Клара
Александр Рихардович озирается по сторонам, потирает сначала лоб, потом грудную клетку, затем идёт к дивану, сдвигает мои пакеты в сторону и садится.
— Расчувствуешься тут с вами… — бухтит он. И прищуривается, устремляя на нас с Христосом взгляд.
Я стою рядом с младшим Шейгером и прижимаю к груди свой малиновый кофр с платьем.
— Папа! Да в чем дело-то? Мы с Кларой встречаемся — это нормально и не конец света! Она не беременна… Вроде. Женитьбу мы еще не обсуждали. Мы не так давно знакомы, — начинает объяснять Христос отцу по порядку, но сам сбивается и поворачивается в мою сторону с вопросом:
— Ты ведь не беременная, Клар?
Хорошо хоть "Крар" не сказал, а то вон у него бровь задёргалась.
— Вроде не беременная, — жму плечом я, — А если бы и была — то что? Девушка или женщина не беременна — это временно, а беременна — это тоже временно.
Что-то меня потянуло на философские умозаключения.
— Так беременная или нет? — снова подскакивает с дивана старший Шейгер.
Чем меня невероятно раздражает. Раньше он меня так из себя не выводил…
— Да сядьте вы уже! Чего вы квохчете? Нам по 25 лет! Мы предохраняемся! — и как-то всем неловко становится от моей пламенной речи. И мне самой — тоже.
— А как же Роза? — вздыхает Александр Рихардович обреченно.
Теперь бровь начинает дёргаться у меня.
— Какая ррро-зааа? Надгробная?! — рычу я, дёргая Христоса за рукав.
— Уймись, Кларочка! Дыши! — Христос внезапно гладит меня по голове. И портит мою укладку окончательно, — Папа болтает глупости, не слушай его. Ты же знаешь — я только тебя люблю!
— Правда? — уточняю я, внимательно разглядывая своего парня на предмет распознавания лжи.
— Правда, правда! — Христос кивает головой, усиливая утвердительный эффект своих слов, а после притягивает меня в свои объятия и кладет подбородок мне на макушку, — Чего ты разошлась? Это всё из-за таксиста! Это он тебя довёл, да?
С дивана раздаётся покашливание.
— Я вам не мешаю? Не? — Александр Рихардович, скрестив руки на груди, разглядывает, как мы с его сыном миримся.
— Не… Сидите, — разрешаю ему я. Ну, куда он пойдёт? Это вроде его кабинет. Был…
— А Роза — это, милая Клара, дочь наших близких друзей. Мы — их родители — так мечтали, что они с Христосом поженятся… — решает объяснить мне, недогадливой, старший Шейгер.
— Папа! — предупреждающе изрекает Христос.
— Александр Рихардович… — что-то утомил он меня, — Вы же взрослый уже и прекрасно знаете, что не все мечты сбываются…
Тихо и грустно констатирую я несправедливое устройство этого мира. Какая еще Роза? Христос — мой! Никому не отдам!
— Поэтому… — продолжаю я мягко увещевать будущего свекра в неизбежности нашего близящегося родства, — Придётся вам с женой довольствоваться моей скромной персоной.
У Александра Рихардовича приоткрывается рот.
Христос тихо хрюкает мне в макушку, но из рук меня не выпускает. Правильно делает — меня беречь надо. Я ведь тоже его люблю.
— Знаете ли что! У меня правило — никаких романов на рабочих местах! Так что — одному из вас придётся уволиться! Кому — выбирайте сами! — ставит ультиматум Александр Рихардович.
Я высовываюсь из рук Христоса, как белка из дупла. Это что — он нас шантажировать собрался?! Он — меня?! Не дорос еще!
— Знаете ли что?! — и голос у меня становится таким же, каким я с таксистом разговаривала, а после у него колеса отвалились.
Старший Шейгер поёживается. Вот никогда мы с ним не ругались! Так зачем сейчас начинать? Когда мы без пяти минут родственники!
— Хорошо, как скажете, Александр Рихардович! — смело соглашаюсь я с отцом Христоса, а саму изнутри колотит. И от страха, и от ревности, и от того, что старший Шейгер какую-то Розу хочет в снохи, а меня нет, — Тогда уволюсь я! А Христос пусть работает.
Христос что-то напрягается. То ли работать за двоих не согласен, то ли с тем, что я увольняться собралась — тем более.
Зато Александр Рихардович приободряется. И даже головой начинает кивать с явным одобрением.
Вот зря!
— Но! Я сяду дома! И буду рожать по ребёнку в год! Стране нужны новые россияне! Мне Христос при знакомстве еще про это говорил…
Александр Рихардович хватается рукой за горло, словно у него начинается приступ удушья.
Христос над моей макушкой задумчиво произносит:
— Клар… Я теперь не уверен, что у меня были именно настолько масштабные планы по размножению. И увеличению рождаемости.
Хм… Тоже странный.
— А теперь, драгоценный мой Христос Александрович, поздняк метаться! Эти планы появились у меня! — отчеканиваю я.
Александр Рихардович поднимается с дивана, оттягивает ворот рубашки, делает неуверенный шаг в нашу с Христосом сторону.
Хапает ртом воздух, как загнанный жеребец, и удивленно интересуется:
— Вот значит как?
— Ага! — радостно машу головой я в знак согласия.
— Знаешь, пап… А, может, Клара и права, — задумчиво выговаривает Христос, продолжая меня обнимать.
— Сговорились! — всплёскивает руками старший Шейгер.
Потом подходит вплотную, наклоняется ко мне так, что мы почти соприкасаемся носами и сообщает:
— Ладно, Клара Ивановна, ваша взяла! Работайте оба, пока не накосячите! Но если накосячите, то… — он выразительно грозит пальцем.
— Не переживайте так, Александр Рихардович! — сладкой птицей разливаюсь я, — Ну, как-то мы несколько месяцев без вас справлялись… И компания, кстати, не обанкротилась! А увеличила свои обороты.
Надо ему напомнить, что не далее, как на прошлой неделе, он хвалил Христоса за это. А то развозмущался тут! Да еще и ультиматумы ставит. Я, кстати, тоже могу! Ультиматумы ставить.
— Ладно… — как-то устало выдыхает наш будущий общий папа, — Ступайте, Клара Ивановна. Рабочий день через пятнадцать минут начнется. Вам бы в порядок себя привести, а мы тут с сыном пока поговорим. По-мужски.
Христос пожимает мою ладошку, давая понять, что он меня не сдаст, как Кутузов Москву.
И в этом я ему верю.
— Хорошо. Пойду переоденусь. Вам чай или кофе сделать? — включаю я в себе прилежную сотрудницу.