Эридан
Что я с ней сделал.
Когда женщина, на которую ты явно ненормально реагируешь, сначала бросается на тебя, а потом задаёт такой вопрос — это, тени дери, слишком.
Прерывистое дыхание у губ. Тонкие руки вокруг шеи. Одна вдруг скользит вниз и ложится прямо на пояс. Дёргает, словно надеется избавить меня от брюк — и в голове не остаётся ничего.
— Что с тобой? — мне стоит усилий оторвать её от себя во второй раз. — Посмотри на меня!
Смотрит. Огромные зрачки затопили глаза, на щеках — румянец.
Её опоили?
В голове взрывается тысяча вопросов. В груди — спящая ярость. Кто, когда, зачем?!
— Что ты ела и пила? — рука слишком сильно сжимается на её плече, но она всё равно тянется вперёд.
Каким-то диким образом изворачивается.
Её рот накрывает мой. Зубы прикусывают губу, и на миг весь контроль сгорает в иномирном пламени. Кто над кем здесь имеет власть? Она что-то делает со мной — порочная, испорченная девственница, которую я вроде как не мог терпеть.
Её руки скользят под плащ, обжигая. Раскалывают разум, сметают все барьеры. Она горячая. И доступная, податливая — сейчас. Стонет мне в губы.
Её бёдра касаются моих, и я сам не понимаю, как мои руки оказались у неё на рёбрах. На талии и ниже. Мысли путаются и остаются в паху — больше негде.
Понимаю это с большим трудом.
— Прекрати сейчас же!
С новым усилием хватаю её, разворачиваю и прижимаю к себе спиной. Это ни драного беса не помогает, потому что она начинает извиваться и ёрзать.
— Останови карету! — голос похож на сдавленное рычание.
Я знал, что хочу её — пытаюсь не думать, как это случилось, в какой момент из придурошной лгуньи она превратилась в привлекательную женщину. Но явно недооценивал, насколько.
Она выгибается со сладким стоном. Рука снова впивается в мои волосы.
— Вы чудовищно красивы, знаете это?
Немного терпения.
Ругаюсь в голос, но ей плевать. Экипаж, к нашему общему счастью, дёргается и застывает. Хватаю девчонку. Двумя руками тащу за талию, вышибаю дверь и выволакиваю её на улицу.
— Куда вы? Зачем?
Ей нужно на холод. Включи голову, придурок — хоть у кого-то из двоих она должна работать. С ней что-то сделали — дико похоже на приворотное зелье. Видел не раз. Но кто? Где?
Бросаю свою добычу и в несколько шагов иду к дереву у дороги. Шатаю ветви, ловлю в ладони горсть снега. Растираю в руках.
Хватаю мокрыми пальцами её лицо — и она вздрагивает всем телом.
— Ну зачем! — пытается увернуться от холода.
— Тише. — Я найду тех, кто это сделал, и они позавидуют Гарлену.
Понимаю, что у кучера должна быть фляга. Вода. Так и есть, к счастью — через несколько секунд уже подношу металл к губам девчонки.
— Выпей, сделай несколько глотков.
Она слушается, хотя и явно не хочет. Кашляет, но секунд через десять на её лице появляется другое выражение.
Взгляд слегка проясняется.
— Приди в себя, — стараюсь говорить жёстко, когда сажаю её на подножку кареты. Мне плевать, сколько народу сейчас неподалёку и как на нас смотрят.
— Что со мной? — спрашивает она слабо.
— Пытаюсь выяснить. Сейчас, в министерстве ты ничего не пила? Вспомни.
Смотрит так, будто не понимает. В голове только брань и беспорядочные мысли.
Она кажется слишком хрупкой в этом открытом платье посреди холода. Ловлю себя на идиотском желании сжать её за плечи, укрыть плащом — но нельзя. И в то же время, даже сейчас в ней остаётся какая-то сила. Страха в глазах не вижу.
— Похоже на приворотное зелье. На воздействие духов, да и чьих-либо чар — нет.
Около трёх часов с завтрака. Обычно зелья действуют быстро, как и всё, что положишь в рот, но с приворотными иначе. В них часто добавляют рунту — травяной сок, который связывает нужные вещества, не даёт им раскрыться сразу.
Кому, твою мать, это нужно? Зачем — чтобы она осталась во дворце и отдала себя мужчине? Гарлену? Соколу? Первому встречному, лишь бы убрать её с дороги?!
Уж точно не мне.
Злость кипит, затмевает разум, и мне хочется сорваться к Синдарин, чтобы найти ублюдка, который на такое решился, по горячим следам. Хочется кого-нибудь убить.
Но ещё больше — остаться с ней.
— Вот что мы сейчас сделаем. — Говорю с невестой как с маленьким ребёнком. — Я не могу везти тебя обратно. Не знаю, что будет, если отпустить тебя одну, и в карете с тобой мне тоже лучше не находиться. Тебе нужно быть на воздухе. Идём.
Приходится взять её за голую руку, и от этого ей явно не легче. Отдаю распоряжения кучеру, чтобы нашёл место неподалёку и ждал. Тот кивает. По дороге вижу колодец, наполняю флягу до краёв, а потом веду Айли к реке.
Вода рядом — хоть какое-то спасение.
Всё это время она держится как в полусне: ничего не говорит и смотрит в пустоту.
— Ты будешь в порядке, — обещаю.
Недотрога поднимает глаза.
— Мне и сейчас хорошо — с тобой.
Тени, дайте сил. Это снова слишком. Слишком просто, слишком похоже на искренность — и на миг мне бесконечно гадко оттого, что такие вещи она выдаёт под зельем.
Веду её на набережную и останавливаю на площадке, где действительно холодно и гуляет ветер.
— Надеюсь, сейчас станет ещё лучше.
— Поговори со мной, — вдруг просит она, немного ёжась и глядя с теплотой, от которой хочется выплюнуть сердце. — Расскажи мне что-нибудь… что угодно. Просто поговори.
Чтобы не брать её снова за руку, касаюсь спины, прикрытой платьем и направляю девчонку кивком головы. Спасибо, что работает. Мы медленно идём дальше; надеюсь, что смена деталей перед глазами чуть лучше её отвлечёт.
Как и мой рассказ. Только о чём?
— Я видел такие зелья раньше, — начинаю. — Действуют около двух часов. Потом ты устанешь и, наверное, проспишь до утра почти спокойно.
Хуже всего, что она всё будет помнить — только искажённо, как через особую призму. В общем, её завтра ждёт весёлый день. А меня сегодня.
— Нет, — мотает головой девчонка, — расскажи о себе.
Меня её просьбы в тупик ставят.
Что рассказать? Что я старше её на двенадцать лет, что рос в знатной семье ещё до того, как получил высокую должность от Альдрика? Она всё это знает. Терпеть не могу ударяться в рассуждения о жизни.
— Ты едва не убил короля, — подсказывает Айли. Язык у неё заплетается, получается немного путано. — Интересная история.
— Он сам виноват, — усмехаюсь, — я был в твоём возрасте, только на полгода старше. У меня долго не проявлялась магия, отец начал волноваться. Меня отвезли к лучшим специалистам, здесь же, в министерстве. Они распознали неизвестный дар и, конечно, это всех всполошило. Меня пытались раскрыть разными способами, — воспоминания заставляют морщиться, словно я ещё чувствую запах зелий и холод металла на руках. — Держали меня в подобии камеры. Били магией, злили.
Она смотрит так, будто ловит каждое слово, несмотря на своё состояние.
— Его величество просто решил навестить министерство и заодно посмотреть на меня в неудачный момент. Ему показали новый опыт — и моя сила хлынула, как проснувшись. Двоих из придурков-магов пришлось лечить. Альдрика я только слегка обжёг.
Девчонка хмурится и моргает.
— Тебя пытали, чтобы достать твою силу?
— Испытывали, — делаю акцент.
Хотя приятного в этом мало. И в следующий год опыты продолжались. Я помню, как менялось отношение тех, кто изначально якобы хотел помочь — как они всё чаще дёргались, сторонились меня.
Как менялись взгляды знакомых и друзей. Как за спиной появлялся этот шёпот — о монструозной, злой силе, которая выбрала меня за чёрную душу. Может, они не знали меня так уж хорошо? Может, я что-то натворил, чтобы навлечь проклятье — убил пару слуг, изнасиловал девственницу?
Отец переживал всё стоически, но он сделал другое.
Впервые со смерти матери нашёл себе женщину. Он задумывался о новом наследнике.
Так или иначе, произвести второго отпрыска на свет ему не удалось — болезнь съела его раньше.
Даже уходя, он смотрел на меня так, будто боялся, что весь его род обречён.
— Король предложил тебе сделку, — продолжает моя невеста, — ты пугаешь людей, он хорошо платит.
— Примерно так. Дара подобного моему так и не нашли больше. Есть мнение, что все квелья приходят к нам из-за грани, от каких-то особых сил. Духов — тёмных, светлых, безмозглых или вполне разумных.
Когда Альдрик сделал из меня цепного карателя, слухи нашли новую почву. Теперь всем идиотам вокруг стало ясно: я бью и пытаю тех, на кого охочусь. Могу прикончить за косой взгляд.
Набережная расширяется, впереди — людная площадь. Не хочу вести девчонку туда, поэтому снова ненадолго беру за руку — и выбираю проход между домами. Мы попадаем в небольшой сквер, где я решаю поблуждать между десятка деревьев. Судя по глазам невесты, ей они кажутся дремучим лесом.
Присматриваюсь к остаткам снега на всякий случай.
— Зачем тебе моя сила? — повторяет она вопрос, который уже задавала. — О чём ты мечтаешь?
— Найти то, что в меня вселилось, — признаюсь на этот раз. Какая разница? — Узнать, что это и зачем. Хочу ответов, Мечта — хочу добраться до того, что изменило меня, и понять, какого беса.
Будучи моложе, я надеялся, что если найду источник — смогу доказать, что он не так уж порочен. Или что нет никакого выбора высших сил, я ничем не хуже тысяч придурков из знатных родов. Сейчас я просто хочу посмотреть этой дряни в глаза и узнать, что она такое. Этого сложно добиться.
Хотя, конечно, научиться понимать другие силы, научиться не только разрушать и причинять боль — это интересно. И подарит ещё больше власти.
Может, поэтому я терплю Сокола — он много знает. Хандар ещё больше, и он не смотрит на меня как на ублюдка. Таких людей я ценю вдвойне.
— Тебе нужно было жениться на Синдарин, — выдаёт девчонка.
Интересно, она удивится, узнав, что попытки были? Впрочем, ни я, ни Син не хотим их афишировать.
Айли прикасается к горлу, будто что-то мешает ей говорить. Меня колет мысль: не застудил ли я её? Она беззвучно ругается и разворачивается ко мне; взгляд — как у десятилетнего ребёнка, задающего вопросы о смысле жизни.
— А можно просто заняться любовью, не отнимая дар? Без всей вот этой глупости?
Боги, она что, серьёзно не знает?
— Можно, недотрога. Есть способы. Только ими обычно пользуются в борделях — сомневаюсь, что ты хочешь потерять так девственность.
Мой опыт с женщинами за последние годы ограничивался встречами с одной вдовой и посещением тех самых борделей. Последние лучше, однозначно — не приходится задаваться вопросами, что к тебе чувствуют.
— Кто знает.
И с этими словами, будто издеваясь надо всеми моими мыслями, будто мстя за прозвище, девчонка подаётся вперёд. Утыкается носом мне в грудь. Просовывает руки под плащ и обвивает тело.
В голове — снова вихрь, мышцы сводит, зубы сжимаются до боли. Я, тени, должен её оттолкнуть. Но не могу. Особенно когда она затихает, не пытаясь сделать ничего больше. Раздражение, злость за все её выходки тоже должны бы проснуться — но их нет.
Вместо этого я кладу руку ей на волосы, веду еле заметно по гладкому шёлку. Втягиваю тонкий аромат свежести.
Может, позже. Когда пойму, что она снова врёт. Сейчас она не в себе — но вместе с тем кажется такой настоящей, что становится тошно от желания её обнять.
— Кажется, я уже устала, — бубнит она. — И холодно.
Смотрю на её плечи и вижу мурашки на бледной коже.
— Пойдём. — Просыпаюсь. Раз мы пережили этот момент спокойно, наверное, везти её обратно можно. С открытым окном и запасом воды.
Веду её долгим путём к карете, где-то по дороге скидывая и перекладывая на её плечи плащ. Айли молчит. Когда едем обратно, она закрывает глаза и почти засыпает на лавке.
До комнаты наполовину тащу её — она пару раз фыркает как пьяная и снова тянет ко мне руки. Оставляю её в спальне, растянувшуюся прямо в платье на кровати и обвившую подушку. Нахожу служанку, которой вроде как стал доверять за это время больше других, и прошу следить за невестой.
Выхожу из комнаты Айли с тяжёлым чувством — не могу выкинуть из головы её лицо сегодня. Может, позже я её снова возненавижу. Может.
Но сейчас у меня есть, на кого обратить свой гнев и всю ту гадость, которая стала моей второй натурой.