Кэмден, штат Мэн
Утро было угрожающе серым, а в воздухе витал душный запах, какой всегда бывает после весеннего дождя.
Опустив глаза, я шла к центру небольшой деревушки на побережье, где провела ранние годы детства. Я считала Кэмден домом до четырнадцати лет, но когда мама уехала из города, мы с папой и Джен поступили точно так же. Неудивительно, что теперь мама вернулась в наш опустевший дом. В конце концов, он принадлежал ей по праву. Она унаследовала дом от родителей вскоре после рождения Джен.
Глядя на трещинки на тротуаре, я осознала, что избегаю окружающих меня звуков и образов. Полагаю, что не хотела столкнуться с кем-то, кто мог бы меня вспомнить. Я была не в настроении объяснять, чем занималась двадцать лет, почему так долго не приезжала, не говоря уже о том, зачем приехала сейчас встретиться лицом к лицу с женщиной, много лет назад разбившей мне сердце.
Мимо промчался мотоцикл, и я на секунду подняла глаза. Из выхлопной трубы вырывался едкий черный дым. На другой стороне улицы коричневый лабрадор, привязанный к столбу, облаял несносного возмутителя порядка.
Засунув руки в карманы, мимо торопливо прошёл мужчина в бейсболке. Он выглядел напряженным и надломленным.
Дойдя до входа в кафе-мороженое, я подошла поближе к витрине и прижала ладони к стеклу. Когда я заглянула внутрь, меня внезапно охватила ностальгия, потому что внутри мало что изменилось.
Я живо вспомнила, как в детстве взбиралась на эти красные виниловые стулья. Отец всегда заказывал нам обеим любимый напиток моей сестры — газировку с ложкой пломбира — хотя я всегда предпочитала клубничное мороженое.
Я также отчетливо вспомнила владельца кафе. Его звали Макс. Он всегда носил синий полосатый фартук, а ещё у него были густые черные усы.
В эту секунду он появился из задней комнаты с коробкой в руках. Он тоже совсем не изменился. Он наклонился, чтобы поставить коробку на пол, а затем взял тряпку и протер стойку.
Я могла бы стоять там ещё долго, просто окунувшись в воспоминания, но я приехала сюда с определенной целью, и поэтому продолжила путь.
Немного погодя я дошла до дома, в котором выросла — белого особняка в викторианском стиле, стоящего на уходящем в море утесе. В глубине души заворошились непрошеные эмоции. Когда-то я была здесь счастлива. Когда мы все вместе были семьей, мой мир был полон радости и любви.
И снова на меня накатила ностальгия вроде той, что я испытала у дверей кафе-мороженого, и это удивило меня, поскольку я не ожидала, что буду чувствовать ещё что-то помимо обиды. Но каким-то образом счастливые воспоминания, которых было не так уж много, отодвинули на второй план случившееся позже. Мне сильно захотелось броситься вверх по лестнице и ворваться в свою старую комнату.
Я отчаянно пыталась не поддаваться эмоциям, и поэтому пошла вдоль обвитого плющом забора, остановившись лишь перед воротами, чтобы послушать грохот прибоя, разбивающегося о скалы внизу.
С тех пор, как я в последний раз стояла здесь, многое изменилось. То, что когда-то было широким зеленым газоном с выложенной камнем дорожкой к крыльцу, теперь превратилось в английский сад[16]. По шпалере вились виноградные лозы, хотя листья ещё не проклюнулись. Стояла ранняя весна, и всё казалось безжизненным.
Большие прямоугольные клумбы, окруженные грубо обтесанными бревнами со снятой корой, казались пустыми. Вокруг не было ни единого пятнышка зелени, только темная влажная земля да редкие голые кусты, трепещущие в тумане.
Я никогда не любила садоводство. На это всегда уходит слишком много времени и сил, а если садом не заниматься, растения умирают или сад превращается в хаос. «Здесь тоже скоро начнется хаос», — подумала я.
По крайней мере, дом выглядел хорошо. Должно быть, мама недавно его покрасила.
«Чем она занята сейчас?» — гадала я.
Моя мама.
Что она скажет, когда я постучу в дверь? А что скажу я?
Потирая замерзшие руки, тем самым готовясь к предстоящей встрече, я открыла калитку. Петли заскрипели, когда я вошла во двор и направилась к крытой веранде.
Дойдя до двери, я постучала. Дверь открылась почти сразу, и на пороге я увидела свою мать, Кору, в старом знакомом розовом халате с маленькими помпонами на поясе. Я хорошо его помнила. Светлые волосы матери поседели, но глаза остались прежними.
— Софи. — Она на мгновение заколебалась, а затем положила руку на сердце.
Неужели она знала, что я приеду? Она не выглядела удивленной.
— Ты здесь. — Она вновь умолкла. — Рада тебя видеть. Я долго ждала.
Мне было сложно в это поверить. Волна гнева накатила на меня. Почему она бросила нас тогда, давно? Как она могла так с нами поступить?
И почему папа не боролся за то, чтобы она осталась? На короткий миг я захотела развернуться и уйти, прежде чем разражусь речью. Какой в этом смысл спустя столько лет? Неужели мне мало неурядиц в собственной жизни?
Но что-то держало меня в заложниках. Возможно, Меган. Она попросила меня прийти сюда, и я не могла её подвести.
Вдобавок мне было любопытно. Казалось, что моя пятилетняя дочь многое обо мне знала, когда плыла рядом в ледяной воде озера. Она казалась не по годам мудрой и вела себя по отношению ко мне не как дочь, а как мать.
Думаю, что умирая, она пережила что-то значимое — такое, чего я ни не! знала ни об этом свете, ни о том. Её не было уже год, а я побывала на той стороне лишь несколько минут.
— Почему? — дрожа, спросила я у матери, стоя на крыльце её дома. Я прошла долгий путь и теперь не могла не задать вопрос, мучавший меня всю жизнь. — Почему ты ушла от нас? Неужели ты не знала, как нам это навредит?
Её лицо потемнело от беспокойства, и она пристально посмотрела на меня.
— Почему? Это большой вопрос, Софи. Думаю, тебе лучше войти, и мы сможем об этом поговорить.
Отступив на шаг назад, она гостеприимно распахнула дверь.
Время пришло.