, прав. Мне стоило к тебе прислушаться. Но это уже не имеет никакого значения. Ведь ты все равно уезжаешь…

Если после этих слов Лайла рассчитывала проследить за его реакцией, то она не разочаровалась.

— В этом ты тоже ошибаешься, Лайла-джан, — сказал Карим, и лицо его приняло серьезное выражение. — Как видишь, я по-прежнему очень даже здесь.

— Ты хочешь сказать… — Сердце ее билось так гулко, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.

Вместо ответа он молча распахнул свои объятия. Шагнув в них, Лайла почувствовала едкий запах гари, смешанной с потом, и подумала, что никогда не вдыхала ничего более приятного. Он поцеловал ее, и больше уже не было места для здравых мыслей и каких-то искусственных барьеров. Остались только мягкость его губ и ощущение его кожи, прикасавшейся к ней. Если их судьбы записаны на Небесах, она не хотела бы знать, чем закончится эта история. Самым главным сейчас было то, что она чувствовала себя невероятно счастливой. Она столько времени не испытывала ничего подобного, что уже и забыла, как это бывает. А может, такого счастья у нее вообще никогда не было. Последовательность из дорогих сердцу моментов, как этот, сложенных вместе, напоминала Лайле жемчужное ожерелье, которое было для нее еще более ценным от понимания, что оно может порваться и рассыпаться, стоит лишь проявить беспечность. Именно так случилось у нее с Гордоном, когда она позволила себе отойти от своих приоритетов. Возможно, это было как раз то чувство, на которое имеет право рассчитывать любой человек.

— Я могу к такому привыкнуть, — пробормотала она.

— Вот и хорошо, потому что я твердо намерен окончательно испортить тебя. — Чуть отстранившись, Карим улыбнулся ей; его зубы показались удивительно белыми на фоне испачканного сажей и пылью лица. — А что, если я начну с приглашения пообедать? Ты ведь еще не ела?

— Нет, но замороженная лазанья в машине уже, наверное, превратилась в месиво, — сказала Лайла.

Он подмигнул ей.

— Думаю, мы сообразим кое-что получше.

— Что ты задумал?

— Я обещал своему двоюродному брату, что приеду к нему, прежде чем приму решение, соглашаться ли на его предложение о работе или отказаться. Я планировал выехать на машине сегодня вечером. Если ты согласна присоединиться ко мне, мы сможем куда-нибудь заехать по дороге, чтобы перекусить, а завтра вечером уже нормально пообедаем в ресторане Ахмеда. Это традиционная афганская еда, никаких выдумок — так ее готовили еще наши матери. Если ты ее еще не пробовала, думаю, она тебе понравится. Ты когда-нибудь ела плов? Поверь, это совершенно замечательное блюдо.

— Ты говоришь о еде, а у меня в голове все крутится мысль о том, чтобы отправиться с тобой на машине в Род-Айленд, — сказала она с улыбкой. — Ты серьезно приглашаешь меня поехать с тобой?

— А у тебя есть какие-то другие планы? — Карим посмотрел на нее вопросительно.

— Нет, но…

— В таком случае я не вижу, почему бы тебе не согласиться сопровождать меня. На работу до понедельника не нужно, а это значит, что в нашем распоряжении весь уик-энд. — Он взял ее пальцем за подбородок и, приподняв голову, легко поцеловал в губы. — Думаю, это самое меньшее, что ты можешь сделать, поскольку я собираюсь отказаться от предложения брата.

Душа Лайлы взмыла в облака, но тут же опустилась на землю, потому что мысли ее вернулись к Нилу. Сегодня была его последняя ночь в их общем доме. Сын уезжал утром. Она заранее планировала, что отвезет Нила утром в город и, возможно, пригласит сына и его нового соседа на ленч. Но сейчас ей нужно было принять решение. Продолжать ли ей играть роль преданной матери, даже если это означает отказ от себя, или же последовать зову сердца и посмотреть, что из этого получится?

Все сомнения Лайлы рассеялись, стоило ей только заглянуть в теплые карие глаза Карима, в которых она увидела обещание. Обещание жизни, в которой будет мужчина, любящий и уважающий ее. Конечно, ей не хотелось, чтобы эта жизнь всецело зависела от него. Совсем не обязательно, чтобы ее избранник полностью обеспечивал ее, — в этом направлении она и сама уже сделала существенный рывок, — но он должен дать ее мироощущению новое измерение, которого так не хватало прежде.

Сердце Лайлы переполняли чувства, и она сказала:

— Когда выезжаем?