Христос
День сегодня не задался с самого начала. Потому что утром рано-рано деятельная Клара Иванова умчалась собираться к празднику. Нет, чтобы всё своё такое необходимое барахло оставить у меня и утром спокойно доехать со мной до офиса. Нет! Так я всё увижу. Ну, посмотрел бы я… Что в этом такого ужасного?
В итоге пришлось разбираться с таксистом, которые решил, что Клара — не опасна и с собственным отцом, который решил, что Клара — мне не пара.
Поскольку папа выговорился, а я ему сообщил, что ничего в своей жизни менять не собираюсь и что меня всё полностью устраивает — особенно моя Клара, я уже был готов покинуть его кабинет и найти себе занятие где-то еще, но тут Клара решила принести напитки…
Мне б заподозрить, что это с таким началом утра ничем хорошим закончиться не может, а я вместо этого проигнорировал сигналы вселенной.
Теперь смотрю на отца, лицо которого стало шикарного малинового цвета.
И не понимаю, что происходит. Специально отцу Клара подсыпать бы ничего не стала. Это мне бы могла, но папа — для неё непререкаемый авторитет.
А затем я вижу, как она тянется к его чашке, хватает её…
— Стой! — кричу я.
И не успеваю остановить этого чашнигира до того, как она хлебает из чашки, что там наготовила. Колдовское зелье, не иначе. И сдуру еще и проглатывает. Отец хоть выплюнул.
Кларочка моя тоже открывает ротик и начинает махать обоими крылышками… Тьфу, то есть ручками.
А по цвету её личико становится словно спелый бурячок.
Странно, вроде из одной чашки пили — цвет почему поменяли по-разному… Мой взгляд мечется от Клары, которая хлопает ртом словно рыбка и машет крылышками словно курочка, до отца, который просто открыл рот и не закрывает его, выпучив глаза, а еще руками повторяет те же движения, что и Клара.
Что там в этой чашке? Тоже, что ли, попробовать?! Хотя нет — не стоит. Этих надо реанимировать. Вон у Кларусика слёзы из глаз уже побежали.
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!
Оглядываюсь вокруг в поисках хоть какого-то средства реанимации. Ничего — как назло. Даже этих дурацких мандаринов, из-за которых зимой было столько переполоха — и то нет.
— Только не взлетайте! — кричу Кларочке и отцу и выскакиваю в приёмную. С ней смежная комната, а в ней холодильник.
Выхватываю из него две бутылки минеральной воды без газа и возвращаюсь в кабинет. Отец машет руками уже не так часто, поэтому открываю бутылку и всовываю ему. Он пытается отхлебнуть.
Клару перехватываю на взлёте, спеленываю её руками и тоже пытаюсь напоить. Главное — не утопить. Хоть вредная, но своя, родная. Жалко.
Сначала дело идёт не очень.
— Пфр-фуф! — вылетает у неё струя воды в сторону моего отца.
Тот еще сильнее выпучивает глаза. И, видимо, пытается повторить её подвиг. Но Клара — уникальна. Это я уже понял, а вот папе это только предстоит уяснить. Видимо, все свои таланты она не проявляла при нем раньше, чтобы с работы не вылететь.
— Кларочка, солнышко, не плюйся, — уговариваю я её, — Пей!
Пытаюсь залить в неё ещё водички. Замечаю, что у отца бутылка с водой ходит в руке ходуном, а вода изо рта течет по подбородку.
Да что там в этот чай можно было намешать-то?!
— Папа! — говорю строго, — Пей воду! Полегчает…
— Ддаа я-я пыт-та-ю-юсь… — заикаясь, выговаривает он.
О! К нему речь возвращается. Значит, мы на правильном пути.
Через несколько минут и отец, и Клара завязывают со взлетными процедурами и даже больше водой не плюются. Наоборот, жадно присасываются каждый к своей бутылке. Убираю пакеты, которые приволокла Клара зачем-то в офис, с дивана. Такое чувство, что половину дома сюда собрала. Кладу их на рабочий стол. А Клару и отца усаживаю рядышком на диван.
Наконец, вода в их бутылках заканчивается.
У отца, по-моему, после всего глаза косить начали. Левый глаз смотрит вправо и вниз, а правый — влево и вверх.
А еще он икает.
— Ччттоо этто бы-лооо? — спрашивает, скорее всего, у Клары.
Та, слава богу, не косит. Но тоже икает.
И вот, икнув, отвечает:
— Нне знаю-ю. Ч-ч-чай, до-о-ол-ж-жен бббыттть…
Ругаться по поводу того, что это было, сил у них нет. И это хорошо. Они просто приваливаются друг к другу плечами и так и застывают.
Скульптура перемирия, блин.
Но это затишье перед бурей… Я своего отца хорошо знаю. Да и Кларочка, зайка моя пушистая, тоже не смолчит. Я б в этой битве, скорее, на неё поставил, чем на собственного отца. А вот нечего с женщинами и девушками воевать. Гиблое это дело.
Я опускаюсь в кресло, оглядываю встревоженно их лица. Отмечаю, что они начали приобретать нормальный человеческий оттенок. И у Клары, и у папы.
— Врача кому надо? — спрашиваю на всякий случай.
Мало ли…
Оба дегустатора отрицательно трясут головами. Ну, хоть в чем-то у них царит согласие и взаимопонимание…
Я вытягиваю ноги, выдыхаю с заметным облегчением и провожу ладонью по лбу. Аж взмок! Вот это утречко… Если день продолжиться в таком репертуаре, то, наверное, надо Клару Ивановну на плечо и домой обратно утащить. Что-то у меня уже сил на такие приключения не осталось. Старею, кажется.
Сидим мы так долго. До тех пор, пока зарядное устройство Клары Ивановны Ивановой не переключается в режим "включено".
Она резво отстраняется от папкиного плеча, потом подскакивает на ноги и устремляется прочь из кабинета. Отец провожает её заинтересованным взглядом.
— Куда понеслась? — кричу я ей вслед.
Но поскольку она не останавливается, поднимаюсь с кресла и иду за ней. Отец потихоньку ползёт за нами. Утром перед работой мы все выглядели значительно бодрее.
Клара роется в той комнате, где холодильник стоит, из которого я воду брал. И в которой она обычно готовит чай или кофе.
— Я… — она растерянно смотрит на меня, а потом переводит взгляд на папу, — Зачем-то перец в чай насыпала. И соль. Морскую. Для ванны…
— Клара… — стону я, хватаясь за голову.
— Я не специально! — пищит она, — Иначе бы даже пробовать этот чай не стала!