Цвет небес

Глава 27

Весна 1964 года

— Я волнуюсь за Мэтта, — однажды призналась я Питеру, когда мы вышли из школьного автобуса и начали взбираться на холм.

— Мы ничем не можем ему помочь, — ответил он. — Мэтт знает, что ему нужно сделать, чтобы закончить этот год. Ему просто не хочется этим заниматься.

— Но он может не сдать экзамены, а если это случится… Ну, я даже не знаю, что произойдет. Он никогда не пойдет в летнюю школу. Может вообще бросить учебу.

Мы медленно шли по обочине в тишине. Под подошвами ботинок шуршал гравий.

— Мне кажется, ему действительно нравится разочаровывать отца, — сказал Питер. — Это цель его жизни.

Я развернулась лицом к Питеру, прижимая к груди учебники.

— Куда он делся после школы? Его даже в автобусе не было.

— Наверное, прогулял урок, как делает каждый день на этой неделе. Дуг Джонс сегодня приехал на отцовском пикапе, и я слышал, что они собирались напиться в лесу у ручья.

— Невероятно.

В эту секунду из-за угла вынырнул красный пикап и поехал в нашу сторону, поднимая в воздух клубы пыли.

Когда он проезжал мимо, я заметила Мэтта, сидящего впереди между Дугом и ещё одним парнем, которого я не узнала. Мэтт пил пиво и курил сигарету.

— Он даже не помахал нам, — сказала я. — Как будто не знает нас.

— Он и не знает, — ответил Питер. — Теперь уже нет. У него новые друзья, и ничего хорошего из этого не выйдет.

Я посмотрела на свои коричневые ботинки и крепче сжала книги.

— Но мы же были, как три мушкетера. Помнишь, когда мы поехали на велосипедах в горы? А как построили дом на дереве в лесу за домом старого Маккеуна?

— Ага.

— А когда ты сказал его отцу, что Мэтт был с нами у озера, а на самом деле он пил у реки? Не так давно.

— В тот день я спас его от взбучки.

— И он об этом знал. Тогда он ещё считал нас своими лучшими друзьями.

Внезапно моё сердце словно вырвали из груди.

Питер вздохнул.

— Люди меняются, наверное.

— Как? Я такая же, какой была всегда, и ты тоже.

— Но он-то нет. Он попал в плохую компанию.

Я покачала головой.

— Не верю. Он остается прежним, и думаю, нам нужно вмешаться.

— Ты всегда хотела спасти весь мир, — заметил Питер. — Но не все хотят быть спасенными.

— Да не в этом дело. — Ну почему Питер всегда ведет себя как осел? Почему не хочет меня услышать? — Мы просто дадим Мэтту знать, что готовы ему помочь и хотим этого. Он умный. И не хочет провалить математику и биологию. Может быть, мы попробуем позаниматься втроем или что-то вроде того.

Питер обдумал мои слова, а потом перевесил набитый учебниками кожаный портфель на другое плечо.

— Он не хочет пробовать, и у нас не выйдет его заставить. Ты же знаешь, какой он упрямый. Он не так озабочен успеваемостью как мы. Ему вообще на все наплевать. Думаю, его все равно отчислят до выпускного.

Дуг Джонс высадил Мэтта у дверей его дома, развернулся и поехал обратно к подножию холма. Мэтт стоял во дворе и докуривал сигарету. На нем были выцветшие синие джинсы и черная кожаная куртка, и он слегка пошатнулся, когда запрокинул голову, чтобы выпустить в воздух клуб дыма.

Учебников у него при себе не было. Что он будет делать, когда завтра придет на уроки без выполненного домашнего задания? Если вообще придет.

Наконец он отвернулся и поднялся на крыльцо. Москитная дверь захлопнулась за ним. Дальше по улице залаяла собака.

Я почувствовала, что Питер пристально рассматривает моё лицо.

— Хочешь поплавать? — спросила я, стараясь казаться более жизнерадостной.

— С ума сошла? Вода же ледяная. Всего месяц назад она была покрыта коркой льда.

Я закусила губу.

— Да ладно, на улице настолько жарко, что можно пожарить яичницу прямо на твоем крыльце. Давай же, почему нет? Этой весной мы станем первыми. — Я схватила его за рукав и поволокла за собой до конца улицы.

Я знала, что мне нужно забыть о Мэтте.

— Почему я с тобой дружу? — фыркнув, спросил Питер.

— Потому что я твоя соседка. — Он шёл слишком медленно, поэтому я развернулась и зашагала в обратную сторону. Отпустила его рукав и вместо этого взяла друга за руку. — Мне что, всю дорогу тебя тащить? — Я на самом деле хотела поплавать. Хотела, чтобы сердце замерло от погружения в ледяную воду.

— Вероятно.

Я улыбнулась ему. Рука Питера была теплой, и я помню, как тогда подумала о том, что это уже не рука мальчика. За последний год он сильно вырос.

Его ладонь покрывали шершавые мозоли. Я потрогала один из них подушечкой большого пальца и внезапно ощутила странную теплоту в животе.

Я немедленно опустила глаза и отняла руку, а он посмотрел в сторону своего дома. Внезапно застеснявшись, я снова повернулась и зашагала рядом с ним.

Пару минут мы молчали, а затем Питер подтолкнул меня локтем, от чего я дернулась в сторону.

— Давай наперегонки, — воскликнул он, и тепло ушло из живота.

— Я тебя обгоню!

И мы помчались на холм.

Я тяжело дышала, когда мы добежали до ворот моего дома.

— Встретимся через несколько минут?

— Да, на этом самом месте.

Я зашла в дом, чтобы переодеться в купальник.

Чуть позже мы снова встретились и пошли дальше по улице к тропинке, ведущей через лес к озеру.

Мы, смеясь, неслись по лесу, перепрыгивая через оголенные корни деревьев и нагибаясь, чтобы не удариться о низко висящие ветви. В лесу мы словно оказались в другом мире. Казалось, что море где-то далеко и, возможно, не существует. В воздухе висела звенящая тишина.

Вскоре мы вышли из-под прохладной сени сосен на залитый солнечным светом пляж. Я сбросила босоножки, а Питер запрыгал на одной ноге, стягивая ботинок.

— Не могу поверить, что ты меня на это уговорила, — сказал он. Бросил ботинок на песок, стянул другой и снял рубашку.

Внезапно поняв, что при взгляде на его обнаженную спину и плечи мое сердце забилось быстрее, я прекратила расстегивать пуговицы платья. За зиму в нем что-то неуловимо изменилось. Он не только вытянулся, но и стал плотнее и сильнее. Он больше не был мальчиком, которого я знала. Он изменился.

В следующую секунду он уже ринулся в воду с криком:

— Кто последний, тот тухлое яйцо!

Но я колебалась. Не могла продвинуться дальше третьей пуговицы…

— Ух! — Питер вынырнул на поверхность и отбросил волосы назад. Серебристые бисеринки воды разлетелись от него в разные стороны. Он рассмеялся и вытер капли с лица, а затем встал, слегка дрожа. Он несколько секунд молча смотрел на меня, и улыбка сходила с его лица. — Что не так?

Я прочистила горло и опустила глаза.

— Пуговица запуталась в нитке.

— Помощь нужна?

Внезапно я смутилась и не могла даже посмотреть на него. Могла лишь медленно расстегивать пуговицы одну за другой с низко опущенной головой.

— Справилась. Теперь все нормально.

Но я не чувствовала себя нормально. Казалось, что я — это не я. В последнее время всё было как-то не так.

Наконец я расстегнула последнюю пуговицу, сняла платье и положила его на песок рядом с одеждой Питера. Босиком дошла до кромки воды и коснулась её большим пальцем ноги.

— Вода ледяная! — с улыбкой закричала я. — Чья это вообще была идея?

— Твоя, и ты так просто не уйдешь! — Когда я не двинулась с места, он нахмурился. — Да что с тобой? Ты никогда так не копалась.

Это было правдой. Питер хорошо знал меня. Я всегда во всем была первой — и весьма этим гордилась, принимая во внимание то, что моими лучшими друзьями всегда были двое мальчишек.

Но в тот день все пошло иначе, и я не совсем понимала, почему. Может быть, дело в том, что Мэтт больше не с нами, и я об этом беспокоюсь? Или есть другая причина?

— Мне что, затащить тебя сюда? — спросил Питер.

— Придержи коней, я уже иду.

Сжимая кулаки и напрягая плечи, я двинулась вперед, в ледяную воду. Когда я по бедра зашла в озеро, то глубоко вдохнула и нырнула.

— Как лёд! — закричала я, выныривая обратно на поверхность.

Питер обрызгал меня.

— Сама всё это придумала, дурочка!

И все снова стало обычным, и я вздохнула с облегчением, чувствуя, что все опять пришло в норму.

— Ты когда-нибудь задумывался, есть ли рай на самом деле? — спросила я у Питера, располагаясь на полотенце рядом с ним и глядя на белые пушистые облака, медленно плывущие по небу.

Питер перекатился на бок.

— Нет, не задумывался.

Я прикрыла глаза ладонью и посмотрела на него.

— Ты не задумывался, потому что знаешь, что он существует? Или не существует?

— Знаю, что существует.

Я снова посмотрела в небо и переплела пальцы на животе.

— А откуда ты знаешь? Бывал там?

Он фыркнул.

— Нет, но каждое воскресенье хожу в церковь и верю в Бога. Поэтому должен верить в рай.

— Должен? — переспросила я. — Тебя кто-то заставляет в него верить?

— Нет. Я просто никогда не задавался этим вопросом. И не могу поверить, что ты сомневаешься. Ты же поешь в церковном хоре!

Я следила, как маленькая тучка наплывает на солнце, заслоняя его.

— Наверное.

Спустя секунду Питер вновь перекатился на спину.

— Зачем ты вообще задала этот вопрос? Боишься смерти?

— Все мы когда-нибудь умрем, — ответила я.

— Это угнетает.

— Но ведь правда же.

Он повернул голову ко мне.

— Да, но до этого еще далеко, Кора. У нас вся жизнь впереди, поэтому нет смысла сейчас беспокоиться о смерти.

— А кто сказал, что я беспокоюсь?

— Но ты же задала этот вопрос.

Я приподнялась на локте.

— Тебе станет легче, если я пообещаю начать думать о смерти попозже? Когда, по-твоему, можно начать? Когда мне будет пятьдесят? Или шестьдесят? А как насчет семидесяти пяти?

Я улыбнулась. А Питер покачал головой.

— Не думаю, что об этом вообще нужно думать. Какой смысл? Умрем и умрем.

Я бросила на него взгляд.

— А я-то думала, ты веришь в рай.

Он уставился на меня, обдумывая мои слова.

— Ты слишком много думаешь.

— А ты — недостаточно много. Ты всегда такой…

— Какой?

Я запнулась, не в силах выразить свои чувства вслух.

— Тебе всегда все кажется нормальным таким, каким оно есть. Тебя ничто не расстраивает и не бесит. Кажется, что ты вовсе не расположен что-то менять.

— А зачем? Жизнь хороша.

— Правда?

— Ну да. — Он на несколько секунд задумался, а затем сел и покрутил локон моих длинных светлых волос двумя пальцами. — Особенно сейчас.

Странная теплота вернулась в мой живот, и сердце вновь забилось быстрее. Мы смотрели друг на друга, согретые солнцем, и я все больше осознавала, что Питер лежит рядом со мной с голой грудью, а мокрые пряди волос падают на его лицо. Я увидела, как он облизнул губы кончиком языка, и поняла, что дышу тяжело, словно после марафонского забега.

Он придвинулся чуть ближе и наклонился.

Я закрыла глаза, когда его губы коснулись моих. Они были мягкими и теплыми, совсем не такими, как я ожидала. Его горячее влажное дыхание обожгло мне щеку, а кожа пахла природой и свежестью.

Поцелуй продлился всего несколько секунд — которые я никогда не забуду — а затем Питер отстранился и удивленно посмотрел на меня.

— Ты только что поцеловал меня, — заметила я.

— Ага. Ты сердишься?

— Нет.

Он тоже тяжело дышал. Мы продолжали смотреть друг на друга широко раскрытыми глазами, и я не могла вымолвить ни слова. Я смущенно сглотнула, но прежде чем поняла, что происходит, он снова наклонился ко мне и провел ладонью по моей щеке.

И снова поцеловал меня, только на этот раз приоткрыл рот и немного прикусил мою губу, чтобы мои губы тоже приоткрылись. Наши языки соприкоснулись. Я ахнула и удивилась, услышав этот звук, поскольку никогда прежде не издавала ничего подобного. Звук не выражал неприязни. По правде говоря, мне даже нравился вкус его языка и то, как Питер заставил мои внутренности дрожать, как желе.

Питер положил меня на спину и склонился сверху, продолжая целовать меня. Он провел рукой и по моему боку и положил ладонь на моё обнаженное бедро.

Я никогда прежде не чувствовала ничего подобного — такого дикого волнующего возбуждения. Я потянулась, чтобы обвить руками его шею и коснуться гладких четко очерченных бугорков мышц на его плечах.

Он полностью опустился на меня. Затем что-то прижалось к моему бедру. Я потрясенно вздохнула, и внезапно почувствовала, что он всем весом пригвоздил меня к земле. Я сразу же уперлась ладонями ему в грудь и оттолкнула его.

— Питер, прекрати.

Он сразу же скатился с меня.

— Прости. Я не собирался заходить так далеко.

Я села и прижала колени к груди.

— Все нормально.

Мы оба смотрели прямо перед собой на широкую гладь озера. Я слушала кряканье уток и плеск рыбы по воде. Пыталась восстановить ровное дыхание и поняла, что дрожу.

— Это было странно, — наконец выдавил из себя Питер.

— Ага. Меня никогда раньше не целовали.

— Знаю.

Конечно, он знал. Он мой лучший друг. Он знал обо мне всё.

Но теперь все стало совсем по-другому. Теперь я чувствовала себя неуютно и неловко, чего раньше никогда не было.

— Не говори никому, ладно? — попросила я.

— Ты же знаешь, что не скажу.

Я поверила ему, потому что из всех моих знакомых Питер был самым надежным человеком. Я бы доверила ему и свою жизнь.

— Наверное, пора уходить, — предложил он.

Он поднялся на ноги и протянул мне руку. Я позволила ему помочь мне встать, затем мы молча оделись. По пути домой через лес мы мало говорили. Полную тишину нарушали лишь изредка ломающиеся под ногами веточки и цоканье белок на верхушках деревьев.

Дойдя до подъездной дорожки моего дома, Питер сказал «До завтра!» и пошёл дальше.

— Ага, встретимся на остановке.

Вот и всё.

До конца учебного года и на протяжении лета ни Питер, ни я ни разу не упоминали о случае на озере. В июле нам обоим исполнилось по шестнадцать лет. Питер работал на отца на целлюлозно-бумажном комбинате, а я подрабатывала мороженщицей в «Лизни капельку» и добровольно помогала в больнице и местном приюте для животных.

Что касается Мэтта, то вскоре после окончания учебного года он уехал из города не попрощавшись. Он отправился жить к тетке в Чикаго, но к тому времени наше трио уже превратилось в дуэт. Мы с Питером постепенно привыкли к этому и забыли о Мэтте.

Так мы и жили: плавали и катались на велосипедах по тем же местам в выходные, ходили под парусом с моими родителями. Наша дружба продолжалась так, словно поцелуев на озере никогда не было. Ни один из нас никогда о них не заговаривал. Мы полностью вычеркнули их из памяти.