Все три дня, оставшиеся до операции, мы с Мэттом провели в его чикагской квартире.
Я не стану описывать эти дни. Скажу лишь, что мы безгранично наслаждались друг другом и полностью использовали каждую минуту этого времени. Мы смеялись и плакали, смотрели телевизор и играли в карты. Ходили ужинать в кафе и заказывали еду с доставкой.
Он показал мне коробку с рукописями, которую прятал в кладовке. Я прочитала его рассказы и роман, который он наконец-то дописал. Я заставила Мэтта пообещать, что после выздоровления он отправит рукопись издателю, потому что я была уверена, что это величайший роман в мире, хотя признаю, что могла судить предвзято. Всё, что имело отношение к Мэтту, в моих глазах выглядело идеально. Для меня он сам был произведением искусства, и, я думаю, что именно это и есть любовь.
Я также позвонила родителям и обо всём им рассказала.
Ну, почти обо всем. Есть вещи, о которых с матерью лучше не говорить.
Я сообщила им, что операция назначена на шесть часов вечера семнадцатого ноября.
А мама рассказала, что заходил Питер и спрашивал обо мне. Он был очень зол. Родители не могли винить его и сделали всё, чтобы облегчить его боль.
Я извинилась перед ними, но сказала, что по-другому быть не могло, потому что Мэтт — единственная любовь всей моей жизни.
В конце концов они пожелали мне всего наилучшего и пообещали молиться за Мэтта.
Вечером воскресенья Мэтта госпитализировали, чтобы сделать анализы и подготовить его к операции, которая продлится около шести часов.
Утром понедельника медсестра побрила ему голову. Ему весь день нельзя было есть и пить. В тот же день он сдал анализы крови и прошёл рентген.
Около полудня прибыл Гордон и сказал нам, что останется в Чикаго настолько, насколько будет нужно Мэтту.
Вскоре после приезда Гордона позвонил их отец и несколько минут поговорил с Мэттом. Он пожелал ему удачи и пообещал завтра навестить.
Я втайне подумала о матери Мэтта и пожалела, что её давно нет в живых, чтобы быть сейчас с нами у кровати сына.
Мэтт тоже вспомнил о ней, когда повесил телефонную трубку. Он посмотрел на Гордона и сказал:
— Я действительно скучаю по маме.
Гордон кивнул и сказал:
— Уверен, что она здесь.
Мы все замолчали.
Позже я листала журнал, пока медсестры хлопотали вокруг Мэтта. Конечно, я притворялась, сидя столь спокойно. Меня не интересовал журнал. Мозг работал бесперебойно, слушая и замечая всё вокруг. Сердце горело от ужаса. Я тоже не могла ни есть, ни пить.
«Почему так происходит?» — ожесточенно думала я. Я хотела лишь здоровья для Мэтта, положительного прогноза. Хотела провести рядом с ним остаток жизни. Я бы пожертвовала всем — семьей, образованием — в обмен на благополучный исход операции.
Тем не менее, от меня ничего не зависело. И я это знала даже тогда.
У судьбы свои планы, и их частью было несказанно меня удивить. За час до предполагаемого начала операции случилось самое неожиданное.
Теперь я с благодарностью вспоминаю об этом событии. Но в тот момент, однако, я встревожилась.