Децема 1,5

Глава 21

Брат был единственным, кто понимал меня. Вспоминая историю наших сложных взаимоотношений, я проходила к выводу, что порой, противопоставленная едва ли не всему миру, я получала поддержку лишь с его стороны.

Его понимание проявило себя и по прошествии трех дней после позорного инцидента, когда я отказалась наотрез выходить из своего кабинета ради проводов гостившей у нас делегации. Мое присутствие, как одного из старейшин клана, было обязательным на этом прощальном мероприятии, а я, вместо того, чтобы продемонстрировать собственное безразличие к Децеме, Паймону, его ненормальному сыну и еще более ненормальному поступку последнего, предпочла трусливо отсиживаться в четырех стенах. Мысль о необходимости встречаться с Дисом, говорить, касаться ладони в рукопожатии обжигала, как раскалённое железо.

Отсутствие командира карательного отряда осудили не только старейшины, но и сам Иберия, как поступок, недостойный мастера.

Неуважение. Открытое игнорирование традиций гостеприимства. Оскорбление в адрес гостей. Да, да, да.

Они просто не понимали, насколько мне страшно и мерзко видеть одного из этих проклятых гостей. Один лишь Индра понимал. И я надеялась, что так будет всегда.

Но после завершения войны с Децемой многое изменилось. В моих отношениях с братом. С подчиненными.

— Слушайте, мастер… — неловко обратился ко мне Лайз в один из дней. — А это правда, что вы в тот раз… ну, на том ужине… вас правда поцеловал этот ублюдок… и вы потеряли сознание?

Боги, кто бы мог подумать, что это будет звучать со стороны так отвратительно. Почти так же отвратительно, как и сами воспоминания о «том ужине», преследующие меня уже который день.

— Просто разные слухи ходят… — не слишком бойко начал оправдываться он. — Я решил уточнить. Ничего такого.

— Да, это правда, — процедила я, приближаясь и хватая Психа за ворот его куртки. — А потом я очнулась в комнате брата и меня стошнило при воспоминании о смельчаке, который на это отважился. Ну что, все еще любопытно? Меня до сих пор блевать тянет от одной мысли о вероятности еще одного такого «поцелуя». И если кому-нибудь из вас, сплетниц, придет в голову такая гениальная идея… — вобрав воздуха в грудь, я выпалила: — убью.

— Да я не… — промямлил немало смущенный Лайз.

— И не вздумай мне тут доказывать, что никогда об этом не думал.

В ответ мужчина лишь отвел взгляд.

С тех пор я снимала перчатки только на ночь, а время, которое проводила в душе, увеличилось с десяти минут до часа.

Какой-то нелепый анекдот: командир мужчин боится мужчин. Между мной и отрядом, мне доверенным, до сих пор стояла непреодолимая стена непонимания, недоверия, взаимного неприятия, разрушить которую могло лишь одно. Мое боевое крещение. Сплотить нас могло сражение. Только победа, полученная ценой усилий каждого: от простого рядового и до мастера.

За время моей службы под началом Иберии карательный отряд успел принять участие в бесчисленных операциях. И каждый раз их возглавляла не я, а Бартл. От меня же требовалось лишь формальное согласие, только одобрение разработанного плана, команда «фас». Все сражения я вела, не вылезая из кабинета.

Как тут требовать преданности от солдат, ведь некоторые своего командира даже в глаза не видели!

Но даже зная способ, который мог бы исправить положение, осуществить задуманное я не могла: на страже моей безопасности стоял Индра. Одержимый брат, чья агрессивная забота со временем становилась всё невыносимее и невыносимее.

С момента капитуляции Децемы прошло около года. Наши с Индрой отношения день ото дня крепче не становились, даже напротив: ловя на каждом углу слухи о невозможной расхлябанности и бесхребетности командира карателей, я осмелилась на открытое сопротивление.

Перечить ему. Дерзить. Поступать вопреки его желаниям. Прямо демонстрировать факт утраты надо мной контроля.

Естественно, это выводило Индру из себя. И настал тот момент, когда его завидное терпение себя истощило.

На тот летний, дышащий ароматным жаром день мной было запланировано проведение боевых учений, на которых я присутствовала исключительно как зритель. Командовал Бартл. Это мероприятие было связано со скорой отправкой карательного отряда на помощь союзному клану, отчего проверка боеготовности солдат стала необходимостью.

Все шло как по маслу. До определенного момента.

— Шеф, — окликнул меня Лайз, сидящий рядом на скамье.

Отстранив от лица бинокль, я посмотрела в сторону быстро приближающегося к зрительским трибунам Индры. В его кулаке был зажат скомканный лист белоснежной, плотной бумаги.

Прежде чем подняться ко мне, брат приказал Алану дожидаться его внизу.

— Судя по его взгляду, мне стоит вас оставить… на час, — прикинул Лайз, удаляясь прежде, чем сын Иберии оказался рядом со мной.

Поднявшись со скамьи, я унылым взглядом следила за тем, как Индра разворачивает смятую бумагу.

— Что это? — тихо спросил он, а его холодный тон контрастировал с темной яростью, горящей в глазах.

— Ты мне скажи.

— Что. Это. — процедил сквозь зубы брат, намекая на то, что все мои попытки проявить характер могут дорого мне обойтись.

Посмотрев на лист, я сдержано ответила:

— Письменное обращение к Иберии с просьбой поставить меня во главе отряда, мобилизованного для отправки к южным границам. О, глянь-ка, одобренное.

— Да как ты вообще осмелилась за моей спиной…

— За спиной? Я знала, что рано или поздно прошение попадет в твои руки. Еще до того, как я уеду…

— Никуда ты, мать твою, не поедешь! — отрезал брат, бросая скомканный лист вниз. Моя воля, мое желание, мое решение оказалось в пыли полигона. Где им, по мнению Индры, было самое место. — Попытаешься снова провернуть что-то тайком от меня… лучше тебе меня лишний раз не злить.

— Я тебе не подчиняюсь, — отозвалась я, едва удерживая спокойствие в голосе и на лице. — Злись сколько душе угодно, а я отправляюсь сражаться вместе со своими людьми, как и повелел мне мой босс.

Наклонившись к моему лицу, он, с удовольствием чеканя каждое слово, произнес:

— Сделаешь это, и я притащу тебя обратно на поводке. И плевать я хотел на твою гордость и твоих подчиненных, которым я, к слову, позволю насладиться твоим унижением. Я запру тебя. Единственным человеком, с которым ты сможешь видеться после этого, буду я. Так продолжится до тех пор, пока ты не поймешь, что подчиняться нужно лишь мне. И никому больше.

Казалось, я уже давно научилась безропотно выносить его эгоистичные капризы. Некоторым я даже потакала, объясняя его нежелание мириться с моей самостоятельностью банальным страхом меня потерять. Но последние его слова довели до точки.

— Едва ли я тебе позволю это сделать. У меня в подчинении сильнейшие бойцы Нойран, понимаешь? Лучше тебе держать свои руки и мысли подобного рода при себе, — отступив от него на шаг, я кивнула в сторону тренирующихся бойцов. — Отдавать мне приказы может лишь Иберия. Я исполняю его волю, а они — мою. И я докажу, что не зря.

— Еще одно слово против, и тебе уже нечего будет доказывать. Тебя снимут с этого поста. Я об этом позабочусь.

— Чего? — с очевидным вызовом протянула я. — И чем ты обоснуешь это нелепое желание, с которым волей-неволей тебе придется идти к своему отцу? Что ты ему скажешь? Я виновата в том, что пытаюсь исполнять свои обязанности на должном уровне? Иди, температуру померь, ты, кажется, не в себе, братец.

— Я сделал тебя командиром. Для меня ничего не стоит лишить тебя этого звания, — жестоко усмехнулся Индра, смотря в сторону полигона. — И не найдется никого, кто мог бы мне помешать освежить в памяти моего ученика подзабытые манеры. Ни они, ни ты, ни даже отец.

— Угомонись, чтоб тебя! — рявкнула я оскорбленно. — Что такое? Боишься соскучиться без наших скандалов? Ну так позови одну из своих девиц, пусть потреплет тебе нервы! А меня оставь в покое. Я уже давно не твоя вещь. Если уж кто и может говорить обо мне подобным образом, так это твой отец. Он, кстати, не имеет ничего против моей поездки.

— Моему отцу на тебя глубоко наплевать! — ответил в равной мере разъяренно брат. — Сдохнешь ты или кто-то другой: для него нет незаменимых людей.

— Ну так отлично! Таким и должен быть босс, разве не так? Не отдавать предпочтения никому, даже если речь идет о собственных детях? Будь ты таким же, я бы уже давно смогла себя проявить. Ты и отец гордились бы мной.

— Гордиться трупами я не привык.

— Иди ты к дьяволу! Какого ляда ты меня хоронишь? Хочешь сказать, что итогом твоего воспитания должна стать смерть в первом же сражении? Теперь я не просто хочу туда пойти. Мне это необходимо сделать, а то ты вдруг возомнил себя Предвечным.

— Да ты хоть представляешь, — вцепившись в мое предплечье своими пальцами, он хорошенько меня встряхнул. Так, что у меня клацнули зубы. — Представляешь, на что это похоже?

— Беда как раз-таки в том, что нет.

— Это тебе не тренировка! Тебе кажется, что я жесток? Да ты знать не знаешь, что такое настоящая жестокость.

Настоящая боль. Смерть. Ты не услышишь, как она подберётся к тебе. Не увидишь ее. Ты даже не поймешь, что уже мертва, — черты его лица смягчились, и Индра со вздохом прошептал: — Я просто не хочу, чтобы ты менялась.

— Да, я уже поняла, что ты предпочитаешь видеть меня вечным ребенком. Тогда как я уже родилась взрослой. И к чему эти разговоры о жестокости? Расскажи про неё кому-нибудь другому, не «меченому». О, например, своему отцу.

Спорим, он слышит о подобном понятии впервые…

— Не выводи меня! — тряхнул меня с новой силой Индра, заставляя зашипеть. — Отнимаешь мое драгоценное время.

Этот разговор мог бы с легкостью уместить в одно простое «да».

— Твоё. Согласна.

— Мастер, — окликнул меня голос Бартла, и я повернулась к полигону, проглотив грубое проклятье.

Солдаты прекратили тренировку, с бесстыдно пристальным вниманием наблюдая за семейной ссорой своего начальства. Стоящий внизу Тартар водил угрюмым взглядом от меня к Индре и обратно. Его раздражение было очевидно и, что говорить, законно.

Знаю, это уже не первый раз.

— Не позорь меня перед ними, — прошипела я, пытаясь освободить руку из его хватки. — Ты хоть понимаешь, какое это унижение…

— Учения закончены, Бартл, — обращаясь к Тартару, брат смотрел на меня. — И передай бойцам карательного, что их командир останется на базе, дабы на личном примере показать, что такое «безграничная покорность и преданность своему наставнику».

— Да хрена лысого я соглашусь с этим бредом. У тебя нет никаких прав поступать со мной столь гадко!

— Значит я получу эти права, — с вызывающей убежденностью ответил он, отпуская меня.

Провожая брата негодующим взглядом, я пыталась разобраться в смысле его последних слов. Право распоряжаться мной по своему усмотрению есть лишь у босса Нойран. Каким же образом Индра собирался получить такую власть?

Конечно, мои страшные предположения оказались просто глупой выдумкой воспаленного воображения: брат не собирался становиться узурпатором.

Последняя неделя перед моим отбытием проходила в режиме нон-стоп: никогда еще мне не приходилось решать столько проблем в такие сжатые сроки. Бесконечные переговоры, уточнение координат и военных планов, изучение карт с учетом поступающих едва ли не каждый час данных разведки, решение финансовых вопросов. Несмотря на непомерную усталость и не сходящую дрожь волнения, я была рада, ведь такой график не позволял мне думать об Индре.

Не думать о нём было нелегко, ведь по всей базе начали ходить гнусные слухи о его ссоре с отцом. Идиоты. Эти сплетники просто отказывались понимать, что Иберия для Индры не просто отец и босс, а бог. Да брат скорее себе язык отрежет, чем будет ему прекословить или пытаться идти поперек. Тем более, зачем Индре на чем-то настаивать?

Он мог просто вежливо попросить отца, и тот бы не отказал своему драгоценному наследнику ни в чем.

Я, правда, верила, что нет таких вещей, глядя на которые Индра сказал бы «дай», а его отец ответил бы «нет». Познать всю глубину своего заблуждения мне пришлось как раз через эту самую неделю.

Иберия вызвал меня к себе. Честно признаться, его кабинет нагонял на меня жуткую апатию. Место, где царствовала его величественная мысль, отличалось простором и великолепным убранством. Окруженный светлыми стенами и мебелью в тон, Его Величество казался восседающим на облаках божеством. Все великолепие обзора в такие моменты портило лишь мое присутствие.

Не ожидая увидеть в этой комнате еще и Индру, я растерялась, застыв на пороге. Брат сидел спиной ко мне, удобно разместившись в одном из глубоких кресел.

— Проходи, — кинул мне через плечо Иберия. Стоя у широкого окна, он любовался цветением роскошного сада. По его лицу блуждала задумчивость. — Сядь.

— Брат, — сухо улыбнулась я, располагаясь в кресле по соседству с Индрой.

Даже не верится, что мы не виделись с ним с тех пор, как он позволил себе в очередной раз унизить меня перед моими же подчиненными. Эта неделя его мало изменила, он был все так же свеж, горд и источал вселенское спокойствие. В отличие от меня.

— Выглядишь уставшей, милая Эла, — отметил вскользь Иберия, проходя к своему столу. — Эта должность и связанная с ней ответственность отрицательно сказываются на цвете твоего лица.

— Цвет лица? Надеюсь, это единственное, в чем мой господин может меня упрекнуть?

Хрипло рассмеявшись, босс уселся в свое тронное кресло. Его глаза рассматривали меня внимательно, с наслаждением.

— Ты догадываешься, зачем я тебя позвал?

— Вам не о чем беспокоиться, босс, — кивнула я. — Приготовления почти закончены. Мы планируем выдвинуться в шесть утра, чтобы успеть прибыть к южной границе до захода солнца. Уже отправлены два транспортных самолета с боеприпасами, медикаментами и продовольствием. А завтра…

— Эла.

— Я уже составляю отчет. Он будет у вас, как только…

— Эла, — оборвал меня снова Иберия, повысив голос. Сцепив тонкие пальцы вместе, он пододвинулся ближе к столу.

Его серьезный взгляд, смотрящий столь пристально, испугал меня. Где я ошиблась? — Я не сомневаюсь, что свои обязанности ты выполняешь в лучшем виде.

— Да, это все Бартл и ваше…

— Я пригласил тебя сюда не как свою подчиненную.

— …воспитание, — неразборчивым шепотом закончила я, вцепившись в подлокотники.

— А как красивую, умную, стойкую, достойную моего сына женщину, — произнес он чуть ли не напевно.

Меня передернуло. Возможно, усталость и сосредоточенность исключительно на делах помешали мне быстро разобраться в связи этих слов, стоящих в опасной близости: «женщина» и «мой сын».

Я взглянула на Индру. Тот продолжал отстраненно рассматривать пустоту, не реагируя на речь отца, которая сошла с колеи приемлемых тем и теперь двигалась одни боги знают в каком направлении.

— В последнее время я много рассуждал над этим, — признался Иберия, но для меня его слова так и оставались тайным языком инопланетных цивилизаций. Я не понимала ничего из того, о чем он рассуждал с умным видом. — Нетерпение моего сына заставило меня принять это решение. Пойми, оно далось мне нелегко, ведь желающих породниться с Нойран предостаточно. И все претендентки не менее умные, красивые или достойные. И что немаловажно, они, в отличие от тебя, могут похвастаться богатой родословной. К тому же свадьба — порой удобный дипломатический ход.

Поэтому я был поначалу против, но раз уж таково ваше желание… вы знаете друг друга уже много лет. Я видел, как вы вместе взрослели. Вашу привязанность друг к другу не заметит разве что слепой. Какой смысл мне препятствовать естественному ходу вещей, особенно если учесть, что случиться этому позволил именно я.

Просто бессмысленный набор слов. Моргнув пару раз, я попыталась убедить себя в том, что происходящее — нелепый сон. В реальности Иберия не мог наговорить так много глупостей подряд. Это на него непохоже.

— Познать смысл счастья не представляется возможным для таких, как мы, — продолжил после небольшой паузы босс. Когда-нибудь Индра займет мое место и перестанет принадлежать тебе. Но пока я жив, наслаждайтесь друг другом. Я вас благословляю, дети мои. Совет да любовь.

Махнув рукой, он со вздохом прислонился к спинке своего кресла. Его глаза блаженно закрылись, словно предвосхищая заслуженный отдых. Выглядел он очень утомленным, но несомненно довольным. С его плеч как будто сняли тяжесть мирового океана.

Сглотнув, я поднялась на ноги следом за Индрой. Брат молча пересек кабинет, выходя за дверь. Я же еще несколько секунд неловко топталась у стола Иберии. Мне хотелось задать пару уточняющих вопросов, но весь вид босса говорил о том, что с ними мне придется обождать.

Бесшумно покинув комнату, я пошла рядом с братом по коридору, не решаясь заговорить первой.

В тишине раздавались наши неторопливые шаги. Смотря себе под ноги, я сосредоточилась в попытке уловить назойливо вертящуюся, скользкую суть, которая была заключена в том монологе Иберии. У меня было лишь одно предположение, но оно казалось до того абсурдным, настолько безумным, что о нём было стыдно даже думать.

Он нас благословляет, да?

Быстро обойдя Индру, я выставила перед собой руку, заставляя его остановиться. Шумно дыша, я глядела в его глаза, наполненные теплом и глубиной южных ночей.

— Я не имею к этому никакого отношения. Клянусь, — принялась сбивчиво оправдываться я. — Не знаю, как он до такого мог додуматься. Я понимаю, ты в шоке… я сама никак не могу в себя прийти. Чтобы ты и я… чтобы мы стали… ну, ты понимаешь, да? Наш старик совсем расслабился. Я ведь безродная, «меченая» и к тому же твоя сестра, ну? А он вдруг с чего-то решил, что мы с тобой… Мы обязательно поговорим с ним, так? Этим же вечером. Объясним ему всё… ты не можешь жениться на мне, это же противозаконно. Боги, да меня от одной мысли…

Я замолчала, когда брат медленно обхватил мое пылающее жаром лицо. Его ладони были прохладными, бережными.

Опустив руки по швам, я смотрела на то, как он наклоняется. Когда его губы прижались к моему лбу, я задержала дыхание, пытаясь убедить себя в том, что панике здесь не место. Он часто целовал меня… лоб, скулы, щеки. Его прикосновения были едва ощутимы, а потом, отклонившись, он посмотрел на мой напряженно сжатый рот.

И то, как изменился при этом его взгляд, заставило меня вздрогнуть.

Поцелуй, которым он наградил меня в следующую секунду, трудно было назвать братским. Отчего все путанные и непонятные слова Иберии внезапно обнаружили смысл.

— П-пусти… — рявкнула я, отталкивая его лицо.

Как будто внезапно у меня появилось достаточно сил для сопротивления ему, ага.

— Наконец-то ты станешь моей, — на выдохе произнес Индра, обхватывая мою шею рукой. Пришпилив меня к стене, он с несколько секунд молча любовался картиной моей унизительной беспомощности. — Знала бы ты, как долго я ждал… умолял отца позволить мне… но он ведь понимал, что рано или поздно мне просто не хватит сил терпеть… и больше я терпеть не намерен.

Перехватив мою руку прежде, чем та нанесет удар, молодой господин прижался ко мне всем телом. Горячее, твердое мужское тело, такое отвратительно напряженное и жаждущее.

— Только не ты, только не ты… — бормотала я, как заклинание, пока мой рот не заткнули его губы, его язык.

Только не снова.

П-просто думать об этом, уйти от ощущений. Понять, что всё происходящее нереально. Влажное, жаркое скольжение его рта на моем собственном. Щекочущее касание его ресниц, обжигающее дыхание на коже лица. Лихорадочно сжимающие меня руки. И звук зарождающегося в глубине мужской груди стона.

— Не кусайся, — прорычал сдавлено Индра, резко отклонившись от меня.

Вид собственной крови на моих распухших, дрожащих губах, кажется, завел его еще сильнее. Не даром говорят, что плотскую страсть придумал именно Эзус — она была просто невообразимо отвратительна.

— Не притворяйся, Эла, — выдохнул он, слизывая кровь с моих губ. — Ты всегда знала, что я чувствую к тебе. Только полный идиот не поймет, что я хочу сделать, когда смотрю на тебя.

Полный идиот. Да, это про меня.

— Если тебя это возбуждает, я буду называть тебя своей сестрой.

Спазм сдавил горло. Казалось, с каждым ударом сердце протыкали раскалённые спицы. Я пыталась вспомнить алфавит в обратном порядке.

— Тебе нравилось играть со мной? — его горячий, безумный шепот скользил по моему уху, шее, ключице. — Такая детская невинность. Если бы ты только могла себе представить, как мне тяжело было сдерживать себя, когда мы оставались наедине. Когда ты сидела на моих коленях, когда прижималась ко мне, когда мы спали в одной постели. Я смотрел на тебя… да, я просыпался и смотрел. Перейти к насилию мне не давала лишь одна мысль. Что это только мое. И что когда-нибудь ты отдашься мне добровольно. Ты ведь хочешь меня. Скажи.

Его рука, отпустив мою шею, прошлась вниз, обводя округлости груди, спускаясь к развилке бедер. Такие жадные, полные нетерпения, откровенные прикосновения не мог расточать мой брат.

— Мне все равно, что подумают остальные. Ты станешь моей женой, — его поцелуи распространяли по телу холодное онемение. Просунув руку между моих ног, Индра хрипло заявил: — И завтра ты никуда не поедешь. Сегодня, завтра, всю неделю ты проведешь в моей постели. А если ты мне сейчас вздумаешь сказать «нет», я поимею тебя прямо в этом коридоре. Хочу, чтобы все узнали как можно скорее об отношениях, которые нас связывают. Наставник, брат, любовник… я буду, кем ты скажешь.

Не знаю, откуда появились силы: оттолкнув его, я рухнула на колени. Через секунду меня стошнило. Как и в тот проклятый раз, о котором я мечтала забыть. Кто бы мог подумать, что момент чудовищного позора годичной давности освежит в памяти именно брат.

По моим венам гуляли громовые раскаты. Губы саднило. Глотая воздух, я закрыла глаза и обессиленно разрыдалась.

Соль, смешанная со страхом и отвращением, скользила по щекам и капала с кончика носа и подбородка.

Я оплакивала потерю единственного человека, которому доверяла всецело.

— Проклятье, ты и правда… — донеслось обреченно сверху.

Вероятно, Индра верил, что он — особенный, а моя фобия — избирательная штука.

Онемевший рот едва ли был в состоянии облечь мысль в слова, и все же я заговорила:

— Предатель… гребаный… чтоб ты еще хоть раз… подошел ко мне…

Свирепая ярость и искренняя обида, смешавшиеся в неразборчивом потоке тихих слов, вынудили его отступить.

Индра не подошел ко мне. И не подходил в течение целого месяца.